Loe raamatut: «Кока. Огненный демон»

Поездка на север Португалии в конце октября могла гарантировать только одно: дождь. А с учетом того, что целью нашего маленького путешествия было посещение тетушки, живущей в крошечном городке в сельской глубинке, – еще и страшную скуку. Я вздохнула и прижалась лбом к стеклу. Мимо проплывали классические пейзажи горных деревенек. Вездесущие мох, плющ и ржавчина пытались поглотить все, до чего дотягивались, придавая даже самым миленьким постройкам диковатый и неопрятный вид. И словно споря с увяданием, среди темных тонов вспыхивали яркие пятна хурмы, ссутулившейся от спелых плодов, или какого-нибудь не по сезону цветущего куста.

Отец притормозил, глянул в навигатор и взял левее. На развилке стоял крест, высеченный из цельного куска камня. Рыжий лишайник облепил его так, будто основание игриво обвил лисий хвост.

– Зачем ставят кресты в таких местах? – тихо спросила я. – Все равно же никто не будет молиться посреди дороги.

– А зачем вдоль дорог рекламируют еду или бытовую технику? – ухмыльнулся отец. – Вот тебе пример пиара двухсотлетней выдержки.

– Несмешная шутка, – проворчала мама, хотя мне папино высказывание показалось довольно метким.

Когда приветственные оханье и лобызания поутихли, тетя попросила меня сходить к соседке. У той уродилось море тыкв, и она предлагала забрать несколько.

В Порту, где мы жили, в канун Хэллоуина, как и в других крупных европейских городах, окна и двери домов украшались пластиковыми скелетами, синтетической паутиной и наклейками с силуэтами пауков, летучих мышей да ведьм на метле. Здесь же с каждого подоконника натуральные тыковки подмигивали настоящими свечами. А на крыльце сеньоры Клары, к которой меня послали, и вовсе расположился потрясающей красоты натюрморт из причудливых коряг, пожелтевших колосьев, других даров огорода – и, разумеется, здоровенной тыквы.

Я не спешила искать дверной звонок, а просто с минуту не то любовалась увиденной композицией на фоне необработанного камня стены, не то наблюдала за своими ощущениями. Казалось, внутри зашевелилось что-то дикое, но очень естественное. С таким чувством купаешься ночью в реке или смотришь в огонь.

Замок щелкнул, и я от неожиданности подскочила на месте. Дверь открыла немолодая женщина, но назвать ее старушкой не повернулся бы язык. Стройная, осанистая, в светлом брючном костюме. Еще довольно густые серебряные волосы собраны в идеально гладкий хвост.

– Нравится? – произнесла она, и от тембра ее голоса по телу побежали мурашки.

– Красиво.

– Заходи, – сказала сеньора Клара, и я, как загипнотизированная, поднялась по ступеням.

В гостиной горел камин. Свет был притушен. На столе раскинулась еще одна композиция, уже без тыкв, но с сухоцветами и свечами, горящими в высоких стеклянных колбах.

– Вы дизайнер? Флорист?

Женщина по-доброму усмехнулась и помотала головой.

– Ты, должно быть, племянница моей соседки. Сейчас я принесу обещанное. И чай.

Танцующий парок пах вербеной, корицей и еще чем-то приятно-терпким. Я смущалась, но уходить не хотелось. Все вокруг было очень далеким от того, что наполняло мою обычную жизнь, и я судорожно копалась в мыслях, подыскивая тему для разговора.

– Почему вы не режете тыквы и не ставите внутрь свечи, как другие?

Женщина, до этого смотрящая в полыхающий камин, повернулась. Из-за острых черт, светлой одежды и волос в отблесках огня она казалась похожей на полярную лисицу.

– Как ты думаешь, чье лицо люди пытаются изобразить на тыквах? – спросила она вместо ответа.

– Какого-нибудь злого духа, – пожала я плечами. – Другие духи, проснувшиеся на Хэллоуин, видят, что дом уже занят, и проходят мимо.

