ВАРЛААМ. Вот и оговоришь.
ГРИША. Да почем я теперь знаю – не скажу: меня томить начнет, а скажу – оговор! (Тихо.) Ты нарочно, да? Нарочно? Тебе душа моя нужна?
ВАРЛААМ (отталкивая его). Поди прочь, дурак! Кому нужна твоя душа… Буди Федора!
ГРИША (радуется у стола). Кабы я писать умел… Писали писаки, а читали собаки…
ФЕДОР. Тихо-то как… Вот бы так всегда…
ГРИША. Сейчас к заутрене позвонят.
ФЕДОР. Звон – это ничего. Это не нарушает. А вот бы сейчас: все умерли, мы одни и остались…
ГРИША. Жалко. И хороших много.
ФЕДОР. А хорошие – пусть их. Ведь кричат-то злые.
ГРИША. Да ты сам, Федька, первый крикун!
ФЕДОР. Я так спал хорошо… Будто кто пел надо мною.
ГРИША. Это мы с Варлаамкой о временах говорили.
ФЕДОР. А шел бы ты сюда, лапушка.
ГРИША. А и пойду. (Забирается к Федору на постель.) Как хорошо с тобой, Федя.
ФЕДОР. Еще голубем назови…
ГРИША. А и назову. Назову. Голубь ты мой серебряный…
ФЕДОР (тихо). Знаешь, Гришка, вроде кончилась болезнь моя. Такое ослабление внутри наступило… Говорят, у взрослых-то она кончается. А вот если, мол, и у взрослого не кончится – тогда навсегда. Хоть бы кончилась…
ГРИША. Да ведь сам же говоришь – все, кончилась.
ФЕДОР. А если опять? Удавиться впору.
ГРИША. А ты у Бога просил?
ФЕДОР. Не дает.
ГРИША. Плохо просил. Нужно хорошо просить. Он всегда даст.
ФЕДОР. А тебе все дается?
ГРИША (смеясь). Ага!
ФЕДОР. А мне – никогда.
ГРИША. А ты заходишься быстро, сердиться начинаешь.
ФЕДОР. Честное слово!
ГРИША. Да я тебя знаю – всего ничего и попросишь, а тут же думаешь: что это, мол, мне не дают! А я другой – я безнадежно прошу – мне грех не дать…
ФЕДОР. Вот был бы ты, Гришка, девкою – я бы на тебе женился! Ей-богу. Хороший ты…
ГРИША. А ты на парне женись!
ФЕДОР. Ай! Да кто ж позволит? Не говори, не думая! Вот, хоть бы Варлаам – что скажет?
Я б тебе, Гришка, подарки дарил.
ГРИША. Скажи, скажи.
ФЕДОР. Я б дарил не для богатства, а все для смеха!
ГРИША. Вот, к примеру, что?
ФЕДОР. Ну… Слона золоченого!
ГРИША (хохоча). Живого?! А где бы взял?
ФЕДОР. Из Индии пригоню. Я его прутиком стегать стану, а он идти будет.
ГРИША. А что мы с ним делать станем?
ФЕДОР. Ну, мало ли чего… На то он и слон!
ГРИША. А Грозный, говорили, одного слона велел на куски изрубить! Он перед ним на колена не встал. А тот и зашелся…
ФЕДОР. А хочешь – и ты изруби, если надо!
ГРИША. Нет. Слон – ведь это что? Это – чудо явленное! Да я сам перед ним на колена встану!
ФЕДОР. А он на тебя намочится, когда ты перед ним станешь! Вот приспичит ему!..
ГРИША. Да ты что, дурак?! Слон умнее людей. Уж если взять, то и голова у него больше. У нас вон какие крохотные, а у него – вон!
ФЕДОР. А чем ты его кормить станешь?
ГРИША. Ого! А трава-то на что?
ФЕДОР. А он, может, только индийские травы ест, а наши – нипочем!..
ГРИША. Ну, не знаю, не знаю… Где я ему индийской травы наберу? Понимать должен…
ВАРЛААМ (тихо). Федор! Прости ты меня, Федор! Сердце не на месте, прости!
ФЕДОР. Чего ты? Молчал-молчал…
ГРИША (тихо). Не говори ты с ним. Нехороший он. Давай опять про слона говорить станем.
