Loe raamatut: «Я напишу твою смерть»

Font:

ISBN 978-5-0050-4651-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Благодарности

За редактирование книги и очень важные правки в юридических аспектах благодарю моего папу.

За бета-чтение и поиск опечаток благодарю мою маму.

За стильный буктрейлер благодарю мою подругу Елену К.

За атмосферную музыку, написанную к буктрейлеру, за образ главного положительного героя, а также за поиск опечаток в тексте благодарю моего мужа.

За «идеальное убийство», которое я записала практически слово в слово в одном из эпизодов, а также за образ полицейского, благодарю Андрея И., моего товарища по боксу.

За полезную консультацию по ряду вопросов благодарю Павла Ш., моего тренера.

Пролог

«Её крик до сих пор звенит в моих ушах, шершавый и острый, как колючка, раздражая уставшее, потрёпанное сознание и мешая сосредоточиться на деле. «Пожалуйста, не надо! Эдди, не надо!». Фу. Как банально и как пошло. Как в дерьмовом криминальном триллере. Она стояла в красном платье, бледная, как стена, к которой она зачем-то изо всех сил прижималась, будто пытаясь продавить в ней портал в другое измерение и телепортироваться туда, подальше от меня и моего револьвера. Всегда любил старинное оружие. В нём чувствуется душа и своя особая эстетика. Прекрасный револьвер системы Нагана образца 1895 года с семью зарядами, разработанный специально для Российской Империи. Дивный момент. Она сейчас так красива, так наполнена жизнью, огнём, ужасом и страстью, что с неё можно картины писать, а уже совсем скоро она примет ту же чудную позу, что и женщина с картины Якуба Шиканедера «Убийство…».

«Не двигайся, – приказал я, – Только шевельнёшься – выстрелю». Мне надо поймать этот миг. Мне надо его зафиксировать. Сохранить. Иначе потом забуду. Одним прыжком я подлетаю к столу и раскрываю ноутбук. Продолжая держать её на прицеле, одной рукой хаотично и сумбурно набираю текст: «У неё под ногами рассырпались розы… слоучайно наступила на одну из них… Её светлые локонв разметались, один из них прилип к влажносму лбу…». Проклятые опечатки, будь они неладны! Но это так, наброски. Помогут мне в дальнейшей работе. «Эдди, ты же знаешь, как я тебя любила…». «Заткнись!». «Ты же знаешь, как я раскаиваюсь в том, что ушла от тебя…». «Заткнись, не мешай мне!!». Я оторвал взгляд от экрана, плеснул себе в стакан односолодовый виски Glenlivet с привкусом 12-летней тоски в деревянной бочке и залпом осушил его. Потом набросал ещё пару строк. Так, неплохо. Продолжим.

Я встал из-за стола и медленно подошёл к ней, поигрывая револьвером. Её глаза заблестели, будто в них напихали кристалликов льда. Плечи напряглись и замерли, а нежные кисти рук слегка задрожали. В своё время эти руки принесли мне немало блаженства… «Неужели ты думаешь…, – вкрадчивым голосом проговорил я, – Что мне не всё равно? Да плевать я хотел! Ложись ты под кого хочешь – мне на-пле-вать!», – заорал я. Кристаллики льда растаяли и покатились по щекам. Она прижала ладони к лицу: «Тогда почему?!». Я приблизился к ней и начал ласково водить револьвером по её мраморному, точёному лицу: «Я хочу узнать, как это бывает. Когда убиваешь того, кого любишь. Хочу прочувствовать. Давай же, малыш… больше экспрессии… покажи мне, как тебе страшно». Я вытянул руку и уткнул дуло ей в висок.

«Подожди, подожди. Тебе ведь это нужно для романа? Пожалуйста, расскажи мне о нём!», – ты с надеждой ухватилась за эту мысль, как за спасительную соломинку. Надеешься потянуть время? Понимаю. Только это тебе не поможет. Времени у нас предостаточно. Нам спешить некуда. Я знаю, что сюда никто не придёт. Твой новый друг сейчас далеко. Он тебе не поможет.

