Сыграй со мной в любовь

Глава4

Вот интересно даже, куда она сейчас пойдет? На улице ночь. Коттедж этот от ворот километрах в двух. Пешком потащится? А от ворот как? Тут ни автобусы, ни маршрутки не ходят в принципе – коттеджный охраняемый поселок, все на машинах, даже обслуживающий персонал. Или она тоже в поселке живет? Об этом я не подумал.

– Куда? И как? – интересно послушать и узнать, где проживает это… клубничное недоразумение.

– Домой, куда еще? – плечами пожимает. – Уже поздно.

– Вот именно. Поздно. Пешком пойдете? Вы тут живете где-то недалеко?

– Нет. Я живу у станции, но это неважно. Пойду. Всего хорошего.

– До станции километров пятнадцать.

– Да, – вздыхает, – я знаю, но тут в соседнем городке остановка.

– До нее тоже километров пять пилить.

– Ничего страшного. Допилю.

Это ее «допилю» меня добивает окончательно. Значит, не совсем запугана, если отвечает так?

– Я вас отвезу.

– Нет. Спасибо. С вами я не поеду.

– Поедете. Как миленькая. Кстати, – тут неожиданно ловлю мысль, которая сидит в голове и зудит уже давно. – Вы сказали, у вас ко мне дело какое-то? Что за дело?

– Это уже не важно. Не актуально.

– Да? А если подумать хорошенько?

– Я подумала. Спасибо. Всего хорошего.

Поворачивается и молча проходит мимо! Реально собралась «пехом» до городка? Отпустить бы ее, пусть бы топала. Да только… Ладно, у нас в поселке спокойно, даже рабочие тут элитные, везде камер понатыкано, хотя от ворья не спасает порой, но все равно. А вот за воротами можно нарваться на хороший беспредел.

И пойдет она ночью работать уже по другой специальности. И за бесплатно.

– Ангелика… хм… Викторовна…

– Витальевна.

– Ангелика Витальевна, все-таки лучше вам будет проехать со мной. Обещаю вести себя как примерный ученик.

Опускает голову, видимо, соображая, что дальше ломаться – не самый хороший вариант.

– Ладно. Только… водитель ваш. Он…

– Что? Напугал?

Мотает головой, непонятно «да» или «нет». А может… Чёрт, конечно, стыдно ей.

– Я отвезу вас сам.

– А он тут останется?

– Это имеет значение? Он живет тут рядом. Можем его подвезти.

– Да, хорошо.

Выходим из коттеджа. Она удивлённо смотрит на то, как сам по себе гаснет свет. И музыка стихает. Я ухмыляюсь, внимательно наблюдая за ней.

– Умный дом.

– Я поняла.

– Нравится?

Не смотрит на меня, но в лице чуть меняется, не хмурится, но…

Мы уже в машине, направляемся в сторону выезда из поселка. Степан пошел домой пешком.

Училка сидит сзади, тихо как мышка, кажется, и не дышит.

Вспоминаю, что она спрашивала про Полину, живет ли моя дочь в доме, в который я могу привести даму низкой социальной ответственности. Интересно…

– Вы спрашивали про мою дочь. Ваш визит как-то связан с ней?

– Это неважно.

– Лика… Ангелика Витальевна, все, что связанно с моей дочерью, для меня важно. – Стараюсь говорить не грубо, но четко, так, чтобы сразу поняла.

Но она молчит. Ладно, хорошо. Поиграем в молчанку.

Вместо того, чтобы ехать к будке охраны, разворачиваюсь, держу курс к дому.

– Вы… вы куда меня везете? Вы…

– Мне нужно заскочить домой буквально на пару минут, возьму документы, потом отвезу вас, у меня как раз дела там, в районе станции. Не таскаться же мне туда-обратно?

Вру безбожно, но мне неважно, верит она или нет.

Торможу у парадного входа.

– Я могу подождать в машине.

– Нет уж. Полина мне не простит, если узнает, что вы были тут и я вас не пригласил, – даже не задумываюсь над тем, как бы Полина узнала.

– Папа! Папочка!

– Привет, Пушинка!

– Лика! Лика!

Моя солнечная малышка разжимает объятия и несется к «училке», та раскрывает руки, обнимает мою ласточку, прижимает к себе.

– Привет. моя сладкая!

– Лика! Ты пр-риехала ко мне! Как обещала! Спасибо! Спасибо!