ВАРЛААМ. Прости, Федор, не хотел я…
ФЕДОР. Чего ты вдруг прощаться стал?
ГРИША. Вот канитель…
ВАРЛААМ. Уж ты мне так врезал… Я такой раны не ждал. У меня рука – хамская, у тебя – царская…
ФЕДОР. Прости и ты. Волнение на меня нашло.
ВАРЛААМ. Видишь, Феденька, я и сам это знаю. Ну что же мне делать, если Бог не дал. У меня и чувства внутри обманутые: мне кажется – могу, мне кажется – чего бы и не мочь-то, вот уж почти и получается! А обман это!.. Видишь, наказание какое: руки не дали, и ум обманывается…
ФЕДОР (садится на постели). Да что же, Варлаам… Я вот, к примеру, лицом нехорош… Так что же: проси – не проси…
ВАРЛААМ. Нет, Федор… Я бы, кажется, и болезнь твою на себя взял, лишь бы…
ГРИША (вскакивая). Да вы что?! Такие дела только через диавола делаются!! Как дети малые…
ФЕДОР (в сомнении). Вряд ли…
ВАРЛААМ. Вот хоть мне и тяжело через это стало, больно, а… как сказал ты это словами… Я теперь об этом хоть думать не стану… (Смеется.) Поди ж ты, мол, когда зуб болит – руку надо укусить… Пожалуй, и так!..
ГРИША. Э-э… Такой-то методой – да я бы уж и самое себя съел…
ВАРЛААМ. Я вот даже Гришке велел допросить меня про…
ГРИША. Ну, так и ведет его, так и ведет…
ВАРЛААМ. …Про то, как убил.
ФЕДОР (в испуге). Убил?
ВАРЛААМ. Убил.
ГРИША. Ты его не слушай. Заморочит он тебя, Федя. Вот смотри: чуть что, скажет – нет не убивал! Видно, и твоя душа ему нужна. Зачем ты, Варлаамка, править над нами хочешь? Разве мы плохо жили?..
ФЕДОР (подавлен). Убил…
ВАРЛААМ. Я это затем словами сказал, чтобы легче было.
ФЕДОР. Не стало?
ВАРЛААМ. Не стало.
ГРИША. Я вот одно у тебя не спросил: за что убил-то?
ВАРЛААМ. Из гордости.
ГРИША. Из гордости?! Вот и гордился бы, а убивать зачем?
ВАРЛААМ. Молодой я был…
ФЕДОР. А пожалел?
ВАРЛААМ. Не знаю. Не знаю.
ФЕДОР. Пожалей.
ВАРЛААМ. Не могу что-то…
ФЕДОР. Э, брат. Либо забудь, либо пожалей.
ВАРЛААМ. Не могу! Ты бы смог. Я – не могу. Забыл же ты про ребеночка, а я бы не смог.
ФЕДОР (тревожно). Про какого – ребеночка?
ГРИША. Федя! Не верь ему! Он от скуки нас морочит!
ФЕДОР. …Про какого?..
ГРИША. Сон это был! Ничего не было!
ФЕДОР. …Что-то было… А я и забыл…
ВАРЛААМ. Вот видишь! Да ты, брат, злодей. А я вот мучаюсь!
ГРИША. Федя! Меня только слушай! Его не слушай!
ВАРЛААМ (Грише). Уйди!
ГРИША (схватился за Федора). Не гони меня, Федя, ведь он зарежет тебя, у него нож есть!
ВАРЛААМ. Тогда молчи.
ГРИША. Молчу. Молчу.
ВАРЛААМ. Ты, Федор, об этом не думай. Прав Гришка – не надо. Зачем тебе? Ты – царь. Тебе Бог дал. Захочешь – еще убей. А не думай. Моя бы воля – я б тебя на царство венчал!.. И первый к ногам лег. Тамошние цари и знать не знают: кто взаправду правит. Не смешно ли?! Он царь, а вот, к примеру, чума без его ведома людей казнит. Какой же он после этого царь, если она у него не спрашивается?! Глядишь, и его жизни лишит! А где она?! Кто видал?! И тебя… И тебя – никто не видал! Мы с Григорием знать будем. Да молчать. А ты – правь! Власти – от Бога, а Он, видно, одобряет. Раз молчит. Раз руку тебе не отсушил. Речи не отнял. Значит, правда. Царь!
