Ника поежилась, но шагнула во двор и провалилась в глубокую лужу, промочив ноги. Только теперь она разглядела, что в грязи лежит длинная доска, которая исполняла роль тропинки среди непролазного болота жижи. Осторожно перешагивая, Ника добралась до дверей дома. И тут она поняла, что не знает, в какую дверь нужно стучать. Дом был поделен на две части, и в каждую половину вела отдельная дверь с маленьким, сколоченным из досок, предбанником.

Тут одна из дверей открылась, в проеме появилась женщина с тазом в руках и выплеснула воду прямо Нике под ноги. Ника успела только ойкнуть и сделать шаг назад, чтобы вода не окатила её.

– Тебе чего тут надо?– зло спросила тетка.

– Здравствуйте, я ищу родственников Павла, простите, не знаю его фамилии, но он жил в этом доме двадцать лет назад.

– А тебе чего Павел то сдался?– спросила тетка, зло сверкнув глазами из-под надвинутого на лоб платка.

– Моя мама уехала с ним двадцать один год назад, ее звали Людмила Серова, – Ника сбивчиво пыталась объяснить злой тетке, зачем она здесь.

– Ты Люськина дочка что ли?

– Да.

– Заходи…– женщина кивнула Нике головой, приглашая ее вовнутрь.

И Ника шагнула в узкий темный предбанник весь заставленный каким-то хламом. Здесь было довольно темно, и, заходя с яркого солнечного света, легко можно было переломать себе ноги.

Из предбанника они попали в комнату, которая была, по всему видимому, и кухней, и залом, и прихожей. Верхние вещи висели возле дверей на вешалке, прикрытой цветастой занавеской. Большую часть комнаты занимала печь, в центре комнаты стоял стол с кружевной скатертью и четыре стула. Во всем убранстве сквозила нищета, но дома было удивительно чисто, так что Ника, глянув на свои грязные кроссовки, сняла их и только после этого прошла к столу. Женщина, что встретила ее в дверях, представилась. Это была сестра Павла Наталья. Сложно было сказать, сколько ей лет, наверное, не больше сорока с хвостиком, но ее сильно старило обрюзгшее лицо с мешками под глазами, непонятного цвета неопрятный пучок волос на голове, серая мешковатая одежда.

– Чего ищешь то Павла? Умер он давно, застрелили его, а твоя мать у свистала, даже не похоронила его, – Нику передернула от этих слов, ей было неприятно, что о ее матери говорят в таком уничижительном тоне.

– Просто я думала, что он мой отец…

– Ха- ха, ха! Насмешила, отец…– тетка нервно засмеялась. – Павел свинкой в детстве переболел, не могло быть у него детей, а Люська твоя ещё та гулена, так что среди ее дружков ищи отца.

– А вы не знаете?

– Так они в Саратов уехали вчетвером: Димка, Колька – сосед, Люська и Павел наш. Павла потом пристрелили, а Колька с Димкой в тюрьму загремели, а кто твоей мамашке из них дитё сделал, того правда не знаю.

У Ники в груди болезненно сжалось, вот зачем она начала копаться в мамином прошлом, что для себя выяснила? Что мама была не совсем добропорядочной, а ее отец мог сидеть в тюрьме…Хорошо, что этого не слышит Сергей. А его мама придет в ужас от такой новости. Если это станет известно, ей можно поставить крест на их отношениях с Сергеем, Надежда Сергеевна точно приложит все свои силы, чтобы их отношения закончились. Что там говорили Яна с Кариной, что Красавины не женят своего сына на нищенке, а тут нищенка да ещё с отцом уголовником…

– Простите, видимо я зря пришла…

В этот момент двери открылись, и в комнату шагнул худенький паренек лет шестнадцать с короткой стрижкой, в старой застиранной курточке, рваных джинсах, и таких же изношенных кроссовках.

– Теть Наташ, хлеба не найдется, а то пожрать дома нечего.

– Сейчас дам,– тетка встала и пошла за печку, бренча посудой.

Парень цепко с ног до головы осмотрел Нику, взгляд его был неприятный, похотливый. Ника отвернулась, чтобы не встречаться с ним глазами.

– Ты вон у его дядьки спроси,– сказала тетка Наташа, отрезая хлеб. – Он с ними был тогда, может он что-то тебе подскажет.

