Крунк сохранял свое главенствующее положение в стае. Но он слабел. Он уже не носился как ветер по полям, исчезая из виду и появляясь как из-под земли рядом с Айлин по первому ее зову. Дома он предпочитал ложиться ближе к камину и подолгу спал. Зрение его стало слабеть, но чутье и слух не подводили. Он поразительным образом улавливал любую ситуацию, которая могла бы нести хоть какую-то угрозу для Айлин, стаи и дома.

Однажды Айлин занималась с Джеем и Надюшей недалеко в саду, когда услышала лай Крунка. Сначала она подумала, что ему просто не нравится сидеть в доме. Она даже начала сердиться. Но лай был очень настойчивым, причем Крунк подавал голос, находясь явно не около двери, а где-то в глубине дома. В конце концов Айлин пошла его успокоить, но оказалось, что Крунк лаял не со скуки. Он стоял около камина, внутри полыхал огонь, а застекленная дверца была приоткрыта. Видимо, Айлин в спешке неаккуратно повернула ручку.

– Крунк, какой же ты молодец! Ну я и растяпа! Так можно и дом спалить. – Айлин закрыла дверцу, и Крунк, успокоившись, лег около камина.

* * *

Пусик бежал за Айлин и Крунком, брезгливо переставляя лапы в месиве талого снега. Хотя было еще не поздно, но зимние сумерки быстро сгущались, и хотелось поскорее добраться до дома.

Вдруг Крунк сел. Это было так неожиданно, что Пусик наскочил на него, а Айлин еще продолжала идти, не сразу сообразив, что с Крунком что-то не то. На прогулках он садился только рядом с ней, если она останавливалась.

– Крунк, что с тобой? – Встревоженная Айлин подбежала к своему лохматому другу. Тот беспомощно продолжал сидеть на сером талом снегу. В глазах Крунка была растерянность: он не мог встать.

Айлин гладила Крунка по голове.

– Давай, Крунк, вставай. Не можем же мы тут оставаться. Надо до дома дойти.

Голос ее дрожал. Она попыталась помочь Крунку встать на ноги. Но, сделав пару шагов, он опять сел. Ноги явно не слушались. Наконец, кое-как ему удалось подняться, и они медленно двинулись к дому. Айлин придерживала Крунка и помогала ему, стараясь, чтобы он шел по протоптанной тропинке. Сама она шагала рядом с ним, не обращая внимания на набившийся в ботинки снег.

Дома в тепле Крунку стало лучше и на следующее утро он уверенно шагал по заснеженному полю. Все стало как обычно, если не считать, что теперь каждый день Айлин давала ему с едой какие-то белые кружочки.

– Давай, Крунк, глотай, и все будет хорошо, – приговаривала при этом Айлин. – Скоро весна, потеплеет, опять в лес будем ходить.

* * *

Зима отступала. Снег постепенно таял, обнажая сухую прошлогоднюю траву, и когда они гуляли в поле, Пусик опять мог отбегать далеко в сторону и охотиться. Казалось, все было как прежде.

Но Пусик знал, что то, что заставило Крунка беспомощно осесть в снег, не исчезло. ОНО, коварное и злобное, было с ними, просто затаилось, следит за каждым шагом Крунка и выжидает, готовится напасть на него, сломить, чтоб он уже не смог подняться.

ОНО считало годы Крунка и пока раздумывало.

* * *

И вот ОНО решило, что пора.

Утром вторая чашка кофе придала Айлин мужество и решимость, необходимые, чтобы открыть дверь и шагнуть в мокрый снег и стылый воздух февральского утра. Айлин кликнула Крунка.

– Пошли гулять! Что-то ты заспался сегодня?

Наверху послышалась возня, словно что-то волокли по полу. Айлин подождала немного и поднялась по лестнице.

Сердце Пусика похолодело в предчувствии недоброго. Он соскочил со стула и тоже побежал наверх.

Крунк сидел посередине комнаты. Он попытался двинуться навстречу Айлин, перебирая передними лапами и волоча зад по полу. Он сделал пару шагов и беспомощно посмотрел на Айлин.

