Loe raamatut: «Покров Любви»
Глава первая
Отец Антуан, викарий шартрского собора, как всегда, по вечерам обходил свои владения: кафедральный собор, в котором вот уже восемнадцать лет он служил Богу. Да, он так и не стал епископом, но это ничуть его не смущало. Отец Антуан знал свои обязанности, как никто другой. За столько лет он не просто знал, он чувствовал каждый камешек на колоннах, каждый кусочек дерева на скульптурах, каждое стеклышко в витражах, знал наизусть всех персонажей и святых, что собраны в изгибах арок и на колоннах порталов. Никто так не умел рассказать об истории собора, как он. К нему приходили историки, студенты, паломники, и со всеми он делился своими знаниями и раскрывал секреты собора. Сорок лет назад собор вошел в список всемирного наследия ЮНЕСКО, внутри и снаружи идут реставрационные работы. Викарий жалел только о том, что может не увидеть, как засверкает его собор после реставрации. Еще лет пять нужно подождать… А он стар. Нет, еще не дряхлый старик, но уже несколько недель он испытывал тяжесть в груди. Надо бы сходить к врачу, однако отец Антуан был фаталистом: на все воля божья. К тому же он достаточно пожил на свете.
Сегодня он плохо себя чувствовал, поэтому вышел на обход гораздо позже обычного. Можно было совсем не выходить, в осмотре нет необходимости. Но привычка, которой он не мог изменить, желание снова и снова прикоснуться в тишине и покое к вечным камням собора заставили его встать с постели.
Викарий обходил свои владения. Он завернул за алтарь. И почувствовал: что-то не так. Он снова обошел все закоулочки, потрогал «черную Мадонну», помолился потихоньку. Странное ощущение не пропадало. Кольнуло в сердце. «Да что ж такое? Наверное, надо все же сходить к доктору». Но это была не сердечная боль, а нехорошее предчувствие: что-то не так в соборе, нечто чужое и агрессивное ощущается в воздухе. Отец Антуан в третий раз решил все обойти. Вот и часовня «Святое Сердце Марии» – место паломников со всего света. Здесь хранится священная реликвия собора. Но… что это? Викарий обомлел. Свято хранимая и почитаемая христианская реликвия – Покров Богородицы – исчез. Рака, в которой хранилась святыня, была открыта. Металлические решетки, охраняющие вход в часовню, тоже были приотворены. Покров Девы Марии, который находился в соборе с восемьсот семьдесят шестого года, с того момента, как король Карл Лысый, внук Карла Великого, привез его из Константинополя и даровал церкви, в который, по преданию, облачалась Дева Мария, исчез!
Отец Антуан не мог произнести ни слова, не мог двинуться с места; тело стало деревянным, затем как-то странно обмякло, он осел на колени. С трудом нащупал он в кармане мобильный телефон, долго смотрел на кнопки и пытался нажать дрожащими пальцами номер, потом пытался произнести слова и вдруг ощутил боль в затылке, как будто что-то с силой опустилось на его голову. Все поплыло, боль…
«Вот и настал твой час, Антуан».
Но почему? Что он сделал не так?
«Прощай, Собор, прощай, моя любовь и моя боль, мои тайные слезы восторга и благости…»
***
Макс проснулся поздно. Это так редко бывает, что с утра нет никаких дел, можно никуда не спешить, спокойно попивать кофе с французской булочкой, наслаждаться утренним ничегонеделаньем. Он налил вторую чашку кофе, потянулся за булочкой и чертыхнулся: ну вот, сглазил! Тишину нарушил мобильник, и по номеру Макс определил, что звонит его «партнер по бизнесу» Андрюха.
– Да, слушаю. Или не срочно?
– Если б не срочно, я бы не звонил, – ответил Андрей.
– Макс улыбнулся, живо представив, как тот смешно сложил губы – получилось колечко, и лицо стало по-детски трогательным, а взгляд беззащитным. Это было обманчивое впечатление, и Андрей даже умудрялся пользоваться таким «выражением лица», когда нужно было кого-нибудь обаять.
– Ну, говори.
– Ты слышал что-нибудь о пропаже в Шартре покрова Богородицы?