Смотрю ухмыляясь на музыкантшу, значит, обещала? Краснеет под моим пристальным взглядом, а я…

Я не вовремя вспоминаю, как она раскраснелась, когда я прижимал ее к стене, очень недвусмысленно давая понять, какие у меня планы на её аппетитное тело. Чёрт, очень невовремя.

– Полина, прости, я ненадолго, времени мало.

– Почему? Пап? Ты уезжаешь, да? А можно Лика тут побудет, можно? У нас скор-ро ужин. И чай с печеньем. Мы с Нинель готовили.

– Я не против, Пушинка, но Лика спешит, – смотрю на неё невозмутимо, а она опять покрывается таким нежным румянцем.

Ну что, малышка, не отвертишься?

– Да я… я тороплюсь, и твой папа сказал, что у него дела.

– Я могу отложить все ради ужина с дочкой, – смотрю на Лику, стараясь сохранять невозмутимое выражение.

Конечно, я мог бы просто по-хорошему попросить ее остаться и поужинать, но…

– Лика, Лика, пожалуйста! Ну пожалуйста! – Полина прыгает на места, держа учительницу за ладошки.

– Хорошо…

За столом моя дочурка ни на секунду не умолкает, рассказывает Полине, что у неё огромная комната, много игрушек, и она любит устраивать чаепитие.

– Только игр-рать не с кем, – разводит руками, – а игр-рать я люблю!

Правда, играть она любит. Это точно.

Моя куколка очень подвижная, развитая не по годам. Ей скоро пять, говорить она начала в год, в два уже строила большие, длинные предложения. Правда, букву «р-р» вот только осваивает, но мне сказали, что это нормально.

А еще я знаю, что моя девочка очень любит музыку. Вернее, полюбила, как только пошла в этот частный детский сад.

Теперь я понимаю, почему.

Я бы тоже полюбил музыку, если бы со мной занималась…

Так, стоп, Александровский… мысли! Опять! Лучше о них забыть.

И о дамочке этой, вернее, девочке, по сути, по-хорошему лучше забыть.

Куплю новое фортепиано в детский сад. И гитару. Да, еще аккордеон до кучи. А может…

– Лика… Хм, Ангелика Витальевна, может быть, вам нужно электронное пианино? Знаете, такие сейчас новые, я видел, японцы делают вроде?

Краснеет Лика-клубника, точно на ягодку похожа. Так бы и съел.

– Спасибо. Но я не решаю такие вопросы, все только с Элеонорой Григорьевной.

– Папа, папа! Конечно, нам нужно! Саду нужно! Лика игр-рает на таком стар-ром р-рояле! Ужас просто! Ужас! Катастр-рофа!

Не могу сдержать улыбку, и Лика тоже. Моя дочь в этот момент явно копирует кого-то из старших. Возможно, ту самую Элеонору…

– Спасибо вам за чай, мне правда пора.

– И ты даже со мной не поигр-раешь? – Пушинка моя дует губы, делает глазки умильные, как у котика из Шрека – да-да, я смотрю мультики, естественно, у меня же дочь!

– Полина, давай так, сегодня я Ангелику Витальевну увезу, но завтра, – смотрю на прелестную учительницу музыки, нагло улыбаясь, понимая, что в такой ситуации она мне не сможет отказать, – завтра я ее привезу пораньше и вы поиграете.

– Я завтра не могу… у нас… совещание.

– Совещание? У вас тоже бывают эти пр-ротивные совещания? У папы постоянно! Иногда на всю ночь даже!

Упс, теперь по ходу краснеть должен я. Неловко вышло. Лика же понимает, что ночи я трачу вовсе не на совещания? Или… нет? Ладно, шутка, я не краснею и смотрю прямо на неё.

– Послезавтра?

– Лика, ну позя-зя! Позя-зя! – Это наше словечко, которым мы постоянно пользуемся дома. Еще с тех времен, когда «пожалуйста» Полине было сложно выговаривать.

– Хорошо, послезавтра я приду. И привозить меня не нужно. Я сама доберусь, вы только… – опять краснеет, а мне почему-то становится жарко, – охрану предупредите.

– Обязательно, – касаюсь рукой ворота рубашки, хотя галстук я давно снял, кажется, что давит.

– Лика, а ты самое главное папе сказала?

Вижу, что учительница опускает глаза, еще сильнее заливаясь краской, у нее даже ушки становятся розовыми.

– Нет, Полинка, извини… У меня… не получится.