– Во-первых, не Хэллоуин, а Самайн. Во-вторых, это Кока. Он не злой. Хитрый, опасный, себе на уме, но не злой. До прихода христианства люди здесь верили в существование огнедышащего духа. Своенравного хозяина земель. Не то чтобы они ему принадлежат, – лукаво усмехнулась Клара, и это снова подчеркнуло сходство ее лица со звериной мордочкой. – Скорее Кока к ним привязан. Поставлен следить за порядком, охранять и отзываться на прошения. Жители несли ему дары в засуху, если расшалились мыши, заболел скот или хотелось передать весточку усопшим. Рыжий плут знает дорогу на ту сторону. А на Самайн, когда миры приходят в равновесие, пропускает души ушедших к их родственникам, оплачивая проход тем, что ему поднесли. Конечно же, и себе прихватывая кусочек.

– И что, он похож на тыкву?

– Немного… точнее, мог бы быть похож, если бы его попытался нарисовать напуганный им ребенок. Кока выглядит как молодой человек с копной ярко-рыжих кудрей. Но если разозлится или просто захочет произвести впечатление, то может разинуть пасть так, что миловидное личико разойдется от уха до уха. А между острых, как у собаки, зубов будет полыхать пламя. Хорошо, если там оно и останется. Потому что шары огня, которые он выдыхает, сколь угодно далеко летят по воздуху, пока не догонят несчастную жертву. А если ей и удастся бежать, то Кока обернется огромным лисом. Тогда от него уже никто не уйдет. Понятно, что при таких способностях святая церковь не могла не записать Коку в свиту Дьявола. Так он стал злым духом. Было даже время, когда в канун Самайна специально вешали горящие тыквы на колья заборов, чтобы показать зубастому демону, что ему здесь больше не рады. Люди меняют традиции, как им нравится, а потом удивляются, почему волшебство перестает работать. – Она не то усмехнулась, не то фыркнула и отпила чаю.

– Вы так говорите, будто и правда были с ним знакомы.

– Может, и была… – лукаво сощурилась Клара. – Ах, твои глаза горят, как у соседских тыкв. Спрашивай все, что хочешь! Не стесняйся!

– Значит, вы приносите ему дары? Зачем? У вас кто-то умер?

– У всех кто-то когда-то умер, такова человеческая природа. Но нет, я не желаю тревожить ушедших. Больше нет. Меня интересует сам Кока. В канун Самайна у него много работы здесь, поэтому проще всего его увидеть.

И все же в голосе собеседницы сквозила тоска. Тоска, которую привыкли прятать, но стоило коснуться больного, она рвалась и рвалась наружу.

– Зачем же вам Кока, если не передать весть на тот свет?

– Я историк по образованию. А по призванию практик.

– И что же вам удалось проверить на практике? Что если не менять традиции, то волшебство работает?

– Конечно! Как работает любой инструмент, если собрать по инструкции и пользоваться по назначению!

– А вы, стало быть, профессионал по таким инструментам? – Я была невероятно заинтригована нашим разговором. Показалось, что в комнате даже стало слишком мало воздуха, чтобы произнести эти слова в полный голос. Впрочем, моя собеседница все равно их услышала. И кивнула. – И что это за инструменты?

– Одним из самых хорошо сохранившихся волшебных инструментов является гадание. Я владею некоторыми его видами. Например, гаданием огнем. И сейчас идеальное время, чтобы прибегнуть к его услугам. Хочешь попробовать?

– Еще бы! – я даже придвинулась поближе.

– В канун Самайна огонь особенный. Он очищает лишнее, оставляя в прошлом все, что не вызрело и не сможет вызреть или отжило свое. А если убрать все, что должно остаться в прошлом, то можно увидеть будущее. Надеюсь, ты голодная, – ласково усмехнулась она и пошла на кухню.

Вернулась сеньора Клара с куском жареной курицы на тарелке и протянула ее мне. – Нужно съесть мясо так, чтобы не осталось ни кусочка, но при этом не повредить кость.

Когда с внезапным угощением было покончено, женщина приняла из моих рук куриную косточку. Внимательно осмотрела, кивнула и вернула. Потом достала из буфета потемневшее медное блюдо и направилась к комоду. Шуршали ящички и их содержимое. На металле росли горки трав и веточек.

– Может быть, стоит ее вымыть? – смущенно предложила я, поскольку обглоданная кость вдруг показалась мне неуместно грубой деталью на фоне тонких пальцев сеньоры Клары, танцующих в сухих соцветиях.

