Loe raamatut: «Санклиты. Кара Господа»

Пролог

Горану и Саяне с нежной любовью

Там, где начинается любовь,

кончаются Свет и Тьма.

С. Лукьяненко, «Ночной дозор»

Благословенье Божье вас да не покинет,

Но кара Господа да пусть минует вас!

Сергей Чиграков («Чиж и Ко»), «Я позвонил вам…»

Я лезла по скале все выше и выше. На небе затухали последние краски заката. Внизу рычала бурная река. Порывы ветра обрушивались на тело упругими тумаками, будто мечтали сбросить меня в ее ледяные объятия. Молодец, Саяна! Угораздило же так вляпаться!

Дальше придется подниматься по склону, поросшему травой. Рискованно, но если ухватиться за небольшой куст, можно будет забраться на каменный выступ, а оттуда и на самый верх.

Собрав остатки надежды, цепляясь всем, чем можно, я полезла вверх, как ящерица, понимая, что на вторую попытку не будет ни времени, ни сил. До выступа оставалось совсем ничего, рука потянулась к деревцу. Пальцы уже касались мелких листиков, еще пара сантиметров буквально, и… Вот она, ветка!

Но когда спасение было так близко, кустарник с противным громким чмоканьем выдернулся из земли и полетел мне в лицо, растопырив корни. Окаменев от ужаса, я вцепилась в траву, прекрасно понимая, что она меня уже не спасет.

Правая рука первой вырвала куст из дерна. Зная, что это бесполезно, я закричала во весь голос, что было сил, лихорадочно шаря впереди в надежде хоть за что-то уцепиться. Но левая рука повторила судьбу правой, и тело медленно заскользило вниз.

В голове вспыхнула одна-единственная мысль: «как быстро это будет?», но додумать ее я не успела. Кто-то крепко схватил меня чуть выше локтя и потянул вверх. Через мгновение я оказалась наверху, на земле.

Сначала яркий свет ослепил меня. Потом в поле зрения попал силуэт человека, окруженный крохотными иголочками сияния, которое делало его похожим на ангела.

Так вот ты какой, Ангел-хранитель!

Потом все мысли исчезли, потому что я увидела его глаза – глаза человека, который изменит всю мою жизнь.

Часть 1. Дни, меняющие все.

Глава 1. Капля размером с океан

Я побегу на край света, побегу на край света.

Я чувствую, что найду свой дом, если попытаюсь.

Я побегу на край света, побегу на край света.

Мне так нужно отыскать свой путь домой, домой…

Within Temptation, «Край света»

Горан

Я вошел в холл особняка и осмотрелся. Подойдет. В конце концов, меня интересует лишь кабинет, спальня и кухня. Впрочем, если бы знал, что вскоре произойдет в этом доме, то смотрел бы на него по-другому. Но сейчас это был лишь трехэтажный «кубик» на берегу Босфора, жилье с мебелью и всем необходимым, которое теперь принадлежало мне – полностью готовое радушно принять нового хозяина.

Хотя основными критериями при выборе недвижимости в Стамбуле стало наличие подходящей системы безопасности. Это важнее изысканного интерьера, учитывая, кто я. Правда, внутреннее убранство оставляло желать лучшего – вкус у предыдущего владельца был весьма специфичный. Одно чучело белого медведя, стоявшее в спальне, чего стоило.

Но мне было все равно – прожив несколько сотен лет, привыкаешь не обращать внимания на то, что вокруг, и довольствоваться малым, хотя можешь себе позволить все. Человеческие вкусы так быстро меняются, одно модное веяние сменяет другое, за ними не угонишься. Люди торопятся жить, ибо они смертны. Им отведено совсем немного времени, лишь крохотный кусочек вечности.

Я – санклит. В моем распоряжении она вся. Хотя смерть ходит по пятам и за мной. По сути, санклиты сами несут ее на своих плечах, ведь одно наше прикосновение может убить, но только если мы того пожелаем.

Но даже у санклитов бывают проблемы. Одна из них впорхнула в кабинет, который еще предстояло заново обставить – не могу представить себя сидящим за белым письменным столом из пластика! Только дерево, дуб или ясень, и непременно ручная работа, не иначе.

Я обернулся и посмотрел на «проблему» – высокую зеленоглазую брюнетку в черном платье, которое демонстрировало безупречную фигуру и такой же вкус. Санклитка, с другими мне спать не стоит. Полторы сотни лет, весьма хороша в постели, капризна и временами невыносима.

– Здравствуй, Наири.

– Здравствуй, Горан.