Только послушай… Не станешь же ты по сто лет ждать, чтобы по-твоему вышло? У тебя приговор уж больно долог. (Смеется.) Это все равно – сейчас выпил, а к другой зиме – запьянел! Кому надо… Ага! Писала писака, а читала – собака. Я, видно, глуп был, что сердился: слова опускаешь! Слово – что? Плюнуть. Опусти хоть все, теперь не рассержусь. Видишь, Федя, как получается… Слову миром не править. Я это знал, да забыл. Делу править. Дурак, такую вещь забыть! А ты? Хорош. Слова-то помнишь, а ребеночка – забыл… Не смешно ли?
ФЕДОР (пугается). Ах! Да чтоб вас… Затрясло всего. Так тихо было, так хорошо. Нет, звонить им надо! Да что уж это нынче так ночи коротки?.. Нехорошо мне. Начинается. Вот ведь – думал, уж взрослый я – пройдет. А нет. Пусти-ка, Гриша.
ВАРЛААМ. А ты ляг. Не думай. (Укрывает его. Гладит.) Что думать-то? Лежи себе. Пройдет еще. Не взрослый ты. А она, видно, из тебя выходит, вот и измучила. Неохота ей. Кому ж охота? Куда ей теперь… Спи. Спи. (Гладит.)
Что дрожишь, Гришка? Поди, сядь рядом. Давай о временах поговорим.
ГРИША. Давай. Только, чур, не пугать.
ВАРЛААМ. Зачем?
ГРИША. А кто тебя?..
ВАРЛААМ. Ты сам, брат, уж пуглив очень. Вот и охота тебя пугать. А ты не бойся.
ГРИША. Ладно. Я не буду. А что – о временах?
ВАРЛААМ. Можно много чего. Вот хотя бы и о Борисе…
ГРИША. А говорил – не будешь.
ВАРЛААМ. А ты почем знаешь, про что я говорить буду?
ГРИША (вздыхая). Да уж знаю. Про Димитрия…
ВАРЛААМ. А хоть бы и про него.
ГРИША. Ну, давай. Только, чур…
ВАРЛААМ. А было так. Задумал Борис его погубить. Задумал он его зарезать.
Что, брат, сделаешь, задумал. И послал он к нему людей.
ГРИША. Я знаю дальше. Знаю. Давай о другом.
ВАРЛААМ. Только начал – и бросай! Сначала это доскажу! А потом, если хочешь, про другое…
ГРИША. А я этот конец знаю! И мне про него – скучно.
ВАРЛААМ. А вот и не знаешь. А ты послушай, а потом скажешь.
ГРИША. Ну?
ВАРЛААМ. Ну вот. Послал людей. А там уж знали, не глупы! И люди эти с дуру-то другого мальчонку зарезали!
ГРИША (радуется). А Борис-то думает – Димитрия!
ВАРЛААМ. Ага!
ГРИША. А где он?
ВАРЛААМ. А вот. Тут-то сказ и начинается. А его – спрятали! Ничего ему не говорят. Он рос. В монастырь отдали.
ГРИША. Ну?
ВАРЛААМ. Имя другое дали. Вот лежит он сейчас где-нибудь… спит… а не знает, что он – царь Димитрий Иоаннович!
ГРИША. Не знает… (Встревожился.) Врешь? А не врешь – так что у тебя лицо так свело? Перестань!
ВАРЛААМ. Спит… И не знает…
ГРИША (вскрикнув). Ай! Ты это нарочно говоришь?!
ВАРЛААМ. Была нужда… Иди сюда! (Усаживает Гришу себе на колени. Говорит ему как ребенку.) А он и не знает. Откуда ему? Ему до поры до времени – никто этого не скажет.
ГРИША. Перестань, Варлаамушка, нарочно ты, что ли?..
ВАРЛААМ. Простой монах, всем кланяется, со всеми прост… А между тем…
ГРИША. Я знаю! Я знаю, зачем ты это говоришь. Да ведь ты злодей! Не можешь же ты так потешаться?! Или ты…
ВАРЛААМ (укачивает). А между тем он – царь. Никто ему об этом не скажет. Сам поймет. Сам догадается…
(Крепко держит его. Вторую руку накладывает ему на горло.) …Вот и догадался он! Испугался, конечно. Еще бы не испугаться! Есть с чего. Тут всякий, брат, испугается. Хоть кого возьми. Да делать-то нечего… Царь так царь. Так Бог велел!