– Ни в коем случае! Во-первых, вода смывает информацию. А во-вторых, моют грязное. А животное, послужившее другому, чисто! Как и еда, съеденная с удовольствием.

Мы расположились на полу у камина. Кость заняла центральное место на блюде, стоявшем у наших коленей. Клара ничего не подбрасывала в огонь, но тот оживился при ее приближении. Как домашние животные, чуя, что хозяева собираются их кормить.

Но синьора Клара не спешила. Среди прочего на блюде поблескивали гранями хрустальный графинчик и три крошечные рюмочки. Женщина медленно наполнила одну. Потом вторую.

Огонь разгорался все сильнее.

Я понюхала. В нос ударил запах вишни и винного спирта.

– Это же жинжа! Я не пью!

– Это пьешь! – спокойно, но жестко пресекла мой протест хозяйка, опустошив свою рюмку в один глоток.

Я зажмурилась и последовала ее примеру. Сладкий ликер ободрал горло и ударил в нос. Сморщившись, я задержала дыхание, чтобы не закашлять. А когда открыла глаза – отпрянула от неожиданности. Казалось, огонь в камине уже не просто горит, а пытается дотянуться до стоящего перед ним блюда.

– Очень хорошо, – непонятно заключила Клара. Подчеркнуто медленно наполнила третью рюмку. Покатала в пальцах и выплеснула в камин.

Пламя вспыхнуло, подхватывая всё, до последней капли, и немного утихло. Цвет колышущихся языков чуть изменился, становясь розоватым.

Тогда в ход пошло остальное содержимое подноса. Мы вдыхали запах сухих цветков и ягод, прежде чем отправить их в огонь. Пускали по воздуху кружева дыма от тлеющих можжевеловых веток и листьев, собранных ниткой в тугие пучки. Мне казалось, что я пьянею. Была ли тому виной выпитая жинжа или все происходящее, но внутри высвобождался некий щемящий восторг. А из него – расслабление. Но не спокойное, а активное. Как будто расслаблялись не мышцы, а какие-то незримые оковы, выпуская на свободу узника-балагура. А он хочет танцевать с закрытыми глазами странные танцы, то прыгая, то падая на пол. Смеяться во весь голос. Открывать окно и кричать на всю улицу, как рад видеть каждого прохожего…

– Пора! – скомандовала наконец сеньора Клара. – Бросай кость в огонь.

Я кинула и затихла, наблюдая, как языки пламени начали льнуть к косточке и облизывать ее. Та почернела, но не поддавалась. Мы сидели молча. Минуту. Две. Пять. И тут огонь отступил. Отполз прочь, будто смирившись, что не справится с этой добычей.

Сеньора Клара потянулась и взяла косточку пальцами. Ополоснула от копоти все тем же ликером и передала мне. Я заморгала, не веря ни глазам, ни ощущениям. То, что лежало у меня на ладони, походило на кусок дерева. Плотного, отшлифованного до матового блеска. По темной поверхности шел рисунок, напоминающий не то разводы мрамора, не то следы от живущих под корой насекомых.

– Не смотри долго. Еще рано. Пристальное внимание спугивает чудеса. Считай, что они стеснительные, им легче приходить в темноте. – Хозяйка дома забрала кость и завернула в хлопковую салфетку. – Откроешь, когда встанешь перед трудным выбором.

– А я пойму, что там?

– Уверяю тебя, обязательно поймешь! – сверкнула она все той же лисьей ухмылкой.

На том мы и попрощались.

Я вышла на дорогу и остановилась. Если бы не сверток в кармане, можно было бы подумать, что мне все почудилось. Впечатлений осталось так много, что кружилась голова.

Взгляд упал на полученную плетеную сумку, сквозь которую виднелись яркие бока небольших тыковок. «А почему бы и мне не сделать подношения?» – мелькнуло в голове. И я сразу обнаружила под ногами розовые и бордовые, почти до черноты, кленовые листья. С их букетиком и вернулась домой.

В вазе с фруктами нашелся гранат с целехонькой остроконечной короной, а потом яблоко, такое же темно-темно-бордовое, как листья. С мелкими крапинками, словно звезды на ночном небе.

