Светоносцы: Мерцающая башня

Глава 1
СТРАННАЯ РУКОПИСЬ

…Трое возникают наверху Мерцающей башни. Трое медленно скользят вниз по крутым её ступеням. Трое охвачены радостным волнением в ожидании чуда, которое они создали для себя сами. Трое спускаются вниз, чтоб забыть, кто они на самом деле, и вновь найти дорогу Домой.

Достигнув Священных Врат, трое шагают сквозь Пелену Туманности. Они могут ещё некоторое время видеть огни Мерцающей башни, которые погаснут, как только каждый сделает свой первый шаг навстречу Солнцу.

Они, эти трое, идут, чтобы рассказать всем о чуде. Они, эти трое, – сами чудо, ибо они – Светоносцы. Они рождены Солнцем Солнц. Они созидают миры, в которых правит ЛЮБОВЬ. Они среди нас. Они не помнят, что они – это ОНИ, но СВЕТ, что в них, знает об этом. СВЕТ притягивает СВЕТ. Так ты узнаешь, кто ты есть на самом деле…

Дочитав страницу, исписанную бисерным почерком, до слов «на самом деле», Ник весь внутренне замер, будто прислушиваясь к своим ощущениям. Сердце его билось часто-часто в радостном томительном волнении, ладони покалывало словно маленькими иголочками. И в этот миг, который он запомнит на всю жизнь, в сердце мальчика родилась мечта, потрясающая, величественная, захватывающая дух. Это была мечта о Мерцающей башне, которую он непременно должен найти и понять, ТОТ ли он на самом деле. И если он ТОТ САМЫЙ, то найдёт своих близких, найдёт свой родной дом, о котором тосковал все двенадцать лет своей жизни. Волны радости омывали измученную одиночеством душу Ника. Он упивался нахлынувшим счастьем появившейся надежды и, закрывая глаза, с трепетом прикасался губами к пожелтевшей страничке, вложенной в старую Псалтирь.

Нику не терпелось прочесть дальше, как вдруг за дверью кельи послышались чьи-то быстрые шаги. Кто-то шёл сюда уверенной и властной поступью хозяина. Ник узнал идущего. Вмиг сердце мальчика превратилось в трепещущий комочек горя: он должен немедленно расстаться с заветным посланием, так невероятно перевернувшим, казалось, самые основы его существа. Неожиданно для себя самого Ник выхватил из Псалтири жёлтый листочек с бисерной вязью и, не сворачивая, сунул его за пазуху.

Только мальчик поставил Псалтирь на место, на полку у окна, где ей и следовало быть среди других священных книг, как дверь в келью со скрипом отворилась, и в проёме возник брат-соглядатай Анил. Он явился исполнить надлежащую ему обязанность: проверить так надолго затянувшуюся уборку в келье игумена Плеона, высшего иерарха монастыря Святых Николая и Григория Чудотворцев. Брат Анил застал Ника усердно вытирающим пыль на полке с книгами, где стояла заветная Псалтирь с уже исчезнувшей страничкой. Ведро с водой по-прежнему было полным, а половая тряпка – сухой, так что отведённые полчаса на уборку кельи игумена Плеона не были использованы должным образом. Отроку грозило суровое наказание. Мысль о наказании, обычно вселявшая нестерпимый страх в душу Ника, на сей раз затмилась уже настолько иной мыслью, что не возымела теперь должного эффекта: мальчик с первого раза не разобрал слова брата-соглядатая, взывавшие к чувству стыда.

– Брат Николай, ты посмел нарушить установленный в монастыре порядок уборки келий и не справился с работой к положенному часу, когда владыка Плеон изволит пройти к себе для отдохновения! Ты явно ленился и не выполнил работы, порученной тебе полчаса назад. Следуй за мной к игумену и выслушай его приговор! – последние слова были сказаны братом Анилом с некоторой ехидцей и в то же время с явно показной помпезностью, продиктованной гордостью за столь ревностное выполнение вменённых ему обязанностей.

