ПРОВИНЦИАЛКА

10. Истинное счастье – одиночество

– В моем городе в это время уже много снега, – проговорила Мила, присаживаясь за стол к Андрею.

– В моем тоже, а здесь ноябрь – еще +18.

В кафе больше никого не было. Мила и Андрей пили кофе, смотрели на море и разговаривали.

– Я вас ждал, Мила, – тихим и ровным голосом произнёс Андрей ставя чашку на стол. – Только не смейтесь, но у меня ощущение, что я вас уже давно знаю.

– Нет, Андрей, – Мила задумчиво смотрела вдаль, вдыхая аромат кофе. – вы меня не знаете. И я вас не знаю. Это иллюзия. Человеку свойственно что-то придумывать как некую защитную форму.

– Но мне не от чего защищаться? – возразил Андрей, гоня свои собственные мысли и стараясь всем видом показать уверенность и успешность.

– Тогда почему выражение вашего лица меняется, когда вы говорите о семье?

– Вы очень наблюдательная.

– Это не сложно заметить.

У Андрея зазвонил телефон:

– Да, – он нахмурил брови и замолчал. – Хорошо, я сейчас приеду.

– Что-то случилось?

– Дочка… дочке… – Андрей пытался что-то сказать, но у него не получалось. Он вскочил, нервно стал доставать деньги из кошелька, потом, оставив их на столе, молниеносно кинулся в сторону парковки.

– Да что такое? – Мила взволнованно прокричала, – Андрей! Что случилось?

– Лиза… она в больнице, ей стало хуже, – крикнул Андрей, оставиви Милу одну.

Он подъехал к медицинскому центру и поднялся в нейрохирургию. Там уже была его жена:

– Они увезли ее в реанимацию, – она бросилась ему на грудь, ее плечи судорожно дергались, а из-за всхлипов и рыданий невозможно было что-то разобрать.

Андрей, отстранив Светлану, подошел к дежурной медсестре.

– Вы не могли бы мне помочь? Лиза Левицкая… что с ней?– его сердце бешено стучало, в висках пульсировала кровь и тошнота подкрадывалась к горлу.

– Я сейчас позову доктора, он вам все объяснит.

Вышел нейрохирург:

– Состояние девочки ухудшилось. Операцию необходимо делать как можно быстрее. Кровоизлияние в эпидуральных оболочках привело к сдавлению спинного мозга. Что вы решили?– врач пристально смотрел на испуганных родителей. – Я уже договорился в Германии, они согласны выполнить операцию.

– Мы еще не набрали необходимой суммы, – сконфуженно ответил Андрей.

– Вам необходимо поторопиться. Мы можем нормализовать состояние Лизы, но через некоторое время способность ходить может быть утрачена навсегда, это в лучшем случае. – Нейрохирург повернулся и ушел.

– Андрей, как же так! Ты же обещал, что у тебя скоро появятся деньги… – простонала Светлана.

– Тот объект достался Лешману…– Андрей доплелся до стоящих вдоль стен кресел и рухнул в ближайшее. Отчаяние и бессилие – вот то, что он чувствовал сейчас.

Убитая горем молодая женщина не в силах была думать разумно. Она с ненавистью смотрела на мужа. Ее сейчас беспокоило только одно – как помочь дочке.

– Отвези меня домой, попросила Светлана, – ее лицо осунулось, вокруг глаз появились темные круги. Она выглядела не просто подавленной, а больше беззащитной. Женщина не видела выхода.

– Да, конечно, – дрожащим и виноватым голосом ответил Андрей, и убитые горем мужчина и женщина, когда-то родные и близкие, а теперь чужие, направились к выходу.

