Loe raamatut: «Три года писем…»

© Елена Башмакова, 2019

© Терентiй Травнiкъ, 2019

ISBN 978-5-4496-0941-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Елена Башмакова и Терентий Травник

ТРИ ГОДА ПИСЕМ

Избранное из…

1991 – 1994 гг.

Это было недавно… Это было давно

Письма, которые представлены вниманию читателей, написаны с 1991 по 1994 год. Это было непростое время для многих, когда рушились старые устои, перестал существовать Советский Союз, менялось привычное мироустроение и мировоззрение в умах людей и общественной жизни, что не могло не отразиться и на их душах. Время поисков новых жизненных смыслов, адаптация к иным условиям и требованиям, когда буквально все балансировало на грани про́пасти, совпало с молодостью героев этой книги, письма которых через двадцать пять лет, бережно сохраненные временем, вдруг возникли из небытия именно сейчас, когда эпистолярный жанр практически канул в Лету, уступив место электронным письмам и общению онлайн, что более соответствует современным требованиям сверхскоростей.

Познакомились Лена Башмакова и Игорь Алексеев случайно в Центре внешкольной работы в Ясенево, где Алексеев работал художником-оформителем. Стоял 1990 год, Игорь недавно покрестился и пребывал в окрыленном состоянии духа. Лена пришла в ЦВР в составе исследовательской группы психологов, с целью изучения творческих аспектов коллектива. Она тогда вела занятия в Центре психологической поддержки «Круг» и занималась изучением занятий педагогов по внешкольной работе и всего того, что связано с педагогикой, поскольку она психолог педагогической деятельности.

«Однажды, проходя мимо комнаты психологов, – вспоминает Игорь, – я увидел незнакомую женщину и зашел познакомиться. Мы быстро разговорились на разные темы, в том числе и на духовные, т.к. я не так давно окрестился. Знакомство произошло 29 сентября, позже оказалось, что это был день рождения Лены. С тех пор мы стали больше общаться: она проводила у нас семинары, тесты, собирала группу художников, фотографов, музыкантов, делая опросы, заполняя анкеты, в которых участвовал и я. Так мы общались, но только на работе». К концу года психологи ушли, а дружба между Игорем и Леной осталась, правда, беседовали они теперь по телефону. Лена была замужем и всегда занята. Её родители строгих правил, а потому она вне семьи не общалась: только мама, папа и домашние. Года через полтора Игорь был приглашен к ней домой, где познакомился с ее родителями и семьей. «Папа Лены строгий такой, большой, а мама очень доброжелательная…», – вспоминает он.

Ее муж, Виктор, был военный и в 1991 году получил направление на службу в Германию – долгосрочную командировку в Берлин на три года. На этом общение между Игорем и Леной должно было бы прекратиться, несмотря на то, что оно было к тому времени взаимообогащающим и на хорошей волне: ему нравилось с ней беседовать, как с психологом, он всегда задавал ей много вопросов, а она давала ему полные ответы. Когда Лена уезжала с семьей в Германию, она забронировала ящик, дала ему адрес, сказав что-то вроде того, ну ты пиши, если что, я отвечу.

Вот так и начался этот диалог в письмах длиною в три года, который представлен на страницах этой книги. Интересно, что их переписка длилась гораздо больше, чем они были знакомы до ее отъезда заграницу. Дружеские непродолжительные встречи до отъезда Лены были редки, а переписывались они последующие три года, делясь друг с другом своими мыслями и переживаниями, правда, она приезжала в отпуск, когда Игорь покрестил ее сына Мишу, родившегося в Германии.

Такова краткая история знакомства Елены Анатольевны Башмаковой и Игоря Аркадьевича Алексеева (Терентия Травника), переросшая в дружбу на всю жизнь, а остальное – в письмах…

Член Союза писателей России

Ирина Михайловна Соловьева

 
Время вить гнезда и пасть из гнезда.
Время взлететь и упасть как звезда.
Время обжечься о чьи-то лучи.
Время растаять в бессонной ночи.
 
 
Время на встречи и на разлуки.
Время на губы, время на руки.
Время отдать свое сердце любви.
Время дожить в одиночестве дни.
 