Она молчала. Пусик чувствовал, как она пытается справиться с волной отчаяния и страха за Крунка.

– Сейчас, Крунк, я тебе помогу, – почти спокойно и по-деловому, наконец, сказала она.

Она надела на пса шлейку и шаг за шагом стащила его вниз, а потом и во двор. Это было нелегко, ибо сама Айлин весила не намного больше Крунка и не отличалась могучим телосложением. Возвращение в дом и преодоление нескольких входных ступенек было подвигом и для Крунка, и для Айлин.

Погуляв с остальными питомцами, она подогнала машину как можно ближе к дому, доволокла до нее Крунка, постояла, собралась с силами и кое-как затащила в нее пса.

Ей было не до Пусика, который все время вертелся под ногами. Он спрятался под машину, а когда Айлин была занята Крунком, шмыгнул внутрь и притаился под сиденьем.

Айлин захлопнула дверцу и села за руль.

Пусик прыгнул на сиденье к Крунку и потыкался в его нос. Тот вздохнул и благодарно лизнул его в мордочку. Пусик свернулся клубочком в лапах Крунка – куда бы ни везли друга, он хотел быть рядом.

Когда машина остановилась, Пусик выглянул в окно – это было то же место, куда Айлин его возила после драки с бело-рыжим котом. Он снова спрятался под сиденье, пока Айлин вытаскивала Крунка из машины.

«Мы кошки – часть Вселенной, мы напитываемся ее силой и разговариваем с ней», – промурлыкал над ухом Пусика голос мамы-кошки.

Пусик лег на место Крунка. Ему стало холодно. Да, машина постепенно остывала, но не так быстро. Холод шел от места, где минуту назад лежал Крунк, и его тепло должно было бы еще сохраняться. Но тепло почти совсем исчезло, и Пусик знал, что это ОНО его медленно пожирает, и сейчас Крунк неподвижно лежит на металлическом столе, и тот самый человек, который спасал глаз Пусика, озабоченно склонился над его другом. Пусик подобрал под себя лапы и собрался в пушистый ком: надо было во что бы то ни стало сохранить тепло Крунка и не позволить, чтобы ОНО его забрало.

Когда Пусик почувствовал резкую боль в передних лапах, в одной, потом в другой, это его не испугало – он знал, что с его лапами все в порядке, это не его боль. Пусик еще больше подобрался, закрыл глаза и вжался в сиденье: место Крунка не должно остыть.

Время шло. И в какой-то момент Пусик ощутил, что ему становится теплее, хотя температура в машине явно понизилась. Но Пусика все больше охватывало пульсирующее живое тепло.

Он стряхнул сон.

«Сейчас вернется Крунк», – подумал Пусик и соскользнул под сиденье. Дверца открылась, мужчина в зеленой униформе держал на руках Крунка. Он бережно положил его на сиденье.

– Сегодня он, наверное, есть не будет. Воду давайте. Но завтра начинайте кормить, – сказал он Айлин на прощание.

Глаза Крунка были закрыты, передние лапы перебинтованы. Но от Крунка исходило тепло, хотя и слабое. Пусик прижался к другу: так тепло становилось сильнее.

Дома Крунк лежал на диване, и Айлин часто вливала ему в пасть воду из ложки. А ночью Пусик примостился рядом с другом. Он ощущал, как бьется его сердце. Иногда казалось, что оно замирает, тогда Пусик тыкался в большой нос пса («Эй, приятель, я здесь с тобой») и отставал, только когда Крунк издавал недовольное, хотя и очень слабое, рычание.

Утром Айлин кормила Крунка с руки. Тот поел немного, но явно с аппетитом. На второй день он ел уже сам из миски. Еще через пару дней наступил перелом: после обычной краткой прогулки Айлин стала помогать Крунку подняться по входной лестнице, но он огрызнулся и, пусть медленно и неуверенно, но преодолел ступеньки сам. С этого момента Пусик понял, что зловещее и ненасытное ОНО ушло. На какое-то время.