Брат Анил так был доволен собой в этот момент развенчания пороков юного послушника, сотворившего в очередной раз неслыханную дерзость, что забыл удивиться полному отсутствию признаков смятения у отрока. В подобных случаях тот выказывал их слезами и умолял не отводить его к игумену Плеону, который навевал на всех монастырских почтенный ужас.

Теперь же Ник словно не понял, о чем идёт речь. Для него не существовало уже ничего важнее Мерцающей башни, на пороге которой он мог разгадать тайну своей жизни. Мальчик смотрел отрешённо на брата-соглядатая своими большими карими, как у оленёнка, глазами, растянув в улыбке на удивленье красиво очерченный рот, который чуть приоткрылся и выставлял на свет божий неестественной белизны ровнёхонькие зубки. Румянец заливал смуглые щёки Ника. Он взмок от переполнявшего душу никогда не испытанного ранее безумного восторга, так что тёмно-каштановые чуть волнистые его волосы слиплись от пота и небрежно падали на высокий лоб красивой курчавой прядью. Ник стоял как вкопанный, когда брат Анил велел следовать за ним. Чувствуя, что мальчик не исполнил приказания, окликнул отрока резкой фразой:

– Следуй же!

Ник вздрогнул будто ужаленный и медленно поплёлся вслед за братом-соглядатаем.

Тёмные своды бесконечных монастырских коридоров с чадящими по стенам редкими факелами отражали гулкие шаги идущих, напоминая им, что и старые серые каменные стены суть живые свидетели происходящего, а потому они не могут молчать, посылая свой отклик вдогонку людям, потревожившим их мрачный сон. Переход в Соборную залу, где обычно игумен Николо-Григориевского монастыря Плеон беседовал с братьями, сегодня показался Нику одним мгновением (которое незаметно ускользнуло из жизни), наполненным странной сладостной негой мечты.

Вдруг бесконечный узкий коридор в один миг превратился в огромную круглую залу с круглым столь же невероятных размеров столом, за которым в одиночестве пребывал игумен Плеон. Он сидел неподвижно в просторном деревянном кресле с чересчур высокой спинкой, увенчанной массивным крестом, и, казалось, спал, слегка наклонив вниз голову, глубоко запрятанную в чёрный свободный куколь, из-под которого вперёд выдавались крупный орлиный нос и длинная седая борода, почти вся помещающаяся на столе. Локти спящего возлежали на подлокотниках, ног не было видно под длинным чёрным одеянием. Трудно было в данный момент судить о росте этого человека, и только его пристрастие к массивным предметам интерьера невольно приводило к мысли о том, что игумен не был великаном.

Чрезвычайно тоскливо и протяжно проскрежетавшая дверь вернула игумену ощущение реальности. Он открыл глаза. Брат Анил семенящими шажками прокрался в залу, чьё величие подавляло своими внушительными размерами любого входящего. Затем проследовал Ник. Но мрачная грандиозность залы, действовавшая обычно на него угнетающе, вдруг не возымела прежнего эффекта. Отрок остановился сзади в полушаге от брата-соглядатая. Тот, грозно сверкнув глазами, молча велел мальчику подойти ближе к владыке.

– Что на сей раз? – гулко раздался строгий скрипучий голосок, многократно усиленный высокими полукруглыми сводами Соборной залы.

– Уличение недостойного отрока в лени и ослушании, Ваше Святейшество! – отрапортовал ревностный блюститель монастырского порядка Анил, замерев в глубоком поклоне.

– На колени, презренный! – истерически завопил Плеон и вмиг соскользнул со своего трона.

Ник медленно опустился на пол, изобразив виноватый вид, уткнулся лицом в паркет. Он знал, что легко может довести владыку до истерики, прежде чем его как обычно подвергнут какому-либо из наказаний или в конце концов всё-таки отправят в Астус, каменный мешок, слывший монастырской штольней. Там, по велению игумена Плеона, неугодные монахи трудились во искупление прегрешений, добывая не то золото, не то ещё что-то для монастырских нужд и якобы вспомоществования бедным, как утверждали местные слухи. Но никто не мог сказать, что такое Астус на самом деле, потому что оттуда не возвращались.