Молчание повисло в воздухе, и она начала нервничать. Что ж, мне более нечего ей сказать. Полагаю, я все предельно ясно объяснил, когда уезжал из Лондона. Было приятно проводить время вместе, но все хорошее рано или поздно заканчивается.

Наири знала, на что шла, принимая мои ухаживания. И все же сочла нужным изобразить униженную невинность, когда услышала, что все кончено. Лицо пылало благородным возмущением, когда санклитка взяла в руки бархатный белый футляр. В глазах горела решимость швырнуть им в меня, но любопытство пересилило свойственную ее характеру склонность к театральности в выражении эмоций. Она открыла его и замерла, любуясь ожерельем. Кончики пальцев легонько погладили впечатляющих размеров изумруды, идеально подходящие к ее глазам.

Конечно, украшение было принято. Неплохой обмен, как мне кажется. Эта беспроигрышная тактика срабатывает с каждой женщиной. Оба получили удовольствие, а ей на память досталось еще и ювелирное произведение искусства, на стоимость которого можно безбедно жить не один десяток лет. Но, как оказалось, в этот раз ожерелье не стало финальной точкой отношений.

– Я скучала по тебе, малыш. – Томно промурлыкала санклитка, проведя пальцем по рубашке на моей груди.

– Не взаимно, прости. – Пришлось перехватить ее руку на пути к тому, по чему она на самом деле соскучилась.

– Горан Драган не хочет секса? – она медленно облизала приоткрытые губы – кончик языка скользнул между ними, как жало змеи. Санклитка словно пыталась распробовать, витает ли в воздухе желание.

– С тобой – нет.

– Ах, так?! – рука взметнулась вверх, чтобы обрушиться на мою щеку хлесткой пощечиной.

– Не смей даже думать, что можешь ударить меня! – прорычал я, сжав ее запястье и оттолкнув женщину.

– Прости! – в глазах растекся страх. Но он как минимум наполовину был наигранным. Наири знала, что Горан Драган скор на расправу и может быть жестоким, но чтобы ударить женщину, ему все же нужны веские причины.

Женская хитрость побуждала ее казаться слабой, взывая к моему инстинкту самца. Но с этим она припозднилась. Уловка работала в период «охоты» – когда я ухаживал за ней, осаждал крепость, что пала далеко не сразу – саклитка все сделала правильно. Она дразнила поклонника, приближала, обещала, а затем убегала, распаляя мое желание. Сыграно мастерски, по всем правилам и с огоньком.

Есть только одно «но» – аппетит пропадает сразу после еды. Осада закончилась, трофей получен и более интереса не представляет. Увы, что касается прекрасного пола, я лишь потребитель. Женщина может получить от Горана Драгана все, что угодно – от моего времени до роскошного подарка на прощание, но только не меня самого. В постель пригласить могу, но в душу не пущу. Ни одной не удалось туда проникнуть. Такая еще не родилась. Стрелы женской красоты не достигают моего сердца. Не зря меня зовут Бессердечным. Может, сердца у меня и в самом деле нет.

Что ж, это в любом случае лучше, чем влюбиться в Кару Господа, встречи с которой до ужаса боятся все санклиты!

– Неужели все на самом деле кончено? – с болью, теперь уже настоящей, не наигранной, спросила Наири.

– Да.

– Когда-нибудь ты тоже полюбишь, Горан. – Прошептала она. В глазах сверкнули слезы.

– Меня зовут Бессердечным, забыла?

– Увидишь.

Женщина ушла, и судьба тут же наказала меня за причиненную ей боль. Смартфон завибрировал и по-дружески предупредил, что хороших новостей ждать не стоит, высветив номер клиники, куда помещена моя сестра Катрина. Выслушав новости, я схватил пиджак, быстрыми шагами вышел из дома и направился к джипу. Кое-кто сегодня на своей шкуре убедится, что Горан Драган действительно Бессердечный!

Саяна

Бывают дни, меняющие все. Они яростно перепахивают жизнь, как бульдозер, безжалостно крушат все на своем пути. Их не предугадаешь. К ним не подготовишься. Эти окаянные дни просто приходят и делают свое дело, как старость, смерть или болезнь. Единственное, что ты можешь – приспособиться к существованию на останках привычного мира, среди праха разорванных надежд и обломков разбитых мечтаний, смирившись с тем, что как раньше, уже не будет. Никогда.