Пусик неотступно следовал за Крунком, когда они гуляли, и больше не отбегал далеко в поисках мышей. Лапы пса становились все тверже, шаг увереннее, а прогулки все удлинялись, хотя такими длительными, как прежде, уже не были. Когда возвращались домой и устраивались на веранде, Крунк устало опускался на подстилку и закрывал глаза. А Пусик пристраивался рядом с большой мордой пса и неподвижно сидел, вглядываясь в сад, словно оберегая сон друга.

Глава 15. Кот с базара

– Вот, привезла! – Милена поставила на пол нарядную переноску.

«Внутри кот», – тут же определил Пусик по запаху.

– Не знаю, что с ним делать, – возбужденно повествовала она, отпивая кофе, которым в этой части света принято отмечать любые новые вводные в дневном распорядке. А привоз кота, несомненно, к таковым относится. – Выбрала его на кошачьем базаре. Знаешь, что зоозащитники устраивают – ищут новые семьи для животных. Видно, что ему пришлось несладко. Бог знает, что он перенес. Весь в себе. Уткнется в угол и сидит целый день. Никак не могу его расшевелить. Попробуй, Айлин, вдруг, у тебя что-нибудь получится. У тебя и собаки, и кот есть. Может, твоя стая вернет его к жизни.

Милена уехала, а переноска осталась стоять посреди комнаты. Собаки, как положено, обнюхали ее со всех сторон, но быстро потеряли всякий интерес и вернулись к своим делам.

Пусик наблюдал за происходящим, устроившись на пододвинутом к столу стуле. Это была его любимая стратегическая позиция: его никто не замечал, но он видел все. Он довольно угрюмо разглядывал переноску. Неужели в доме будет еще один кот? И Айлин тоже будет любить этого пришельца, как и его, Пусика?! Нет! Этого нельзя допустить. Кот в доме только он – Пусик! И это нужно объяснить пришельцу изначально.

Он приблизился к переноске, когда собаки оставили ее в покое, и заглянул внутрь. Оттуда на него смотрел рыжий кот. В глазах его застыли такая безмерная тоска и безысходность, что Пусик попятился. Он даже забыл о своем первоначально намерении.

* * *

Тревожное и настойчивое завывание сирены заполняло все пространство. От этого невыносимого для ушей воя Леонардо, огромный черно-рыжий овчар, пытался спастись под столом, а Рафаэль, рыжий лохматый котик, забился под ванну. Резкий тревожный звук прижимал к полу и спрятаться от него так, чтоб он не давил невыносимо на уши, было невозможно.

Два человека – Светан и Инна, которые для овчара и кота были центром их собачье-кошачьей вселенной, метались по квартире, выхватывая что-то из ящичков и срывая с вешалок куртки.

– Паспорта взяла? – на бегу уже в который раз переспрашивал Светан. – Оставь холодильник в покое! Пошли скорее!

– А как же Леонардо и Рафаэль?

– Вернемся через пару часов! Налил им воды.

Светан никак не мог попасть руками в рукава куртки. Инна выхватила что-то из холодильника, засунула в пластиковый пакет и бросилась к выходу. Дверь захлопнулась. Сирена продолжала истошно выть, раздался грохот, задрожали оконные стекла и зазвенела посуда в серванте.

Потом еще и еще. Этот ужасающее грохотанье, от которого все вокруг сотрясалось, казалось нескончаемым. Когда оно прекратилось, наступившая тишина даже пугала.

И Леонардо, и Рафаэль выбрались из своих убежищ. Вот-вот должен раздаться звон ключей, и дверь откроется. В ожидании Леонардо даже повиливал хвостом. Но этого не происходило. В комнате темнело. Уже очень хотелось есть, а овчару пора было и гулять.

Рафаэль побрел на кухню. Около холодильника он нашел рассыпанные в спешке пельмени, часть из них уже раскисла. Кот их обошел, попил воды из своей мисочки и вернулся в комнату к своему другу.

Ночью опять выла сирена и грохотало совсем близко. И овчар, и кот уже не так испугались и только теснее прижимались друг к другу.

