Loe raamatut: «Анатомия подсознания»

Font:

Редактор Ольга Которова

Дизайнер обложки Евгения Михайлова

Фотограф Екатерина Асатурова

© Елена Асатурова, 2020

© Евгения Михайлова, дизайн обложки, 2020

© Екатерина Асатурова, фотографии, 2020

ISBN 978-5-0051-9371-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие
Мое богатство главное 
– свобода

Новая книга стихотворений Елены Асатуровой – настоящий женский роман, хотя и написан живым и разнообразным стихом. В нем есть завязка, история, развязка, эпилог – сказывается опыт написания детективной прозы. И во внимании к причинам и следствиям – тоже.

Сначала автор даёт бури, происходящие внутри души лирической героини, описывает откровенно и последовательно – со всеми метаниями, страстями, покаяниями. Этот-то раздел и называется «Анатомия подсознания». Переживания показываются обобщенно, вплоть до формул: «Важно понять, для чего мы здесь и сейчас», «Мое богатство главное – свобода». Но при этом впрямую не обнажаются драмы, видны лишь мучения от них, да еще, в противоречие словам о свободе, – все время говорится о муках выбора. Выбора своего, самостоятельного, отрицается обязательность чужих законов: «Не подчинить законам геометрий внутри меня идущий нервный ток». Но уже в стихотворении «Ланселот ХХI» проглядывает знакомство автора с реалиями внешнего мира, чужими и неприемлемыми.

Что же тогда подставляет плечо лирической героине? Вера. Об этом следующий раздел – «Верую». Вера не только в каноны и предания, в моральные законы и силу внеземного, но и вера в силу самой жизни, это позволяет писать: «И былую гоня тревогу». Из библейской истории извлекается мысли об Иосифе, принявшем младенца Иисуса: «Давайте помнить, что чужие дети – как божий дар принявшим их отцам». И эта нотка, вроде бы отвлеченная, потом отзывается в горячечном изложении сюжета…

Но сначала, еще до примет драмы, автор дает пейзаж, точнее – ту обстановку, от которой вынуждена отказываться лирическая героиня. Это Болгария: волны, песок, золотая хурма, животворная черешня… И боль в этом раю – от одиночества, и беспокойство.

И наконец – сама драма: «Затмение». А потом – «Москва», а потом: «Издалека», попытка оглядеться. И «Эпилог». «Мы ценою потерь понимаем порой, чем богаты». Пересказывать не буду, сами окунайтесь в эту бурю.

Иосиф Гальперин

Анатомия подсознания

«Так и бредем по миру: медленно, наугад…»

 
Так и бредем по миру: медленно, наугад,
сердце, мозги и смелость подрастеряв в пути.
Каждый из нас однажды сам создавал свой ад —
Домик безумной Элли снова в Канзас летит.
 
 
Всякий булыжник жёлтый, даже когда он сер.
Вымости им дорогу, что приведёт в тупик.
Снимешь очки, и вместо Гудвина – Люцифер,
в твой изумрудный город сталкер и проводник.
 
 
Время пришло желаньям сбыться любой ценой,
даже когда расплата холодом у виска.
Твой персональный демон будет всегда с тобой.
Сделай траву зелёной – время для пикника.
 

Аннушка
У Бога на каждого свои планы

 
Не говори волхвам своих желаний,
пока не будешь в них уверен сам.
Одна песчинка придаёт весам
безудержную силу колебаний.
 
 
И перевесит то, чего не ждал,
забыв слова молитв, отринув веру.
Каренина любила офицера,
но утром опоздала на вокзал.
 
 
И стала жить. Мудрее, злее, старше.
Плетя судьбы невидимую нить,
однажды вышла маслица купить
и разлила его на Патриарших.
 

Стрекоза

 
Что-то свербит под кожей.
Видимо, стрекоза
Спутала топкий берег с топью дырявых вен.
Крылья свои ломает, не замечая за
Тонким покровом кожи неудержимый тлен.
 
 
Что-то течёт по венам.
Красное, как вино.
Так же густеют капли, падая на асфальт.
Хочется просто верить, жить ожиданьем, но
Вслед за моей весною снова придёт февраль.
 
 
Кто-то стоит за дверью.
Может быть, феврали.
Белый готовят саван, холод вползает в щель.
Знаю, пора прощаться. Выкарабкаюсь ли
Как стрекоза на берег? Завтра уже апрель.
 

«Так вот и жили. На масло мазали хлеб…»

 
Так вот и жили. На масло мазали хлеб,
Пили из решета, ложкой черпали воду.
Мир согревали зимой, до угля истлев.
И запирали замки́, обретя свободу.
 