Лежит в грязной келье, всем в ноги кланяется, всяк его прогнать может. А на отцовском месте, где ему сидеть, – татарин сидит! Вот поди ж ты!.. Сам ведь, Гриша, говорил, что и волки волков есть стали… Что лисицы черные забегали… А как им не есть! Когда царевич тут. А татарин – там! Да то ли еще будет. Страшные времена, ей-богу, страшные. Ну, он, конечно, испугается сначала. Как не испугаться? А потом… Не сразу… Потихоньку начнет. Сначала – дай, думает, убегу! А потом, думает, соберу полки и поведу их на Москву. Татарина сгонять!..
Вот и нет испуга! Вот и ясно все в голове стало. Сразу видать – царем будет! По всем приметам будет!..
А ты говорил – конец, мол, плох. Не плох! Хороший конец! А ведь как ругался… Руглив ты, Гриша, не по годам руглив… Ну да Бог даст, пройдет… (Отпускает Гришу. Осторожно перекладывает его на постель, рядом, с Федором.)
Федя! Федор! Вставай! К заутрене звали.
ФЕДОР (просыпаясь). Утро? Наконец-то!
ВАРЛААМ. Приходили. К заутрене звали. Нехорошо. Идем.
ФЕДОР (вставая). Буди Гришку.
ВАРЛААМ. Пусть его, мал еще – устал за ночь. Пойдем.
ФЕДОР. Пойдем.
Нет!.. Ты иди, Варлаам, один.
ВАРЛААМ. А ты?
ФЕДОР. А я… Я приду.
ВАРЛААМ. Идти – так вместе…
ФЕДОР. Что ж, пойдем.
ГРИША (шепчет). Господи!.. Нет, не так… Не то это… (Встает.) Богородица, матушка!.. Все упование мое на Тебя возлагаю… Матушка Божия! Сохрани Ты меня под покровом Твоим!..
1988
Михаил Угаров
…Старухи, любившие выпить, окрашивали водку в черный цвет – чем иначе могли они выразить свою печаль?..
Г.-Х. Андерсен
МАКАРОВНА.
КИРИЛЛОВНА.
ПАВЛИК.
МАКАРОВНА (задорно). Споем, подруга!
КИРИЛЛОВНА (печально). Нет, девушка, не поется мне никак.
МАКАРОВНА. Помереть бы, а? Вон кому хорошо: помершим. Помершим, девушка, лучше нашего. Ветерком ходят, ветерком, нигде ничто их не цепляет. Травкой шелковой идут, свету радуются!
ПАВЛИК. Помереть – трудно. Очень хотеть надо.
КИРИЛЛОВНА. Не говори.
МАКАРОВНА. Не реви. Не жаль мне тебя.
КИРИЛЛОВНА. Не жаль?
МАКАРОВНА. Ты пойми, не откровенная ты со мною. Вот ты колено вывернула… Коленка – это что?
КИРИЛЛОВНА. Коленка? Ну… Сустав это.
МАКАРОВНА. А что такое – сустав?
КИРИЛЛОВНА. Сустав? Ну… Сочленение.
МАКАРОВНА. И все?
КИРИЛЛОВНА. Все.
МАКАРОВНА. Мало.
КИРИЛЛОВНА. Ну… Когда одна вещь, к примеру, вплоть стоит к другой. Ага?
МАКАРОВНА. Во-от! Одна косточка в другую уходит. Одна без другой никак. Одна с другой ладит. Любовь у них меж собою! Так?
КИРИЛЛОВНА (смутилась). Не знаю я. Старухины кости…
МАКАРОВНА. Любо-овь. Любо-овь! Верь мне, зря не скажу. Когда я зря говорила? У тебя отчего коленка вспухла? Любления между не стало!
КИРИЛЛОВНА. Стукнулась я коленкой. Взяла, дура, да стукнулась.
МАКАРОВНА. Вот. И порушила все.
ПАВЛИК. А у меня? А я? Любление во мне есть?
МАКАРОВНА (воркует). Как же не быть-то? Тебе и солнышко радо. А птички – как тебе на улке делают?