Но на сей раз Ник решил сдержаться, почему-то больше не чувствуя себя слабым и беззащитным ребёнком, заброшенным злой судьбой в этот странный, будто в одночасье возникший в этих местах – как утверждали старожилы провинциального города Н-ска – монастырь Святых Николая и Григория Чудотворцев. В склонённой голове Ника навязчивая мысль морзянкой отбивала единственную фразу: «Найти во что бы то ни стало Мерцающую башню». Сердце мальчика билось в сладостном упоении невероятной мечты, как-то вдруг осознанной цели, будто всегда ждавшей обнаружения в недрах души. Это было предчувствие скорой разгадки тайны о самом себе. Это был путь к СВОБОДЕ. И Ник сейчас это твёрдо знал. Знал каким-то внутренним чутьём, как будто нежный дружеский голосочек, исходящий откуда-то из глубин его существа, говорил: «Я покажу тебе путь Домой. Это путь к Мерцающей башне. Ты оттуда родом. Там твои истинные братья. Там твоя сила и свобода».

– Вон! В Астус! – раздался знакомый скрипучий голосок над самым ухом Ника. – Пошёл! Пошёл с глаз долой! Едят тут всякие подкидыши монастырский хлебушек задарма! Не хочешь лёгкого хлеба – складывай за щеку трудный! Ха-ха-ха!

И зловещий хохот зазвенел, затопляя собой Соборную залу, будто ледяной поток, уносящий последнюю надежду на спасение от безжалостной лавины холода и ненависти ко всему живому. Ник поднялся, чтобы уйти, – и остолбенел. Перед ним оказался не великан (из некогда слышанных им жутковатых сказок брата Аврила), каким представлял себе владыку Плеона Ник, а тщедушный угловатый карлик с длиннющей седой бородой, сильно напоминающий гоголевского Вия, о котором мальчик читал украдкой, выудив запретную светскую книжку из потайного шкафчика в келье брата-соглядатая.

Юный послушник видел высшего иерарха монастыря в полный рост впервые. Оказавшись на две головы выше своего повелителя, рослый двенадцатилетний мальчишка неожиданно для себя громко присвистнул, непочтительно обмерив взглядом владыку, и тут же осёкся, вмиг уразумев, что теперь-то уж ему не миновать беды пострашнее, чем Астус.

Глаза владыки Плеона налились кровью, челюсть дробно затряслась, щёки побелели, и с тонких губ его соскочили убийственные фразы:

– Не потерплю унижений! Тридцать плетей – и в Астус пожизненно! Кормить хлебом и водой! Научишься у меня уважать духовный сан! Вон! Все вон!

Брат Анил испуганно поспешно поклонился и с силой вытолкал юного послушника за дверь. Послышалось тоскливое скрипучее её завывание. Монастырские коридоры участливо провожали идущих, пронзительно всхлипывая дискантом.

Глава 2
НОЧЬ ПЕРЕД НАКАЗАНИЕМ

Брат Анил сопроводил провинившегося отрока до его кельи. Втолкнул мальчика в низенький дверной проём, так что Ник споткнулся о едва выступающий порожек и упал ничком на земляной пол. Сзади послышался лязг поворачивающегося ключа, и глухой голос произнёс из-за двери:

– Завтра на рассвете мы приведём приговор игумена в исполнение на виду у всей братии. Молись несчастный! Потом тебя ждёт Астус, если не испустишь дух во время порки. Ха-ха!

Брат Анил удовлетворённо хохотнул, чувствуя себя героем дня, исполнившим свой долг самым наилучшим образом, и отправился к себе, загремев огромной связкой ключей, неизменно болтавшейся на его поясе. Недаром среди братьев он именовался Анилом Гремучей Змеёй.