Довольная находкой, я поднималась в отведенную мне комнату, но столкнулась на лестнице с тетей.

– Долго ты просидела у сеньоры Клары, – заметила она.

Я смутилась.

– Да, она рассказала мне много интересного.

Брови тетушки искренне взлетели вверх.

– Неужели?! Обычно она… довольно скрытная.

– Да?! – теперь удивилась я. – А кто она вообще такая?

Тетя неоднозначно улыбнулась и посмотрела на беленую стену, будто поискала на ней подходящие слова.

– Знаешь, есть такие люди… Немного не от мира сего. Нет, не сумасшедшие, но… В общем… – Она заговорщически придвинулась, явно довольная возможностью поделиться сплетнями. – Я не застала ее мужа, но говорили, что когда они приехали к нам, он был дряхлым стариком, а она юной красавицей. Странный союз, правда? Хотя Клара вроде и правда очень его любила. Никто толком про нее так ничего и не знает. Ну вроде сирота она. Неизвестно, где муж ее нашел, но рассказывали, она чудная была. Словно дикая совсем. И боженьки! Как она горевала, когда тот ушел в мир иной. Много лет прошло с тех пор, а она всё зажигает и зажигает свечи. И смотри-ка ты, красавица же. Она, между прочим, сильно старше меня, а выглядит на зависть. И что ты думаешь? Всю жизнь так и прожила одна! Ни мужа нового у нее не было, ни друзей близких. Да, вежливая, приветливая, если попросить чего – поможет. Но ни слова лишнего из нее не вытянуть. Вот я и удивилась.

– Да сеньора Клара мне тоже ничего особенного не рассказала. Так… Мы про праздник говорили, про старые традиции всякие, – я тряхнула своей ношей. – Вот захотелось тоже…

Тетушка покивала и пошла хлопотать на кухню.

В комнате я с трудом, но сдвинула деревянную оконную раму и разложила на достаточно широком подоконнике композицию из фруктов и листьев. Приладила свечу в высоком стеклянном стакане. С удовлетворением осмотрела свою работу и села у окна читать.

Первые минуты я напоминала себе ленивого охотника, поджидающего добычу. Но скоро книга увлекла, потом родители позвали на поздний ужин, и все произошедшее этим вечером немного подзабылось и поблекло. Только перед тем, как ложиться спать, я снова взглянула в окно. Свеча догорела. Луна заглядывала в прореху между облаками, и небо казалось светлым. На его фоне ясно выделялся силуэт – кто-то сидел на крыше соседнего дома. Улица была узкой, всего несколько метров. Я могла даже видеть, как подпрыгивают на ветру кудри над худыми плечами. Лица было не разобрать, но сидящий выглядел совсем парнишкой. Он кусал какой-то плод. Неторопливо. И смотрел вдаль, где закопченной тучей лежал лес.

Взгляд снова скользнул по подоконнику. Черного яблока не было! Впрочем, как и части листьев. Ветер?

Я снова начала бороться со старой оконной рамой. Через небольшую щелку в комнату ворвался влажный холод улицы. Как можно сидеть там на крыше в такую погоду?! Я поежилась.

Незнакомец глянул на меня, весело помахал яблоком и снова уставился вдаль.

Я завороженно наблюдала. Казалось, темный силуэт слегка раскачивается из стороны в сторону. Может быть, в такт музыке, которую слушает, а может, погружен в свои мысли так, что они, словно волны, качают его. А потом парень резко выпрямился, словно дождался того, кого высматривал все это время, и ловко соскользнул вниз, туда, где я больше не могла его видеть.

За завтраком я поинтересовалась у тети, кто живет в соседнем доме. Заплатить за свое любопытство пришлось не только выслушиванием ничем не примечательной биографии соседей, но и ответами на встречные вопросы.

– Странно. Кто бы мог сидеть у них на крыше? У сеньоры Сильвы взрослая дочь во Франции, которая приезжает раз в год на Рождество. Не чаще… – хмурилась тетушка.

Я же кусала губу и думала, что слово «странно» явно не вмещает в себя все обстоятельства.