– Как? – малышка округляет глаза и, кажется, готова заплакать, а я терпеть не могу, когда моя дочь плачет!

– Не получится что, Лика? – забываю субординацию, и вообще, называть эту мышку по имени-отчеству как-то…

– Папочка я… я хотела игр-рать… на пианино… Лика сказала, что… научит, и…

Смотрю на наглую музыкантшу уже сурово. То есть она обещала учить моего ребенка музыке, а теперь отказывается? Да я…

Готовлюсь высказать все, то думаю о ней, и тут меня осеняет!

Так она за этим пришла? Предложить мне свои услуги педагога?

Твою ж дивизию! Вот я… баран!

– Полин, Лике пора ехать, мы с ней в дороге все обсудим. Хорошо? Уверен, придем к… консенсусу.

– К чему пр-ридете, папочка?

– Договоримся, Пушинка!

Улыбаюсь и снова смотрю прямо на краснеющую как маков цвет учительницу.

Договоримся же, Лика-клубника?

В холле я галантно предлагаю Лике плащ, она старается просунуть руки в рукава так, чтобы оказаться подальше от моего тела, а я… Чёрт, я не должен, но нагло стараюсь придвинуться ближе.

Она только губы поджимает.

– Я могу и сама домой доехать.

– Я же сказал, что у меня дела на станции? – стараюсь говорить голосом, не терпящим возражений.

– Да, вы говорили, что вам надо документы взять, и ничего не взяли.

Не смотрит на меня, стоит, глаза в пол опустив, как будто я ее укушу.

На самом деле очень хочется. Укусить. И… повторить все то, что я делал с ней в машине и в коттедже. И больше.

Думаю об этом и сам себе удивляюсь. С дуба я, что ли, рухнул? Готов накинуться на эту девчонку, как… тигр оголодавший. Шерхан, твою ж дивизию…

– Ангелика Витальевна, я обещал отвезти вас домой и отвезу. Заодно и поговорим.

– О чем? – голосок испуганный сразу.

Нет, я привык, конечно, что обычно меня боятся, но… почему-то ее страх вызывает какие-то странные эмоции.

Не хочу, чтобы боялась!

Выходим из дома, веду ее к машине, намеренно долго не отвечая на вопрос.

– Так о чем?

Открываю дверь, галантно протягиваю руку. Хочу, чтобы сидела рядом о мной, на пассажирском, впереди. Вспоминаю, как задрал ее юбку, тогда, в первый раз.

Чёрт. Лучше бы не вспоминал.

– Ноги мои на этот раз трогать не будете? – Ого, эта мелюзга еще способна на иронию?

– А надо? Я могу. Если понравилось. – Что ты несешь, Александровский! Спугнешь ведь!

Так… ну и что, даже если спугну? Я, в общем, и должен ее спугнуть! Я вообще должен таких пугать! И все. И чтобы держалась подальше.

Она же сама сказала, что нецелованная! Или я что-то не так понял? И куда мне ее?

И потом, самое главное, о чем я забываю!

Она. Учитель. Моей. Дочери.

Всё! Это табу!

Смущается, понимает, что ляпнула не то, а я, вместо того чтобы отстраниться и дать ей самой в машину забраться, придвигаюсь ближе, и, ох ты чёрт, не могу-таки удержаться и подсаживаю за нижнюю часть спины, с удовольствием отмечая, что часть эта просто офигенная. Слышу, как тяжело, прерывисто дышит Лика и… наслаждаюсь этими звуками.

Что-то надо делать.

Не к добру это все.

Отвезу её и… может, реально вызвать какую-то бабу Элкину?

Закрываю дверь, обхожу тачку, в стекле вижу силуэт девушки, сидящей внутри. Нежной, наивной, клубничной…

Вот же зараза! После такой не хочется бабу!

Только такую вот и хочется.

Доигрался ты, Лёша, поздравляю!

Сажусь, сглатываю, говорю хрипло:

– Адрес точный?

– Вы меня, пожалуйста, высадите на станции, я…

– Лика, вы не поняли меня? – смотрю, понимаю, что веки тяжелеют, взгляд мой не каждый выдержит, а она…

Она все-таки боится. Дрожит. Чувствую.

– Пожалуйста… – почти шепчет, губу закусывает. Что ж за мода такая, губы кусать? Не ясно, что ли, какие это желания у мужика вызывает?