Терентiй Травнiкъ

август 1991

______________ 1991 ______________

1

Уважаемый Игорь Аркадьевич, здравствуйте!

Поздравляю тебя с прошедшим Днем рождения! Пусть Бог тебе даст здоровья и мук творчества, без коих тебе жить нельзя.

Значит так. Я живу в Берлине. Пока мы живем в посольской гостинице. За моим окном высоченные тополя, напоминающие по форме юг России. От этого у меня, по-видимому, ощущение отпуска на пару недель и я не могу избавиться от этого чувства, да и не хочу.

Меня здесь пытаются адаптировать и научить жить в настоящих условиях. Это происходит довольно тяжело. В магазинах у меня единственное чувство – рябь в глазах и хочется поскорее уйти. Продуктовые магазины наводят меня на грустные мысли о греховности чрезмерности (помнишь, ты говорил, что без чего человек может обойтись, он должен обходиться), а здесь… это просто не нужно столько, и всего, и я думаю, что все это способствует душевному растлению.

Но между тем я становлюсь бюргершей: считаю марки, экономлю, становлюсь жадной. Вечерами вместе с Михалычем учим немецкий язык. Весь день мой проходит в суете: покупки, подсчеты, готовка, стирка, выгуливание ребенка. Ночами думаю о жизни и о тех, кого оставила в Москве.

«У меня нет дня, но осталась ночь»… Вообще осознавать и ощущать себя иждивенкой, мне очень тяжело. Ты знаешь, я привыкла работать много и с удовольствием, зарабатывать и тратить по своему усмотрению. Вообще развратилась. Хотя бы небольшой объем работы способствовал бы поддержанию моего душевного состояния.

С общением пока нет проблем. Разговариваю с сыном и с мужем, да еще с одной парой русских, которые помогают мне с закупками. Естественно о жизни, о философии, искусстве и религии я не говорю. Поэтому, может быть, начну писать.

Твою просьбу выполнила. Михалыч купил мне маленький плеер, и теперь я слушаю иногда записи. Это мне помогает. В твоем коллаже мне особенно нравится: «Пылает за окном звезда», «Мальчик и облако», «Воля», «Церковь», но последнее (очень сильное), я воспринимаю болезненно.

В восприятии России здесь у меня появилось что-то Есенинское: «Край ты мой заброшенный, край ты мой – пустырь, сенокос некошеный, лес, да монастырь»… Так и звучит в сознании. Что-то убогое, ранимое, бесконечное, непостижимое и дорогое. Знаешь Аркадич, ты нигде кроме России жить не сможешь, в другом месте ты задохнешься, мне так кажется. Я и то чувствую себя деревом, вырванным из родной почвы. Здесь одна женщина сказала, что им скоро в Союз. Когда я спросила, когда, она сказала, что в 1994 году. Я подумала: «Ничего себе скоро!» У каждого свое восприятие пространства и времени. Присмотрела себе масляную пастель. Она продается в наборе с фломастерами и красками, и стоит не так уж дорого, как меня пугали (от 14 до 30 марок), как блок хороших сигарет. Но мне хочется найти, отдельно пастель. Вообще, хочется вести рисуночный дневник, хотя пока у меня одно состояние – никакое.

Жалко, что я не попаду на выставку твоих картин (ты ее непременно сделай, сразу не продавай, отсними слайды, а я приеду и посмотрю, хотя бы по слайдам). Еще я здесь, часто вспоминаю твою картину, которую ты мне показывал незаконченной. По-моему, она называлась «Алхимия», там заброшенный каменный дом (мельница?), а впереди озеро (пруд?). Ты еще хотел там кого-то дорисовать. Если она еще не продана, оставь, мне хочется ее купить.