«Хорошо». Я вернулся обратно к столу, плеснул в стакан ещё виски и снова подошёл к тебе: «На, выпей. И, если хочешь, можешь выкурить сигарету. Только не смей двигаться. Стой здесь. А я пока расскажу тебе». Я уселся в кресло и наблюдал, как ты дрожащими руками пытаешься закурить. Сигарета выпала из твоих скрюченных пальцев. Ты дёрнулась было, чтобы её поднять, но я крикнул: «Не двигаться, я сказал!!», поднялся с места, подал тебе новую сигарету, щёлкнул зажигалкой и вновь развалился в кресле.

Ты нервно втягивала в себя дым и жадно глотала плещущийся в бокале виски, а я рассказывал тебе о своём новом романе. О, я так увлёкся, что чуть не забыл про револьвер в моей руке! Я рассказывал с таким всеобъемлющим восторгом и азартом, изо всех стараясь зажечь тебя своим интересом… Но я не замечал его на твоём лице. Ты ведь даже не слушала. Чёрт, ты даже не слушала!!! Я знал, о чём ты думаешь. Я видел, как твои глаза украдкой ползут по комнате в жалких попытках отыскать спасение.

Возможно, я бы передумал. Возможно, моя рука бы дрогнула. В ту минуту я мог просто уйти. Я почти решился на это. У меня уже достаточно материала. Я физически прочувствовал твой страх. Я ощутил присутствие смерти. Я получил всё, что хотел. Теперь мы квиты. Мы квиты, а у меня есть новый бесценный опыт. Я собрал все твои эмоции до единой и нанизал их на нитку. Я проткнул каждую жемчужину и вытер выступившие из них капельки крови. Я сделал прекрасное, дорогое и редкое ожерелье. Но… Ты вдруг начала орать «Чёртов псих!!!», швырнула стаканом мне в голову и зачем-то набросилась на меня. По моему лицу потекла кровь.

Ты зря это сделала. Зря. Я ведь почти отпустил тебя. Я ведь всё-таки не хотел тебя убивать. Не хотел. Всё это было не всерьёз. Я больше шутил. А так мне ничего не оставалось, кроме как дёрнуть спусковой крючок. Ты не оставила мне выбора».

Писатель Гудвин

***

Молодой мужчина с ясными светлыми глазами захлопнул ноутбук, вскочил с места, потёр ссадину на брови, из которой уже второй день сочилась кровь, и бросился в прихожую, бормоча:

– Теперь я наконец знаю, кто ты, сумасшедший ублюдок!

Часть 1

Глава 1

«Каждую ночь. Понимаете? Сколько себя помню, он приходил каждую ночь. В то время как я весь съёживался под своим до тошноты милым детским одеяльцем с розовыми медведями и боялся даже вздохнуть, он просто стоял в углу комнаты и не отрываясь смотрел на меня. Я не знал, что ему было нужно; впрочем, не знаю и теперь. Я целиком и полностью отдавался своему ужасу. Родители мне не верили, в ответ на мои робкие просьбы оставить на ночь включённым торшер они кричали, что, если я буду потакать своим надуманным страхам, из меня вырастет слабак и ни на что не годный в этом мире неудачник. Я прикусывал губу и молча шёл спать. И весь сжимался под одеялом. Так было ровно до моего двенадцатого дня рождения. А потом я привык.

Смотрит – и пусть себе смотрит.

У меня есть дела поважнее. Именно тогда я принялся за первый в своей жизни роман.

Мой первый роман вышел на удивление глупым, бессмысленным и наивным – впрочем, разве у детей бывает иначе? Какие-то там наркотики, самоубийства, угрозы и преследования – и всё это на фоне первых поцелуев. Дикая мешанина из зашкаливающих гормонов пубертатного периода, неудержимого желания творить и ничтожно малого жизненного опыта.