– Вы про что, тетя Наташа?

– Да, вон девушка ищет отца своего, мать ее Люська тогда с мужиками в Саратов уехала, там Павла моего застрелили,– тетка шмыгнула носом и вытерла кончиком платка слезу.

– Это тогда, когда дядька золотишком баловался?

– Кто их окаянных знает, что они там делали, только вот брата моего похоронили…

– Нет, ничего не надо, пойду я, наверное,– голос Ники был тих, ей было неприятно всё это слышать, да и разбираться дальше в перипетиях жизни своей матери как-то расхотелось.

Она встала, попрощалась, и вышла во двор.

Перепрыгивая лужи, Ника пошла к выходу. Но дойти не успела, сзади ее схватили крепкие пальцы за рукав. Она ойкнула и оступилась, вновь попав ногой в лужу.

– Стой! – перед ней стоял тот паренек, оказавшись с ним лицом к лицу, она поняла, что, наверное, ошиблась с его возрастом. По морщинкам на лбу, серой коже, выступившей щетине, она догадалась, что ему больше двадцати. Худоба делала его моложе, да еще эта детская стрижка, с короткой челочкой.

– Куда поскакала?

– Тебе какое дело? – от парня исходила угроза, в его взгляде была какая-то волчья злость, смешанная с похотливостью, плотно сжатые губы и злые глаза не обещали ничего хорошего.

– Тетка Наташа тебе ведь сказала, к дядьке моему в гости зайти.

– Мне ничего не надо, ни к кому я в гости не пойду.

Ника пыталась выдернуть свою руку из цепкого захвата, но не тут-то было, рука парня была просто железная, он только сильнее сжал рукав.

– Отпусти меня, а то буду кричать.

– Кричи, тут тебя никто не услышит, кругом сараи,– парень улыбнулся, но улыбка у него больше походила на оскал шакала.

Ника попыталась дернуться сильнее, и на миг она почувствовала, что освободилась, только в следующий момент ощутила страшную боль. Парень ударил ее в лицо кулаком, потом еще раз, и еще раз, разбивая ей губы. Она почувствовала металлический привкус во рту, по подбородку побежала теплая струйка крови.

И Ника потеряла сознание.

Глава 27

Она очнулась. С трудом разлепила один глаз, второй заплыл и сильно болел. Во рту был стойкий вкус крови, она попросила: Пить…

– О, очнулась, нако, попей,– чьи то руки поднесли ей стакан воды, Ника попыталась его взять, но тут поняла, что кисти ее рук крепко связаны веревкой.

– Пей, говорю,– и ткнули краем стакана в разбитые губы, Ника с жадностью припала к воде, ей казалось, что она одним глотком выпила целый стакан.

Наконец она утолила жажду и взглянула на человека, что подал ей воды.

На вид это был старик: cедой, сгорбленный, морщинистый, с кустистыми бровями на помятом жизнью лице. Его руки исковеркала болезнь, суставы раздутые, а пальцы едва могли двигаться. Одет он тоже был как дед, хотя на дворе была весна, но на нем был меховой жилет, а на ногах валенки с галошами.

– Ты прости дурака этого, молодой, глупый, жизнь то его не била. Взял такую красивую девку по лицу стукнул, эх, молодо- зелено, – прошамкал старик, во рту не хватало половины зубов.

– Зачем вы меня похитили? – испуганно спросила Ника.

– Э не, голуба, я тебя не похищал, это все племяш мой, Васька, дурак молодой, а я тут не при чем,– дед хитро прищурился. – Васька говорил, что ты к Наташке приходила. Ты Люси дочь? Так?

– Да.

– Ну, вот и хорошо, тогда скажи, где золотишко припрятала Люся, и поедешь домой, мы тебя не тронем.

– Какое золотишко, вы о чем? – удивлению Ники не было предела.

– Цацки Люся унесла после ограбления, там были камушки и золото, где оно?

– Какое ограбление, какое золото? – в голосе Ники уже была паника.

– Ну, не хочешь говорить, тогда будет по-плохому, племяш у меня парень горячий, отдам ему тебя.

