Loe raamatut: «Лучезарный след. Том первый», lehekülg 8

Глава III

Цок-цок. Цок-цок. К утру уже почти смирилась. Во всяком случае, от моего запала не осталось и следа. Бороться я передумала. Исключительно от того, что не выспалась. Оказалось, крайне сложно уложить поудобнее козьи ноги. Они, кстати, длиннее моих. И хвост этот.

Ныть, собственно, тоже передумала. Незадолго до рассвета прошлась по палате. Затем появился Вадим Ростиславович и опять предложил мне отвар. Я спросила, всегда ли мне его теперь придётся принимать перед превращениями. Лекарь ответил отрицательно. Временная мера. Необходимая только в первые, самые сложные дни. Хотя если вдруг почувствую необходимость…

Солнце показало над горизонтом край (домысливаю, конечно. Какой горизонт? В окно видать доброделовские дома – нехилый пригород – да лечебные корпуса), и мои ноги вернулись. Опять противный зуд. Но сам процесс тянулся уже не столь долго. Мне так показалось.

Последний раз я со схожей силой радовалась возвращению денег, теперь ног. Странная аналогия. С деньгами получилось сложнее. Я как-то по глупости села играть с Ратмиром и Пересветом в покер и продула свежеполученную ученическую выплату. А потом отыграла назад. Уже под утро. Думаю, они тогда поддались. Хотели спать, но требовалось сперва отвязаться от меня. С ногами противнее.

– Неужели нет того, кто смог бы просто освободить человека от заклятия? – поглядела я в ясные голубые глаза глазированного пончика.

– У нас нет. Запросы в другие лечебницы уже посланы, – Вадим Ростиславович зевнул. – Видите ли, Добряна, снять чужое заклятие удаётся далеко не всегда. Нужно хорошо понимать его природу. Существуют простейшие заклинания, какие Чародеи изучают в школах. Предмет к себе притянуть, канал на дальневизоре переключить, огонь зажечь. Если один Чародей разжёг костёр магическим способом, другой тем же способом его легко затушит. А есть заклинания, которые никто никогда не изучает. Так как их невозможно сформулировать и здраво изложить. Ну и… запрещены многие вещи. То, что живёт в человеке – его индивидуальность. В колдунах индивидуальность колдовская. Каждый человек совершает обычные вещи, каждодневные процессы не так, как другие, по-особенному. В чародействе – то же самое. В вашей ситуации ворожея находилась в состоянии озлобленности, ярости. Она, вполне вероятно, выдала такое, в чём сама едва ли разберётся. Это временами происходит. Потому довольно часто люди, находящиеся под волшебным ударом, так и живут. Пока само не рассосётся. Иногда несколько лет. А иногда, и это также не редкость, что-нибудь происходит, какая-нибудь мелочь, и заклятие спадает само. Буквально на следующий день.

Как здорово! Лекарь есть лекарь. Я так понимаю, Чародейные не многим отличаются от Численных. Ничего не сказал, ничего не сделал, но будто провёл огромную работу. Как-то всё очень неопределённо. И жить-то дальше как? Либо ждать несколько лет до исчезновения симптомов, либо искать и трясти за плечи Лучезару. Пусть исправляет, что наделала.

Тут я вспомнила:

– Зараза!

– Что? – не понял лекарь.

– Лучезара как-то сказала, что у неё «невозврат», или как оно называется? Она не в состоянии снимать собственные заклятия.

Вадим Ростиславович, похоже, совсем не удивился.

– Да. Да. Мы кое-что знаем о Лучезаре Верещагиной. От неё, собственно, требуется всего лишь найтись и рассказать подробно о происшедшем. Унывать нет причин, Добряна. А вдруг уже следующей ночью превращения не произойдёт?

Вот так всё просто, да?

Плохо он меня знает. Я всегда найду причину, чтоб поунывать.

Днём ко мне приехали стражи и учинили основательный допрос: где?.. Что?.. Как?.. Почему?.. Не знаю ли я друзей Верещагиной, у каковых она могла бы скрываться?.. Не ведаю ли я о её тайных помыслах в отношении Славомира?..