Надо заметить, к слову, что я вовсе не был изгоем. И меня даже не считали чудаком. С виду я был как все. Обычный парень со своими увлечениями, влюблённостями, двойками по алгебре и сигаретами, выкуренными на берегу реки после школы.

Я никому не рассказывал о том, что пишу книги.

И о том, что он смотрит на меня каждую ночь».

Эдвард Вознесенский

Глава 2

– Я была просто очарована вашим блогом. Это так смело – обнажать душу перед совершенно незнакомыми людьми, – с лёгким придыханием произнесла молодая женщина и несколько манерно приподняла бокал красного сухого.

– Как видите, это легко исправляется. Пара сообщений – и вот мы уже очень даже знакомы.

Она засмеялась, чуть наклонив голову и кокетливо сверкнув глазками. Игривый светло-золотистый кавалер оценил эту изысканную картину, она небрежным и лёгким, тщательно выверенным жестом откинула его в сторону.

Уж очень хотелось произвести на него впечатление. А как же: известный в определённых кругах писатель, не с мировым, конечно, именем, однако уже сейчас его книги гордо красуются в витринах центральных книжных магазинов культурной столицы, мимо которых то с важным видом курсируют иностранцы, то вальяжно проходят местные интеллигенты, одобрительно цокая языками. При этом ему ещё нет и сорока. Кто знает, что будет дальше.

– Это правда, что однажды вы кинулись в ледяную воду и спасли человека? – томно прищурив глаза, светским тоном поинтересовалась блондинка.

– Да. Об этом даже в газетах писали. Я был тогда гораздо моложе, мне ещё и тридцати не было. Просто гулял весенним вечером по городу, ну, знаете, в поисках вдохновения; проходил по мостику через Фонтанку, и тут вижу – пьяная девушка падает с палубы катера, а тот, ничего не замечая, продолжает нестись вперёд. Она визжит, машет руками, глотает воду и начинает тонуть. Я, недолго думая, скинул пальто, перелез через парапет и бросился в реку.

– И не побоялись..?! – восхищённо воскликнула красавица.

– Я тогда не думал об этом. Не было времени. Кинулся следом, подплыл к ней, схватил её… И чувствую, как от ледяной воды руки и ноги сводит. Сам начинаю захлёбываться. А думаю только о том, как бы её на плаву удержать, голову её над водой поднимаю…

– Вы – настоящий герой!

– Да что вы. Так поступил бы любой мужчина на моём месте. Мне повезло, что нас с экскурсионного кораблика заметили. Спасательный круг скинули, на палубу затащили. Правда, провалялся я потом в постели три недели. Воспаление лёгких схватил.

Молодая женщина восторженно смотрела на своего собеседника чуть влажными глазами. Прочитав все его романы и смутно догадываясь о его предпочтениях, она изо всех сил старалась соответствовать образу загадочной роковой красавицы, который так часто встречала на страницах его книг. Она надела своё любимое красное платье с ассиметричным подолом, которое целомудренно прикрывало колени, однако плотно облегало силуэт, давая тонкие и в то же время недвусмысленные намёки на подтянутый животик, упругие бедра и грудь того размера, которая легко помещается в мужскую ладонь и приятно наполняет её.

– Говорят, вы ещё благотворительностью занимаетесь…

– Если честно, стараюсь это не афишировать. Но читатели всё равно как-то об этом узнают. Это правда, каждый месяц я перевожу определённые суммы детским домам и больницам. Считаю, что это – святая обязанность каждого успешного человека, каждого, кто располагает хоть сколько-нибудь свободными суммами денег. Вы согласитесь со мной?

– Конечно. То, что вы делаете – прекрасно.

Их беседу прервало пронзительно-откровенное соло саксофониста, затрагивающее самые отдалённые, самые потаённые уголки души. Блондинка замерла в безмолвном восторге, вся растворяясь в музыке, а её спутник чуть отвернулся и украдкой зевнул. Потом вдруг весь подался вперёд и сжал в своих влажных ладонях её маленькие, изящные ручки.