Сейчас я читаю психолого-философскую книгу В. Франкла «Человек в поисках смысла», что для меня актуально. Как тебе мысль: «Человек начинает вести себя, как человек, лишь, когда он в состоянии преодолеть уровень психофизически организмической данности, и отнестись к самому себе, не обязательно противостоя самому себе. Эта возможность и есть обществование, а существовать – значит постоянно выходить за пределы самого себя». Очень хочется с тобой поговорить, отвечать мне не обязательно, я знаю, что у тебя много дел и хлопот, это я здесь, баклуши бью. Но на всякий случай адрес припишу. Письмо сейчас отправлю через Татьяну, а дальше, как получится. Татьяна, славный человек, а для меня особенно ценно, что она относится ко мне с пониманием и принятием меня такой, какая, я есть. Она училась вместе со мной и Ольгой. Было очень приятно, когда она, Ольга, Дима и другие мои друзья, и сотрудники, провожали нас в Москве. У меня осталось очень трогательное приятное воспоминание. А Татьяна подарила мне своими руками сшитый и вышитый летний костюм. Было много цветов. Некоторые из них и по сей день, стоят у меня в номере. Звонить у меня вряд ли получится. В городе одна минута – 5 марок, поэтому буду писать. Ну, вот и все.

До свидания.

Большой привет Людмиле Георгиевне. Лена.

2

Здравствуй Лена!

Получил твои последние два письма. Прочитал, что письмо-продолжение к первому ты не получила. Очень жалко, т. к. в нем было все накопленное за летний период. Также понял, что пропала открытка (акварель, я ее сделал сам), которую я послал к твоему дню рождения. Поэтому, дорогая Елена, поздравляю тебя и желаю мира, мудрости и покоя. Надеюсь, что это письмо дойдет.

Недавно я получил письмо от Ксюши из Германии, которое она послала в середине июля, конверт раскрыт и то, что в нем должно быть, этого нет, так сказала она. Еще одно письмо ее так и не пришло, но поскольку это дошло, то я все же надеюсь, что мои тоже дойдут к тебе, хоть с опозданием, да не малым.

Мои ранние проблемы не разрешились, но время постепенно покрыло все «пылью». Боль притупилась, волнения и страхи затерлись. Правда, я заболел, то ли простудился, то ли еще хуже. Не было счастья, да несчастье помогло, так и мое самочувствие вытерло мои ранние хлопоты. Временно приостановил рисование – нет сил. Знаешь, лежу читаю Сергея Булгакова и ничего больше не хочу. На работу в ДП не ходил три дня – не могу, не хочу, очень противно. Встану на ноги, зайду к начальству и выслушаю очередное мнение о себе, но ты знаешь, сама, что там говорят.

В Москве жизнь стала труднее – говорят, есть нечего, все очень дорого, да и ничего нет. Знаешь, меня это до сих пор не интересует, хотя у меня также не густо, но я об этом мало думаю. Но я чувствую это по людям, мое окружение стало (в большинстве) замкнутым и настороженным.

Все «высокое» просто улетает из людских голов, да больше и не рождается. Грустно мне от этого, очень грустно. Зарплата у меня 170 рублей (110 р.+60 р. пособие). Продаю картины (этюды), чтобы купить краски. На красках я почувствовал подорожание (в 5—7 раз). Теперь себестоимость работы на холсте (с рамой) размер – 2 альбомных листа может дойти до 150—180 рублей. Поэтому с моей зарплатой все притормозилось. Есть долг и не маленький: тысяча с лишним рублей, приходится занимать на материал. Работы продаю дешево, т. к. из-за подорожания люди покупают очень плохо. Приходится выбирать – или сдать в салон дорого и не работать, сидеть ждать пока купят или отдать дешево, но купить материал и приступить к работе. Честно говоря, продаю со скрипом, не из-за того, что не берут, а все-таки хочу собрать что-то для выставки, да и есть работы, которые невозможно продать, т. к. какие деньги заменят душу и сердце, которые остались там.

Ксюша обратила на мои дела внимание, или я выгляжу так или немного узнала мои проблемы, не знаю. Но иногда предлагает свою помощь. Все же я ей очень благодарен. Последняя неделя для меня была неделей скитаний. Где только не жил, о чем только не говорил, чего только не видел. Впитал в себя, как губка, чужую боль. Очень рад за тебя. Представился случай провериться. Да, я, как и прежде держу обиду (очень серьезную) на сердце, но самое большое один день, а потом прощаю, обида уходит из меня, она просто не держится (как вода в решете). Я рад этому, это для меня важно, тем более, сейчас, когда наступает почти голод и разруха. Значит, есть еще тот потенциал, который копился все прошлые годы, тот хороший уровень. Расписывал деревянные яйца, все разобрали (в Америку и Германию), всем очень понравились, но как говорят «„сапожник без сапог“», хочу сделать когда-нибудь одно для себя.