А потом волшебство затаилось. Ничем не примечательный день перетек в такой же обычный вечер, а тот, в свою очередь, уже превращался в ночь. Холодную и пасмурную. Я сидела у окна, скучающе скользила взглядом по мокрой улице и снова вспоминала, почему так не хотела ехать к тете. Могла бы сейчас с девчонками нарядиться в ведьмочек, весело помотаться по городу или устроить маленький шабаш. Впрочем, я уже понимала, что ничего из того, что мы могли бы придумать, не шло в сравнение со вчерашним гаданием в доме сеньоры Клары.

И вдруг все мои мысли бросились врассыпную, потому что на перекрестке появился тот парнишка. Худощавый, одетый не по погоде. Полоска света из окна соседского дома падала на рыжие кудри. Ветер трепал их, и, казалось, на голове незнакомца резвятся языки пламени. Он смотрел перед собой и легко кивал, будто говорит с кем-то. Только улица была совершенно пуста.

Я схватила куртку и, стараясь не привлечь внимания родственников, выскользнула из дома.

Но перекресток уже совсем опустел.

Я повертела головой из стороны в сторону. Какая-то темная фигура вдалеке завернула за поворот, не позволив себя рассмотреть. С другой стороны от зеленой ограды дома сеньоры Клары отделился крупный силуэт. Сначала померещилось, что это собака. Здоровая. В холке мне по пояс. Острая морда, уши торчком, длинные лапы. Но появившийся на виду хвост не оставил сомнений – на дороге стояла огромная лиса.

Несколько секунд мы смотрели друг на друга. А потом зверь прыгнул сквозь один из квадратов света, которые дома отбрасывали на мокрую брусчатку. Шерсть блеснула огненными всполохами и снова погасла в тени. Но этот прыжок… В нем было столько гипнотической грации и силы, что я, как завороженная, пошла следом. Сначала осторожно, боясь спугнуть. Но скоро с досадой поняла, что животное исчезло. Дойдя до следующего перекрестка, я беспомощно всматривалась в темноту. Лисица, несмотря на размеры, могла спрятаться в любом саду. Мне ни за что ее не найти…

И вдруг ее хвост вспыхнул в конце улицы.

Я побежала.

Чуть позже я заметила ее снова. Потом снова. Она удирала, а я, влекомая разгоревшимся азартом, неслась, не жалея ног. Последний раз рыжий мех блеснул уже совсем на окраине деревни, и больше я его не видела. «Удрала в лес по полям? Или к реке?» – кружилось в голове. Почему-то казалось естественным, что огненные духи, тем более если они еще и лисы, должны обитать именно там.

Я остановилась отдышаться около старого поместья. Вилла «Лаура» была знакома мне с детства. Огромный дом стоял заброшенным, сколько я его помню. В сам особняк, будучи детьми, мы лазили редко, но в саду имелся красивый фонтан. Его дно было выложено плиткой, на которой изображались сказочные златоперые рыбки. Однажды мы нашли там в ворохе листьев старинную монету.

Нет, в дом мы, конечно, залезали тоже. Утвари оставалось немного, но моя подруга прихватила оттуда потемневшее зеркальце в резной оправе. Той же ночью ей приснился ужасный сон о том, как из украденного зеркала к ней тянутся крючковатые старушечьи руки, и мы так перепугались, что закопали его на краю леса. Сейчас было уже не страшно об этом вспоминать, а скорее приятно. Воспоминания о вилле «Лаура» были полны той, особенной детской увлеченности и пахли десятками сорванных в этом саду апельсинов. И я, удивляя себя саму, перемахнула через невысокий забор. Расшвыривая кроссовками опавшую листву, пробралась на задний двор, а оттуда через оставшиеся без стекол двери веранды внутрь.

Увы, загадочный дом из моего детства не пожалели ни время, ни мародеры. И то ли не желая созерцать это увядание, то ли все еще храня глупую надежду увидеть, куда побежала лисица, я сразу начала подниматься на крышу. Основная лестница сохранилась прекрасно, а вот на мансарду вели такие узкие и скрипучие ступени, что я содрогалась при каждом шаге. Однако оказалось, что бояться нужно было не их. Пол мансарды прогнил и частично просел, повиснув на балках. Чтобы добраться до чердачного окна, нужно было пройти по одной из балок. Светить себе телефоном не хотелось. Луна ровнехонько заглядывала в окно, будто наблюдая, насколько сильна моя решительность. Да и со свободными руками, расставленными в стороны, я чувствовала себя увереннее.