Мила отправилась пешком в противоположную сторону от кафе. Она дошла до набережной и спустилась к морю. Волны, перекатываясь одна через другую, захватывали песок с берега и утаскивали его за собой. На берегу оставалась гладкая ровная поверхность. Играла классическая музыка, людей было мало – солнце светило ярко, лаская лучами лицо, а ветер играл с волосами. Мила постепенно успокоилась и стала вспоминать события последних дней, постепенно возвращаясь в прошлое. Ее мысли остановились на работе в компании Павла. Павел Лешман в последнее время боролся за новый строительный объект, который мог спасти его положение и значительно увеличить доход. Старые связи родителей ему в этом помогали. Но за последний год репутация самого Павла испортила положение дел, во многих случаях помогали только деньги. Разгульный образ жизни, неумелое управление компанией и непомерные траты привели компанию Павла практически к состоянию банкротства. Получить официальное разрешение на строительство Лещман не мог. Здоровыми амбициями он не обладал. И за приличную сумму легко бы отказался от этого объекта. Мила направилась в сторону парка. Подходя к фонтану, она вспомнила последний разговор с Павлом.

– Если продажи в ближайшее время не вырастут, вы все останетесь без работы! – кричал Павел на одном из совещаний.

Ее раздумья прервал телефон. Звонил Андрей.

– Мила, мы можем поговорить?

– Да, конечно, я на набережной, у фонтана.

Через 10 минут Андрей подъехал.

– Я хотел у вас спросить про Павла.

– Я, кстати, тоже думала сейчас о нем.

– Крупный строительный объект в Приморском жилищном комплексе он сможет осилить?

– Сомневаюсь. Я проработала в его компании около двух месяцев, но даже за это время поняла, что денег у него нет. Постоянные задержки в выдаче зарплаты, обещания поставщикам строительных материалов, нехватка сотрудников.

– Значит, есть смысл выкупить у него право на завершение строительства?

– Почему так вдруг вам потребовался этот объект?

– Дочке срочно нужны деньги на операцию в Германии.

– Вы хотите завершить это строительство? Но ведь это вложение денег! А у вас мало времени для его реализации.

– Материалы на этот объект у меня есть, строительные бригады – тоже. Погода и отсутствие отдыхающих позволят работать в две смены. За две недели объект будет готов. А покупатель на этот объект уже ждет от меня звонка. Но у него главное условие, чтобы весь жилищный комплекс был сдан в эксплуатацию.

– Да… неплохо. Осталось самое малое – уговорить Лешмана.

– А вот тут мне и нужна будет ваша помощь, Мила.

– Хорошо, вы можете на меня рассчитывать. Но я даже не представляю, чем могу вам быть полезной.

– Расскажите мне о нем. Учитывая его слабые места, я легко бы смог найти к нему подход.

– Его слабые места? – Мила рассмеялась, – Андрей, Павел не исключение из правил – он такой же, как и большинство людей современного мира! Его слабое место – деньги. Вам нет нужды советоваться со мной. И посредников искать не нужно. Смело отправляйтесь к Павлу и предлагайте ему деньги.

– И все? Так просто?

– Просто? Разве это просто? Допустим, Павел согласится (а он, скорее всего, согласится), вы покупаете объект и начинаете его завершение. Что будет с людьми из компании Павла? У многих их них семьи, дети, кредиты. Куда они пойдут? Вы понимаете, что они останутся без работы? И уж точно не будут молиться о вашем здоровье. Потом, строительство – все легко на словах – а на деле разве не могут возникнуть определенные обстоятельства, которые либо помешают закончить строительство, либо потребуют дополнительные вложения.... Не боитесь рисковать? Ведь цена риска, я так понимаю, здоровье вашей дочери!

– У меня нет выбора. Я должен использовать этот шанс.

– Да, очень трудная задача, но я бы не стала так рисковать…

– Да что вы знаете о риске! Сидите тут такая красивая, живая, отдыхаете себе в удовольствие.... Где ваши родные? Вы их бросили или они от вас отказались? Легко рассуждать тому, кто привык думать только о себе, кто никогда и никого не терял! Я надеялся на вашу поддержку, а не на глупые советы. А теперь понимаю, что просто в вас ошибся!

– Да, вы правы… Я же сразу сказала, что это иллюзия… – Мила почувствовала прилив крови в груди, в глазах потемнело, но она встала, не показывая вида, и попрощалась.