В последнее время появилась мысль уйти с работы и не работать, заниматься творчеством, но не могу пока, я все же чувствую, что я там нужен, не хочу подводить людей, да и мой заработок – это уже хлеб, чай и проезд по городу, да и бумага для рисования и на мелкие подарки хватает. Предлагают мне новые места в кооперативах, в СП, МП, предложили место начальника отдела дизайна и рекламы в МП, да я все же не рожден для этого, я не коммерсант и никак не вижу себя в роли начальника.

Есть у меня одна мечта, жду то время, когда смогу помогать малоимущим, друзьям и всем простым людям. Погашу свой долг, и дальше мне деньги будут нужны только на краски, книги и минимум еды, тогда все излишки пущу на благотворительность. Если у меня в месяц 100 рублей будет уходить на радость других людей, это уже будет очень хорошо.

Отвечая на твой вопрос, могу сказать, что с Ксюшей у нас никакие отношения не восстановились, все как прежде, да и нет стремления и желания ни с моей стороны, ни с ее. Просто говоря – это невозможно.

Психологи твои так и работают у нас (Наталья и новая женщина. С ней во всю общается Миша Будин (чем-то похож на нас)). Я их вижу редко, да с начала года сказал, по-моему, не более пяти слов. Художники увольняются (Ольга, Таня, Арина), остается только Слава, а это не просто. Если хочешь, то я могу тебе иногда присылать фотографии о себе, наиболее интересные. У меня к тебе просьба, пришли мне свою фотографию, если ты сможешь сфотографироваться и, если это недорого для тебя.

Игорь (Терентiй Травнiкъ)

3

Здравствуйте, уважаемый Игорь Аркадьевич!

Долго не писала, так как все ждала письмо от тебя, но так и не дождалась, хотя и месяц уже прошел, как ты вышел из отпуска. Видно не до меня, да Бог с тобой, я не обижаюсь. В моей жизни произошли значительные перемены, правда, не знаю, на долго ли. Как-то так получилось, что перед самым началом учебного года, а именно 30 августа, меня совершенно неожиданно взяли на работу. До этого я ходила в посольскую школу, и мне отказали, а Михалыч посоветовал съездить в Карлхост (это дальше, на восток), там наши военные, которых выводят. Там мне и предложили поработать учителем начальных классов. Я согласилась, но в первое время, так чего-то испугалась, что потом хотела отказаться. Учителем в начальной школе я уже давно не работала, с такими детьми занималась только психологией, последний год в доме пионеров (помнишь, мою старшую группу 9—10 лет), да и вообще мне гораздо больше нравится, и лучше получается, если контингент взрослый или старшеклассники. Я в последнее время разучилась строить отношения любым другим образом, кроме, как на равных. Пытаюсь и ними, но они начинают садиться на шею, не привыкли, для них нормы – команды. Первое время (да и сейчас еще) шокированы, что я называю их по именам, а не по фамилиям (тем более, что их немного и имена почти не повторяются). Дети в основном из Украины и русские из Прибалтики, поэтому с русским языком просто беда. Говорят: «Ихние, ложат», из отдельных слов в заданиях, предложения составляют с трудом. Читают большинство очень плохо. Ну, в общем, я углубилась в свои рабочие проблемы. Когда шла работать, то прикидывала все «за» и «против». Конечно, домашнему хозяйству Димке, внимания меньше, но зато, все время при деле, общение (педагоги в школе не плохие, да и дети тоже), ну и свой заработок. Так что плюсов больше. Тем более в лучшем случае мне удастся проработать год, т. к. войска выводят, и дети с родителями уезжают, школа сокращается. Да, меня обрадовал Михалыч, возможно, мы вернемся пораньше. Домой хочется! Он вообще сейчас доволен тем, что я при деле, перестала ныть (я ему уже этим надоела, каждый день на мою кислую мину смотреть, в магазины, вообще перестала ходить – некогда, значит, и денег трачу меньше). Так что теперь я каждый день встаю в 6 часов утра, выезжаю к 7, к 8 в школу. В лучах утреннего солнца, пересекаю часть Восточного Берлина в наземном метро, почти одна в вагоне (большинство едут в центр). Смотрю на солнце и думаю, что оно сейчас на Востоке, что у нас сейчас девятый час утра, и мысленно, через него здороваюсь с вами. Восток Берлина, совершенно похож на нашу местность, иногда такое ощущение, что едешь на пригородной электричке, где-нибудь в районе Бирюлево: новостройки, деревья, кустики, насыпи. Только на станциях надписи иностранные. В Берлине хоть и сухо, и солнечно сейчас, но вовсю чувствуется дыхание осени, особенно прохладно по утрам. Говорят, что здесь осень сухая и солнечная, до ноября. Мне не повезло, на второй же день работы, я заболела, и ходила работать больная (пичкала себя таблетками). Заболела, скорее всего, на нервной почве, когда я нервничаю, стресс, на меня любая инфекция быстро садится. Поэтому болело горло, потом насморк, потом стала хрипеть, и почти совсем пропал голос, и сейчас начала кашлять (обычная моя схема). Да, Михалыч меня стал иногда жалеть. До дома всю эту неделю я буквально еле доползала. Очень тяжело сразу навалилось: начало работы, Димкиной учебы, болезнь, да поболеть спокойно нельзя.