За Славомира они особенно переживали. Откровенно признаться, только за него они и переживали.

Да и мне (хоть и по большому счёту наплевать на Гуляева, это из-за него я теперь в ночи даже слепому и безрукому приглянуться не могу) крайне неприятным представлялось то, что Лучезара с ним сделала.

Камень.

Остаются ли в камне жизненные силы? Или он сейчас стоит мёртвой статуей в гостиной Гуляевского особняка и мучает своим видом терзаемых горем родственников?

– Итак, есть ли в Великограде друзья у Лучезары Верещагиной? – повторил свой вопрос страж.

Усатый. На таракана похож. Внешность весьма отталкивающая. Выглядит лет на сорок, а судя по знакам отличия, недалеко по службе продвинулся. Он сидел на единственном в палате обшарпанном стуле и буравил меня испытующим взглядом. Его напарник стоял чуть поодаль. Там же, где вчера находился Милорад. Облокотившись на спинку кровати. И тоже почему-то пялился в сторону умывальника. Что там? Мёдом намазано? Или ракурс особенный?

– Да какие друзья? – вздохнула я, понимая, что искать в этом направлении и стражам и мне бесполезно. – За четыре с лишним месяца, что Лучезара с нами жила, к ней никто не приезжал. Ни друзья, ни родственники. Приятелей у неё навалом. Она со всеми приятельствует. Они её обожают. Обожали, стоит говорить, наверное… Она всегда давала в долг и забывала. Всех угощала. В то же время часто закатывала такие истерики, что люди от неё прятались.

– Но возможно, она встречалась с друзьями не в общежитии, а в другом месте? Переписывалась с ними? Созванивалась?

Я покачала головой.

– Если и так, то мы с Радмилкой не имели о таких встречах понятия. Лучезара нам ничего про друзей не говорила.

Многого стражи от меня не добились. Я раньше задумывалась о том, почему наша ведьма, услышав личный вопрос, отвечает односложно или вообще переводит беседу на другую тему. Но лишь сейчас поняла, что мы ведь совсем ничего (то есть – совершенно) о ней не знаем. И догадываюсь почему. Меня, как подругу, она уже потеряла. Имеется вероятность, что подобные членовредительства она применяла и ранее. О чём тут рассказывать?

Вероятно, Лучезара – довольно несчастный человек. С матерью она иногда перебрасывалась парой слов по сотовому, но ни разу домой не ездила. Даже бельишко себе постельное не привезла, как собиралась. И мать её тоже к нам ни единожды не заглянула.

Впрочем, может, я просто не в курсе?

Моя мама приезжала в Великоград пару раз за время моего обучения. Я домой езжу только на летние каникулы. Ну да. Особо сюси-пуси мы с мамой тоже не разводим. А вот Дубининская матушка наведывается регулярно. С пирожками и домашним вареньем. С грибочками опять же. Любимое чадушко проведать. И мне гостинцы привозит от моей семьи. Все довольны и счастливы. От Лебяжьего до Великограда – сутки на поезде. Ох, я отвлеклась.

Задумываться о Лучезариных парнях (стражи их наличием тоже интересовались) смысла не имеет никакого. Помнится, у Дубинина однажды появилась подобная девушка. Курсе на втором. Обычная, к счастью, из Численных. Что она в нём нашла, непонятно. Но при каждой возможности во всеуслышание восхищалась тем, какой он замечательный. И умный, разумеется. Красотой она не блистала, уродкой тоже не назовёшь. Вешалась подруга на Милорада при каждой встрече. В буквальном смысле. Нравилось ей бросаться на шею, ножки поднимать. И в переносном – тоже. Навязчивая девушка. Дубинину она вскоре надоела. А со стороны отношения казались идеальными. Цветочки, сердечки, поцелуйчики. Так возвышенно, что противно до зубовного скрежета. Милорад быстро принял решение с ней расстаться. Хотя совсем не быстро привёл его в исполнение. Не в том положении Дубинин, чтобы девушками раскидываться. В Великограде он только с ней и встречался. Дошло до того, что он подругу без дрожи ни слышать, ни видеть не мог. Непроходимо тупая. Вечно идиотские вопросы…