Мила шла неторопливо. Ее лицо обрело выражение хладнокровного спокойствия. Широко-открытыми глазами она смотрела не прямо, а куда-то вдаль. Она не видела прохожих, не слышала звуков. Со стороны могло показаться, что по улице шла уверенная в себе женщина, ничем не обремененная, не имеющая ни перед кем обязательств. И только учащенное дыхание и сжатые в кулаки руки выдавали ее беспокойство. Она прошла несколько метров от фонтана, повернула за угол, желая как можно скорее исчезнуть из поля зрения Андрея, и только тут позволила волю слезам. «Я так мечтала уехать от всех далеко-далеко! Я столько раз давала себе зарок не вмешиваться в жизнь других людей! Ну зачем, зачем опять эта боль… Почему люди такие жестокие?» – бормотала себе под нос Мила. «А может это не люди? Может я все делаю не так? Истинное счастье – в одиночестве. Господи, прости меня, у меня больше нет сил терпеть боль, ни свою, ни чужую…» Резкое головокружение заставило Милу прислониться к стене, а нарастающая в груди боль огнем выжигала ее сердце.

– Скорую! Вызовите скорую! – закричала прохожая женщина, увидев, как Мила упала на тротуаре.

11. Папа умер

Раздался звонок на урок, и в коридорах школы умолкли детские голоса. В кабинет 3 а класса вошла Клавдия Ивановна. Дети смирно встали возле своих парт.

– Мила, собери, пожалуйста, свои вещи и выйди в коридор, там тебя ждет старшая сестра, – обратилась учительница к девочке с третьего ряда. Голос Клавдии Ивановны был непривычно взволнован, она медленно и протяжно выговаривала слова.

Девочка в школьной форме, с двумя косичками, ничего не понимая, послушно стала выполнять поручение учительницы. Она быстро и аккуратно сложила тетрадки и учебники в портфель.

– Милка, куда ты? – шепотом спросил Виталик, ее сосед по парте, – возьми меня с собой, положи в портфель и незаметно вынеси, – дети, стоящие рядом, рассмеялись.

– Тихо, дети, – оборвала смех учительница, – садитесь.

Мила с вещами вышла в коридор. Она не знала, почему ее освободили от занятий. Но настроение было чудесное. Это же так здорово! Все учатся, а она, такая важная, идет домой. В коридоре стояла ее старшая сестра, ученица 8 класса. Почему-то у Оли не было счастливое лицо. «Странно, почему она не радуется?» – только и подумала Мила.

– Мила, – окрикнула ее Клавдия Ивановна.

Мила, с улыбкой во все лицо, весело размахивая из стороны в сторону портфелем, обернулась. Красивая, строгая и всегда серьезная учительница смотрела на Милу добрыми и нежными глазами:

– Мила, у тебя папа умер…

Улыбка на лице девочки стала меньше. Она поняла, что нужно перестать улыбаться. Сестра с заплаканными глазами, Клавдия Ивановна такая настороженная и серьезная. Умер.... Что это такое? Что значит УМЕР? Девочка никогда не сталкивалась со смертью. Сейчас она только понимала, что это что-то важное и серьезное, поэтому и постаралась скрыть свою радость.

Одевшись в гардеробе, две сестры вышли на улицу, где стоял холодный ноябрь. Пустынные улицы, легкий мороз, яркое солнце… Девочки шли молча, каждая думая о чем-то своем.

Мила прервала легкие всхлипывания сестры:

– Оля, что значит «умер»?

Оля заплакала сильнее:

– Это значит, Мила, что мы больше никогда не увидим папу.

Мила задумалась. Ей показалось, что именно сейчас больше ни о чем не нужно говорить. Вот когда они будут дома, Мила сама во всем разберется. «Больше никогда не увидим папу… Да быть такого не может! Мой папа всегда будет рядом со мной. Вот только вчера он мне пообещал, что обязательно в выходной сводит меня в кино».

