Loe raamatut: «День ананаса»
© Е. Нигри, 2020
© Оформление, серия, Издательство «У Никитских ворот», 2020
* * *
куст
Колюч, безлиствен или густ,
он всё равно зовется куст,
и тайна вроде бы проста –
дорога без него пуста:
он нужен ей как оправданье,
как остановка на пути,
где с небом может быть свиданье
и мимо просто не пройти,
но тень его принять как милость,
его невзрачные цветы,
как будто с неба пала милоть
и ей теперь причастен ты…
глядеть и впитывать растенье
растерянно – от простоты
его внезапного рожденья
среди дорожной пустоты
и думать: что здесь этот куст?
откуда он, из Божьих уст?
сам без ствола, но веток много,
как рук у милостивого бога,
как зёрен в колосе пшеницы,
как в книге вшитые страницы,
и каждый стебель – ветка-путь,
и не разнять и не свернуть,
когда встаёт среди дороги,
как образ сути бытия,
чтоб онемели от восторга,
забыв на время: «где же я?»,
и преклонять свои колени
пред этой нежностью цветка –
в немом каком-то изумленье,
пока шиповника рука
вдруг не кольнёт и лепестки,
что так прозрачны и легки,
не упадут тебе под ноги…
Кусты, как знаки на дороге,
себя готовые раздать, –
присутствие, изустье Бога,
Его земная благодать…
я время
Я время этого куста,
и дерева, и этой ночи,
они, как дети естества,
совсем не зря мне смотрят в очи:
я их живу, их вижу, длю,
их имена в моей тетради,
как чайки – письма кораблю,
как перья на озёрной глади,
я с ними всеми заодно,
с прекрасным этим окруженьем,
подняться в небо, лечь на дно,
как птица, рыба… притяженье
ко всем вещам, что вплетены
в моё такое бытованье,
я растворяю их в себе,
они во мне как любованье
и как причина жизни всей –
по клеточкам распределённой,
и, как луча разящий свет,
всегда к зачатью устремлённый…
детство
полоска света из-под двери
и голоса – не разбуди! –
всё это, чтобы ты поверил:
о мальчик мой, ты не один.
там свет и люди, кто-то вяжет,
пасьянса карты на столе,
и няня допоздна не ляжет,
а ты лежи себе, болей.
пропустишь школу – ну и ладно,
горька микстура – ну и пусть,
заешь – вот плитка шоколада,
и Лукоморье наизусть.
а утром свет, раздвинут шторы,
опять не страшен этот мир,
и чей-то писк и чей-то шорох
растают быстро, как пломбир…
следы
Время растаяло,
нет, зацепилось за ветки,
в корни деревьев ушло,
утонуло в болоте
и на тропе,
где когда-то ходили, как дети,
тоже заметы и память
несбывшейся ночи.
всюду следы наших ног,
как забытые лодки –
так и лежат,
будто брошены здесь на храненье,
если собрать их, как петли,
как старые чётки,
время вернётся,
свернувшись в клубок
на мгновенье…
переписать
Переписать в стихи
полёты белых чаек
и сизых голубей,
и плеск речной волны,
и посвист воробьёв,
ворующих из чашек,
твой взгляд издалека,
чуть-чуть со стороны…
перемешать потом,
как краски на мольберте,
и вывести одну связующую нить –
полоску бытия – о нашем скором лете
и встрече, что ещё
нам нужно пережить…
* * *
Задержись на миг – сколько зим и лет,
здесь стоит камыш, это липов цвет,
и трава как встарь – мягче не найти,
босиком по ней как в раю пройти,
а за полем дом и зелёный луг,
мы одни с тобой, нам не надо слуг,
на закат пойдём, в радугу небес,
и за той чертой тоже будет лес…
* * *
Вот и не стало августа:
как пролетел, промчался,
месяц последний ласковый
ливнем в окно стучался.
осень пришла на смену
с холодом и ветрами.
враз разметало сено,
задребезжали рамы.
лодка стоит у пристани,
только опять пустая.
ты не приедешь –
истина,
как образок, простая…
* * *
стихи разбросаны повсюду,
как луковая шелуха…
их подобрать совсем не трудно –
они не ведают греха:
живут себе, минуя сроки,
что им указы, что статьи?
они как те чертополохи,
цепляют – если что, прости,
а хочешь – заложи закладкой,
чтоб в час вечерний ноября
вдруг снова прочитать украдкой,
себя за ревность укоря,
или, гуляя, вспомнить строки,
вдохнуть их как блаженный дар,
как даль небесная, высокий
или судьбы немой удар…
туман
В тумане только руку различишь
да тонкую озябшую осину,
и небо, что не будет больше синим,
обрушит на тебя всю эту тишь…
Не утони, держась рукой за куст,
в болоте топком, что как вязкий морок,
осенний воздух холоден и густ,
не оступись, не оглянись на шорох…
ау
Помнишь «ау»,
что бежало верхушками сосен,
помнишь,
всё ближе и ближе маячила осень?