Да, съездили мы в Потсдам, в Сансуси, так что моя мечта воплотилась. Сам дворец Фридриха оказался очень скромным, всего 10 помещений, правда на той же территории есть другой, побольше, где жили, когда приезжали его родственники. Сам дворец Сансуси, расположен очень красиво на горке, которая идет ступеньками, обвитыми виноградом (если попадется открытка, пришлю). Приятный такой камерный пейзажный парк вокруг, очень легко представить, как они здесь на лошадях катались. Но наши Ленинградские дворцы значительно больше и пышнее, да и ухоженнее. У нас там каждый миллиметр стенки буквально вылизан (может быть, потому, что люди там работают – сподвижники), а здесь нет, небрежности больше (а может денег на реставрацию, мало выделяют?). Немцы очень гордятся своим Сансуси и Фридрихом, даже на проездных билетах, фотография этого дворца. В парке было много народа, гуляют буквально толпами, и с билетами трудно, хотя они по 6 марок. В целом поездка была интересная, я осталась удовлетворенной. Больше в этом месяце мы никуда не попали, а теперь до моего выздоровления и не попадем. Как у тебя дела? Вышел ты на работу? Кто теперь тебе скажет: «Здравствуйте, Игорь Аркадьевич, как Ваши дела. Как там чувствует себя, моя конкурентка Ольга (рыженькая)?» Знаешь, как я тогда поняла, что это Ольга? Она очень по-хозяйски, чувствовала себя в твоей мастерской. Меня это, честно говоря, слегка задело. Мне вообще не нравится, когда с тобой обращаются панибратски, без должного трепета. У меня такое чувство, что они просто не представляют, кто ты, какая ты необыкновенная личность, гораздо, душевно развитее их (представляю, как ты в этом месте занимаешься руками). Мне очень не хочется, чтобы ты чувствовал себя одиноко. Рано или поздно, мы все вернемся к тебе (лучше раньше, конечно). Приехал ли Вадим? Я со своей стороны, стараюсь ежедневно, выполнять обещанное тебе (помнишь, один из последних разговоров о жизни и смерти, под крышей дома пионеров?) Впрочем, ты никогда ничего не понимаешь из того, что я говорю. Но, во всяком случае, слово свое стараюсь держать, не знаю, помогает ли тебе это? Каждый день о тебе помню, и думаю, что, когда я вернусь, ты будешь немного другим, наверное, взрослее, мудрее, будешь еще более масштабно и обстоятельнее мыслить (мне так кажется почему-то), и это немного жалко, потому что я не буду, так остро с нежностью, с улыбкой, воспринимать твою молодость, твое мальчишество. Но может быть, это и хорошо, потому что в душе мне хочется, чтобы ты вырос. Я сейчас задумалась над тем, что пишу, и подумала, получилось нечто сумбурное и непонятное, наверное, это оттого, что очень хочется с тобой увидеться и пообщаться.