Шаг, другой, пятый… и я с треском скользнула вниз. До сих пор не очень понимаю, что именно произошло. По ощущениям – кто-то резко дернул доски пола, словно ковер, изгибая их, а потом делая почти вертикальными. И я, теряя равновесие и обдирая руки, поехала вниз. Пальцы проскребли по гнилому дереву и вдруг зацепились за что-то. Время вы-ы-ытянулось… и я успела сквозь ужас даже удивиться, что вместо падения вдруг отправилась обратно – наверх…

Только потом я увидела странное теплое свечение, держащую меня за руку фигуру и десяток догорающих искр, летящих во всех направлениях. А потом, будто наверстывая упущенное, время сделало скачок – и вот я уже стою, вцепившись в откос того самого окна, до которого не дошла каких-то пару метров. Мой спаситель – без сомнения, паренек, которого я видела вчера на крыше, – стоял все на той же прогнившей балке: руки в карманы, чуть раскачивается из стороны в сторону, смотрит насмешливо из-под огненных кудрей да улыбается так, будто мы только что играли в забавную игру и ему как раз удалось выиграть.

– И чего ты здесь забыла? – прокатился под крышей его голос. Мягкий и колючий одновременно.

– Ты?! – только и выдавила я.

– Жить наскучило? – он шагнул и с уютностью кошки устроился по другую сторону окна, опершись спиной на потемневшую раму.

Луна подчеркнула тенями острый нос, пересеченный полосой крупных веснушек, смеющиеся глаза и тонкие губы, по-прежнему растянутые в лукавой ухмылке.

– Всё, мы в расчете! Сама спуститься сможешь? Только выбери другой способ, – на последних словах рот юноши чуть разошелся в ширину. Назвать это улыбкой было сложно. Так расширяется прореха в ткани, если за нее потянуть. И вместо темноты внутри блеснули красные искры, будто кто-то дунул в затухающий камин. Такие же огоньки, только еле заметные, замерцали в светлых глазах моего собеседника.

Я невольно отшатнулась. А парень, заметив это, прыснул. Уже вполне по-человечески.

– Подожди! – буквально взвизгнула я, испугавшись, что тот сейчас исчезнет. – С… спасибо тебе! Спасибо, что спас меня… – От волнения слова путались и прилипали к горлу.

Он поморщился, словно ему не очень приятно признавать этот факт, но кивнул. Вообще его мимика была чересчур живой, какой-то гротескной, как у детей, полностью погруженных в переживания. Это завораживало, но отдавало безумием.

– Ты Кока? – решила прямо спросить я. И снова получила кивок в сопровождении улыбки, достойной Чеширского кота. Адского Чеширского кота. – Я могу так называть тебя?

– А зачем тебе меня называть? Сейчас отведу тебя домой, выпрошу еще яблочко за спасение – и мы в расчете.

– Нет уж!!! Я теперь все подоконники в доме завалю яблоками, чтобы ты приходил ко мне снова и снова! – выпалила я.

– Зачем?! – подбоченился юноша, впрочем, в голосе его читалось скорее веселье, чем недовольство.

– Но это же так интересно!!! – я наконец осмелилась опустить руки и даже чуть приблизиться к нему.

– А отправиться на тот свет тебе было не особенно интересно, как мне показалось, – съехидничал тот.

– А ты меня за этим сюда привел?

– Что ты имеешь в виду?

– Огромный лис. Разве это был не ты? Сеньора Клара говорила, что Кока…

Зрачки его вспыхнули, словно брошенные под солнце монеты. Рот превратился в широченную звериную пасть. До этого вполне человеческие зубы заострились, становясь двумя рядами жутких треугольников. Я обратно вжалась в стену.

– Сюда привела тебя лиса?! – переспросил он совсем другим голосом, шипящим и клокочущим. – Леонор! – взрычал он во мрак, отчего где-то в темноте осыпалось несколько кусков штукатурки. – Хвост подпалю!!! – изо рта его вылетели языки огня с клубами черного дыма.