Ник ещё некоторое время – пока лязг за дверью не прекратился – лежал, чувствуя нестерпимую боль в колене. Сел и стал краем длинного одеяния утирать кровь, сочившуюся из глубокой царапины: из земляного пола торчал острый камешек, на который мальчик наткнулся при падении. И тут спокойствие покинуло Ника. Из глаз хлынули слёзы, застилая свет, еле пробивавшийся в узкое окошечко кельи. При мысли о завтрашнем дне Ник почувствовал озноб, в душу прокралось отчаяние. Образ Мерцающей башни плавал в голове, как щепка в океане, и представлялся такой невероятной иллюзией среди творящегося вокруг кошмара, что Ник застонал от пронзительной боли в груди. Машинально схватившись за сердце, он вдруг почувствовал упругость бумажного комка, в который теперь превратилась давеча сунутая за пазуху рукописная страничка, вынутая из Псалтири в келье игумена Плеона.

Ник бережно достал и развернул мокрыми от вытертых слёз пальцами заветное послание, зажёг свечу и стал читать. «Первым шагом на пути к Мерцающей башне должен стать огонь», – гласила строчка, нацарапанная в самом конце странички неровными каракулями, отличающимися от других, выведенных буковка к буковке строк. Утром эту строку Ник не успел прочитать из-за вторжения в келью, где шла уборка, брата Анила Гремучей Змеи. Но теперь, когда Ник добрался до конца записей и обнаружил, что ровным счётом ничего не понимает, что значит «путь через огонь», ему стало ничуть не радостней, чем если бы брат-соглядатай снова появился тут внезапно и всё испортил.

Ник заглянул на оборотную сторону листа, но никаких записей там не было, и только проступали чернильные следы продавленных пером строк. Чтобы убедиться, что это действительно так, – в полумраке едва было видно написанное, – Ник приблизил листок к свече вплотную. И – о чудо! – то, что минутой раньше казалось мальчику всего лишь чернильными отпечатками строк, стало превращаться в слова и фразы.

И Ник прочёл: «Эти строки откроются только СВЕТУ и в присутствии света. Ощутивший притяжение Пути к Мерцающей башне, соединяющей миры, является Светоносцем по рождению и должен построить себе Тело Света, которое позволит ему увидеть Башню и войти в неё. Как построить Тело Света, расскажут Ангелы-Хранители, которых ты можешь позвать, обращаясь к ним с любовью. Почувствовав их дружеское рукопожатие в виде вибраций на ладонях, бери перо и бумагу и записывай их послание. Верь себе и иди без страха вперёд!»

Сердце Ника оборвалось куда-то вниз, словно спелое яблоко, набравшее силу солнца и земли и только ждавшее дуновения лёгкого ветерка. Голову заполнила такая ясность и острота ощущений, будто «зеркало реальности» вдруг тщательно протёрли стеклоочистителем до идеального блеска. На мгновение мальчик забыл, что он всего лишь жалкий монастырский подкидыш и завтра его ждёт суровое наказание, а может быть, даже и смерть, не выдержи он положенных за оскорбление высшего иерарха истязаний. Но после таких ощущений Ник понял, что не ошибся в своём предчувствии истинного Пути, и теперь ему оставалось только действовать.

Послушник поспешно вынул из-под матраса измятую ученическую тетрадку, в которой писал стихи, изнывая от одиночества. Достал из низенького ветхого шкафчика с немногочисленными священными книгами единственный простой карандаш – своё любимое сокровище – и замер в растерянности перед предстоящим, собираясь с духом.

Свеча мерно горела на тумбочке у кровати. Краешек звёздного неба заглядывал в узкое оконце. Ник поближе пододвинулся к свету и полушёпотом произнёс: «Ангелы мои Хранители, я вас очень люблю. Придите, пожалуйста, ко мне на помощь, родненькие, а я вам буду благодарен по гроб жизни и всё исполню, что бы вы ни повелели мне». Прошло мгновенье, другое, третье. Казалось, Ангелы и не думали приветствовать Ника. Он вытянул руки перед собой, устремившись к ним навстречу, и проговорил приветствие ещё два раза.