ПАВЛИК. Чир-чир. Чир-чир.
МАКАРОВНА. А ты говоришь. И жучки рады. Котик ты наш…
ПАВЛИК (радуется). И жучки.
КИРИЛЛОВНА. Несчастливая я. Любкая я очень.
МАКАРОВНА. Я тебя, девушка, жалела?
КИРИЛЛОВНА. Жалела.
МАКАРОВНА. Всегда жалела. Я о тебе думала?
КИРИЛЛОВНА. Думала.
МАКАРОВНА. Всегда думала. Иной раз о себе подумать не успею, а уж о тебе-то…
КИРИЛЛОВНА. Мне тут сказать нечего.
МАКАРОВНА (наклоняется к ней и жарко шепчет на ухо).
Хочешь, огонь разведу?
(Решительно вставая.) Не клони, не клони голову. Что клонишь?
ПАВЛИК. Пригорюнилася.
МАКАРОВНА. Кипеть не хочет.
(Кричит.) Кыш! Кыш! Кипи! Закипишь – нет?
ПАВЛИК. Не хочет.
(Ревет.) Реветь будешь – незалюблю я тебя.
МАКАРОВНА (ревет). А и не люби. Не люби. Никто старушку не любит, и ты не люби. Насери на нее, на старушку. Что тебе?
КИРИЛЛОВНА (спокойно). Не реви. Что реветь-то?
МАКАРОВНА (решительно). А я еще заварю. Вот что хошь со мной делайте – заварю, да и все.
ПАВЛИК. Завари, а что?
КИРИЛЛОВНА. Завари, а что…
МАКАРОВНА. Ай, старушка! Ай, старушка! (Кирилловне.) Не уважаешь ты меня, подруга.
КИРИЛЛОВНА. Почему? Уважаю.
МАКАРОВНА (подсев к ней). Скрытная ты.
КИРИЛЛОВНА (испуганно). А чего?
МАКАРОВНА. Тебе знать – чего. Через твою скрытность, через молчание твое… не происходит никак. (Тыкая ей в нос кастрюлькой.) Она ведь не дура. Поди, все знает. Что это, говорит, я ей расстараюсь, для чего это, говорит? Когда она, злыдня, молчит. Когда она вруша.
КИРИЛЛОВНА (опустив глаза). Что и сказать-то тебе – не знаю.
МАКАРОВНА. Сказала бы. Что-нибудь.
КИРИЛЛОВНА (пугаясь). Разве сказать?
МАКАРОВНА (Павлику, шепчет). Киса, прыгни-ка, прикрой дверку. Тебя никто не обидит, тебе можно.
ПАВЛИК. Сами, дуры, прыгайте, сами, дуры, прикрывайте.
МАКАРОВНА (Кирилловне). Ну! Говорила я тебе! Значит, правда? Значит, врешь? Не говоришь?
КИРИЛЛОВНА (пихает ее). Молчи.
МАКАРОВНА. Ты рукам воли не давай.
КИРИЛЛОВНА. Молчи. А то набью.
МАКАРОВНА. Ну давай – кто кого? Поборемся – увидим.
КИРИЛЛОВНА. Была охота…
МАКАРОВНА. Ага! Я проворная, я тебя мизинчиком одним поборю! Пока ты ручищу свою заведешь, я тебе уж десять раз в поддых ткну.
КИРИЛЛОВНА. Несчастливая я, вот что.
МАКАРОВНА. Так сама и виноватая. Из-за самой тебя.
КИРИЛЛОВНА (качает головой). Нет. Не говори, не из‐за меня. Знаю из‐за кого, да говорить неохота.
МАКАРОВНА. Скажи. Ага! Сказать-то нечего, назвать-то некого? Вот и пыхтишь-стоишь.
Споем, подруга!
КИРИЛЛОВНА. Нет, девушка, не поется мне никак. Сказала бы хоть, что варишь-мешаешь? А то и не знаю.
МАКАРОВНА. Ладно, ты глупа, тебе можно. (Прикрыв рот ладошкой.) Это – царевы-очи, любимая-трава, росянка белополощатая. Вот что.
КИРИЛЛОВНА. Вот оно что. Анна Яковлевна еще, покойница, мне о ней хорошо говорила.
МАКАРОВНА. Тихо ты – по имени-то! Толстопятой здесь еще не хватало.