Недалеко от школы в проулке стоял большой красивый дом. Вот знакомый палисадник, окна с красивыми резными наличниками и калитка, которую красили летом Мила с папой. Девочки вошли в дом. «Зачем они все пришли?» – подумала Мила, увидев много людей в разных комнатах. Всмотревшись в их лица, она узнала тетю Тасю, соседку, тетю Таню, мамину подругу. Многих Мила не знала. Она, смущенно пытаясь спрятаться за спиной Оли и незаметно пройти в свою комнату, вздрогнула от незнакомого и страшного крика матери:

– Да на кого ж ты меня покинул! – срывающийся голос скорее был похож на плач.

Мила вздрогнула и прижалась к стене. Ей стало страшно. Любопытство манило Милу в большую комнату, чтобы увидеть маму и понять, что же все-таки случилось. Но ноги будто вросли в пол и не слушались девочку. Крики, плач, много людей, а еще запах… какой-то странный запах в доме – то ли свечей, то ли еще чего-то приторно-терпкого…. Мила прикрыла ладошкой нос, стараясь не дышать. Детское сердечко застучало сильно-сильно. И в тот момент Миле хотелось только одного, чтобы все исчезли, а папа, ее добрый сильный папа поднял ее на руки и прижал к себе. Потому что в объятиях папы всегда безопасно.

Чья-то рука мягко подтолкнула в спину Милу:

– Идите, идите к папке, попрощайтесь.

Мила упиралась, но рука подталкивала снова и снова. И вот Мила оказалась у дверного проема в большую комнату. От страха она готова была провалиться сквозь землю. Но страх ушел. В большой просторной комнате были несколько бабушек, мама сидела в черном платье и черном платке на диване, и папа…

– Папа, папочка! – Мила побежала к отцу, который почему-то лежал в чем-то большом и красном. Мама перехватила Милу и прижала ее к себе.

– Дочка, нет больше вашего папки.

– Как же нет, ты что, мамочка! Вот же он! Пусти меня! – Но мать не выпускала Милу, наоборот, все крепче и крепче прижимала ее к себе.

– Мама, пусти! Папа, ну вставай! Ну что ты лежишь? Мама, он спит? Пусти меня к нему, – детский крик стал переходить в плач. Мила ничего не понимала. Почему папа спит и не встает? И почему тогда он спит не в кровати, а в этом странном ящике? Зачем так много людей пришли смотреть, как он спит?

– Милочка, папа спит. Но это другой сон, не такой, как мы спим ночью. Это сон, после которого люди не просыпаются. Папа больше никогда не проснется.

Миле удалось вырваться и подбежать к отцу. Она кинулась к нему и схватилась за его руки. Но тут же отпрянула назад. Это были незнакомые руки: холодные, мягкие. Она тихонько краем пальчиков прикоснулась к лицу папы и вновь отдернула руки – лицо тоже было очень холодным. Мила прижала свои ручонки к груди и, оцепенев от ужаса, смотрела широко раскрытыми глазами на отца. Он лежал не двигаясь. На его красивом белом-белом лице как будто застыла улыбка. Черные волосы, аккуратно причесанные, едва прикрывали лоб. Солнечные лучи через окно касались папы, и поэтому черты лица особенно хорошо были видны. Из-под пушистых ресниц проглядывали глаза, и Миле казалось, что вот-вот они откроются. Но глаза не открывались, папа даже не шевелился, и он не дышал… Мила резко развернулась и выбежала из комнаты. Схватив в коридоре платок и пальто, она выскочила на улицу. Девочка бежала очень быстро и долго. Через некоторое время она почувствовала усталость и сменила бег на шаг. Она ничего не видела вокруг. Ее глаза застилали слезы. Она добежала до парка, в котором и упала на ближайшую скамейку. Отдышавшись, Мила посмотрела вокруг. Никого не было. Только могучие деревья покачивались из стороны в сторону да еще оставшиеся листья шелестели на земле. «Папа, папа, мой любимый папочка! Как же так? Что с тобой? Я так хочу к тебе!» И сквозь холодную тишину Мила услышала: «Малышка моя, нет, милая, ко мне нельзя, еще не время, родная…»

Мила открыла глаза.