– Стойте, объясните, какое золото вы ищете, мама приехала из роддома к бабушке и оставила меня ей, а сама уехала в Уренгой с каким-то мужчиной. Я ее никогда не видела, понятие не имею, о каком золоте идет речь?

– А где сейчас Люська?– старик недобро прищурил глаза и плотно сжал синюшные губы, смотрел он на Нику из-под кустистых бровей холодно, хищно, как волк на свою добычу.

– Так я же говорю, что ее никогда не видела, мама меня оставила бабушке сразу, как с Саратова приехала, и уехала с каким-то мужчиной на север, – Ника никак не могла понять, почему этот злой старик ей не верит.

Мужик стоял и задумчиво чесал затылок.

– Думал, что проще будет,– задумчиво изрек он. – Я смотрю ты девка богатая, вона как разодета, значит денежки водятся, мать то тебе оставила поди денежку.

– Нет, ничего не оставила, бабушка меня вырастила на свою пенсию, а я теперь работаю, сама зарабатываю.

Тут в комнату вошел парень, которого старый страшный дядька назвал своим племянником Васькой. Он зло ухмыльнулся, похотливо посмотрел в сторону Ники и кивнул дядьке.

– Пошли, поговорим.

Они ушли в какую-то другую комнату, с того места, где лежала Ника, ей плохо было видно, но по тому, что дверь они за собой закрыли не плотно, она слышала весь их разговор.

– Ты зачем ее, дурень, сюда приволок.

– А куда я ее девать должен был, ты сам сто раз говорил, что неплохо бы узнать, где золотишко лежит, я, как услышал, что про Люську говорят, так и девку эту…

– Я не просил тебя ее похищать,– перебил его старший, – я не хочу обратно в тюрьму, ты молодой, а я уже стар и болен, не хочу сдохнуть в тюрьме.

– Так зачем в тюрьму…

– Дурак, ее искать будут, пойдут по следам, та же Наташка скажет, что у нее была, и все, возьмут нас за хвост, тебе то чего, молод еще, а мне по полной дадут, у меня и так удо.

– Так девку в реку – концы в воду, найдут за сто верст, кто там опознает, а менты сильно шевелиться не будут, мы за это время с тобой уже на другом конце страны будем.

– Глуп ты еще, девку я убивать не буду, сам ее притащил, сам и думай, что с ней делать.

Ника сидела, не жива, не мертва, казалось, сама душа у нее заледенела от ужаса. В голове только им вертелась мысль «Убивать», «меня будут убивать». По спине поползла струйка холодного пота, сначала бросила в жар, потом в холод. Зубы стали выбивать нервную дрожь. Вот зачем она поехала искать следы своей матери, жила бы как жила, зачем разрыла это осиное гнездо? Что это ей дало? Только то, что теперь она знает, что мама была совсем не ангелом, у нее было много мужчин, даже не известно, кто ее отец. Мать участвовала в каком-то ограблении и украла золото. Зачем ей вся эта информация? Сейчас бы Ника отдала все, чтобы этой поездки не было…

Дверь скрипнула, и в комнату вошел Васька, он подошел к Нике, наклонился, провел шершавым пальцем по ее разбитым губам, вызывая у нее боль и отвращение. Заметив ее брезгливое выражение лица, парень зло усмехнулся и, кинув ей на прощание «Ничего, прынцесска, объездим», вышел из дома.

Шаркающей походкой вошёл дед. Устало сел на стул напротив Ники, в его взгляде читалась какая-то обреченность, как у старого волка, который вот-вот должен был издохнуть. Из внутреннего кармана своей душегрейки он достал шкалик водки, открыл его и выпил, не закусывая, занюхав рукавом. Посмотрел на Нику и спросил: А ты зачем сюда то приехала?

– Хотела в прошлом разобраться, о маме узнать.

– Ну и разобралась, обрадовало это тебе?

– Нет.

– Ни черта ты из все этого не поняла!

– Что я не поняла? Что вы там кого-то ограбили? Что теперь какое-то золото ищете? Моя мама участвовала в ограблении?

– Ничего ты не узнала,– мужик пьяно засмеялся, – ты же думаешь, что твоя мать Люська?

– Да.