КИРИЛЛОВНА. Это почему же?
МАКАРОВНА. Потому. Знаю, если говорю.
КИРИЛЛОВНА (упрямо). Она хорошая была.
МАКАРОВНА. Была да вышла. (Посмеиваясь.) Если ты на меня думаешь… Нужна она мне! Ее в бане утащили. Я чиста перед ней. И в мыслях ничего не было.
КИРИЛЛОВНА. Хорошая была женщина.
МАКАРОВНА. Ага! А в бане утащили. Ой, пена хлюпает! Закипело.
ПАВЛИК. Кушать будем?
МАКАРОВНА. Да кто же это скушать сможет? Сустав будем лечить.
КИРИЛЛОВНА. Горячо будет?
МАКАРОВНА. Горячо. Прожжет! (Оборачивается к ней.) Не хочешь – не надо. Смотри, всю охватит, крикнуть не успеешь.
Чего не отказываешься, а? (Смеется.)
Насквозь тебя всю так и проткнет. Кипящее масло против этого плюнуть! – мыло хозяйственное. Говори – отказываешься?
КИРИЛЛОВНА (после паузы). Что-то спину заломило.
МАКАРОВНА. Говори, ну!
КИРИЛЛОВНА. Я, видишь, шерстяным платком ее обернула, думала ничего. А прохватило.
МАКАРОВНА. Отвечай что спрашиваю.
(Плюнула.) Ну ладно. Продукт зря извела. Нервы на тебя измотала. Дурь свою потешила. И – спасибо.
(Поджав губы.) Другому обидно сделать – каждому нравится. Это нетрудно – другому обидно сделать. А больше я ничего тебе не скажу, так и знай. (Павлику.) Один ты, котик, добренький! Все люди злые, киса мой один ласковый. За то тебе и птички чир-чир говорят. А мне, старушке, ничто не радо. Меня, старушку, всяк толкнуть норовит. Злобу свою спустить.
Чего?
КИРИЛЛОВНА. Не надо.
МАКАРОВНА. Чего не надо?
КИРИЛЛОВНА. Оставь.
МАКАРОВНА. Попроси-ила. Попроси-ила. (Смеется.) А может быть, я врала все? Больно уж ты, девушка, легковерная!
КИРИЛЛОВНА. Я знаю. Мне Анна Яковлевна говорила.
МАКАРОВНА. За то она и кончила плохо. Долго ты притворялась. Ух, хитрющая ты, ух!
КИРИЛЛОВНА. Прости ты меня, Макаровна, прости. Я ведь не думала… (Шепчет.) Поманило меня, невольная я! Я добром не кончу. Анну Яковлевну, вон, в бане утащили, а мне – страшнее придумают. Но не могу, не могу, невольная я.
МАКАРОВНА (шепчет). Не бойся.
Одну тоже лечили. Очень просила. Ну, ничего, наладили. Зато еле ходить стала. Что ни ступит – ну ни дать ни взять, – по ножам ходит. Терпела – что ж сделаешь!
(Смеется.) Ну, Кирилловна, вот и все. Не уйти нам теперь. Павла не тронут, он ни в чем не виноват.
КИРИЛЛОВНА. А мне все равно. Просрала я жизнь. Что ж теперь сделаешь.
МАКАРОВНА. Ну нет, не говори! В чем ты виновата?
КИРИЛЛОВНА. Какая разница?
МАКАРОВНА. Большая. Разница вон какая! Пусть теперь за это ответят.
КИРИЛЛОВНА. Кто?
МАКАРОВНА. Кто-кто! Иван Пихто.
КИРИЛЛОВНА. Этот-то ответит.
МАКАРОВНА. Я молодая была – думала: ух, как наживусь! Ух! (Топает ногой.) Ух! А что вышло?
ПАВЛИК (подперев щеку). Что вышло, что вышло.
КИРИЛЛОВНА. Негры хуже нашего живут. У меня на этом сердце успокаивается. Хоть и грех так говорить, а душе все легче. Да что? Все грешны, не я одна.
ПАВЛИК. В Африке тепло. У нас холодно. (Положил голову на стол и задумался.)
МАКАРОВНА. Вижу, вижу! Притомили мы тебя, старухи глупые. Спасибо тебе, матушка. Послужила хорошо, ничего не скажу.