В келье висела звенящая тишина. Свеча съёжилась, обильно оплыла подтаявшим воском и начала прерывисто потрескивать. В голове пронеслись слова, будто произнесённые голосом брата Аврила: «Помолись, отрок, Отцу Небесному». Ник спохватился: и как это он забыл об Отце! Мальчик опустился на колени перед иконой Спаса Нерукотворного и трижды прошептал молитву «Отче наш».

Вдруг ладони зажгло невидимым пламенем: тысячи иголочек-огоньков заиграли, запрыгали от кончиков пальцев до запястий. «Вот оно! Началось! – пронеслось в голове юного послушника. – Слава Тебе, Господи!» И Ник схватил карандаш. Фразы медленно стали всплывать в голове и стихотворными строками ложиться на пожелтевшую измятую страничку:

Наш милый сын! Приветствуем тебя!

Сегодня Мы Завесу открываем,

Чтоб много разъяснить любя,

И быть тебя послушным призываем

Исполнить Наш завет! Сегодня ты

Опасности невероятной жертва,

Но все твои прекрасные мечты

Спасём и воплотим. Не просто смертный

Ты, мальчик! Нет! Небесное Дитя,

Рождённое для Высшего Свершенья,

Совместно с Богом своего Творенья,

Которое замыслил ты шутя

В своём первоначальном воплощенье.

Ты – Магнус Горнвальд в прошлом бытии!

Ты искупить пришёл деяния свои

Своим Последним и Великим воплощеньем.

Надеемся, сей раз заслужишь ты прощенье!

Ты победишь уродливое зло,

Которое в неведенье содеял.

Его ты в книгах семена посеял –

Теперь твоё творенье ожило:

Игуменом Плеоном возродилось

И над землёю теменью сгустилось.

Он создал монастырь, но лишь названьем

Сим ложно пользуется это зданье –

Притон богоотступников и палачей!

Сюда попал ты, чтобы Свет пролился

И истинный здесь Божий дом родился,

И приютил родных своих детей!

О сколько зла и горя создал Горнвальд!

Но милость Божьих Ангелов безмерна:

Он всё же чтил в душе мир Бога Горний.

В нём и теперь царит Любовь и Вера!

Так вот, ты Нас послушай, мальчик милый!

Чтоб обрести невиданную силу

И наказанье плетью превозмочь,

Вдыхай потоки Света ты всю ночь!

С Небес, вообрази, дождь золотой польётся,

И с вдохом пусть он входит в плоть твою,

И в клетке каждой эхом отзовётся.

Лучи пусть Тело Света создают.

Так обретёшь ты качества его!

Пусть тьму погубит Света волшебство!

Пусть Чудотворцев славных имена

Григория и Николая вспомнят!

Пусть затрепещет завтра сатана

И Херувимы гимн Творцу исполнят!

А Мы за сим прощаемся с тобой!

Теперь усердно Тело Света строй!

Твои Ангелы-Хранители.

Не веря своим глазам, что написал такое собственной рукой, Ник перечитывал ангельское послание, всё время спрашивая себя, действительно, ли это слова Ангелов, а не плод его поэтического воображения, разыгравшегося под гнётом столь тягостных жизненных обстоятельств. И, быть может, он, желая утешить себя, выплеснул в пылу отчаяния весь этот бред! Но нет! Как же быть со страничкой из Псалтири, покалыванием ладоней, таким отчётливым, таким ярким, что просто нельзя не заметить нестерпимое их горение и лёгкую боль, пронизавшую, казалось, каждую поринку кожи?! Это-то уж, точно, не бред! Выходит, ангельское перед ним послание! Ангельское! Да! И он, Ник, когда-то писатель Магнус Горнвальд, в прошлой жизни наломал дров и теперь пришёл очистить мир от создания своего собственного воображения – Плеона! Невероятно! Ему дали шанс всё исправить, ведь он чтил всегда мир Горний, наверное, поэтому и Горнвальдом звался когда-то! Но как могло его воображение ожить и превратиться века спустя в реальность? Уж не чудотворцем был этот Горнвальд, не волшебником ли? То есть он сам, Ник, как сказали Ангелы. Нет, всё это слишком невероятно, чтобы быть правдой! И всё же…