– А вот и нет! Нам на ограбление для прикрытия нужна была баба с ребенком. Вот Люська уборщицей в роддом и устроилась, она тебя украла. После хотела тебя куда-нибудь подкинуть. Когда пошли на дело, первой в зал вошла Люська с ребенком, чтоб отвлечь внимание охранников. Попросила одного сводить ее в туалет, ну, типа, ребенок орет, обделался, подмыть надо. Охранник, как последний болван, повелся, красивая баба была Люся, и ушел с ней. Мы ворвались в зал, второго охранника мордой в пол уложили, все почистили, но тут все пошло наперекосяк. Одна дура продавщица возьми да нажми тревожную кнопку, раздалась сирена, Пашка ту дуру пристрелил. Мы схватили котомки и сделали ноги. На нашу беду менты ехали мимо. Тут такое началось. Стрельба! Люська то под шумок и выскользнула, видимо, Пашка ей цацки скинул в коляску, когда понял, что мы не уйдем. Пашку убили, четыре пули поймал, меня ранили, нас с Димкой повязали. Судили за грабеж, сопротивление, убийство, я много получил, недавно вышел, а тут ты…

Я сижу, не жива, не мертва, слушаю и не верю своим ушам.

– Люську-то никто и искать не стал, не заподозрили, при Пашке цацок не нашли. Значит, у нее все было, больше не у кого. А сейчас посуди сама, что мне остается делать? Жить хорошо хочется, а денег на здоровье и жизнь нет.

– Так вы же, наверное, пенсию получаете?

Мужик заржал, смеялся долго, пьяно, до икоты, потом вытер слезы рукавом и спросил: Что так старо выгляжу?

– Ну, вам я бы дала лет шестьдесят.

– Мне только сорок пять,– мужик грустно вздохнул.– Так что ты это не ищи Люську, не была она тебе матерью, и кто твой отец – тебе тоже не подскажу.

Он встал, пошатнулся, разгладил рукой на одежде какие-то видимые только ему складочки, и, покачиваясь, вышел из комнаты.

Ника осталась одна. Одна со своими мыслями.

Глава 28

В голове было пусто, и в этой звенящей пустоте было что-то неприятное. Из нее словно выкачали не только все мысли, но и жизнь. Словно до этого дня она и не жила, а может жила? Но уж точно не своей жизнью. Вокруг была ложь. Она зря потратила время, разыскивая непонятно кого, лучше бы не копалась в прошлом. А теперь она кто? Неизвестная девушка! У нее нет родных! Те, которых она считала всю жизнь родными людьми, вдруг стали чужими. Кто она? Девочка без роду и племени. Как она это скажет бабушке, которая самоотверженно воспитывала ее, кормила, одевала на свою крошечную пенсию. Как она объяснит все дяде Ивану?

Голова вдруг разболелась, появился шум, словно сотни цикад решили поселиться в ней. В глазах начало двоится. Ника привалилась к стене дома, болезненно сглотнула слюну, закрыла глаза, пытаясь успокоить яростную боль. Может попытаться задремать, чтобы боль утихла. Но мысли о прошлом не давали ей успокоиться. Они мучали, выматывали душу, опустошали.

Вдруг как молния ее пронзила мысль: Телефон!

Сумку у нее забрали, а вот обыскали ли ее?

Ника выпрямилась, осторожно локтем надавила на карман курточки. Во внутреннем кармане она почувствовала твердый предмет. Значит, ее не обыскивали, и маленький простенький сотовый телефон остался лежать там, куда его положил Сергей.

Она вдруг вспомнила их прощание на вокзале, и по щекам потекли слезы. Он очень беспокоился о ней, когда клал телефон в кармашек ее курточки, сказал, что это просто запасной телефон. Вдруг случайно она разобьёт свой. Телефон был маленький и кнопочный, с такими уже давно никто не ходит. Он что-то говорил про номера телефонов экстренных служб.

Она всхлипнула, вспомнив, что Сергей был против ее поездки в одиночестве. Ну почему она такая упрямая? А он как будто чувствовал беду. И она случилась. Эти два подонка в любой момент ее могут убить, чтобы скрыть свое преступление. Послушай она Сергея, сейчас ничего бы этого не было.

Хотя, она тогда бы не узнала правду, и жила бы всю жизнь в неведенье. Вот только нужна ли ей такая правда?

Ищет ли ее та семья, что потеряла? Кто она? Кто ее родители?