А! Нет! Вру! Не только с ней. На первом курсе встречался Милорад с полной противоположностью описанной персоны. Та была толще нас с Радмилкой, вместе взятых. Вела себя несколько вульгарно. Много курила. Чем-то привлекала мужчин гораздо старше себя. Дубинин ценил её мозги. Умна, талантлива, начитана. В их группе да на всём их мужском курсе – единственная девушка. Её же интересовали плотские утехи. Загоняла парня, а после бросила. И его, и Академию. Как потом выяснилось, не только его загоняла и не только его бросила.

Так, что-то я опять отвлеклась…

Следовательно, начинать поиск Лучезары с поиска её бывших парней (или одного парня) – глупая затея. Даже если я каким-нибудь образом на них (его) выйду. Одинокая зацепка – собственное Лучезарино упоминание о мальчике, который её предал. Впрочем, ведьма, пусть у неё и свёрнуты мозги, вряд ли к такому побежит. Тем более за помощью.

Ах да! Верещагина же сказанула тогда про названую сестру. В принципе, сам обряд названости ещё не делает людей родственниками. Но сближает. Хотя тут неясно, что первично: обряд или сближение. На него решаются и так уже довольно близкие люди. Лучезара обмолвилась, что они с сестрой разругались. Ну так, наверное, давно помирились. Не насмерть же. Впрочем, зная Лучезару… С сестрой-то они тоже ни разу не созванивались…

Однако Чародейка упоминала, что эта самая сестра умеет снимать её заклятия. Вот в этом направлении мне и стоит копать. Надо завтра подкинуть Дубинину идейку. Пусть поищет в Кружеве. У Радмилки спросит. Она собирала досье на Лучезару. А то у меня в лечебнице ни вычислителя, ни подключения к сети.

Для чего ещё нужны названые братья?

Ох…

Иногда Радмилка мне сердито бросает, что у нас с Милорадом уж слишком родственные отношения. А я ей отвечаю:

– Ты просто завидуешь.

– Конечно, – согласно кивает она. – Завидую. У меня ни сестёр, ни братьев. Ни родных, ни двоюродных. Ни сводных, ни названых. А всегда хотелось. Имею право завидовать.

Оно и понятно.

Так, постоянно теряя мысль, я анализировала свою Проблему. И создавшуюся ситуацию в целом. Лишь бы не думать о словах Вадима Ростиславовича. О том, что мне Лучезарина напасть может много лет жизнь отравлять. Или исчезнуть сегодня же. Хотелось бы. А вдруг лекарь зря мне этой фразой надежду подарил. Надежда – штука неплохая, но и нервы может помотать.

Закат приближался. На сей раз лекарь ко мне не пришёл. Отвар принесла дежурная сестра. Я опять перевоплотилась. И снова процесс прошёл легче, чем в последний раз. Но лучше бы он не проходил вовсе.

Я закуталась в печаль и одеяло. Стала разглядывать стену. Власта ушла в общую комнату смотреть дальневизор. Она несколько раз за день пыталась завести со мной приятельскую трепотню. А я, погружённая в свои мысли, её не поддерживала. А уж после закутки в печаль из меня совсем никакой собеседник.

Глава IV

В четверг, как и обещал, приехал Дубинин. Раздражённый, злой. Кипящий вулкан. Это я по выражению его лица поняла. Сразу, как вошёл в палату. Милорад не умеет скрывать чувств.

Я улыбнулась, а он с порога:

– Поздравляю, Вьюжина, ты никому не нужна!

Потрясающе! Просто обожаю начинающиеся с такого захода дружеские беседы. Улыбка, и без того не особо радостная, поползла прочь с моего лица.

– Звучит жизнеутверждающе, – я постаралась вложить в слова иронию. Не вложилась.

Милорад подошёл, подарил обязательную поклёвку в щёку и плюхнулся на стул.