Придя в себя после волнующих размышлений, послушник решил действовать, ведь на рассвете ему предстоит жуткое испытание смертью. Главное, он теперь знал многие вещи, которые, правда, еле укладывались в его голове, но всё же, оказывается, когда-то были частью его жизни или цепи жизней. Ник почти уже не боялся предстоящего. Он вдруг поверил в своё предназначение, узнав в эту ночь цель своего пребывания на Земле. Он понял, что знает свой путь, но вполне отдавал себе отчёт в том, что знать путь и пройти его не одно и то же. Завтра отменить нельзя. И с этим надо смириться.

Свеча на тумбочке как-то особенно громко затрещала и вмиг погасла. Ник оказался в кромешной темноте, но это не смутило его. Послушник поудобнее устроился на жёсткой кровати: сел, скрестив ноги, как-то весь вытянулся, словно стараясь ближе быть к Небу, – и начал воображать идущий сверху поток яркого золотистого света, который на пути своего следования к земле вдруг собирается в узкий тугой снопик и пронизывает голову в области макушки. Ник вдыхал его будто носом, но поток входил всё же через воображаемое отверстие в голове. На выдохе, который почему-то хотелось сделать через рот, будто обливая всё внутри, золотистый свет входил в каждую клетку и затем пробивался из каждой поринки кожи наружу тонкими густыми лучиками, окружая тело плотным коконом. Ник видел себя в своём воображении окутанным тонким одеянием из световых нитей и с каждым новым вдохом уплотнял его снова и снова.

Занятый этой работой послушник не заметил, как в узенькое оконце начали пробиваться первые рассветные лучи. В замочную скважину кто-то с чрезмерным усилием всадил огромный ключ и резко два раза повернул. Дверь истошно скрипнула и распахнулась. В узкий проход втиснулись, наклонив головы, один за другим тучные братья-конвоиры и в ужасе попятились, чуть не сбив с ног брата Анила Гремучую Змею, входящего третьим.

– Где мальчишка, болваны? – бросил взгляд на кровать, где никого не было, Анил. – Прокараулили, уроды! Обыскать келью! – сквозь зубы процедил брат-соглядатай. – В Астусе сгною, если не отыщете! – было последнее, что он выдавил из себя, злобно резанув взглядом обоих.

Те изумлённо переглянулись и опустили головы.

Ник был потрясён не меньше. Он замер на кровати и не знал, что ему делать. Монахи-конвоиры принялись неуклюже метаться по крохотной келье, едва вписываясь в неё своими необъятными размерами, и заглядывать в шкафчик и тумбочку, в которые едва ли мог поместиться годовалый ребёнок, а не то что двенадцатилетний отрок!

Ника разбирал смех: он еле сдерживал накатывающие спазмы хохота, которые вот-вот вырвутся из-под контроля. Один из монахов, совсем сбитый с толку нелепостью поставленной перед ним задачи, уселся на кровать вплотную с Ником и в отчаянии схватился за голову обеими руками. Другой залез под кровать и долго там приходил в себя, пока до него не дошло, что своей тушей он раздавил мышь. Монах вылетел обратно, крепко выругавшись. Вытянув из-под Ника одеяло и подушку, конвоиры окончательно убедились, что ни на кровати, ни под кроватью, ни в шкафчике, ни в тумбочке дерзкий отрок не обнаруживается, и вмиг поняли, кого на самом деле сегодня принародно выпорют. Обречённые, они покидали келью, медленно пятясь к выходу и обводя её недоумёнными и полными суеверного ужаса взглядами.

Ник торжествовал, глядя на своих тюремщиков в упор и не получая от них ни единого знака в ответ. «Спасибо Вам, милые Ангелы-Хранители! Спасибо Тебе, Господи! Вы спасли меня!» – всё ещё с трудом веря произошедшему, шептал Ник и бесконечно крестился.