От этих мыслей еще сильнее заболела голова.

Ника решила, что надо взять себя в руки, и подумать о плане спасения. Она в трудной ситуации, тут ее никто не найдет, так что спасение утопающих, дело рук самих утопающих.

Связанными руками сложно вытащить телефон из внутреннего кармана. Но Ника решила попробовать. Она потянула за язычок молнии, замок поддался не сразу. После нескольких минут возни с упрямой застежкой, замок поддался и по миллиметру стал открываться. Что дальше? Ника попробовала поддеть телефон, но тот скользил по подкладке и никак не хотел показываться наружу. Ничего не получилось. Тогда она решила надавить руками на противоположный край, и выдавить телефон из кармана. Манипуляция прошла успешно, он с трудом, но показался в проеме глубокого кармана. Вот-вот и заветный телефон будет у нее в руках. Но тут открылась дверь, и на порог шагнул Васька. Он посмотрел на Нику сальным взглядом.

– Что принцесса соскучилась,– Васька был пьян, пьяной шатающейся походкой он подошел к Нике, у нее от страха замерло сердце.

– Я с тобой разговариваю, тварь,– и Васька занес кулак над ее головой.

И тут раздался оглушающий грохот выстрела, сзади Васьки в дверях стоял незнакомый мужик и держал в руках пистолет.

– Ты чо, Михалыч, ты ж меня ранил? – оглядываясь, пьяно заорал Васька.

– Ни чего страшного, царапина, ты не забыл, я ж снайпер,– и мужик шагнул в комнату, прошел сразу к столу и налил себе в граненый стакан водки.– А ну сгоняй в машину, принеси хавчик, что-то жрать охота.

Васька скорчил недовольную мину, но приказ выполнил. Через минуту, обмотав руку какой-то грязной тряпицей, он уже накрывал на стол.

Через полчаса они уже втроем сидели за столом, пили водку из граненых стаканов, ели, в воздухе повис запах хлеба, жареного мяса, колбасы. Ника только сейчас почувствовала, что у нее пустой желудок, рот наполнялся густой слюной, она тяжело сглотнула.

– Девку надо покормить, – сказал Михалыч. – Давно она у вас тут сидит?

– Почитай третьи сутки, Васька придурок ее сильно по голове стукнул, так она в отключке больше суток пробыла.

– Чоооо я сразу то придурок…

– А то, надо было сначала посоветоваться, а потом девку сюда тащить.

Михалыч встал из-за стола бросил ломать колбасы на кусок хлеба и, подойдя, протянул Нике: Ешь.

Дважды повторят Нике не надо, она схватила этот бутерброд и впилась в него зубами, языком, небом ощущая вкус копченой колбасы, аромат хлеба. Бутерброд растаял, оставляя сладкое послевкусие, но голод утолен не был, есть захотелось еще сильнее.

Михалыч был не жадный, он взял со стола хлеб, колбасу и нарезанный огурец, сложил все в миску и протянул Нике.

– Водку будешь, – он кивнул на бутылку.

– Я не пью, – тихо ответила Ника.

– Зачем на девку водку переводить, – вклинился в разговор Васька. – Она и так всем нам даст.

Он пьяно заржал.

– Ты, дурак, совсем, девку даже пальцем не трогай, все равно в тюрягу рано или поздно загремишь. Но лучше сесть по статье за воровство или грабёж, насильников там не уважают. Запомни это на будущее, пацан.

И они продолжили пьянствовать.

За окном стемнело, Васька напился и уснул за столом. Того старика называли уважительно Николаем, он вышел из-за стола последним и шатающейся походкой ушел в дальнюю комнату, а вот гость – Михалыч устроился спать на хозяйском диване.

Когда все затихли, Ника снова попробовала достать телефон. В этот раз удача была на ее стороне, телефон показался из кармана, а через минуту был в ее руках. Но выскользнул из ее онемевших пальцев и с грохотом упал на пол. Ника зажмурилась от испуга, но Михалыч пьяно храпел, отвернувшись к стенке, а Васька даже не пошевелился.

Ника подтянула к себе телефон и радостно вздохнула, от падения телефон не пострадал. И хотя заряд батареи показывал всего одно деление, у нее был шанс дозвониться хоть до кого-нибудь.