После чего юноша по-собачьи помотал головой и снова, как ни в чем не бывало, приобрел человеческий вид. Только несколько искр, все еще танцующих в воздухе, подтверждали, что увиденное мне не померещилось.

– К-кто это?

– Скажем… Моя коллега.

– Коллега? Такой же лис, как ты?

– Да! В канун Самайна у нас много работы, которую, кстати, нужно делать, пока я болтаю с тобой.

– И зачем твоя «коллега», – я выделила это слово нервным смешком, – привела меня сюда?

– Разве это не очевидно? Хотела от тебя избавиться… Причем так, будто… Будто бы я в этом виноват, а не она.

– Но почему?!

Юноша опустил глаза и поддел носком сапога камешек, лежавший на полу.

– Во-первых, такие, как мы, любят оставаться тайной. Во времена, когда коки были чем-то столь же естественным, как хищники в лесу, у нас было слишком много забот. Забот, которые нам далеко не всегда приходились по вкусу.

– Тогда зачем ты спас меня?

– Откуда ты берешь все эти неудобные вопросы?! – закатил глаза парень. – Ты сделала подношение. Я его принял, а значит, был должен послужить тебе.

– Ого, как интересно!

– Ох, чувствую, я очень скоро пожалею, что сказал это! – поморщился он.

– А во-вторых? – не унималась я.

– Что во-вторых?

– Ну ты сказал, что, во-первых, вы любите оставаться тайной. А во-вторых?

– А во-вторых, у Леонор есть и личные мотивы…

– Но в чем я виновата? До вчерашнего дня я даже не подозревала, что вы существуете! Что я вообще сделала такого, что вы все вдруг повылезали вокруг?! Жила шестнадцать лет спокойно – и вдруг гадания, огненные демоны…

– Это все Клара… – перебил он меня. – Можешь сказать ей спасибо. Впрочем, она только этого и ждет! Много лет эта белая лиса пытается попасть на Великую Ярмарку. Помогает другим замечать нас, надеясь с их помощью получить ключ. Да только ей его не видать!

– Что это за Ярмарка?

– Много будешь знать, плохие сны начнут сниться. – Юноша наклонился вперед и щелкнул меня по носу. Бесцеремонно и весело.

– Ну пожалуйста, Кока, ну расскажи! Я дам тебе три яблока! Обещаю!

Он вздохнул и забрался с ногами на широкий подоконник. Осколки стекла и крошево облупившейся краски его, по-видимому, нисколько не смущали.

– Хэйме. Кока – это как… Профессия или национальность. Не знаю, как это правильнее перевести на человеческий. А мое имя на вашем языке скорее будет звучать как Хэйме.

– Дани, – протянула я ладонь для рукопожатия. – Это значит, что ты согласен еще немного посвятить меня в свои тайны?

Пальцы коки оказались необычно горячими и сильными.

– Ты даже представить себе не можешь, как я люблю яблоки! Были времена, когда их корзинами кидали в огонь, поднося мне. Их сок кипел, шипел и брызгал, омывая горячие угли. Ммм! Ладно… Видишь ли, законы мироздания запрещают некоторым существам встречаться друг с другом. А уж тем более заключать сделки. Есть только три ночи в году и одно место, где эти законы теряют силу. Великая Ярмарка на стыке всех миров. Каждый найдет там все, что пожелает! И то, чего не пожелает никогда и никому, найдет тоже. – Он хитро усмехнулся. – Любые товары, любые развлечения, незабываемые знакомства. Три ночи в канун Самайна я раздаю ключи, с помощью которых существа из разных миров могут попасть туда и вернуться обратно. Эти ключи, словно якорь, поддерживают связь с тем местом, откуда прибыл гость.

– И зачем сеньора Клара хочет попасть туда?

– Спроси у нее сама, если тебе так интересно!

Мы ненадолго умолкли. Это было так странно: я только что чуть не пострадала, но чувствовала себя абсолютно счастливой. Насквозь. Каждая клеточка внутри меня тихонько пела. Вокруг был мрачный, полуразрушенный дом. Под ногами скрипело разбитое стекло. Но я была в сказке. В самой настоящей сказке. У нее было имя. И она была не прочь еще поговорить со мной.