– Ты мне звонишь с утра, прерываешь мой драгоценный завтрак, чтобы спросить, не слышал ли я об исчезновении куска материи во Франции? И какое это имеет ко мне отношение?
– Ну, во-первых, не куска, а целых несколько метров шелка, священного шелка, заметь, а, во-вторых, это может иметь к тебе отношение!
– Не понял…
– Так ты слышал?
– Нет, не слышал. Я не специалист по христианским святыням и не интересуюсь детективными историями в этом жанре.
– Жаль. Короче, я сейчас приду. Извини, кофе будем пить вместе.
– Подожди… – но Андрюха уже отключился.
Макс, специалист по разгадыванию загадок, а проще, частный детектив Максим Максимыч Омский приготовился слушать Андрюху.
Он много раз бывал во Франции, но как-то не довелось съездить в Шартр, хотя это и недалеко от Парижа. Времени всегда в обрез: то дела, то обязательная культурная программа с обязательными гастрономическими изысками (ну и как не утешить себя бретонскими устрицами или эльзасским шукрутом?). Шартр как-то не входил в планы посещений.
Кстати, с Андреем он познакомился во Франции. В кафе. Андрей тогда стажировался в Сорбонне, изучал историю искусств. А учился он заочно на юридическом факультете. Встретившись случайно в кафе на Сан-Жермен-де-Пре, они разговорились и как-то очень быстро подружились. Любитель живописи и французского языка, Андрей решил удивить Макса и в тот день показал ему Париж, который не знают туристы. Случайная встреча в парижском кафе оказалась знаковой: они начали вместе работать.
Андрей познакомил Макса с Мишелем Дебре – криминалистом и экспертом в области искусства. И, по совместительству, частным сыщиком. В то время Макс еще работал опером, но подумывал о своем деле, о детективном агентстве. Встреча с Мишелем была той необходимой «загогулиной», которая и расставила все точки над i. Вернувшись в Москву, Макс быстро все организовал, уволился, оборудовал под «офис» маленькую спальню в бабулиной квартире и начал прием посетителей. Сначала дела были попроще, потом был период с перестрелками. Он понял, что не справляется, что ему необходим постоянный помощник, и предложил эту незавидную роль Андрею. С тех пор Андрей Шустров был у Макса «на зарплате».
– Рассказываю, – начал Андрей, уплетая французские булочки. Аппетит у него был отменный. Макс в который раз подумал, что ему очень подходит его фамилия: шустренько так уплетал. – Несколько дней назад из часовни Девы Марии в Соборе Нотр-Дам в Шартре пропал покров Богородицы. Сначала, поутру, у часовни нашли тело отца Антуана, викария собора. Подумали было, что он умер от инфаркта – викарий в последнее время жаловался на боль в сердце, но потом, когда переносили тело, обнаружили, что поврежден череп. Вызвали полицию. Установили, что смерть наступила в результате удара по голове тупым предметом. В суматохе не обратили внимание на покров Богородицы, потому что покров висел в раке, как ему и положено. Но вечером епископ заметил, что ткань как-то странно повешена. Он зашел в часовню и заподозрил неладное. Снова вызвали полицию и экспертов и быстро установили, что в раке находилась подделка. Хотя очень незаурядная подделка: два метра шелка такого же оттенка. И ткань специально состарили. Епископ попал в больницу, священники в панике. Скоро наступает праздничная неделя и начнется паломничество: верующие совершают свои поклонения Богородице.
– Ну и причем тут мы? История интересная, но где мы и где Шартр?
– Подожди. Экий ты нетерпеливый… Началось следствие. Полиция ищет убийцу викария и покров. Тут же подключили все таможенные службы на предмет вывоза святыни за границу, допросили всех возможных скупщиков такого рода товаров и… ничего. Продать это покрывало невозможно. Как мне кажется, такие вещи похищают не с целью продажи, а с целью коллекционирования.