– Я понимаю, мы едва знакомы, и всё здесь располагает к некому официозу… Весь этот джаз и вон, посмотрите, у них даже контрабасист с бабочкой… Я понимаю и совсем не хочу нарушать эту идиллистическую атмосферу. Но давайте всё-таки перейдём на ты?

– Я только за, – отправила ему красавица свою самую очаровательную улыбку.

Глава 3

«Сегодня я опять проснулся в половине четвёртого утра и уже не мог более забыться. Мне в самых сочных красках привиделось, как я стал свидетелем убийства. Причём какого: один человек расстрелял из автомата другого человека, выпустив в него целый магазин патронов, от которых тот стал разлетаться на части, пока не превратился в горку кровавых кусочков мяса. И почему-то они рассыпались не в разные стороны, а собирались все вместе, будто их смели граблями в кучу, как ворох осенних листьев.

Мне определённо нравится эта женщина. Никто и никогда не слушал меня так, как она. Обычно все они жадно смотрят мне в рот и охотно кивают, раскачивая головой из стороны в сторону, как тряпичные болванчики, и растягивают губы в нелепой улыбке до ушей ещё прежде, чем я успеваю выговорить хотя бы слово. Уж не знаю, что на них действует больше: моя так называемая слава (ну как же, три раза показали по те-ле-видению!) или моя сногсшибательная харизма. Она же слушает молча, внимательно, неподвижно. Ни одна эмоция не отображается на её лице. Зато я вижу, с каким интересом она следит за ходом моих мыслей. Кроме того, она прочитала весь мой электронный дневник – от и до. Уверен, она и сейчас читает эти сроки. Ну что ж. Я обещал своим читателям быть искренним до конца. Я привык выворачивать здесь душу наизнанку. И пусть меня многие ненавидят за это, зато другие с упоением следят за моими скромными «мемуарами» и присылают восторженные отклики.

Если Ты здесь. Знай. Я с большим нетерпением жду того момента, когда смогу узнать вкус Твоих губ. И не только губ. Моя кровь начинает стучать в висках быстрее, рефреном по венам, огнём по глазам, лезвием по сердцу. Надеюсь, Ты улыбаешься, читая эти строки».

Эдвард Вознесенский

Глава 4

– А это ты тоже во всех подробностях опишешь? – томно спросила обнажённая красавица, переворачиваясь на живот и сладко нежась в постели. Её горячая, чуть влажная кожа слегка прилипала к чёрным шёлковым простыням с изображениями огромных ярко-красных маков.

– Если тебе это неприятно, то не буду, – лениво потянулся мужчина в мятой рубашке. Его брюки валялись рядом с кроватью. Слегка приподнявшись на локте, он небрежно наклонился за ними и вытащил пачку сигарет «Сенатор». И, в лучших манерах киношных сцен, откинулся на спину и закурил.

– Нет, почему же, я очень даже не против.

– Да ты латентная эксгибиционистка.

– Как и ты. Только не умею столь изящно выражать свои мысли на бумаге!

Она засмеялась очаровательно звонким смехом, в то время как он внимательно разглядывал её лицо, словно пытаясь разложить его на овалы и линии, чтобы потом начертить карандашом по памяти.

Смех вдруг оборвался. На секунду её испугал лихорадочный блеск его глаз, которые сверкали в темноте, как два глубоких карих костра, угрожающих сжечь всё на своем пути. Но через мгновение он улыбнулся, и она тут же расслабилась, любуясь его не в меру обаятельной улыбкой и мокрой прядью чёрных волос на лбу.

– Может, откроешь мне наконец своё настоящее имя? – прошептала она на прощание, приподнявшись на цыпочки и погружая свой влажный горячий язык в его ухо.

– Чем тебя Эдвард не устраивает? – холодно поинтересовался он, оставив её язык без внимания.

– Это ведь псевдоним, – она вытащила язык из уха и ласково прикусила его шею.

– Нет. С чего ты взяла. Просто мои дорогие родители были слишком большими оригиналами, – слегка отстранился он и пожал плечами.