– Слава богу, вы пришли в себя, – услышала женский голос Мила и посмотрела вокруг.

– Где я?

– Не волнуйтесь, – ответила медсестра, – вы в больнице. Все хорошо.

12. Больница

Мила осматривала новое помещение. Это была просторная светлая палата. Огромное окно выходило на южную сторону, и солнечные лучи ласково касались лица Милы. Ее кровать стояла слева от окна. В палате было еще пять кроватей, и только одна из них, та, которая справа у двери, была свободна. Это была обычная городская больница. Ремонт здесь делался давно, мебель не обновлялась. Мила попыталась повернуться и лечь удобнее, под ней заскрипела кровать. Она вспомнила свою ортопедическую подушку, поправляя что-то непонятое под головой. Постель была чистая, хотя рисунок на ткани уже невозможно было разобрать от многочисленных стирок. Рядом с кроватью стояла тумбочка, на ней – телефон Милы и стакан с водой.

– Вы пришли в себя – это самое главное, – продолжала дружелюбно говорить медсестра лет пятидесяти, – сейчас подойдет врач, и вы все сможете у него узнать. Больные, пора на ужин, идите в столовую.

Четыре женщины, рассмотреть которых Мила еще не успела, засобирались. Одна, бабушка лет 65-70, худенькая, с седыми волосами, повязала на голову косынку, тщательно помыла ложку и бокал и вышла из палаты. Другая женщина, лет 45-50, была высокого роста, среднего телосложения, с пышной короткой стрижкой, одетая в обтягивающие лосины красного цвета и удлиненную тунику с жар-птицей на спине. Она накрасила губы яркой помадой и, медленно раскачиваясь из стороны в сторону, с высоко поднятой головой, направилась к выходу, что-то напевая. У двери она остановилась и, обращаясь к молоденькой девушке, лежавшей слева у двери, сказала:

– Ну а тебе что, особое приглашение?

– Валя, ну что ты пристаешь к девочке! – заботливо вступилась еще одна, – а вы? – обратилась она к Миле, идёте с нами? Вставайте, я вам покажу, где находится столовая.

– Спасибо, я не голодна, – ответила Мила.

Женщины ушли. Мила, оставшись одна, стала вспоминать события дня. Встреча с Андреем, неприятный разговор. Последним, что она вспомнила, был голос отца. Прошло уже 32 года после его смерти, а Мила помнит в мельчайших подробностях день, когда его не стало…

В палату вошел доктор:

– Решил перед уходом зайти к вам.

Это был мужчина лет 38-40. Высокий, темноволосый, в белоснежном халате, из нагрудного кармана которого выглядывал золотистый кончик авторучки. Он подошел к Миле и присел на стоящий рядом стул. Серые глаза отражали усталость и в то же время живое участие:

– Меня зовут Леонид Иванович. Как ваше самочувствие?

– Спасибо, я чувствую себя хорошо. Скажите, я могу уйти домой?

– Домой? Ну что вы. Нам необходимо провести обследование. Причину вашего внезапного обморока мы пока не установили. У вас было очень низкое давление, к тому же еще и аритмия. Скажите, что спровоцировало такое состояние? С какими-нибудь хроническими болезнями состоите на учете?

– Леонид Иванович, я чувствую себя хорошо. Просто неделя выдалась трудной: много ответственной работы, переживания, ненормированный рабочий день и плохой сон. Я ничем не болею. И, если бы вы позволили, я хотела бы уйти.

– Ну знаете, нельзя же так безответственно относиться к своей жизни.

– Я уверяю вас, что со мной все хорошо. Работа закончена, и у меня теперь есть возможность восстановить утраченные силы.

– Тем не менее, я настаиваю, останьтесь хотя бы до завтрашнего вечера. Я назначил необходимые анализы. Завтра сдадите, сделаем ЭКГ. А вечером я вас отпущу.