Весь следующий день они ждали столь знакомого им звяканья ключей. Казалось, вот-вот дверь распахнется, и они бросятся в объятия Светана и Инны. Но нет, дверь продолжала оставаться закрытой. Пес и кот ждали своих любимых людей. Еще день, и еще, и еще…

Пельмени давно были съедены, вода выпита. Леонардо и Рафаэль поочереди собирали капельки из-под подтекающего кухонного крана. Овчар становился передними лапами на раковину, а кот просто запрыгивал на нее. Никогда раньше они такого себе не позволяли. В квартире уже было далеко не так чисто, но что же им оставалось делать?

Когда они услышали шаги около двери, очень обрадовались, хотя и понимали, что это шаги не Светана и не Инны. В дверь громко постучали, что само по себе было странно.

– Эй, ребята, вы здесь? – спросил бодрый мужской голос.

Леонардо гулко и отрывисто залаял. Нет, он, конечно, не на вопрос отвечал – он предупреждал: квартира под охраной.

Раздался скрежет около дверного глазка, потом удар, стекло вылетело, и в образовавшуюся дыру просунулся тонкий шланг, из которого потекла вода.

Леонардо и Рафаэль бросились жадно ловить холодную струйку и слизывать лужицу с пола.

Потом они услышали металлический визг около двери чуть выше пола. Удар – и, к изумлению овчара и кота, из стены вывалился кусок кирпича. Из отверстия показалась рука, которая кинула на пол пригоршню гранул. Потом еще.

В тот вечер Леонардо и Рафаэль заснули, вполне умиротворенные. Жизнь перестала казаться столь беспросветно трагичной.

Но спокойствие было очень хрупким. Как тонкий хрустальный бокал для шампанского, оно рассыпалось через день с новым оглушительным воем сирены и взрывами. Причем совсем близко. И вдруг пол под Леонардо и Рафаэлем покачнулся и накренился, с потолка посыпались штукатурка и осколки бетона, раздался звон битых стекол, стену, как грозовая молния, прорезала трещина, которая мгновенно расширилась, и часть стены с грохотом отвалилась, обнажая сломанную арматуру и порванные провода.

Леонардо и Рафаэль замерли, скованные страхом, но это длилось мгновение. Повинуясь древнему инстинкту самосохранения, они бросились к двери. Она была закрыта, но рядом с ней уже не было ничего, кроме груды кирпичей, лестница змеилась вниз, держась каким-то чудом на остатках стен.

Овчар и кот выскочили на улицу. В дыму и бетонной пыли метались люди, припаркованные машины полыхали. Друзья бежали, гонимые одним стремлением – выбраться из этого адища. Внезапно Леонардо жалобно и высоко взвизгнул и повалился на асфальт. Под овчаром расползлось бордовое пятно. Рафаэль в ужасе издал горестный и отчаянный вопль, который потонул в непрекращающемся грохоте. Но Леонардо приподнялся. Он собрался с силами и пополз к раскуроченному остову грузовика. Вместе с Рафаэлем они забились под него и замерли, только еще сильнее вжимаясь в асфальт при каждом новом взрыве.

К вечеру все стихло. Подождав немного, они выбрались из-под машины и побрели в сторону дома. Леонардо волок левую заднюю ногу и угрюмо постанывал. Они медленно пробирались мимо глубоких ям, завалов битого кирпича и бетона, поломанных деревьев, догорающих машин. Наконец, они подошли к почерневшей развалине, которая еще утром была их домом. Лестница до уже практически несуществующего второго этажа уцелела, и они поднялись к своей двери, которая торчала между разрушенными стенами, как могильная стела. То, что осталось от квартиры, было завалено битым кирпичом, кусками металла и стекол, обломками мебели. Во всем этом хаосе, как привидение из прошлой жизни, в уцелевшем углу комнаты стоял диван. Он был засыпан штукатуркой, но показался Леонардо и Рафаэлю спасительным пристанищем.

Ночью овчара била дрожь, он тяжело дышал и постоянно лизал рану. Лапа распухла и горела. Утром он не смог встать. Встревоженный Рафаэль все тыкался носиком в морду овчара. «Ну же, вставай!» словно хотел сказать он, но его друг только тяжело и горестно вздохнул и положил свою большую голову на лапы.