Этот день был как раз таким. Но утром я еще не знала об этом. Да и времени прислушаться к предчувствиям при всем желании не смогла бы найти. Как координатор проектов в фонде «Благо дарю» я всегда нужна всем и сразу. Стоит прийти на работу и сесть в любимое кресло перед ноутбуком, решив разобрать, наконец-то, завал в почте, как кто-нибудь обязательно нагрянет и озадачит очередным невыполнимым заданием. Но на кону стоит жизнь маленького больного человечка, счет идет даже не на дни, а на часы, поэтому все откладывается в сторону и включается режим «покой нам только снится».

Сегодня я привычно затаилась за компьютером, с опаской поглядывая на дверь, перелопатила гору писем, даже отправила бухгалтерии отчеты, которые они требовали несколько месяцев, угрожая сжечь меня на костре, но никто так и не побеспокоил. Ни одна из девчонок не заглянула в кабинет поздороваться или излить душу – работа морально очень тяжелая, приходится быть друг другу психоаналитиками. Никто не пришел поделиться шоколадкой или свежей сплетней, попросить пакетик чая, похвастаться новым маникюром, поплакаться, что мужики – козлы. Так не бывает! Что происходит?

Я попыталась сосредоточиться, напоминая себе, что подобные чудеса случаются крайне редко или вообще никогда, надо ими пользоваться. Может, сегодня у меня даже будет возможность зайти в соцсети и просто полистать ленту, ведь так делают нормальные люди?

Прошла пара часов тишины и плодотворной работы. В душу начали закрадываться сомнения. Мозг, не загруженный срочными делами по самое не балуйся, принялся изобретать страшилки. Так, на самом деле, что случилось-то? Я не выдержала и вышла из кабинета. Никого. Куда вы подевались все, чтоб вас? Ну, даже если в офисе пусто, кто-нибудь обязательно обнаружится на кухне, которую у нас по недоразумению именуют комнатой отдыха.

Я вошла в небольшое помещение со стенами, сплошь покрытыми фотками наших выздоровевших подопечных всех возрастов, цвета кожи и национальностей. Мне больше нравится называть его «комнатой силы». А вот и люди! Почти все здесь. Даже Наум Ильич, наш директор, пожизненный Дед Мороз – телосложение подходящее, белая борода и круглое доброе лицо тоже имеются. Детки его любят.

– Что за тусовка? У кого-то день рождения? А меня почему не позвали?

Карина, красавица-брюнетка, с жалостью посмотрела на меня заплаканными глазами, комкая бумажную салфетку, и тихо прошептала:

– Славик, умер, Саяна.

Наш ангелочек с льняными кудрями и огромными голубыми глазами!.. Все говорили, что мы с ним очень похожи, только у меня волосы под темное золото и глаза совершенно непонятного цвета – дымчатые, с синими крапинками. Я так привязалась к нему за этот год, при любой возможности приезжала в больницу и сидела с ним, отпуская его измотанную маму, Нину, немного поспать. Знала, что так нельзя, но ничего не могла с собой поделать.

– Славик? Не может быть! Мы недавно скайпились с Ниной, все было хорошо! Его же только что прооперировали! Я собиралась навестить вечером!

– Извини, мы думали, ты знаешь. – Наум Ильич устало потер веки. Так вот почему никто не заходил в мой кабинет!

– Как же так? – мне удалось каким-то чудом сползти по стене на диван. – Славик?..

Мой стойкий солдатик! Без слез переносил самые болезненные процедуры и всегда улыбался. Ему было всего четыре года, но более сильного человека я не встречала. Когда огромная сумма на его лечение была почти собрана, не хватало всего четверти, я разбросала посты с призывом о помощи по всем соцсетям и сайтам. Тысячи волонтеров вышли на улицы столицы с его фото. В тот день мы собрали столько, что хватило на лечение еще двух малышей, а мне удалось вновь поверить в людей.

– Нужно ехать к Нине. – Прошептала я. – У нее же в Москве никого.

– Конечно. – Наум Ильич кивнул. – Поеду с тобой.

По дороге в детский онкоцентр мы собрали все пробки, светофоры и аварии, какие только смогли. Ехали молча, не включая радио. Также, ни слова не говоря, вышли из машины и пошли к разноцветному зданию. Мне вспомнилось, как Славик называл его «Лего». Оно на самом деле было похоже на кое-как «пристыкованные» друг к другу прямоугольнички известного конструктора.

Но сейчас здание выглядело печально тусклым, словно я смотрела на него сквозь темные очки. Не знаю, виноваты в этом были падающие из серого неба капли дождя пополам со смогом, или боль из-за смерти Славика.