Мне кажется, что, и жена твоя вернется. Я вообще не понимаю, и не представляю, как она может жить без тебя? Ты для нее и папа, и мама, и врач, и, наверное, самый надежный друг, который всегда придет на помощь, простит и примет такой, какая ты есть. В глубине души, ты ее по-прежнему любишь, мне так кажется. А она у тебя просто молодая и глупая.

Моя тоска здесь не проходит, просто сейчас я ее забила работой, стала уставать. Если работу у меня отнять, то все вспыхнет с новой силой. Для меня сейчас вся эта Германия, ушла куда-то. Я еду на работу, и полдня вообще не думаю об этом. Обычная советская школа, как если бы я работала в центре Москвы. Потом возвращаюсь, забегаю за хлебом, молоком и соком (благо очередей нет почти) и лечу домой, делаю уроки с Дмитрием, проверяю тетради, готовлюсь к урокам, убираю квартиру, готовлю ужин и т. п., т. е. как бы, если бы, я была дома. Но конечно не совсем, а главное – нет друзей, и не будет, а главное, нет любимых лиц, родных, по духу или крови (кроме моего семейства).

Вот такая моя жизнь на сегодняшний день. Если сочтешь нужным, передавай от меня привет, кого увидишь в Доме пионеров. Как там Миша, стал ли миллионером? Ходит ли в смокинге, как он мне приснился? Если будешь передавать привет Славе, скажи, что миллионершей не вернусь, поэтому пусть женится на другой. Впрочем, может быть, я им сама, потом к рождеству, открытку пришлю (напиши, если соберешься, адрес дома). Вообще здесь Рождество, Пасха и Троица —это народные праздники. Я скучаю без нашего дома пионеров, больше, чем по основной работе. Обещала написать десятиклассникам, да потеряла книжку с адресами. Растяпа.

Передай привет Людмиле Григорьевне!

Крепко обнимаю. Всегда помнящая о Вас. Елена.

Сентябрь 1991 год.

4

Лена привет!

Сижу в мастерской, в Ясеневе, только что закончил первый слой работы «Магия», отдыхаю, пью чай. Извини, что пишу так редко, получила ли ты мое большое письмо, я имею в виду в большом конверте на десяти листах. Я послал там тебе конверты. Это письмо очень важное, там я описал все свое лето. Сентябрь и начало октября у меня очень насыщенные. Сплю очень мало. Работа в ДП¹, потом работаю в мастерской по 6—7 часов, каждый вечер. Ксюша пока еще здесь, приходится заниматься и ее делами, т. к. работаю в нашей квартире. Ушел в живопись с головой, даже удивляюсь, откуда столько сил, правда, иногда падаю замертво. Свои остальные дела все забросил, мало общаюсь, т. к. все это отнимает время на сон. Если бы меня сейчас спросить, сколько мне нужно времени на творчество, то я ответил бы 40 часов в сутки. От идей просто захлебываюсь, иногда до слез обидно, что устал и даже не могу стоять. У Ксюши тоже все на нервах с этим отъездом в США и вот недавно попал под горячую руку. Почти был выгнан, причина беспорядок и запах краски, правда потом извинилась, но мне пришлось три дня болтаться по знакомым. Сейчас приходится выбирать время для работы, когда нет никого дома, это время почти отсутствует, из-за этого впал в депрессию. Как-то болтая с ней вечером, я ей сказал, что у нее есть цель, ей известны причины задержки и ей известно, что надо сделать, чтобы достичь свою цель, а у меня все сложнее, мое творчество не имеет ни времени, ни пространства, я не знаю, как делать и что делать, что я больше не могу тратить себя на другие дела, но нет, нет понимания.