Ну! Не откажись, девушка, смотри – сколько сил ухлопано.
(Шепчет.) Старье. Ничто уж вплоть одно к другому не стоит. Все разошлось. Все порознь распадается. Тяги нету между членами. Так уж хоть, баловства ради, встык свести. Да чтоб натяжение пошло.
КИРИЛЛОВНА. О-о-о. Темно. В темный – лес – вошла.
МАКАРОВНА (шепчет). Не бойся.
КИРИЛЛОВНА. О-ой. Идти ли – тропинкой – не знаю – страх берет.
МАКАРОВНА. Иди, иди. Почему не идти?
КИРИЛЛОВНА. Ой – темно – впереди – больно – густо там – идти ли.
МАКАРОВНА. Иди, иди.
КИРИЛЛОВНА. Ой – ягода – светится – горит – ой – что будет – густо – больно.
МАКАРОВНА. А ты бы взяла ее. Да съела. Сладость будет.
КИРИЛЛОВНА. А-а-а-а… м-м-м-м… о-о-о-о… н-н-н-н…
МАКАРОВНА (тихо смеется). Я ведь не вру.
КИРИЛЛОВНА. Ой – не тронь – меня – не губи – меня – головушку.
МАКАРОВНА. Медведь?
КИРИЛЛОВНА. Черный – не губи – ой! – навалился – ой! – ся! – не гу… а-а-а-а!.. …би меня! – о-о-о-о… н-н-н-н… у-у-у-у… Еще – еще – еще! А-а!
ПАВЛИК. Страсно! Так страсно сейчас было!
МАКАРОВНА. Вот те на! Мы обе тут, а ему страшно. Заспал ты, киса, заспал.
ПАВЛИК. Ага! Обе тут. (Развеселился. Стучит по столу и поет.) Задери мою коровуску, не губи мою головусшку!
МАКАРОВНА (тоненько подпевает).
Калинка-малинка моя,
В саду ягода-малинка моя!..
ПАВЛИК (Кирилловне). Эй! Ты сто, аршин проглотила? (Хохочет.)
МАКАРОВНА (смеется). Съела, батюшка, съела. Грешна. Аршин – прости Господи! – съела.
КИРИЛЛОВНА. Ны-ы… Мо-о-о… О-о… Ой, чуть – жива – осталась. Страху-то… страху-то… Натерпелась.
ПАВЛИК. Страсно было? Страсно?
КИРИЛЛОВНА. Ой, как было. Как было!
МАКАРОВНА. Ай, старушка! Ай, старушка!
КИРИЛЛОВНА. Поясницу заломило.
Все смешно, все смешно! Ведь старая ты уже, а все бы хахоньки разводить. А и ты, Павел Иванович, – не мальчик! – а туда же!
ПАВЛИК (заревел). Мне сесть лет! Мне сесть лет!
МАКАРОВНА. Тихо ты, котик, тихо! Кто же с тобой спорит? Тебе и птички на улке говорят: шесть! шесть! Не слушай бабку злую. У ней поясницу заломило. Вот она и злится. Молочка хочешь?
ПАВЛИК. Злая, бабка, бяка. У-у!
МАКАРОВНА. Не сердись на нее, батюшка. Вот стареньким станешь, сам рассердишься. На деток кричать станешь. За то старых-то и не любят. А за что их любить? Старые, некрасивые, фу, фу! Я вот сама ни в жизнь не возьмусь старых любить. Я старушка веселая, я – другое дело, никто мне бяку не говорит. Вера Ивановна со второго подъезда – уж на что злая! – а и та очередь мне уступила. Схожу, говорит, в овощи, а ты, Макаровна, и за меня, и за себя стой спокойно. Кто привяжется – покажи! – поедом съем. Сколько б бабушка за красным выстояла, если б не Вериваннина доброта? А я еще и с очередью пошутила, и очередь довольная мною осталась. А Кирилловна – просто неудачливая. Не злая она.
Глянь-ка, любушка! Бабка-то наша – заснула. Вот соня! Вот клуша! Ишь, сопит. Ишь, носом-то так и выводит. Сон кого хочешь поборет, сколько глаза ни пяль, а он свое возьмет.
ПАВЛИК (подперев щеку, шепчет).
Калинка-малинка моя,
В шаду ягода-малинка моя…