– Я вчера с главой говорил. Выяснил, что твоя беда никого не задевает. Все носятся со Славомиром, чтоб его, Гуляевым!

Нашёл чем удивить!

Дубинин вскочил со стула и принялся расхаживать по палате. Когда он нервничает, то не в состоянии долго пребывать на одном месте. Тем паче в сидячем положении.

Власта, должно быть, спасаясь от вихревых потоков воздуха, возникавших вследствие Милорадовской жестикуляции, почти полностью спряталась под одеялом. Она шелестела бумажками от конфет. Долгоиграющей пациентке часто приносили большие коробки и пакеты со сладостями. Сама сказала. Она ещё сообщила кто да почему, – только я не прислушалась. Думаю, волосатую пилюлю невозможно подсластить.

Власта предлагала угоститься, однако мне ничего в горло не лезло.

– Давай по порядку. Я и так понимаю, что судьба Славомира заботит многих. Не каждый день у нас людей в статуи обращают. Только я-то почему никому не нужна?

– Захожу я вчера к Бояновичу, – начал Дубинин, – так и так, говорю. Нужны специалисты – заклинание снимать. Академия вполне вправе потребовать от родственников Лучезары помощи и содействия. А он мне: «Милослав, Вы не вовремя! Приходите завтра, всё обсудим. Мне некогда».

– Ты сказал, что тебя зовут по-другому?

– Сказал, – Милорад поморщился. – Только он не услышал, как мне показалось. Он меня совсем не слушал.

Тоже логично. Могу представить, как тянут жилы из главы родители Славомира. Понятно, что ему не до меня.

Лишь бы мои родители не узнали!

Я спросила у Дубинина. Нет, он не звонил моей маме. И не собирался. И своей маме тоже ничего рассказывать не планирует. Можно выдохнуть облегчённо.

А всё-таки Бояновичу стыдно не помнить имени Милорада. Тот в межвузовских конкурсах честь ВГА отстаивал, золотой знак отличия получил. А ещё с командой КВН одно время по сцене скакал. Позднее, правда, они с капитаном команды повздорили и Дубинин с КВН-ом распрощался.

Меня всегда удивляло, как сильно Милораду необходима общественная жизнь. Люди, жаркое обсуждение интересующих тем, новые впечатления, знания, попадание, пусть на время, в центр внимания. А мне бы забиться в уголок с книжкой, и чтоб про меня все забыли.

– …вытолкал из кабинета, и тут я нос к носу сталкиваюсь с отцом Гуляева. Господин изволил осчастливить своим посещением. А за ним и мама.

Я живо себе представила эту картину. Как выглядит семейство первых богачей страны, мы все хорошо знаем. Имели возможность лицезреть выставку, посвящённую Гуляевым, какую Лучезара совсем рядышком устроила.

– Я правильно понимаю? Они приехали с главой ту же тему обговорить? Животрепещущую.

Милорад кивнул и, наконец, остановился.

– Вскоре и Верещагины пожаловали. Чрезмерно эмоционально принялись обсуждать последствия бомбёжки.

Дубинин опустил свои длинные пальцы на спинку стула и посвятил меня в подробности того, как он и писарица главы подслушивали под дверью чужой разговор. У Милорада частенько любопытство пересиливает осторожность. Но писарица-то на своём рабочем месте находилась.

Писарица главы – девица лет двадцати пяти. Симпатичная. С Дубининым давно знакома. Она ловит любую возможность, чтобы поинтересоваться у него, как Ратмир поживает. Того и здесь угораздило отметиться. Наш пострел везде поспел. Делец, по словам Милорада, о приключении давно забыл. А писарица до сих пор в него влюблена. И к Дубинину она хорошо относится. Возможно, ей просто больше не у кого спрашивать о Ратмире? Оттого она, наверное, и не вытолкала Милорада из приёмной.

– Гуляева ревела. Гуляев орал благим матом. Грозил засадить пол-Острова до конца жизни. Верещагин обещал всё уладить. Верещагина поддакивала. Сказала, что лучшие Чародеи Острова готовятся к процедуре извлечения Славомира из камня. А из-за границы уже летят их родственники, чтобы помочь.