«Ну где же Светан и Инна? Неужели они забыли о нас? Нет, этого не может быть! Наверное, они просто не знают, что мы здесь. Их нужно поискать. Они должны быть где-то недалеко». Рафаэлю было страшно идти одному. Он был домашним котиком, улицу видел только через окно или из переноски, когда его возили к ветеринару на прививку. Но он посмотрел на беспомощно распластавшегося Леонардо и побежал к остаткам лестницы.

Выбравшись из развалин, Рафаэль запрыгнул на крышу почерневшего развороченного автомобиля и стал внимательно рассматривать происходящее. Он видел каких-то угрюмо и как бы бесцельно бродивших людей, но ни Светана, ни Инны среди них не было.

Пока Рафаэль размышлял, куда отправиться на их поиски, к дому, вернее, к тому, что от него осталось, подъехал минивэн. Из него вышли двое мужчин и девушка. В отличие от людей вокруг, они двигались споро и по-деловому. Они быстро вытащили из автомобиля два мешка (на одном была изображена стремительно бегущая собака, на другом – довольный облизывающийся кот) и вскрыли их (Рафаэль сразу уловил запах корма). Что-то проверив в телефонах, мужчины наполнили гранулами небольшие контейнеры и пошли к полуразрушенным домам.

Запах корма был невыносимо притягателен для голодного Рафаэля. Он осторожно приблизился к заветному мешку с нарисованным сыто ухмыляющимся котом.

– Иди сюда, котофеич! – ласково позвала девушка. Она взяла пригоршню гранул из мешка и насыпала на асфальт, словно приглашая Рафаэля. Он очень боялся, но голод пересилил страх, и кот подобрался ближе к корму.

– Ой, да это же Рафаэль! – воскликнула женщина.

Она бродила около дома и что-то разыскивала, но подошла к минивэну. Рафаэль перестал есть и оглянулся. Голос был знаком. Не сразу, но он понял: говорила женщина в спортивных штанах, она куталась в старую куртку и платок. Рафаэль настороженно смотрел на нее. Странно, этот голос ассоциировался у него совсем с другим человеком – Николь, подругой Инны. Она частенько забегала к ним: они с Инной сидели на кухне, пили кофе, о чем-то долго говорили, отвлекаясь, только чтобы ответить на эсэмэски, смеялись или, наоборот, сокрушенно вздыхали. Но все это нисколько не мешало Николь гладить шелковистую шерстку Рафаэля, вальяжно развалившегося у нее на коленях. Неужели это она?

– Надо же, выжил! А где ж твой друг? – Николь наклонилась и погладила Рафаэля.

– Котика мы, конечно, заберем. Иначе пропадет. Там еще где-то второй должен быть? – спросила девушка.

– Конечно, лучше забрать. Он домашний. Погибнет кот на улице. Это подруги моей – Инны. Уже несколько дней ни ее, ни мужа не вижу. Бог знает, что с ними. У них еще овчар был Леонардо. Звонила я волонтерам, ходили они здесь, кормили животных, кто в квартирах остался. Но сейчас уж и квартир нет. Может, и Леонардо выжил?

Услышав имя Леонардо, Рафаэль перестал есть и внимательно посмотрел на людей, точно хотел понять, о чем они говорят.

Девушка достала из машины и открыла переноску.

– Ну давай, котенька, мы тебя заберем. – И она протянула к Рафаэлю руку с кормом. Но он отбежал в сторону, остановился и выжидательно уставился на девушку. Она попыталась приблизиться к нему, но Рафаэль опять отбежал на несколько метров и остановился.

– Мы его так до вечера ловить будем, – с легкой досадой произнесла она.

Но тут вмешалась Николь:

– Он к своему дому бежит. Может, там и Леонардо?

Рафаэль еще отбежал и опять посмотрел на людей, надеясь, что они сообразят: он зовет их идти за ним. Сообразили!

Так с короткими перебежками и остановками Рафаэль довел их до квартиры.