Внутри кипела жизнь. Врачи, медсестры, мамы с малышами. Это было бы похоже на обычную детскую больницу, если бы не глаза этих ребятишек в масках, прикрывающих половину лица – совершенно взрослые, серьезные и… полные намерения выстоять несмотря ни на что. Не знаю, кто там, наверху, принимает решения, обрекающие этих крох на такое, но иногда так хочется заглянуть в его глаза и спросить, какая же великая цель это все оправдывает, ответь?!

Пока я привычно терзалась вопросами, на которые смертным не положено знать ответы, ноги сами по себе принесли меня на нужный этаж. Проходя по коридору, я в который уже раз провела рукой по стене со сказочными героями, и вспомнила, как еще будучи волонтером принимала участие в ее росписи. В силу отсутствия художественных способностей мне разрешили рисовать листики на волшебных деревьях, а позже доверили закрасить желтым тушку Винни Пуха.

Заставив выплыть из воспоминаний, мимо пробежала малышка с пластиковой короной в кудрявых каштановых локонах.

– Эй, а поздороваться, Принцесса? – шутливо возмутилась я. Помню ее – эта егоза дружила со Славиком, они любили вместе рисовать.

– Привет, Саяна! – притормозив, девочка сверкнула белозубой улыбкой. – Здравствуйте, Наум Ильич! – увидев мальчишку, выбежавшего из-за поворота, малышка взвизгнула и вновь пустилась наутек. Жизнь продолжалась. Но не для Нины.

Я издалека увидела ее маленькую фигурку у стенда с творчеством маленьких пациентов, подошла и задохнулась от боли, натолкнувшись на рисунки нашего ангелочка. Яркие, добрые, мудрые. Почти на каждом солнышко и пудель Тотошка, этой лохматой рыжей зверюге, по которой мальчик очень скучал, пришлось остаться дома, в Ярославле, под присмотром строгой бабушки. Старые рисунки, хорошо их помню, мы вместе их сюда вешали.

Господи, почему ты забрал его? Зачем отобрал нашего ангелочка с льняными кудряшками? Неужели тебе мало своих ангелов? Зачем ты так?!

Я смахнула слезы, глядя на один из листов, как раз с ангелом – с длинными светлыми волосами, большими голубыми глазами, с огромными желтыми крыльями и в джинсах.

– Это ты, Саяна, он тебя так рисовал. – Нина сняла рисунок со стены и отдала мне. – Возьми на память.

– Спасибо. – Я осторожно сложила ангела вчетверо, убрала в кошелек и обняла ее.

Женщина молча уткнулась лбом в мое плечо. Сил на слезы у нее уже, видимо, не осталось. Она все выплакала за те несколько лет, пока болел Славик. Ей столько пришлось пережить! Хрупкая женщина держалась изо всех сил – потому что верила. Но не получилось. Почему, черт возьми?!

– Простите, – медсестра виновато посмотрела на нас. – Там бумаги…

– Давайте я займусь. – Пришлось отстраниться от Нины, которая едва стояла на ногах.

– Нет, – неожиданно вмешался Наум Ильич. – Пусть это сделает она.

– Но…

– Ей это нужно, Саяна, поверь.

Я посмотрела на женщину. Ее глаза приобрели осмысленное выражение. Что ж, может он и прав.

– Все могло быть по-другому, – задумчиво глядя в пустоту, прошептал директор, – если бы… – Он осекся, заметив мой взгляд. На лице появилось виноватое выражение.

– Не терзайте себя, – тихо сказала я. – Мы сделали все, что могли.

– Все, что могли. – Эхом повторил директор.

Я вошла в свой кабинет и, не зная, куда себя деть, встала у окна, бездумно глядя на серую промозглую столицу с накрапывающим холодным дождиком, который забирается за шиворот, игнорируя зонтик, и размазывает по лицу даже водостойкую косметику.

Обожаю свою работу, люблю организовывать мероприятия по сбору средств, встречаться с людьми и убеждать их, что даже небольшая сумма пожертвования важна, делать рассылки с фото выздоровевших малышей. Но нигде и никогда я так не уставала морально – до состояния не просто выжатого лимона, а до высушенного в духовке лимонного листика – только тронь, рассыплется.

В нашем нехитром деле всего один секрет – не дать себе выгореть дотла среди боли и отчаяния. Если все совсем плохо, беги прочь. Отдохни, найди способ вновь наполнить душу до краев, и только тогда возвращайся. Иначе или ожесточишься, или сгоришь. Не сумеешь удержаться на этой тонкой грани, балансируя между двумя крайностями, потеряешь себя. Тогда помощь потребуется тебе самому.