– Лика, – тоже снижаю тон, стараюсь говорить спокойно, даже ласково, – уже поздний вечер, у станции ошивается разная публика. Я не хочу, чтобы вы подвергали себя опасности.

– Я не подвергаю. Я же там каждый день хожу, меня все знают.

Что? Эта малышка каждый день шарохается там, где всякой «гопоты» полно? И так спокойно говорит об этом? Реально не понимает опасности?

– Лика, я повторяю еще раз, там ходить для такой, как вы, опасно.

– Такой, как я? – Взмахивает ресницами. – А что со мной не так?

– С вами… – Ох ты ж горе луковое! – С вами как раз все так. Очень даже так. Лика, вы… Вы очень красивая девушка.

Опускает глазки, снова вспыхивает, вижу, даже чувствую, скорее, ее румянец! Хочет ответить, но молчит – правильно делает, не надо со мной спорить!

– Вы красивая, чистая, беззащитная…

– Именно поэтому вы меня за… за гулящую приняли? – хватает смелости так сказать же, а?

Не могу удержаться, протягиваю ладонь, беру ее за подбородок, вижу, как испуг простреливает.

– Не бойтесь, я… Я дурак, Лика, что я еще могу сказать в свое оправдание? Просто дурак. Я же сразу подумал, что ты на училку похожа. То есть… простите, вы, похожи на учителя. Такая одежда и… пучок этот.

– Нормальная одежда. – Дергается, пытаясь освободиться, но я не даю, как бы невзначай провожу пальцем по коже – мягкая, как шелк.

Мне кажется, я слышу, как ее сердце стучит. Как у кролика пойманного…

– Я не сказал, что ненормальная. Строгая. Консервативная. Девушки так не одеваются. Я… я решил, что это часть образа.

– Образа? – удивленно округляет глазки.

– Простите меня, Лика, еще раз. Что мне сделать, чтобы вы простили?

– Может, просто отпустить?

– Отпустить? – Моя очередь удивляться. Нет уж, Лика-клубника. Отпустить тебя я точно пока не готов.

Глава5

– Вы мне скажете адрес, или мне звонить вашей начальнице и спрашивать у неё?

– Вам не кажется, что это слишком? Может… я не хочу, чтобы вы знали, где я живу?

– Боитесь, что я буду вас преследовать? – ухмыляюсь вальяжно, стараясь показать, что в мои планы не входит преследование таких, как она. Хотя именно об этом я думаю последний час точно!

– Нет. Не боюсь. Просто… да ладно, какая разница? Заводская, дом четыре.

– Заводская, дом четыре. Отлично. Едем.

– Да, спасибо.

Расслабляется, когда я опускаю руку, но почти разу вновь вытягивает как струнка.

Выезжаю за территорию нашего поселка. Дорогу до станции мы сделали сами, довольно качественную, поэтому едем быстро.

Пока рулю, вспоминаю, что за улица такая, Заводская, и где там дом четыре. А когда соображаю, где это, прихожу в легкий шок.

Есть у станции три старых-старых барака постройки годов пятидесятых. Их давно пора сносить, но кто это будет делать? Строить там что-то бессмысленно, расселять людей некуда. Так и живут, бедняги.

И эта малышка, получается, там обитает? Ничего себе…

– Вы там давно… хм, проживаете?

– Давно. Почти с рождения.

И молчит. Интересно, как она там выросла и… сохранилась? Да еще и в музыкальную школу ходила! И училище окончила, наверное? Там же одни… отбросы по сути? Алкоголики?

– Я поэтому и не хотела вам адрес говорить.

– Почему?

– Потому. Вы сейчас сидите и думаете, как такую, как я, взяли работать в ваш элитный сад, да?

– Нет. Я думал вовсе не об этом. И сад не мой.

– Я знаю, что вы соучредитель. На ваши деньги его строили и содержат.

– Не только на мои. Несколько жителей поселка вложились. И… деньги за ребенка я плачу, как все, так что…

– У меня есть образование, и я имею право с детьми работать, и медкнижка у меня в порядке.

– Я разве что-то сказал?

– Элеонора Григорьевна знает о том, кто я и откуда.

– Лика, притормозите, а? Я разве вас в чем-то обвинил?

Опять молчит. Отворачивается, глядя в окно, словно там что-то важное.

– На углу остановите, пожалуйста.

– А к подъезду не проще подъехать?

– Пожалуйста, вы можете сделать так, как я прошу, а?