Время невстречи,
когда и надежда пропала –
там, где лишь свист электрички
под крышей вокзала…
Дождь размывает следы,
промывает канавы,
снова в объятиях беды,
и любовь как отрава…
Сердце напоено ею,
и снадобья нету,
я отправляюсь паломником
в новое лето –
полное ягод, надежд,
и исхожих тропинок, –
может, и встречу тебя
средь летающих спинок:
бабочек или жуков,
или божьих коровок –
взгляд твой родной
и единый для всех полукровок…
разговор
Только слушать деревьев
святой разговор,
то тревожный и шумный,
то тихий, чуть слышный,
и о чём у них вечный
таинственный спор:
кто моложе, кто старше,
кто красивей, кто выше?
Нет, об этом не спорят они,
а, лишь ветру послушны,
сгибаются низко
и, качаясь, как волны,
касаются лиц
обнажённых, обветренных,
кем-то срубленных близких.
Или солнцу поют неизменно хвалу,
иль, волнуясь, следят
за движением лунным?
Их шершавы тела,
их иссушена грудь,
но стоят и хранят
этот мир от безумья.
опять сирень
опять сирень, опять голубизна,
кузнечики стрекочут поневоле,
и мы с тобой опять на этом поле,
где раковина неба так полна;
где жёлтых одуванчиков ковёр
нас приютил, как бедных менестрелей,
но лучших я не видела постелей,
и ангелов неразличимый хор;
где тронешь ветку – яблоневый цвет
падёт тебе под ноги так легко,
и лебедя крыло, как молоко,
вдруг потечёт вослед тебе, вослед…
белым-бело, всё падает, кружась,
и кажется, в снегу жасмина куст,
подумаешь: «пусть это длится, пусть»,
за эту строчку мысленно держась.
всё отцвело, упало в никуда,
сиреневым туманом охватило,
и ель свечу выносит терпеливо,
и кажется, поспела лебеда…
* * *
Скоро сирень отцветёт,
яблоневый цвет
померкнет и облетит…
выйдет жаркое солнце
и пожрёт всю солому –
оставит только маленькое зёрнышко
моей души:
куколку,
заблудившуюся в лесу…
бессонница
На небе звонница
стоит одна,
на что, бессонница,
ты мне дана?
Ходить, как водится,
обычной странницей –
везде без подданства,
куда понравится.
Босой без обуви
по небу паперти,
на белом облаке
в провалы памяти,
по узелкам,
что вдруг развяжутся,
а сны привидятся,
да не расскажутся…
одинокие думы: хокку
* * *
опять ты заскучал
в печи огонь почти что догорает
подкинуть дров смотреть и ждать
когда сгорят дотла
когда трещать устанут
когда сверчок свою затянет песнь
* * *
снежный куст
или белые розы
что ты смотришь
я в толк не возьму
вот осыплется он
и узнаем
* * *
кот крадётся
за тенью моей
он охотник
а я убегаю
плохо если нету мышей
пусто
* * *
радуешься что родился
плачешь что умер
снова радуешься
что воскрес
твой бог
твой сын
твоя плоть
* * *
кому больнее
человеку
собаке
кто более одинок
загляни в глаза
и узнаешь
как далеки
Что делать с белизной бычка,
котёнка
и этой лапкой,
что всегда тебе открыта?
с глазами,
что к тебе обращены:
«что будет?»,
«почему ушла?»,
с готовностью играть,
просить прощенья;
с незнанием,
кто прав, кто виноват,
без богословья,
вся одно движенье –
дитя во всём,
без злобы или мщения:
щенок, бычок, котёнок –
безуспешно
пытаюсь эту тайну разгадать…
Игра и сон,
отсутствие притворства
и детское доверие во всём –
тебе, как существу иного рода, –
но как мы далеки,
как не готовы…
соседи
Прибежала крыса,
попросила хлеба,
дал я ей, несчастной,
корку да мяки́шь.
У нее крысята, малые ребята,
целый день голодные,
как ни поглядишь.
Прибежала мышка,
попросила сыра,
я кусок отрезал:
ешь и деткам дай!
Хвостиком махнула:
помогаешь сирым,
и убегла в норку:
– Детки, налетай!
А за мышкой ёжик,
и скорее к блюдцу
с малой-малой трещинкой,
с розой посреди,
молоко он выхлебал,
фыркнул на прощание,
уходя, как водится,
лапкой наследил.
И теперь сижу я
в комнате обеденной:
кто ещё попросит
хлеба да воды?
Повезло мне, братцы,
с бедными соседями,
а без них мне холодно,
я совсем один…
стихи, написанные кошкой М-Уси
* * *
одинока как луна в ночи,
свет фонаря слишком ярок
Tasuta katkend on lõppenud.