 
Утром ложились спать, прогуляв всю ночь.
Не осушали слёз, когда было больно.
Если звала любовь, уходили прочь,
А проигравшись в прах, были всем довольны.
 
 
Важно понять, для чего мы здесь и сейчас.
Тот, кто придумал это, забыл сценарий.
Пусть полетит всё к чертям! Устоит каркас,
И новый шанс с тобой нам судьба подарит.
 
 
И будем жить нелепо. Летать во сне,
Все теоремы мира собой оспорив,
Чтобы, открыв окно и сердца весне,
Снова попасть туда, где синеет море.
 

«Уйти в себя, вдыхая через раз…»

 
Уйти в себя, вдыхая через раз.
Закрыть глаза, чтобы не видеть света.
И сотворять молитву ли, намаз,
Когда душа как нищенка раздета.
Не слышать шума, ощущать покой,
Забыть страну, число и время года.
И гладить море, как щенка, рукой…
Моё богатство главное – свобода.
 

«Кто-то стремится в рай, но сгорит в аду…»

 
Кто-то стремится в рай, но сгорит в аду.
Кто-то грешит, но будет прощен Всевышним.
Мы набиваем в душах своих тату.
Он разглядит потом, что же стало лишним.
 
 
Мы вырастаем все из одних штанов.
Сказки одни нам в детстве читают мамы.
Но пожалеет кто-то из нас волков —
Выстрелы в их сердцах оставляют шрамы.
 
 
Ну а другой стреляет. И кровь течёт,
Белый пятнает снег и, конечно, совесть…
Время придёт, и каждый получит счёт.
Только об этом будет другая повесть.
 

Туман

 
Выйдешь из дома – с моря туман
Лёг покрывалом плотным.
Колокол в храме звонил (по нам?)
Так, что дрожали окна.
 
 
Чаек не слышно. Абрис луны
С ночи забыл дорогу.
У февраля так тревожны сны —
Смотрятся эпилогом.
 
 
Только на склонах зацвёл миндаль,
Клювы раскрыли почки.
Зиму с собой заберёт февраль,
Можно поставить точку.
 
 
Мы пережили ещё одну
И разучились плакать.
Можно проснуться и ждать весну,
Вылив чернила в слякоть.
 

Отражение в окне вагона

 
Выжат день в стакан лимонным соком,
Оседает полночью на дно.
Хочется не думать о высоком,
Хочется напиться, чтоб в г**но.
 
 
Чтобы уронить лицо в тарелку,
Наплевав на свежий макияж.
Чтобы по столу скакали белки
И кричали: «Славный был купаж!»
 
 
За окном убогие погосты
Пробегают задом наперёд.
Хочется прожить остаток просто,
А выходит всё наоборот.
 
 
Мне б водой студеной похмелиться,
Вспоминая, день какой и год.
…У дверей вагона проводница
Глянет, перекрестит и пошлёт.
 

Зимний дождь

 
Дождь зимний в городе пустом
вплетает в сон свои ноктюрны.
Мои незапертые тюрьмы —
моя душа – остывший дом.
И непослушное перо,
дрожа, царапает бумагу,
что жадно впитывает влагу.
Букв раскаленное тавро
стремится свой оставить след,
но оставляет только раны.
И чертит жизнь меридианы
из поражений и побед.
Идут на цыпочках за мной
ночей бессонных вереницы,
чтобы под утро раствориться
в воде холодной дождевой.
 

Птица кричала в ночи

 
Птица кричала в ночи, словно плакал ребёнок.
Был её крик биссектрисой предутренней тьмы —
так же незрим, так же варварски тонок и звонок.
Мы же, как рыбы, прозрачны и глухонемы,
бьём плавниками песок, не находим отдушин,
тупо всплываем на свет, про опасность забыв.
Где-то порядок в природе нарочно нарушен.
Лёгкие – в клочья. Уходим без вдоха в отрыв
слепо на голос чужой, не заметив границы.
Как в теореме: две равных на «после» и «до».
Всё распадается, чтобы опять повториться.
Птица кричит перед тем, как покинуть гнездо.
 

Сон

 
Я, засыпая, моря шёпот слышу.
Канва ресниц впускает лунный свет,
И он течёт по раскаленной крыше,
Сплетая слог в причудливый сонет,
 
 
Мой сон рождает лабиринт иллюзий.
И не понять, где меж мирами грань.
Нанижет ночь колье из звёздных бусин
На тонкий луч, у душ сбирая дань.
 