И снова богатая фантазия позволила мне в подробностях представить происходившее. По одну сторону орут, заходятся. А если мама Лучезары в скандале такая же, как дочка, то получается громко и визгливо. По другую – подслушивают.

Почти дословно переданный Дубининым диалог.

Писарица: Ты знаешь, что мать Лучезары – известная актриса? Забава Верещагина. Она раньше в кино много снималась.

Милорад: (поворачивая голову) Нет. Сильно известная?

Писарица: Помнишь фильм «Река в тишине»? Она там играла. Моя мама очень этот фильм любит.

Милорад: Моя тоже. Так это мать Лучезары в главной роли?

Писарица: (шёпотом, словно её услышат, когда крики такие. Интересно, дверью по носу никогда не получала?) Да. А потом она из кино ушла. Сейчас в театре играет на Острове. Я про неё в Кружеве читала. На спектакль хочу попасть. Но слышала, что театр только для Чародеев.

Милорад: Не может быть. Дискриминация. (Умник выискался!) А отец у Лучезары тоже актёр?

Писарица: Это отчим. А отец у неё музыкант. В Заокеанье живёт. Скандально известный. Почитай про него. Он, как и дочурка, с головой дружит пару раз в месяц.

Милорад: (задумчиво) Наследственность?

Писарица: Возможно. Как у Ратмира дела?

Ну, далее уже скучно.

– Хорошо, – воодушевилась я. – Таким образом, объявлена всеобщая мобилизация, и теперь куча Чародеев готова спасать Славомира. У них имеется шанс и про меня не забыть.

– Я, как ты понимаешь, подумал о таком варианте развития событий. И вдругорядь заявился пред светлые очи главы, как все ушли, – кивнул Милорад. – Но выслушал, что я ему надоел, и ежели не перестану лезть со своими глупостями, то мы с тобой вылетим из ВГА и отправимся в свой Монте-Жопинск. Вьюжина, в то время, как виднейшие умы бороздят интеллектуальное пространство ради спасения Гуляева, о тебе никто и думать не желает! Разумеешь?

Из Дубинина иногда прёт глагол старой Руси. Он много времени проводил с прадедушкой. Тот приехал из глухой деревни, где прожил почти сто лет, когда Милораду исполнилось десять. И с тех пор жил в Дубининской квартире. Прадедушка рассказывал много интересного и частенько использовал устаревшие словечки. Правнук, с его тягой не только к новому, но и к хорошо забытому старому, не упустил возможности нахвататься.

Например, он мог сказать: «Я тебя варял». Предупреждал, значит. Сейчас отголоски глагола «варять» остались лишь в слове «предварительный». Или я слышала от него: «Мзга на улице, противно». Мзга в старину – снег, дождь, туман, сырость, всё вместе. Отсюда «промозглый». Иногда Милорад мог выразиться: «Он витает на третьем этаже». Нет, ну все знают, что имя Радовит означает «живущий в радости», а Святовит, соответственно, – «в святости». Но слово «витать» в значении «жить» сейчас никто не использует. Его даже в классической литературе почти невозможно встретить. Судя по употреблению, в наше время витают только в облаках. Наверное, изначально так говорили о тех, кто там живёт. А недавно, на прошлой седмице, Дубинин заявил: «Не надо меня вадить». Это когда я ему мороженого предложила налопаться на ночь. Он вдруг озадачился похудением. И правильным питанием заодно. То есть ему взбрело в голову, что толстеть начал. И именно от того, что тянет в рот дрянь всякую вредную. Меня такие мысли давно мучают. Тоже пора бы озаботиться вопросами фигуры. У Владимира никогда не забываю брюхо чем-нибудь калорийным набить. Вадит меня тамошняя кухня своими запахами. Манит. Соблазняет. Вот любопытно: имя Вадим значит «соблазнитель»? А то ведь есть у глагола «вадить» ещё одно значение – «клеветать».

– Так нечестно, – по-детски расстроилась я.