Мою живопись смотрят все, для Ксюши это предмет гордости, но работать у меня часто нет возможности. Подрамники купил, но к моменту их получения они возросли в цене вдвое, большое тебе спасибо за деньги, они мне очень, очень пригодились. У меня купили «Несчастного» за 600 рублей и еще около 6 этюдов летних по 150—200 рублей. Но сейчас все так дорого, что моя живопись оставляет мне только долги. Рисую в долг, т. к. сейчас решил не продавать, а отдать на выставку в декабре примерно 10 работ. Гостили американцы, хотели купить за 200 долларов одну работу, но я не продал, т. к. в ней столько моих сил и нервов, хотя работа вроде бы обычная. Сделал большие работы «Живое и Мертвое», «Эпидемия», «Реквием», «Голубой храм»². Появились люди, помогают мне в творчестве деньгами, пока безвозмездно, но не знаю, как потом, вероятно придется потом отдавать работами, но меня интересует только творчество. Думаю, что трудный период обязательно пройдет. Знакомая моего друга и моя крестная мать пытаются меня женить, а то, мол, совсем пропаду, показывают подругам мои фото и вызывают меня в гости. Смешно ужасно. Конечно, никуда я не хожу, нет времени, сил, а самое главное желания. С женщинами не общаюсь совсем, ботинки прохудились, куртка драная, да и денег нет на пирожки, а женщины народ капризный, это я давно ощутил. Очень скучаю по тебе. Ты лучше всех меня понимала, а мне так не хватает этого сейчас.

Написал ряд новых песен. В конце октября запишу их на кассету, альбом будет называться «Выпь». Пишу стихи, вернее записываю, чаще всего ночью, когда не спится. Здоровье пошатнулось, но в голове сидит только одна идея – творить, пока хватит сил. Заметил, что чем выше подъем в творчестве, тем больше людей и проблем, которые мешают осуществить замысел. Хочется сказать, подождите, летать мне не долго, вот упаду, тогда я ваш, а сейчас, неужели не видите, может такого никогда больше не будет, но странные, странные люди вокруг! Да и где тот критерий оценки важности, у каждого свой устав и своя правда, кто-то измучил всех своей любовью, кто-то работой, кто-то тем, что ему скучно, ну а я вот творчеством, да только сказать о своих муках не могу. Ксюша, например, может наорать не думая о последствиях, а я очень тяжело переношу, когда на меня кричат, если бы у меня было место для работы, где можно было держать холсты и краски, я бы переехал, а так приходится терпеть, я пытался ее просить о спокойном поведении, у нее один ответ, что ей тоже необходим покой, что она тоже желает уважения, но самое, главное то, что я никак не отношусь к ее неудачам, что это зависит не от меня. Очень больно чувствовать, что для приезда ее гостей или иностранцев приходится выставлять по ее просьбе свои работы, а в отсутствии их мне приходится искать способ для творчества, чтобы не нарушать ее покой. В мастерскую ко мне из моих знакомых никто сейчас не ходит, звонят редко, я запретил, т. к. очень сильно чувствую, что я здесь не хозяин, но приходится принимать участие в ее делах и в делах ее знакомых. Да я умею терпеть, и это я понял, я умею прощать и ждать, но я хочу работать, работать. Мне иногда грустно, кажется, что чужие дела могут быть мною решены, но люди занимаются каким-то психологическим мазохизмом, им как будто нравится мучить себя и других, порой, кажется, что когда решатся их дела они взвоют от тоски и сделают все по старому, чтобы не было скучно. Людям весело от их дел. Смотрю я и хочется сказать, что не об этом надо думать, но не верят люди, слепы люди.