Я ходила по краю пропасти уже давно, чувствуя, как тают мои силы. Смерть Славика стала последней каплей. Каплей размером с океан. Из такого состояния только два выхода, как гласит народная мудрость, вокзал и аэропорт. Полностью с этим согласна. Путешествия меня «подзаряжают». Буквально пара недель в новом месте и уже неумолимо тянет домой. Брат шутит – как наркомана за новой дозой. Может, он и прав.

Глеб всегда понимал меня лучше всех. Типичный старший брат – защитит, научит, поможет, всегда скажет правду. Когда я грустила, он всегда мог меня насмешить, грозно насупившись и спросив с акцентом «Имя, сестра, имя!» И горе тогда обидчику!

Ближе моего мушкетера у меня никого нет. Когда погибли родители, я еще была довольно маленькой. Брат изо всех сил старался заменить их, хотя сам едва стал подростком. Из родственников у нас тогда остался только дед со стороны матери – высокий, с бородой, как у Толстого, кряжистый и немой. Мы переехали к нему в глухомань, в небольшой деревянный дом с печкой и удобствами во дворе.

Сначала я боялась его, но старикан оказался ласковым и добрым, всегда баловал меня. У него была большая черная трубка, которую он почти не выпускал изо рта, но курил редко, набивая ее собственноручно выращенным табачком, вонючим до ужаса и таким едким, что глаза слезились. Я ходила за ним по пятам, заворожено глядя, как серебристые клубы дыма поднимаются из жерла трубки и важно плывут ввысь, и пыталась выпытать у деда, зачем вообще курить. Он щурил глаза, утопающие в веках, глубоко изрезанных морщинками, показывал на небо и знаками объяснял, что пушистые облака там появляются благодаря ему. Я считала его волшебником.

А вот у Глеба не получилось поладить с ним. Может, виноват был переходный возраст или сказалось внешнее сходство брата с нашим отцом (дед недолюбливал зятя, уж не знаю, что у них там в прошлом стряслось). Я очень переживала из-за их стычек, когда Глеб отказывался читать то, что дедушка писал, пытаясь поговорить с ним, плакала. Постепенно они притерлись друг к другу, перестали конфликтовать, «немые ссоры» случались все реже, но взаимопонимания не возникло. Брат так и не выучил язык жестов, упрямая задница!

– Саяна, как ты? – голос Наума Ильича заставил меня вернуться из воспоминаний на грешную землю.

– Бывало и лучше. – Пробормотала я.

– Возьми отпуск, девочка. Ты заслужила.

– Только что об этом думала.

– Не думать надо, а брать горящую путевку на юга и собирать чемодан.

– У меня брат в Стамбуле.

– Вот, навести брата! Давно не виделись, наверное.

– Больше года.

– И не волнуйся, девчонки пока за тебя пошуруют.

– Вы уверены?

– Главное, чтобы была уверена ты. – Мужчина ободряюще улыбнулся. – Поезжай. Считай, что шеф подписал тебе отпуск на месяц, начиная с завтрашнего дня. Хорошего отдыха!

Я проводила его взглядом и набрала Глеба. Долгие гудки текли в ухо. Еще чуть-чуть, и включится голосовая почта, которую брат никогда не проверяет.

– Саяна? – вдруг раздался на том конце знакомый родной голос. – Привет, сестренка! У тебя что-то случилось?

– Привет. Тяжелый день на работе. Славик сегодня умер.

– Тот самый? Сайчонок, мне жаль. Как ты?

– Буду в норме. Наверное. Потому и звоню. Мне дали отпуск, хочу приехать к тебе. Можно? – тишина.

– Глеб, ты там?

– Да.

– Если не вовремя, так и скажи, не обижусь. Съезжу в Прагу.

– Нет, приезжай, давно ведь не виделись.

– Больше года. – Я вздохнула. – Точно не помешаю тебе?

– Точно.

Какой-то он странный, дерганый, будто куда-то торопится, рассеянный, у него что-то падает – судя по звукам, которые долетают до моего слуха.

– Что ты там делаешь?

– Ищу кое-что… твою мать!

– Так ты встретишь меня, если завтра прилечу?

– Да… – Рассеянно отозвался брат.

– Глебка, у тебя ничего не случилось? Все хорошо?

– Да. Сайчонок, мне некогда. Все, давай. Поговорим, когда прилетишь.

Короткие гудки. Вот засранец! Я убрала сотовый в сумку. Глаза пробежались по кабинету. Почему-то подумалось, что больше мне сюда вернуться не суждено.