– Не уверен…
– Вчера мне позвонил Мишель и попросил кое-что узнать. Обещал потом объяснить. Вернее, он назвал мне несколько фамилий и хотел уточнить, что это за личности. Каким-то образом у тамошних фликов1 появилась информация, что кража в Шартре связана с нашими коллекционерами. Мол, покрывало уже может быть в России. Я, конечно, порылся по сусекам, наскреб кое-что интересное и так увлекся, что не заметил, как перешел границу, за которой скрывается не просто информация, а опасная информация. И вот сегодня в семь утра перезвонил Мишель и сообщил, что они все больше и больше склонны думать, что следы ведут к нам. Их полицаи уже связались с нашими, а Мишель меня попросил о личной услуге: он хотел бы, чтобы ты занялся этим делом параллельно с официальными органами. Добавив при этом, что твоя бесценная голова могла бы послужить поиску святыни и, заодно, укрепить дружбу между французами и русскими. К тому же не безвозмездно, гонорар обещают очень и очень приличный, что немаловажно. И еще Мишель просил добавить, что в качестве дополнительного приза тебя ждет Шато Марго девяностого года.
– Шато – это, конечно, замечательно, но каким образом я могу помочь? Что ты от меня хочешь?
– Хочу, чтобы ты помог Мишелю в поиске реликвии.
Макс посмотрел на Андрея как на безумного:
– Андрюня, ты в своем уме? Я, конечно, кое-что умею, но не настолько, чтоб искать пропавшую из Франции реликвию. Такие кражи не раскрываются. Реликвии похищают не для того, чтоб их нашли.
– Чем ты рискуешь? Давай попробуем. Как бы там ни было, мы можем сделать нашу часть работы, о которой просит Мишель, а потом решим, есть ли смысл идти дальше.
– Ты хочешь сказать, что покров украли по заказу кого-то из наших коллекционеров? И он уже здесь, в России?
– Во всяком случае, сейчас это одна из наиболее вероятных версий у французских полицейских.
– Так, а кто у нас работает по этому делу?
– Главное управление.
Макс молчал.
– Слушай, Макс, давай попробуем. У меня руки чешутся. К тому же я нарыл кое-что интересное.
– Ладно, бог с тобой. Попробуем. В конце концов, я сейчас свободен, почему не помочь нашему другу Мишелю. Рассказывай все, что ты нарыл.
***
Всякому, кто приближается к Шартру – с севера, юга, востока и запада, – за несколько километров открывается вид на две колокольни, достающие до неба. Собор возносится на горизонте как призыв к тем, кто верит в бога и к тем, кто не верит. Никто не остается равнодушным, подойдя к собору, пройдясь по его каменным плитам, рассматривая порталы и витражи, многие из которых относятся к двенадцатому-тринадцатому векам.
Он верил в Бога. Или Он думал, что верит в Бога. Но за эти дни он понял, что его вера заканчивается там, где появляется шелест банкнот. Он понимал, что собирается поступить не по-божески, но ему так нужны были деньги.
Они каким-то образом вышли на него, сначала шантажируя фотографиями, где он запечатлен в недвусмысленных позах с мальчиками. Но когда он отказался сотрудничать с ними, невзирая на скандал, который мог бы случиться, если эти фото увидят его близкие, в ход пошла «тяжелая артиллерия»: деньги. Ему пообещали много, слишком много, и он не смог отказаться. Сто тысяч евро до того, и еще четыреста, когда покров будет в их руках. Он мог бы купить домик в деревне, развести лошадей. О, лошади – это Его страсть. Сколько денег он оставляет на ипподроме, играет в tiercé2 каждое воскресенье, постоянно следит за скачками.
Получив первую часть на счете в швейцарском банке, он уже подобрал домик и был счастлив. Осталось сделать самую малость: подменить покров. Никто не заметит. А если и заметят, так не скоро. Покров хранится в крипте, его выносят только к праздникам и выставляют, тщательно проверив железные решетки. Рака, красавица рака, которую сотворил золотых дел мастер Пусьельг к празднованию тысячелетия собора специально для покрова Богородицы, тоже недоступна. Хм, недоступна. Только не для него!