– Конечно, – отозвался Дубинин. – Боянович сразу куда-то умчался. Понятно, ему Гуляевы волосы из самого больного места рвут. Только я дело тоже так просто не оставлю. Сегодня он весь день отсутствовал на месте. Ничего, я завтра приду.

– Толку-то?

– Волосы стану рвать, – Милорад посмотрел на меня ободряюще. – Не переживай, всё как-нибудь устаканится.

Дубинин не здешний лекарь. Он никогда не дарит ложной надежды, что я очень в нём ценю. Златка, к примеру, спасает себя выручалочкой: «Всё будет хорошо!» И пытается воодушевить так других. Но всё хорошо никогда не бывает. Утверждение фальшиво в корне. А временами всё складывается очень даже плохо. Я же обычно кидаюсь в другую крайность. Похожу на истеричек из кино, которые вопят: «Мы все умрём!» Мой мир, когда что-то идёт не так, сужается до размеров задницы. И выглядит так же.

А вот Милорад при всяких бытовых (и не бытовых) трагедиях задумчиво смотрит в стену и изрекает: «Всё как-нибудь устаканится». И ведь устаканивается же. Хорошо ли, плохо ли. Как-нибудь, что и было обещано. Понятие «устаканиться» не включает в себя какой-то определённый итог. Просто любая невзгода рано или поздно рассеивается.

– Я от Владимира уволилась, – помолчав, проговорила я (зато для фигурки полезно). – Позвонила ему вчера.

– Зачем?

– Что зачем? – я вспыхнула. – Ты как себе мою дальнейшую трудовую деятельность представляешь? Пиво разношу, стучу копытами?

– Да просто поторопилась. Сообщила бы, что в лечебнице лежишь. А потом решили б…

– Что решили?! – возмущение полезло, – Дубинин, козлоногость может затянуться на несколько лет. Я в Лебяжье возвращаюсь. Сразу после выписки. Дома запрусь. Как та заколдованная княжна. В высокой башне, – насчёт Лебяжьего я сегодня решила, вчера ещё планировала искать Лучезару. – А ты поищи пока сестру Верещагиной.

Всё-таки хорошо, когда есть кому передать задачу. Завидуй, Радмилка!

– Какую сестру?

Я поделилась своими соображениями, и Милорад пообещал:

– Я её найду. Мы вместе. Не вздумай бросать Академию.

– Я не смогу учиться, – грустно усмехнулась я, глядя в сторону.

Сейчас Дубинин начнёт убеждать. А у него это всегда отлично получается. Я не то чтобы бесхарактерная, совсем наоборот. Но к людям, умеющим красиво говорить и ставить необходимое количество точек над i, прислушиваюсь.

– У нас по ночам занятий не бывает.

Надо же, лапоть изобрёл! И не поспоришь.

– Я ещё в общежитии обитаю, – сочла нужным напомнить. – И выхожу в тёмное время в места общего пользования. Кухня, душ, уборная.

– Решаемые трудности, – буркнул Милорад. – Радмилка тебе свой халат оставила. До пола.

Красный, бархатный! Шикарный такой халат. Как это Барышникова решила с ним расстаться? Она же его так любит. Её первая дорогая покупка в Великограде.

– Она уже съехала?

– Вчера. Ключ мне оставила. Проинформировала, что и бардак тоже, – Дубинин извлёк из кармана Радмилкин ключ с мягкой мышкой вместо брелока. – Я не стал Малине отдавать. Он ей начнёт глаза мозолить. Подселит ещё соседку очередную к тебе, – Милорад повертел мышку. – А так одна заживёшь. Свобода действий. Кто тебя там видит?

Я нахмурилась. Проснулась сегодня задолго до рассвета. Лежала и думала. И твёрдо постановила возвращаться в Лебяжье. Хоть и не хочется. Я вообще не желаю покидать Великоград. Никогда.

– Ты сходи к нам, пожалуйста. Мусор выкинь. Я Барышникову знаю. Она десять раз к мусоропроводу покурить сходит, а мусор выбросить забудет.

– И глянцевую чушь со стены содрать? – зачем-то вопросил Дубинин.

– Само собой.

– Сжечь?