Леонардо по-прежнему лежал на диване среди цементной пыли и кирпичных обломков. Он тяжело и прерывисто дышал, глаза были закрыты, но при приближении людей глухо зарычал.

– Да, плохо дело. Надо звать подмогу. – Девушка вынула телефон. Вскоре пришли двое ее товарищей из минивэна. Они осторожно переложили Леонардо на кусок брезента и понесли к машине. Двигаться среди развалин с тяжелым овчаром было нелегко. За ними следовала Николь с Рафаэлем на руках. На улице его, слегка подтолкнув, посадили в переноску. Все, что он мог увидеть в минивэне сквозь решетчатую дверцу – это еще пару переносок с котами и ноги спасателя.

Машина ехала то петляя, то подскакивая на ухабах. Несколько раз останавливались. Рафаэль слышал глухие постанывания Леонардо. На одной из таких остановок его вынесли. Больше Рафаэль своего друга не видел.

Вечером все переноски выгрузили и открыли. Четвероногие выбрались наружу. Они настороженно оглядывали небольшой зеленый двор, окруженный высокими деревьями. Свежий лесной воздух, пение птиц – это столь контрастировало с тем, к чему животные привыкли за последние дни, что они даже не сразу обратили внимание на миски с едой и водой, хотя все были очень голодны.

Мужчина в потертом камуфляже подливал свежую воду и добавлял корм.

– Вон как едят, изголодались, бедные. – Он ласково гладил подвернувшихся котиков.

– Пусть поживут пока. Корм еще привезем. Будем искать для них новые семьи, – сказала девушка.

– Конечно, пусть живут. Здесь пока тихо. – Мужчина присел, подхватил Рафаэля и посадил к себе на колени.

– Этот кот к своему другу привел, раненому овчару. Тот лежал, вообще встать не мог, – рассказывала девушка.

– И где теперь этот овчар?

– По дороге к ветеринару завезли. Операция ему нужна, и крови много потерял. Надеемся, выживет.

Всех котов опять посадили в боксы и отнесли в небольшой сарайчик в углу двора.

Прошло несколько дней. Рафаэль сторонился других обитателей приюта, он тосковал по Инне и Светану, хотел прижаться к Леонардо: с ним ему было спокойно, даже тогда, когда тот лежал раненый.

Рано утром приехал знакомый минивэн.

– Нашли для нескольких новые дома! – Радостно объявила девушка, выйдя из машины.

Рафаэль не успел ничего сообразить, как опять оказался в переноске. Минивэн тронулся с места. «Ну, с богом», – крикнул вслед мужчина в камуфляже.

Рафаэль забился к дальней стенке переноски. Его перестало интересовать, что происходит снаружи. Он понимал, что его увозят все дальше и дальше от дома, его охватили страх и отчаяние. Он сидел неподвижно, закрыв глаза и уткнувшись в угол, и только покачивался в такт движения машины.

Вечером минивэн остановился, и котов выпустили в замкнутый дворик. Рафаэль не отреагировал на открывшуюся решетчатую дверцу и все также сидел, уткнувшись в угол.

– Выходи, котенька! Погуляешь, поешь, – ласково звала его девушка. Но Рафаэль не собирался покидать свое убежище, только там он чувствовал себя в безопасности. Девушка стала постепенно наклонять бокс, и в конце концов Рафаэль заскользил по пластиковому дну и выкатился наружу. Но он не притронулся к еде, а отрешенно и угрюмо уселся в стороне от других четвероногих.

– Ты чего такой мрачный?

Рафаэль приоткрыл глаза. Рядом с ним стояла худенькая и слегка всклоченная кошечка. Она внимательно разглядывала его огромными глазищами, которые занимали чуть ли не всю ее острую мордочку.

– Ты такой гладенький. Домашний, наверное? – не отставала она.

– Да, – нехотя ответил Рафаэль.

– Эх. Не повезло тебе. Жить в доме – это так скучно, – заявила кошечка.

Как ни был погружен в свою глубокую печаль Рафаэль, такой взгляд на домашнюю жизнь его очень удивил и возмутил одновременно.