Поворачивается резко, в глазах слезы! И в голосе чувствую истерику. Чёрт. Мне это совсем не нравится.

– Лика, я остановлю там, где вы просите.

– Спасибо.

Как раз подъезжаю к нужному повороту, проезжаю еще метров двести.

Господи, тут хоть один фонарь горит? Темень, как в… Не важно. Как ОНА тут ходит?

Торможу, паркуюсь. Лика поворачивается, видимо, чтобы поблагодарить, но… Я пока не готов ее отпустить.

– Да… Насчет того, зачем вы ко мне приходили. Вы хотите дополнительно заниматься с Полиной?

Вижу, что она мнется, не знает, что сказать.

– Лика? Хм… Ангелика Витальевна? Вы обещали моей дочери, что будете с ней заниматься?

Вскидывает глаза испуганно.

– Я не обещала! То есть…

– Что? – Почему-то хочется быть с ней строгим сейчас. Напугать. Дать понять, что я со своей дочкой играть в такие игры не позволю! Если обещала – надо держать слово!

– Извините.

Опускает голову и… Чёрт, плакать опять вздумала, что ли?

– Лика?

Делаю движение к ней, она, видимо, замечает и быстро шарахается от меня, дергает дверь – заблокировано.

– Почему вы закрыли?

– Лика, успокойтесь. Я открою.

– Откройте. – Не смотрит на меня, через паузу добавляет. – Пожалуйста.

– Лика, вы хотели заниматься с Полиной?

– Да. Она… она очень способная, и ей нравится играть.

– Играть? – удивленно переспрашиваю. – Как играть?

– На фортепиано. Я… я в садике с ней занимаюсь. Как-то раз заметила, что она пытается сама, ей интересно, она… она песенку подбирала. И я решила ей помочь. И, знаете, она на самом деле очень способная девочка.

– Ты хочешь сказать, что она сама играет на пианино? Ей всего пять лет!

– Не всего, а уже. Я тоже начала заниматься в пять. И… мне было бы спокойнее, если бы вы называли меня на «вы».

– Извини… те, – добавляю, нагло ухмыляясь. На самом деле обалдел от ее слов.

Полинка играет на пианино! Это же здорово! Мама обрадуется, она в свое время мечтала, чтобы я или моя сестра Варюшка занималась музыкой. Но нам обоим благополучно медведь на ухо… А Поля, значит, способная?

Впрочем, чему я удивляюсь? Гены у моей бывшей все-таки были неплохие.

– Вы меня отпустите?

– Мы еще не все обсудили. И к консенсусу не пришли, – делаю движение, поворачиваясь к ней ближе, а она как лань запуганная к двери жмется.

Вот же блин…

Я, конечно, тот еще фрукт, весь вечер косяк на косяке!

– Ангелика Витальевна, не бойтесь меня. Я вас не трону. – Стараюсь изо всех сил сдержать то ли ухмылку, то ли усмешку…

Тронуть ох как хочется. Но я же вроде для себя решил, что она – табу?

Или…

Не или, и не вроде, Александровский! Ты решил! И все! Точка.

– Ангелика…

– Можно просто Лика.

– Лика. Я хочу, чтобы вы занимались с Полиной. Что для этого нужно?

– Что нужно? Да… не знаю, наверное… – мнется, явно опасается меня задеть.

– Вы хотели приходить к нам домой заниматься?

– Я? Нет! – вспыхивает, словно я что-то ужасное сказал. – Я… думала…

– Что?

– Ничего. Неважно.

– Лика! – говорю уже с угрозой в голосе. – Вы закончите мямлить уже? Говорите как есть. Вы хотели бы ходить к нам, но после… после сегодняшнего инцидента боитесь, так?

– Нет, я… да… я просто… я не смогу, наверное…

– Почему?

Чёрт, хочется прямо спросить, неужели так не понравилось со мной целоваться? Ага, спроси! Спроси, Лёш! И больше у тебя вообще не будет шансов…

Так, стоп. Кто сказал, что мне нужны эти шансы? Что мне в этой пигалице? Училке закомплексованной, которая в свои двадцать – или сколько там ей? – не целовалась ни разу? Там небось заросло все… Чё-ёрт… о чем я опять?

А она смотрит испуганно, словно все мысли мои читает!

– Лика, давайте договоримся. Вы будете приходить к нам. В удобное вам время. Я, скорее всего, буду в это время отсутствовать, потому что работаю я много. Вам это подходит?