Едва за красавицей закрылась дверь, он схватил ноутбук и написал: «Секс – истинный апофеоз мироздания! Лучше секса может быть только фокстрот; впрочем, я не умею его танцевать».

Глава 5

Хозяин маленького бара на Садовой явно предпочитал минимализм, да и экономить умел. Обитые грубыми неотёсанными досками стены с оборванными кусками коры; лампы советских времен, свисающие с потолка на чёрных проводах; добротные деревянные стулья и внушительные тёмно-серые квадратные столы, выкрашенные «морилкой» – вот и всё, что составляло дизайнерскую концепцию интерьера. За барной стойкой под тусклым освещением ламп сидели двое мужчин средних лет.

Один – прямой и напряжённый, как пружина или натянутая струна, готовая в любой момент оборваться и вышибить музыканту глаз. Он весь состоял из острых, резких линий; его движения были порывистыми и строго геометрическими, как равнобедренные треугольники. Несмотря на то, что в баре было тепло, он не снимал своего чёрного пальто стоимостью в целую зарплату среднестатистического обывателя. Пальто подчёркивало некоторую его худобу, а небрежно свисающий как-то отдельно шарф изо всех сил демонстрировал творческий склад и утончённость натуры. Создавалось странное впечатление, что этот образ тщательно готовился и выверялся вплоть до каждой мелочи, будь то часы «Ролекс» на руке или покосившаяся металлическая пряжка на замшевом ботинке.

Второй – полная противоположность своему собеседника. Округлый и мягкий, слегка полноватый, с широкими и плавными неторопливыми жестами, со скинутой небрежно на соседний стул курткой, в расстёгнутой на несколько пуговиц рубашке…

– Твою ж мать!!! Как так получилось? Только что я был свободен, как шквальный ветер на Северном Полюсе, и вдруг – бах! – в моей просторной трёшке появляется какая-то женщина. Со всеми своими грудами платьев, скляночек и духов. Это выглядит трогательно лишь на страницах романов. А на деле это…

– Не какая-то, а настоящая красотка, и к тому же не такая экзальтированная дура, как все твои предыдущие увлечения. Извиняй, приятель, если что! И потом. Сам ведь говорил, что впервые за долгое время у тебя там что-то ёкнуло, – перебил писателя его друг и по совместительству издатель, делая солидный глоток пива.

– Ёкнуло, ну это да. Но ты же знаешь – мне слишком дорога моя свобода. Другая у меня жизнь, другая. Не нужна мне эта ответственность. Не хочу даже думать о семье и всяком таком.

– Хочешь знать моё мнение? Вот честно – ты болван, Эд. Что ты там несёшь про свободу в свои тридцать семь? – издатель залпом допил свой стакан и нетерпеливо застучал пальцами по деревянной стойке, стараясь привлечь внимание бармена.

– Это не моё.

– Тогда на черта ты ей предложил жить вместе?

– Я не предлагал. Она сама. Я же говорю!!! Сам не понял, как так получилось.

Эдвард с раздражением запрокинул голову назад, размял пальцами шею, потом слегка смочил губы в пиве и поморщился:

– Мерзкая кислятина, – он небрежно отодвинул от себя стакан и быстрым взглядом скользнул по лицу подоспевшего бармена, – Налейте английского эля.

– Тебе не угодишь, – заметил издатель.

– Нефильтрованное пиво слишком часто бывает кислым. Уж лучше тогда пить виски.

Бармен налил эля и с тоской посмотрел на часы, мысленно отсчитывая время до окончания смены.

– Как продвигается твоя новая книга? – как будто между делом, но слегка напряжённо спросил издатель.

Эдвард выждал театральную паузу, прежде чем ответить. Покрутил головой, похрустел пальцами, смочил губы в горьком напитке насыщенного янтарного цвета.

– Пока никак.