– Как ты можешь так говорить? Ты вообще жила в доме, в семье?

– Пожила. Сыта по горло, – отрезала кошка. – Меня одна тетушка сначала просто кормила, и это было неплохо. Но потом она почему-то решила, что в доме мне будет лучше. Представляешь, мыла меня, причесывала – это ужас! – Никакого ужаса Рафаэль в этом не видел, но слушал дальше. – Потом впихивала в меня отвратительные таблетки. Но самое плохое – заперла меня в квартире и не выпускала на улицу. Поставила какой-то дурацкий лоток, а есть давала не когда я хочу, а когда она считает нужным. Чего я только ни делала, чтоб она меня назад на улицу выставила. И лоток переворачивала, и обивку рвала, и всякие вазочки сшибала.

– Ну и что? Выгнала? – уже заинтересовался Рафаэль.

– Нет. Я сама выскочила, когда она в дверях замешкалась. Она звала меня, расстроилась, конечно. Жалко мне ее, но жить в квартире я не могу.

– Как же ты здесь оказалась? – даже подзабыл о своих печалях Рафаэль.

– Я спряталась от этого грохота в водосточную трубу, а она, – кошечка кивнула в сторону девушки, – решила, что я бедная-несчастная, и вытащила меня оттуда. Спасла, так сказать. Они хотят нас в семьи поотдавать. Но ничего, я все равно убегу. – твердо заявила она. – Хочешь, бежим вместе? – неожиданно предложила она Рафаэлю.

Но Рафаэль не хотел жить на улице, он хотел домой. Кошечка плутовато осмотрелась по сторонам и отошла.

Утром начались сборы, предстояло еще пару дней пути. Когда стали загружать переноски, одна оказалась пустой – та, в которой путешествовала худенькая взлохмаченная кошечка. Она исчезла, и никто так и не понял, когда и как. А Рафаэль еще глубже погрузился в свою тоску.

На третий день путешествие закончилось. Котики бродили по аккуратному дворику или сидели в переносках. Приходили люди, поодиночке или семьями, играли с ними, гладили, угощали и уходили, унося с собой кота или кошечку. Люди здесь были высокие, загорелые. Они приветливо улыбались, говорили темпераментно и быстро, а хвостатых путешественников называли «сладкие».

Рафаэль остался один. Вечером девушка гладила его и сокрушалась: «Ты такой красивый, лохматенький. Что ж тебе так не везет?» Да, Рафаэлю не везло, он выглядел таким подавленным и печальным, что люди невольно обходили его и выбирали более контактных и дружелюбных его сородичей.

– Нам ведь надо возвращаться. Других пристраивать. Придется тебя на кошачий базар отвезти. Может, там повезет.

Утром минивэн отпарился в обратный путь. По дороге переноску с Рафаэлем завезли на этот самый базар, устроенный зоозащитниками в парке. Там среди многочисленных переносок и клеток с кошками Рафаэля и увидела Милена. «Какой же ты красивый! – радостно воскликнула она. – Именно такого рыжего я и искала!» Казалось, не меньший восторг у нее вызвало и имя Рафаэль, гордо значившееся на приклеенном скотчем к боксу листочке, наскоро вырванном из блокнота.

* * *

Теперь Рафаэль сидел в переноске у Айлин. Чем дальше уносила его жизнь от дома, тем безразличнее к ней он становился. С каждым днем он все больше замыкался в своем мире, где смешались звон дверных ключей, грохот обрушающейся стены и стоны Леонардо.

Казалось, Айлин не обращала на Рафаэля никакого внимания, давая ему возможность вести себя так, как он хочет. Он ненадолго выбирался из бокса, вяло ел и снова прятался в свое укрытие. Он распространял вокруг себя такую печаль, что собаки сторонились его и даже не пытались обнюхать, как полагается поступать с каждым новым обитателем.