– А… инструмент? У вас же нет инструмента?

– Это меньшая из проблем. Он будет завтра же. Ну, крайний срок – послезавтра, если вы подскажете, какой именно купить.

– Да, конечно, я… я скажу.

– И об оплате…

Снова губу закусывает, голову опускает.

– Я много не возьму, я… мне если только чтобы проезд оплатить к вам туда, и…

– Три тысячи хватит?

– Да, нормально. Если два занятия в неделю, на месяц как раз.

– За одно занятие.

– Что? Вы… нет! Это… это много! Очень много!

– Для меня нормально. Я готов платить.

– Нет!

– Что? – честно, уже надоело это ее постоянное пререкание! Женщина, просто говори мужчине «да» и соглашайся, это же так просто!

– Я не буду заниматься за такие деньги. Это очень много. Пятьсот рублей мне хватит.

– Тысяча. – Честно, я наобум сказал «три», даже не представляя, сколько это может стоить.

Просто если умножить три на два, и еще на четыре, это всего двадцать четыре тысячи в месяц? Так мало? А если еще уменьшить в три раза? Всего восемь? Капец…

Бессребреница она, что ли?

– Договорились, Лика. Запишите мой номер, пришлите мне на вотсап модель пианино, и…

Интересно, она сказала деньги на проезд, как она собирается к нам ездить?

– Как вы будете добираться?

– Если вам удобно… ваш водитель забирает Полину по вечерам. Вторник и четверг я могла бы приезжать с ней. Занимаемся час, это нормально, мы поиграем, послушаем музыку, попоем, ей не скучно будет и час она выдержит, а потом…

– А потом мой водитель будет отвозить вас домой.

– Нет, это неудобно.

– Удобно. Мне так удобно, Лика. И вам тоже. Я не готов к ответственности, если на вас вечером нападут, и…

– Не надо. Пожалуйста. Никто на меня не нападет.

– Лика. Я сказал, что водитель будет вас возить, и все.

– Всегда все только по-вашему, да?

Ого! Не побоялась выступить! И… смотрит мне прямо в глаза.

Не знаю, сколько проходит времени. Минута, две, три? Мы просто смотрим друг на друга. Я откровенно любуюсь ею.

Красивая. Нежная. Трепетная… Невинная…

Чёрт. Слишком молоденькая и невинная. Не для меня.

Или я не для неё. Циник. Бабник. Любитель острых ощущений.

– Да. Всегда.

Хмыкает осторожно, вижу, как губы дергаются, улыбнуться хочет, но, видимо, опасается.

– Договорились, Лика?

– Хорошо, ладно. – Как одолжение делает! Нахалка юная! – Я пойду?

– А телефон?

– Ах да…

Достает свой гаджет, смотрит на меня. Диктую.

– Теперь наберите мне.

– Зачем?

– Чтобы у меня высветился ваш номер.

– А зачем… ой, да… все равно же, – бормочет, потом снова губу свою истерзанную закусывает.

Чувствую вибрацию, лезу в карман. Отлично. Сохраняю – Лика-клубника – могу же я побаловаться?

– Я пойду?

– Так торопитесь?

– Я… – Видно, мой вопрос сбивает ее с толку. – Алексей Николаевич, простите, но если вы будете… то я… я не смогу заниматься с Полиной, если вы…

– Если я что? – Господи, я просто подонок, но мне нравится выводить ее из равновесия, заставлять краснеть.

– Если вы будете пытаться со мной играть.

– Играть? – интересно. – А разве я играю?

– Я не знаю, как это еще назвать. Но мне кажется – да. И вам это нравится. Вы… веселитесь. А мне… мне неприятно и стыдно. И я… – Ничего себе! Она не стесняется говорить правду! – Я не знаю, как себя вести. Мне неловко. Потому что я… Я не умею играть в эти игры.

– Не умеете?

– Не умею.

– Это же хорошо, что вы не умеете.

– Я играю только на музыкальных инструментах.

– Хорошо играете? – Мы снова смотрим друг на друга, и я понимаю, что не хочу никуда ехать. И отпускать ее не хочу. И вообще…

Чёрт-те что происходит со мной сегодня вечером. Чёрт-те что.

– Хорошо. – Говорит так, словно у нее в горле пересохло.

– Я хотел бы, чтобы ты сыграла для меня. – Кажется, я совсем с ума сошел, потому что беру ее за руку, наклоняюсь ближе, и…