Он знал Собор, как свои пять пальцев. Недаром столько месяцев он помогал викарию Антуану Дюбуа, изучал историю и архитектуру собора, участвовал в мессах. Он был искренним в своем служении, он любил этого старика, но… как они вышли на него?! Почему именно Он? Ведь Он ясно дал понять, что скорее уйдет из клира, если обнародуют фотографии, но не будет идти на преступление…
А потом они предложили деньги. И Он не смог, не смог устоять. Он уговорил себя, что, в конце концов, никогда не верил в силу этого куска материи, этот дешевый трюк, эти придуманные истории исцеления. Люди – странные существа, им обязательно нужно во что-то верить, чему-то поклоняться. Паломники, которые идут и идут, на коленях проходят весь лабиринт: кладку из двухсот семидесяти двух разноцветных камней. Этот путь в церковных записях называется «Путь в Иерусалим» и символизирует путь человеческих душ к небесному Иерусалиму, с которым, как считают, шартрский собор имеет незримую связь. Неужели они всерьез верят в чудеса?
По правде сказать, легенды гласят, что покров много раз спасал собор от разрушения, а его служителей – от смерти. Весной девятьсот одиннадцатого года нормандские войска под предводительством Роллона высадились на берег реки и осадили город. И тогда епископ Гуссом выставил на крепостной стене раку со Святым Покровом. Норманны растерялись. А на помощь епископу пришли герцоги Франции и Бургундии. Викинги ушли и больше не вернулись.
Собор несколько раз горел, но рака с покровом чудесным образом оставалась нетронутой огнем. В конце двенадцатого века горел город и собор. Казалось, все сгорело дотла. Но когда из дымящихся развалин три дня спустя вышли спасавшиеся в крипте клирики и с пением вынесли раку со Святым Покровом, весь город возликовал и, несмотря на постигшее горе, люди взялись за новое дело – приступили к восстановлению собора. А ведь целыми оставались только крипты, две башни и фасад.
Все это Он знал и сам с энтузиазмом рассказывал многочисленным туристам, студентам и ученикам. Но верил ли он? С тех пор, как мечта о приобретения домика и конюшни обрела реальность, он с удивлением обнаружил, что всегда сомневался в правдивости всех этих историй.
Его торопили. Начали угрожать. Напомнили, что первую часть денег давно перевели, и теперь все зависит только от него. И он решился. Завтра! Завтра утром рака с покровом будет в часовне, а вечером он совершит подмену. Поддельный покров был приготовлен, план разработан, все выверено. Он знает по минутам, когда отец Антуан обходит свои владения и идет спать. У него масса времени. До тех пор, пока покров не перенесут снова в подземелье, подмену не заметят. А это несколько дней. У его заказчиков будет много времени, чтоб увезти покров в любую точку света. Завтра.
И Он заснул, улыбаясь своим мыслям.
***
Андрей Шустров хорошо знал свое дело. Он умел добывать информацию, и, главное, ему удавалось отсеивать лишнее. Он редко ошибался. В общем, не обидел его бог аналитическими способностями. Макс иногда с грустью думал, что однажды Андрей уйдет от него, чтобы «заняться чем-то серьезным», по выражению Анны Станиславовны, мамы Андрея, и тогда Максу придется заниматься анализом самому. Он любил добывать оперативную информацию, но все же, надо признаться, был скорее практик. Он любил действие, каким-то чутьем улавливал, что сейчас нужно сделать это, а не то. Омский чувствовал людей, почти безошибочно определял, когда человек говорит неправду, а когда ему можно поверить. И он умел быть благодарным. Друзья по уголовному розыску часто обращались к Максу, да и ему не отказывали в просьбах. В общем, вдвоем с Андреем они дополняли друг друга, и их тандем все больше завоевывал популярность у знающих людей.
– Значится так, – начал Андрей на манер Высоцкого из знаменитого фильма. – У меня три версии. Похищение покрова для собственной коллекции, тайной, конечно, и похищение с целью перепродажи. Но и в этом случае покров надежно спрячут от людских глаз. А наш коллекционер, как мазохист, будет любоваться им в одиночестве и молиться во искупление своих грехов. И время от времени показывать покров другим таким же сумасшедшим. – Андрей язвил. – И третья версия: украл какой-нибудь религиозный фанатик. Самая логичная, кстати. Но тогда, по моему мнению, покров остался во Франции или другой европейской стране, скорее, католической. В Италии, например.
– В данном вопросе я тебе доверяю.
– Посему хочу предоставить тебе информацию по нашим коллекционерам. У нас есть собиратели, кому такая реликвия могла бы быть интересной. Первый…
– У тебя другие версии есть? – Макс прервал Андрея.