– Что значит никак? Мы подписали договор на неё три месяца назад, весь тираж предыдущего романа распродан полностью, и читатели ждут завершения трилогии… – издатель начал волноваться, и его мягкое округлое лицо вдруг приобрело неожиданно жесткие, шероховатые штрихи.

– Пусть ждут. – невозмутимо приподнял и опустил плечи Эдвард.

– Мы создали столько ажиотажа вокруг этой серии, а ты ещё даже не приступил к работе? – его собеседник нахмурился, покачал головой и прижал ладони ко лбу, уткнувшись взглядом в стакан.

– Кстати, Стас, – писатель скользнул взглядом по его лицу и тут же перевёл его куда-то вглубь бара, за плечо издателя, – Я тут подумал. Я буду писать под псевдонимом.

– Ты совсем поехал, Эд?! – Стас пролил часть пива мимо рта и, чертыхаясь, схватил целую стопку салфеток.

– Иногда, – поспешил его успокоить Эдвард. – Только часть рассказов и книг. Просто творческий эксперимент. Ничего особенного.

– Ничего особенного?! Тебе напомнить, сколько денег вложили мы в твоё имя за последние годы? – издатель принялся исступлённо тереть салфетками рубашку, – Все эти выставки, презентации, автограф-сессии… Ты…

– Спокойнее, Стас. Эй, всё в порядке. Я продолжу выполнять свои обязательства по контракту. Закончу свою авторскую серию книг. И уж конечно не буду просить издательство вкладывать средства в мой псевдоним. Я раскручусь сам, – с жаром говорил писатель, впиваясь немигающими глазами в лицо собеседника, – Просто запомни это. Публиковать рассказы буду в интернете. А когда у моего второго «Я» появятся толпы читателей – как ты думаешь, с кем я заключу договор на печать? Ну разумеется, я приду к тебе.

– Ты меня, конечно, извини, но что-то я сильно сомневаюсь, что твой псевдоним привлечёт больше поклонников, чем Эдвард Вознесенский, «мастер современной прозы, искусный знаток человеческих душ с тонким чувством юмора, изящно плетущий кружево философии из обычных жизненных судеб»… Как там тебя ещё…? – скептически покачал головой мужчина с мокрым от пива воротом рубашки.

– Гений психологических драм и надёжная опора российской литературы двадцать первого века, – охотно подсказал писатель, слегка растянув уголки губ в улыбке.

– Едва ли критики будут столь же сильно расположены к неизвестному автору из интернета. Там таких – тысячи.

– Я – это не только моё имя. Я – это то, что я пишу. И мнение критиков в наши дни мало кого волнует. Когда у меня будут тысячи восторженных отзывов от читателей, издатели в очередь выстроятся, чтобы напечатать тираж на моих условиях. А я приду к тебе, Стас. И я тебе это сейчас говорю не как издателю, а как другу.

– И какой же псевдоним ты возьмёшь?

Эдвард снова слегка улыбнулся, нервно покрутил головой, убедился, что рядом никого нет, но всё равно наклонился к самому уху приятеля, чтобы прошептать:

– Гудвин.

То ли это имя так развеселило издателя, то ли он выпил уже достаточно пива, да только он захохотал в голос.

– Это как в песне, что ли? «Писатель Гудвин был творцом строки со стажем…». Русский рок, великий и могучий..!

Эдвард зло сверкнул глазами и сжал было кулаки, однако тут же взял себя в руки и с ледяным спокойствием принялся дожидаться, когда Стас успокоится.

– У него будет весьма неординарная история, – тихо проговорил писатель, – Очень любопытная легенда. И необычная подача, новый формат. Хочу немного поиграть с читателем в игры. Никто не будет понимать, что правда, а что – проза. Я заставлю говорить о нём даже людей, далёких от литературы.

– Ну удачи тебе, Гудвин! – стукнул кружкой по барной стойке раскрасневшийся издатель, протирая влажные глаза.

– Кроме тебя об этом никто не должен знать, – вдруг схватил его за руку Эдвард, – Ты мой друг, и я рассказал только тебе.