Пусик понял, что его приоритету ничего не угрожает, и стал с интересом наблюдать за Рафаэлем. Наконец, любопытство взяло верх, и он заглянул в бокс. Рафаэль, как обычно, сидел у задней стенки. При виде Пусика он отвернулся и уткнулся носом в угол. Но от Пусика не так просто было отделаться. Он побежал на кухню, где Айлин (кто бы сомневался?) в очередной раз заваривала кофе. Пусик начал красноречиво вертеться около холодильника, вставать на задние лапы и скрести по его стенке когтями, как это он обычно делал, когда требовал себе чего-нибудь вкусненького (это собаки едят то, что им дают, а коты, как известно, заставляют хозяев плясать под свою «гострономическую дудку». Пусик был скромен и дудел в эту дудку лишь изредка, поэтому никогда не получал отказа). Вот и сейчас Айлин, отпив глоток горячего кофе (в этом она не могла себе отказать), открыла холодильник.

– У тебя же полно еды в миске. Даже не знаю, что тебе еще дать. – Она озадаченно обозревала содержимое холодильника, которое не поражало изобилием и разнообразием. – Вот! – радостно воскликнула она. – Так и быть, делим с тобой последнюю сосиску.

Полсосиски Пусика вполне устроило. Кусочек он, конечно, откусил, но большую часть положил в бокс к Рафаэлю. Сам он отошел в сторону, всячески показывая, что это все ему – Рафаэлю.

Через несколько минут в боксе раздалось характерное почавкивание, а потом показалась рыжая мордочка. Есть контакт! Пусик никогда не сомневался в волшебной силе сосисок и колбас.

И вот они уже сидели бок о бок – Рафаэль и Пусик. Один, печально вздыхая, рассказывал про свою уже оставшуюся далеко в прошлом жизнь в замечательной квартире с диваном, когтеточкой и разноцветными пластиковыми мячиками, которые можно было гонять по коврам; а второй внимательно слушал, сочувственно заглядывая в глаза рассказчику.

– Пойдем сегодня ночью поохотимся, – сделал свои выводы из услышанного Пусик. – Это повергло Рафаэля в смятение: он никогда ни на кого не охотился, если не считать беготню за мячиками. – У вас что же, дома и мышей не было? – недоверчиво спросил Пусик.

– Нет, – удрученно вздохнул Рафаэль. Ему никогда не приходило в голову, что отсутствие мышей в доме и охотничьих навыков является чем-то, если и не постыдным, то уж точно не заслуживающим одобрения.

Оба кота согласились, что это нужно исправить.

Поздно вечером они сидели в густых лилиях и, не отводя глаз, наблюдали за стеной дома, которая слабо освещалась старинным фонариком над крыльцом. Птицы, как это бывает весной, не умолкали ни днем ни ночью, а цикады стрекотали уже по-летнему. В этом многоголосие коты уловили легкое шебуршание под самой крышей. Вслед за ним на стене появилось два зверька, серенькие, побольше мыши, с пушистыми хвостами.

– Вот они, – подал сигнал Пусик.

– Но это же не мыши.

– Это пухи. Они ничем не лучше мышей, – отрезал Пусик.

Зверьки замерли на стене, раскинув свои цепкие лапки. Они внимательно прислушивались к ночным звукам. Спустились пониже, двигаясь по вертикальной стене, как будто это был пол. Внезапно один зверек, как на крыльях, перелетел на ветки шелковицы, а второй словно спланировал с пятиметровой высоты на асфальт перед крыльцом. Пусик молнией бросился к дереву. Рафаэль, как от удара тока, взметнулся вверх и, выбросив вперед когтистые лапы, вцепился в добычу на асфальте.

Когда Пусик вернулся, волоча в зубах пуха, он застал Рафаэля за любимым занятием всех кошек на планете: он отпускал пуха, давал ему отбежать и снова ловил. Глаза Рафаэля горели охотничьим азартом. Это был совсем другой кот – живой и энергичный. Поникший в тоске и печали Рафаэль исчез.

Через пару дней приехала Милена. Они с Айлин пили кофе, делая вид, что поглощены разговором, но искоса наблюдали за Рафаэлем. Тот изучающе внимательно разглядывал их, словно обдумывая, кого выбрать в хозяйки. Потом подошел к Милене и потерся о ее ноги. На языке кошек это означает: так и быть, выбираю тебя.