– Ну…
– Тогда я хочу добавить. Представь, что покров может быть похищен с целью пополнения семейных реликвий (сейчас модно выискивать свои генеалогические корни, и некто может докопаться и до Карла Великого, а потом объявить покров своим. Хотя бы для объяснения себе самому, любимому). Есть еще версия, что покров украли с целью раскрытия какой-либо тайны. Помнишь, как в прошлом году мы искали древнюю икону, похищенную из Свято-Успенского монастыря, и священник, который ее «позаимствовал», объяснил нам, почему он это сделал. Он хотел, понимаешь ли, найти на ней некие знаки, чтобы прочесть тайное послание Христа. Мало ли, может, есть какие-то знаки и на покрове? Вспомни историю с Туринской Плащаницей… Мир до сих пор в раздумьях, настоящая она или нет и какие символы запечатлены на ней. А Джоконда, которую уже не один раз пытались «расшифровать» не только романисты-детективщики, но и солидные научные работники, выискивая в ней некий тайный библейский смысл.
Я, между прочим, недавно прочел занимательный французский детектив Анри Левенбрюка о Йорденском камне – это нечто вроде артефакта, позволяющего расшифровать послание Иисуса, к которому причастны и тамплиеры, и франкмасоны и еще невесть сколько Орденов. А еще есть церковь Альби, которая тоже была хранительницей святынь, и с альбигойцами связаны многие исторические секреты. Так что сбрасывать со счета эту версию не стоит.
– И кто-то мне пытался доказать, что не специалист по христианским святыням?! Да я удивлен, мой друг, твоими познаниями. И по альбигойцам у меня есть очень интересный материал. Помнишь советский фильм «Ларец Марии Медичи» с убийствами и погоней, очень крепкий детектив, кстати. Так вот, это ларец якобы принадлежал еще альбигойцам. Вот тебе еще одна тайна! А те, в свою очередь, хранили священные реликвии христианства. Вообще, церковь Альби…
– Стоп. – Макс деликатно прервал увлекшегося друга. – Не грузи. Скажи, ты согласен, что такие варианты возможны?
– Согласен.
– И давай предположим, что есть еще некие версии, о которых мы пока не знаем. Возможно, мы что-то обнаружим в ходе расследования. Итак, мы имеем пять вполне сформировавшихся версий и одну или две (почему нет?), которые мы пока не видим. Но это не значит, что они не существуют. А теперь продолжай.
– Слушаюсь, – Андрей шутливо поклонился. – Если мы возьмем за основу версию, что покров похищен для собственной коллекции, то, по моим данным, у нас в стране этой реликвией могли бы заинтересоваться три коллекционера. Если говорить о перепродаже, то возникает еще пару имен, которые необходимо проверить. Во всех случаях можно нарваться на неприятности, так как речь идет об очень больших деньгах; и если нам удастся выйти на заказчика… В общем, я бы подстраховался, Макс. Сейчас не девяностые годы, но там, где большие деньги, могут быть и большие сюрпризы. Один из коллекционеров, как принято говорить, особа, приближенная к Президенту.
– Продолжай. Это интересно.
– Итак, первый в моем списке Николай Осипович Лисовский. Собирательством занимался еще его дед. Была некрасивая история во время войны, когда тот скупал драгоценности в осажденном Ленинграде, расплачиваясь хлебом и мукой, и про которую теперешнее поколение старается не вспоминать. Но, в принципе, считается, что его коллекция чистая. Основное в ней – редкие предметы, принадлежащие царской семье и королевским европейским домам, книги, манускрипты. Очень много предметов из Франции.
– Подожди, есть такой исследователь лингвист Виктор Лисовский. Он имеет к Николаю какое-нибудь отношение?
– Имеет. Это его дядя. Но, насколько я знаю, они не общаются. Виктор Аркадьевич воевал, награжден медалями, дошел до Берлина. Он уже совсем старенький, но память у старика великолепная; живет очень скромно в Новосибирске, консультирует. А вот отец нашего коллекционера войны избежал, в советское время был под следствием за скупку краденого. Доказать тогда ничего не смогли, и его благополучно отпустили. К тому же у Осипа было много знакомых из Политбюро, он доставал картины и бриллианты для заинтересованных лиц.