А у меня все по-другому, я улетел в небо, не могу опуститься, да и пока не хочу. Мне иногда кажется, что я совсем выпал из общества. Понимаешь, ужасно слушать по часу то, окончание чего ты знаешь уже через пять минут. Я понял, как прекрасно молчание. Иногда мой внутренний протест доходит до истерики. Может быть, я очень сильно заблуждаюсь в данный момент? Не знаю. Парадоксально, но для творчества мне необходим в данный момент покой и комфорт. Мне нужен порядок в душе. Когда я достигаю минимальных своих удобств, у меня все рушится, чаще всего не из-за меня. Часто вспоминаю наши разговоры. Интересно, как ты думаешь, может быть, я слишком много требую от других и не замечаю того. Хотя я всегда был уверен в том, что очень хорошо чувствую людей. Жду твоего возвращения, об этом могу писать в каждом письме, в каждой строчке. Совсем разочарован в женщинах, пришел к выводу, что философия каждой женщины упирается в их желания, а цель – осуществления желания. Женская философия может меняться, забываться, предаваться, ломаться и все только от женского настроения. Женщина видит только то, что хочет видеть, и только тогда, когда хочет это видеть. Женскую философскую идею можно вставить в рамки ««иметь и мое»», удивительно, как женщина легко в борьбе за общественное, за высшее выделяет из всего приобретенного только то, что ей понятно, а не то, что есть объективность. Но есть ведь другая правда и ««эта правда проста, но ей не хватает креста и соломенной веры в спаси, сохрани…»

Вот такой этюд. Да, песня, о которой ты спрашивала «Церковь» группа ДДТ в исполнении Ю. Шевчука.

Прости за редкие письма, выползу, буду писать чаще, хотя очень понимаю как они тебе нужны, да и я хочу с тобой говорить, но каков храм, таков и приход (это я о себе).

Искренне Ваш Терентiй Травнiкъ.

Из стольного града Москвы.

8 октября 1991 г.

5

Здравствуйте, уважаемый Игорь Аркадьевич!

Каждый раз у меня проблема, с чего начать, и после обращения, я останавливаюсь и задумываюсь. Несколько слов о бытовухе. Живем мы теперь на квартире в самом центре Восточного Берлина, в десяти минутах ходьбы от Берлинской телебашни. А вдруг тебе удастся приехать? От телебашни надо двигаться в направлении Hotel Stadt Berlin (городская гостиница), она остается слева, по подземному переходу пересекается улица и попадаешь в переулок, между двумя домами: на одном написано Reiseburo (бюро путешествий, это справа), а на другом Casio (это корейская фирма по продаже видео и т. п.), и если двигаться в переулке минут пять, никуда не сворачивая, упираешься в наш дом. Дом имеет четыре стороны. Дом имеет четыре стороны, наша дальняя, по адресу: Mollstrabe (Мольштрассе). На углу дома, со стороны трамвайной линии, написано Mollstrabe 2/3, а на нашем подъезде Mollstrabe 3. Дальше, надо нажать кнопку, с фамилией Башмаков или номер 0901 (это квартира), и ждать, пока я спущусь, и открою, т. к. система сломана, и работает только звонок. Ближайшая станция метро Александрплац. В посольстве – это называется, жить в городе, и до посольства до нас пешком, минут 40 (можно ездить на автобусе или на метро). Таким образом, я почти полностью отрезана от жизни, с немцами общаться, не позволяет отсутствие знания языка, а из нашего контингента, я знакома только с той парой русских, о которых писала. Таким образом, я в изоляции, и после моего широкого круга общения, очень не привычно.

Дни мои проходят очень однообразно. Каждый день убираю квартиру, что-то стираю, езжу в Западный Берлин, за относительно дешевыми продуктами (я, как жительница Московской области, в прошлом: в Москву за продуктами, в Восточном, все цены выше). Без конца кормлю своих мужчин, в общем, страшная текучка, уверенно отупляющая. За горячую воду здесь приходится особо платить, поэтому в белом хожу, реже. Очень много времени занимает сын. Немецких ребят он побаивается, с нашими, когда мы бываем в посольстве, конфликтует, с утра до вечера он со мной. Я притерта к его характеру, а он к моему. Занимаюсь с ним. На себя времени почти не остается, отчего очень страдаю и злюсь. Даже почитать удается не каждый день. Я настолько привыкла своим миром, в который очень мало кого впускала, что сейчас у меня возникло ощущение пустоты. Счастливые минуты, когда мне удается побыть одной, почитать, помалевать (пастель, я купила), почитать стихи, послушать музыку или просто поразмышлять.