Мила окинула взором палату, пленницей которой она стала, и решительно встала.

– Нет, я не останусь. Вы не в праве меня держать. Какие бумаги для отказа от лечения нужно подписать? Я готова.

– Ну что ж. Не смею задерживать. Через 15 минут на сестринском посту будет лежать отказ. Подпишите его и можете быть свободны.

Леонид Иванович вышел. Мила села на кровать и задумалась. «Что я делаю? Я же давно собиралась пройти обследование?»

– Борисова кто? – спросила вошедшая в палату молоденькая медсестра.

– Я, – ответила Мила.

– Идемте со мной. В гардеробе на первом этаже заберёте свои вещи, дежурная из приёмного покоя выдаст, но сначала подпишите отказ.

Мила спустилась по лестнице и пошла в приёмный покой, следуя по указанным стрелкам. В коридоре никого не было. Сотрудники разошлись по домам, время посещения больных закончилось. «Если и делать обследование, то не в этой больнице,» – подумала Мила, разглядывая неровно крашенные стены, обычные деревянные скамейки вдоль них, обтянутые дермантином, затертую плитку на полу. В конце коридора на двери висела табличка: «Приемный покой». Мила постучала. Никто не ответил, и Мила приоткрыла дверь. В комнате за столом сидела молодая медсестра и, постукивая красивыми ноготками правой руки по столу, держала в левой айфон. Она смотрела какое-то видео и заразительно смеялась. Мила тихо вошла, но медсестра настолько была увлечена, что не слышала стука, не видела, как кто-то вошёл.

– Сазонова, – раздался за спиной Милы голос Леонида Ивановича, – Опять ты сидишь в телефоне?

– Леонид Иванович, да я на минутку зашла! – начала оправдываться медсестра.

– Вот история болезни Борисовой Милы Дмитриевны, а вот отказ от лечения. Оформи всё в базу. И открой гардероб.

Мила сняла больничный халат. Одевая свою одежду, она почувствовала запах лекарств и захотела побыстрее принять душ.

– Мила Дмитриевна, мне кажется, что вы что-то скрываете от меня. Я уверен, что сегодняшний обморок – не единственный. И для этого есть веская причина. Другое мне непонятно – почему вы это скрываете?

– Спасибо вам, Леонид Иванович. Но вы ошибаетесь. Никаких других причин, кроме тех, которые я вам назвала в палате, нет. Я на самом деле чувствую себя хорошо, а когда буду дома, станет ещё лучше.

– Я не могу вас заставить лечиться насильно, и буду рад, если ошибаюсь. Берегите себя и не болейте.

– Хорошо, спасибо, – ответила Мила, стараясь не глядеть на врача, и поспешила уйти.

Через час Мила уже была дома. Первым делом она направилась в душ. Струйки теплой воды смывали запах больницы. Мила ладонями оперлась в кафель бирюзового цвета, закрыла глаза и подставила лицо воде. Ей стало стыдно за брезгливое поведение в больнице. И стыдно, в первую очередь, перед Леонидом Ивановичем. Он совершенно не вписывается в больничную среду. Красивый, аккуратный, корректный. Глядя ему в глаза, трудно было врать. Казалось, что он видит каждого пациента насквозь. Но Мила спешила сбежать не из больницы, а от людей. Сейчас, когда вода смывала с Милы беспокойные мысли дня, ей почему-то безумно захотелось рассказать именно новому доктору о своём состоянии и услышать в его ответе надежду. Надежду, которую она утратила полгода назад. И сомнения Милы не случайны – диагноз, который ей поставили в родном городе, предполагал, что жить она уже не должна. Но ведь живёт! Значит, они ошиблись. Значит Мила права, что жизнь на море ей только на пользу. Поэтому можно потерпеть разлуку с сыном, с внучкой, с Виктором… Знакомая мелодия, установленная в телефоне на Виктора, прервала мысли Милы. Она выключила воду, обернулась в большое, подаренное Кириллом махровое полотенце и вышла из кабины.