– Когда я была маленькой, мы иногда играли здесь. Нам казалось, что в этом доме просто обязаны жить призраки, а в саду феи. Значит, в этом была доля правды…

– В последний раз ты была здесь семь лет назад. Соседский мальчишка сделал для тебя венок из цветущих апельсиновых веточек. – Мурашки прокатились по моей спине. – Он был рыцарем, а ты принцессой. Ты нравилась ему. Он так радовался, когда твоя семья приезжала сюда.

– Да, этот венок… Я забрала его с собой в город. Он так восхитительно пах, и цветы на нем так долго не вяли… Кажется, он несколько лет потом висел на стене в моей комнате. Откуда ты знаешь все это?

– Иногда я смотрел, как вы играете. То апельсиновое дерево, которое вы так любили… Оно посажено в мою честь. Когда-то давно в этом доме жила семья. Их малыш долго болел, и я помог его вылечить. Его родители приказали посадить дерево в самом красивом месте сада и пообещали, что каждый плод, созревший на нем, будет принадлежать мне.

– Потрясающе! Оно всегда казалось каким-то особенным. Слишком идеальным. Ровное, крепкое. Аромат цветов стоял на весь сад. А какие были сладкие… Ой… Выходит, мы ели твои апельсины? – виновато прикусила губу я. Хэйме весело отмахнулся. – А еще там в середине ветки растут так, что на них можно удобно лечь. И как будто специально вверху крона расходится, оставляя кусочек неба.

– Именно оттуда я и наблюдал за вами. Я ухаживаю за этим деревом. Можно даже считать его одной из моих летних резиденций, – усмехнулся он. – Его и крышу этого дома. Он один из самых высоких в округе. Жаль, что ему скоро придет конец. Так что не ходи сюда больше. Тебе повезло, что я оказался поблизости. Пошли уже домой!

Он спрыгнул и выставил локоть, будто предлагая прогуляться по той же самой балке, с которой я недавно чуть не упала. Я же прикидывала, есть ли еще хоть какой-нибудь способ выбраться из этого дома. И невольно взвизгнула – не дождавшись моего решения, кока взял меня за локоть сам. А дальше квадрат света от окна дернулся и сменился стремительно удаляющейся черепичной крышей. Казалось, неведомая сила сдавила меня до размера куклы, чтобы выплюнуть через разбитое окно в ночное небо. Происходящее настолько ошеломляло, что я даже забыла закричать. Просто смотрела на мокрые крыши под нашими ногами и ощущала, как расправляюсь обратно, принимая прежний размер.

Прыжок с кокой был странным, будто лишенным сопротивления воздуха. Словно не он оттолкнулся от карниза, а ночное небо притянуло нас к себе, чтобы потом аккуратно усадить на тетину крышу прямо над окном моей комнаты.

С полминуты мы сидели молча. Пережитое медленно оседало в моем сознании потрясающим опытом… и перерабатывалось в полнейший восторг. Восторг, которым просто задохнешься, если попробуешь открыть рот.

Хэйме не мешал мне. Сидел и улыбался круглолицей луне, наслаждаясь не то произведенным эффектом, не то своим любимым занятием – сидением на крыше.

– На земле нет таких яблок, которые стоили бы этого вечера, – наконец прошептала я.

– Ты просто не любишь их так, как я!

– Пожалуй, и правда стоит сказать спасибо сеньоре Кларе.

– Ну да, обожаю такое! – язвительно заметил кока. – Помогаешь им ты, а благодарят они кого угодно, только не тебя. «Как мне повезло!», «Спасибо, Господи!» и прочая обидная близорукость.

– Как я могу отблагодарить тебя, ну, кроме яблок?

– Проваливай уже домой, мне пора заняться делами.

Я осмотрелась, пытаясь сообразить, как спуститься вниз, и заметила, что по черепице вокруг нас бежит оранжевая искра. Стоило ей описать полный круг, как я рухнула на пол. Так, будто подо мной распахнулся люк. Пришлось зажать рот руками, чтобы не выругаться. Прислушавшись, я поняла, что родители внизу еще сидят за столом. Посмотрела на потолок – никаких дыр на нем не обнаружилось. Но ушибленный копчик утверждал, что падение с крыши было самым настоящим.