И тут ей в голову пришла мысль, если она будет говорить, то, наверное, разбудит своих похитителей, значит лучше написать сообщение. А что писать? Она даже не знает где находиться. Над головой Вероники было окно. Чуть повозившись, она смогла приподняться и выглянуть в него. Но там было темно, ночь была пасмурной, на небе ни звезды, ни луны, кругом ни одного фонаря.

Ника села обратно и задумалась, что написать?

Она посмотрела на экран телефона, и с удивлением увидела непонятный значок сбоку экрана. Присмотревшись, вдруг поняла, что это значок геолокации телефона, затем она вошла в список контактов и с удивлением обнаружила там контакт под названием SOS.

Несколько секунд она смотрела на этот контакт, затем нажала его…

Глава 29

После того, как Ника нажала контакт SOS, прошло несколько минут. Но телефон не издал ни звука, просто продолжал светиться экран. А что она ждала? В те последние минуты перед отходом поезда, она не успела расспросить Сергея. Ника выбрала контакт Ивана и послала ему сообщение «Меня похитили», затем написала имя последнего человека, тетки Наташи, сестры Павла. Что еще написать она не знала. Да и дошли ли эти СМС? Ника с тоской посмотрела на экран телефона, он по-прежнему светился. Странно все это.

И тут на диване заворочался Михалыч, Ника сунула телефон во внешний карман и села удобнее. Минуты текли, бег их был нетороплив. Немного повозившись на диване, Михалыч встал, подошел к ведру с водой и долго пил прямо из него, жадно глотая воду. У Ники спазмы свели желудок, в горле давно было сухо. Словно почувствовав, Михалыч налил ей воды в стакан и подал. Долго смотрел, как жадно она пьет воду, потом налил еще.

Походив немного по комнате, он ушел к Николаю, плотно закрыв за собой дверь. Ника внутренне напряглась, она вдруг почувствовала, что сейчас решается ее судьба. В горле пересохло, ужасно чесалось все тело, внутреннее напряжение не проходило.

И тут проснулся Васька. Сначала он долго тряс пьяной головой, шумно пил воду, затем ушел на улицу, но через пять минут вернулся. От него пахло перегаром, потом и мочой. Грязными руками он отрезал себе ломоть хлеба, плеснул в стакан водки, выпил и закусил.

Потом перевел свой взгляд на Нику.

– Ну, чо, принцесса, может, замутим по доброй воле, а то мои кореша против насилия.

Нику замутила от одного вида этого грязного, вечно пьяного парня.

– Смотри, станешь моей бабой, жизнь тебе сохраню, а нет, порешат они тебя.

Ника про себя подумала, что уж лучше смерть, чем такая жизнь.

– Думай быстрее, принцесска.

И тут в комнату вошли Николай с Михалычем.

– Мы вот что решили, – начал Николай. – Мы тебя отпустим, но тебе придется бежать очень быстро. Михалыч у нас бывший снайпер, если тебе удастся убежать, жива останешься, а нет – не обессудь.

Ника смотрела на их лица, в них не было угрызения совести, жалости, в их глазах не было ничего. Глаза пустые, нет агрессии, нет азарта, просто пустые безжизненные взгляды. Ника поняла, убивать им не впервой.

– Ну чо, принцесска, выбирай, будешь моей бабой?

– Я лучше побегу.

– Ну как знаешь.

Ее поставили на ноги, разрезали путы на руках и ногах, она с трудом размяла затекшие ноги. От ужаса и страха у нее ходуном ходили руки и ноги, зубы отбивали дробь. Это последние минуты ее жизни. Снайпер не промахнется…

Михалыч взял винтовку, подхватил под локоть Нику и потащил ее на улицу.

Уже рассвело. Над небольшими холмами был виден узкий краешек солнца. От яркого света Ника зажмурилась, а когда открыла глаза, то пришла в ужас. Вокруг простиралась степь. Низкорослый ковыль покрывал все пространство. Лишь небольшие холмы были справа от нее, но до них бежать и бежать, не успеет она, снайпер не промахнется. Где-то вдали немного камышей, видимо там вода. Ни кустика, ни кочки. Она обречена!

От этой страшной мысли она вся покрылась мурашками, по спине побежал холодный пот. Это конец.