 
Я вижу мир в глазок калейдоскопа —
В нём каждый миг меняется узор.
И голосов тревожные синкопы
Сбиваются с минора на мажор.
 
 
Я слышу море. Слышу шорох ветра,
Дыханье бабочки, что села на цветок.
Не подчинить законам геометрий
Внутри меня идущий нервный ток,
 
 
Не причесать удобною гребёнкой
И под аршин один не подогнать.
Уснуло море чутким сном ребёнка,
Чтоб через час штормами ночь взорвать.
 

Мотылёк 2020

 
Крепко привязана к древку
мира жестокого суть.
Я мотылька-однодневку
в тёплой ладони несу,
 
 
остро от каждого шага
лёд разломив на куски.
Вместо обычного флага
крылья растут из руки.
 
 
Я в мотылька превращаюсь,
чтобы повыше взлететь.
Неба колышется парус,
Солнце раскинуло сеть.
 
 
Я поднимаюсь всё выше,
крылья обжечь не боясь.
Снизу стекает по крышам
мира безумного грязь.
 
 
Тонут дома и машины,
улицы и города,
женщины и мужчины,
умные и кретины.
Нет у планеты вакцины —
в этом-то вся беда.
 
 
Крылья сгорают – к счастью,
кругом идёт голова.
Я распадаюсь на части,
на слоги и на слова.
 
 
Им до безумия тесно
в карцере этом земном.
А я через год воскресну
сиреневым мотыльком.
 

Жадная вода

 
Откроются небесные врата
над утомлённой, выжженной землёй.
И потечёт, живительна, свята,
смывая кровь с ладоней и креста,
не будучи ни жертвой, ни судьёй,
 
 
холодная, безликая вода,
которая начало всех начал.
Внутри меня пылают города,
и реки утекают в никуда,
и рушится единственный причал.
 
 
Но вот утихнет торжество стихий.
Очнется мир, очищенный от лжи.
Забудутся измены и грехи,
прочтутся позабытые стихи,
и понимаешь, что за счастье – жить.
 
 
Мы все – планеты прихотью творца.
Смывает дождь неверье с наших душ.
Электрошоком молнии сердца
заводятся и бьются без конца…
Я просыпаюсь и встаю под душ.
 

Мои феврали

 
У моих февралей
привкус специй в горячем вине.
То горчит на губах,
то пьянит, не давая уснуть.
Загрустил Водолей,
бросил невод в небес глубине.
На фонарных столбах
его звёзды укажут мне путь.
 
 
У моих февралей
все аккорды знакомы на слух.
Заучи наизусть,
будет шанс, и мы вместе споём.
Ночь всегда холодней.
Это время беззубых старух,
и сбивается пульс,
кровь, как лава, по венам огнём.
 
 
У моих февралей
цвет индиго, раскаты штормов.
И теряется смысл.
И сливается с небом волна.
Здесь не жду я гостей,
не накрою им пышных столов.
И в манящую высь
я взлечу, как тот лётчик, одна.
 
 
Как без этого жить?
Заковав себя в серый бетон,
выпадая как снег
под колёса летящих машин,
перепутав все дни
в монохромных тоннелях метро,
замедляя свой бег —
мне же некуда больше спешить.
 
 
А мои феврали,
так и быть, пару лет подождут
на изломе страниц
недописанных вовремя книг.
Мы костры разожгли,
чтоб во тьме отыскали приют
грустный Маленький принц
и летящий сквозь звёзды старик.
 

Ланселот XXI

 
У него есть пентхаус в престижном районе,
Счёт в оффшоре надёжном, крутой Мерседес.
Он из тех, кто всегда убивает драконов,
Даже если они не воруют принцесс.
 
 
Чёрный шёлк простыней, натуральная кожа,
Ароматный сандал, современный дизайн.
В нём самом спит дракон. Он всегда осторожен —
Слишком много внутри похоронено тайн.
 
 
Но раз в год он свою отпускает охрану,
Сам садится за руль, отключив телефон.
Сквозь безлунную ночь, что похожа на рану,
Мчит от города прочь. Рядом дремлет дракон.
 
 
Где-то там, в вышине, полыхают Стожары.
Серебрится река среди тёмных лесов.
От дыханья его вспыхнут травы пожаром,
И от острых когтей из земли брызнет кровь.
 
 
Завтра в царстве привычном стекла и бетона
Он забудет про ночь, про речушку и лес.
От Диора кольчуга для битвы с драконом,
Даже если вокруг не осталось принцесс.
 

Tasuta katkend on lõppenud.