У нее одно спасение, если успеет добежать до камышей, но это далеко. Сломанные кости срослись, но бежать, как прежде, она не сможет.

– Ну, что, проверим, какой ты спринтер,– Михалыч холодно улыбнулся, его глаза были по-прежнему прозрачны и пусты.– Беги.

И он толкнул ее в спину.

Ника побежала, ноги заплетались, носки кроссовок так и цеплялись за траву. Она бежала, камыши были еще далеко, а позади уже лязгнул затвор.

Выстрел. Она запнулась и упала.

И тут сверху на нее упало что-то черное большое и тяжелое.

– Лежи девонька, лежи не двигайся, сколько их там, в доме?

– Двое, – просипела Ника, придавленная телом.

– Двое в доме, работаем, – захрипела рация…

Ника не видела, как в дом ворвались бойцы в черных костюмах, как повалили Николая и Ваську. Только когда по рации сказали «Отбой!», боец поднялся, подхватил ее и поставил на ноги.

По щекам Ники лились слезы, она, всхлипывая, не веря своей удаче. Она осталась жива.

Она оглянулась. На траве, раскинув широко руки, лежало тело Михалыча, пуля пробила ему голову, снеся половину черепа. Вокруг тела темнело пятно, земля с жадностью впитывала в себя его кровь. Пуля снайпера скосила снайпера. Он лежал лицом вверх, на его лбу была маленькая дырочка, а в открытых глазах вселенское спокойствие. Он словно лег отдохнуть, да так и умер. Рядом валялась винтовка, в ее стволе так и остался патрон, который был приготовлен для Ники.

Из дома вывели Николая с Васькой, они были закованы в наручники. У Васьки было разбито лицо, левый глаз заплыл и почти не видел, сломан нос, по подбородку размазана кровь.

К дому подъезжает десяток машин, из них выходят люди в форменной одежде. Николая и Ваську ведут к одной из машин, запихивают внутрь, Васька орет и сопротивляется. Николай ведет себя сдержанно и спокойно. Двери с решетками захлопываются за их спинами, и машина увозит двух неудачливых бандитов.

А по двору уже снуют совсем другие люди, эксперты, их охраняют люди в черной форме с автоматами.

Через несколько минут из-за холма показался дорогой черный внедорожник. Он лихо тормозит перед домом, и из него выскакивают дядя Иван и Сергей. Сережа хватает Нику, прижимает к себе, выдыхает ей в волосы: Никогда больше не отпущу одну!

Тут с нее спадает оцепенение. Вдруг в голове становится все так ясно, что от осознания того, что с ней случилось, начинает трясти. Это выходит адреналин, что накопился за эти дни плена.

Ее целует и обнимает Иван, потом снова Сергей, они что-то говорят ей успокаивающее, но истерику уже не остановить. Накатило. Она плачет на взрыв, слезы льются из ее глаз, застилая все вокруг, тело трясет дрожь.

Ника и не заметила, как появилась скорая помощь. К ней подошли люди в белых халатах. Только почувствовала, как игла больно проколола кожу, над ней склонилась девушка со шприцом в руке. Минуты пробежали, и ее накрыла темнота.

Глава 30

Ника очнулась в больнице. В отдельной палате. Здесь белые стены, через окно заглядывало вечернее солнце, его лучи рисуют на полу цветные пятна.

Палата больше напоминала гостиничный номер, если бы не медицинская аппаратура, стоящая в голове у кровати, да стойка с флаконами, от которой шли тонкие трубочки к венам.

Через минуту к ней заглянула медсестра, что- то расспрашивала, переставила флаконы, поправила подушку.

Ника попросила зеркало. Медсестра, немного поколебавшись, вынула из кармана и протянула ей маленькое зеркальце. На Нику смотрела лицо, больше напоминающее бомжеватую тетку, что по вечерам рылась у них во дворе в мусорных контейнерах.

Один глаз хоть и открылся, но был оплывшим, окруженный фиолетовой гематомой, что по краям уже приобретала зеленоватый цвет. Разбитые губы с корочками на затянувшихся ранках, рану на виске зашили, наложив маленькие швы. Волосы не прибранные и всклокоченные. Ника горестно вздохнула. Медсестра тут же попыталась утешить, но это помогло мало.

– А можно мне помыться, – спросила Ника.

– Конечно, в палате есть душ, давайте я вам помогу.

– Нет, нет, я сама, – испугавшись, сказала Ника. Она встала, словно пробуя босыми ногами твердость пола. Сначала поставила одну ногу, затем вторую, потом осторожно шагнула. Каждый шаг давался ей с трудом, занемевшие ноги никак не хотели слушаться, но воспользоваться услужливыми руками медсестры она не хотела. Ей казалось, что каждое чужое прикосновение к коже обжигает ее.

Медсестра быстро засуетилась, открыла перед ней дверь душевой кабины, наскоро объясняя, где что лежит, и оставила Нику одну.

Она включила воду и встала под горячие струи. Дождавшись, когда никого рядом не будет, по ее щекам побежали слезы. Она плакала, зажимая ладошкой рот, чтобы не было слышно в палате ее всхлипов, переживая снова и снова все потрясения. Перед ее глазами пробегали, словно кадры кинофильма, воспоминания, и этот страшный щелчок затвора за спиной, и звук выстрела, и убитый человек на сухой траве степи, кровь, что впитала сухая растрескавшаяся земля, и чувство страха, липкий ужасный страх.

Наплакавшись вволю, она выключила воду, наспех вытерлась жесткими полотенцами, оделась и вышла в палату.

Через полчаса пришел Сергей, принес огромный букет цветов, долго сидел рядом с ее койкой и целовал ее руки.

Ника видела, ощущала, но внутри ее все умерло, не было радости, только какая-то серая тоска и грусть.

Через час пришел следователь с Иваном, ей надо было дать показания.

Она рассказала все. Начала с того момента, как врач акушер сказала ей, что Люся в роддоме не рожала. И она решила поехать в Камышин, в надежде здесь найти ответы на свои вопросы. Рассказала, как нашла квартиру предполагаемого отца, где столкнулась с Васькой. Как была похищена, только запнулась на том моменте, когда Николай ей рассказал о Люсе правду. Она посмотрела в глаза Ивану и заметила, как поменялся он в лице, в глазах его был какой-то затаенный страх.

Чтобы не показывать свои эмоции, Иван опустил голову, дальше Ника уже не видела, не понимала, что он ощущает.

Она и сама не понимала, как ей теперь это пережить. Как она будет рассказывать бабушке, что она ей никто, а ее дочь воровка.

Когда следователь ушел, они еще долго сидели молча, Иван потирал шею ладонью, что–то бурчал себе под нос, крякал, вид у него явно был озадаченный.

– Как вы меня нашли?– спросила Ника.

– Когда ты не позвонила мне вечером, я забеспокоился и решил приехать к тебе,– сказал Сергей. – Уже было собрался, да тут позвонил Иван, он проверял твой телефон и сказал, что телефон твой отключен. Я точно знал, что ты бы так никогда так не сделала, значит, с тобой что-то случилось. И тогда мы решили ехать вдвоем.

– Я словно беду чуял, – добавил Иван.– Чуйка у меня ментовская сработала, попросил своего начальника связаться с РОВД местным, чтоб проверили твой номер в гостинице. Уже были в дороге, когда узнали, что в номер ты не возвращалась.

– Пришлось напрячь моих родителей, они там по своим каналам вышли на местное управление МВД. Тут нам помогли, дали следователя хорошего, нашли мы тот адрес, куда ты ходила.

– Наталья Телегина, к которой ты приходила, оказалась теткой скользкой, трясли мы ее долго, но она раскололась. И рассказала, что ты у нее была, и в это же время заходил ее сосед Василий Конев. И что двадцать лет назад Людмила наша уехала с ее братом в Саратов, с ними были Николай Конев, дядя этого Василия. Николай сидел в тюрьме за ограбление, недавно вышел, в этом же ограбление участвовал и Павел Телегин, но был убит. Ну, тут мы решили поискать этого Василия и Николая, и проверить их причастность к твоему исчезновению. Они как сквозь землю провалились.

– Твой основной телефон пробивали по геолокации, узнали, что выключился он как раз возле того дома. По второму телефону никак не могли тебя обнаружить, только потом поняли, что тебя увезли далеко. У него радиус был небольшой, – сказал Сергей.