– Понятно.
– Сын продолжил дело отца и деда. Осип Аркадьевич умер два года назад. На похоронах Николай встретился с дядей, с которым не виделись полвека. Так вот, Николай Осипович очень любит всякие реликвии, просто помешан на тайнах (вот и твоя версия о тайне сгодится!). По информации, он недавно приобрел некий трактат Дюрера за несколько миллионов…
– Рублей?
– «У. Е.»
– Понятно.
– Об «у. е.» я знаю от Мишеля. Трактат был куплен официально, только налогов и таможенных пошлин наш коллекционер заплатил больше миллиона. Этот трактат принадлежал одной знаменитой французской семье, а тем был передан в дар, по преданию, самим королем Пруссии Фридрихом Первым. И, самое главное, вроде бы в этом трактате говорится о покрове Богородицы. В каком контексте, я не знаю, но знаю, кого можно спросить. Мой однокашник Саша Гладышев занимается немецкими художниками Возрождения, у него диссертация по Грюневальду. Думаю, что он может дать нам необходимую информацию.
Следующего ты знаешь, вернее, ты о нем слышал: Михаил Петрович Истомин. И мадам Истомина – доктор искусствоведения, ведущий научный сотрудник, специалист по средневековому искусству. Это ее профессия. А еще она – большой специалист по бриллиантам. Это ее хобби. Покупает и коллекционирует ее муж. Но это она визирует все его покупки. Я бы не брал в расчет эту семейную пару, поскольку интересуют их, в основном, живопись и гравюры, но… – Андрей помолчал, – была одна история лет пятнадцать назад (могу поинтересоваться точно, если интересно), в которой мадам фигурирует в качестве заказчицы убийства, ни много ни мало. Все свидетели как-то потихоньку умерли или свалили за бугор, и дело рассыпалось.
– А из-за чего убийство-то?
– Да одна старушка не хотела продавать вещичку, принадлежащую, по легенде, Генриху Четвертому Наваррскому или его жене Марии Медичи, и старушечку убили. Вещь эта, а с ней и пара гравюр исчезли. Доказать ничего не удалось. Да и время, сам знаешь, какое было: не до этого. А Генрих Четвертый короновался, где ты думаешь? Правильно, в Шартрском соборе, в тысяча пятьсот девяносто четвертом году. Связь слабая, я понимаю, но все же в качестве зацепки нужно проверить. И еще. Слушай внимательно. Недавно, на приеме у австрийского посла мадам Истомину запечатлели на фото. И на ней была та самая вещичка – брошь в виде розы.
– И что, никто из органов не поинтересовался, откуда у госпожи Истоминой эта брошь?
– Поинтересовались. Мадам, конечно, придумала целую историю и без всяких проблем отдала брошь на экспертизу. Оказалось, искусно выполненная подделка. Но у меня (и не только у меня) есть подозрение, что у мадам не одна брошь. Одна для выхода в свет, а другая для предоставления милиции, то бишь полиции.
– Думаю, ты прав, нужно проверить нашу семейную пару. Хотя… зачем им покров? Какая связь? Пока не понимаю. Где логика?
– Твоя логика и их логика – две большие логические разницы.
– Закрутил. «Большая логическая разница» – это надо запомнить. Так, и кто еще?
– Еще советник президента Хаджибеков Тимур Ильич. Он же – бизнесмен и собиратель раритетов. Это самый маловероятный вариант, но… Здесь возникает одно «но»… У него есть страсть.
– Ну, не тяни.
– Говорят, что он интересуется мусульманскими святынями; якобы у него есть бесценные изделия, принадлежащие Тамерлану. Его вообще назвали Тимуром в честь Тамерлана и он, как считают, является потомком этого древнего рода. Так вот, начав собирать древние мусульманские предметы, он так увлекся, что теперь ищет по всему миру любые религиозные реликвии. У него есть и буддистские и христианские святыни. У него целый штат профессиональных искателей. Надо отдать ему должное – он очень много тратит на благотворительность, особенно на различные культовые организации: церкви, мечети, буддистские храмы. Он, кстати, тратит и на детские дома и никогда не афиширует эту свою деятельность. Но как восточный человек, у которого есть страсть, он отдается ей полностью. Я могу представить, что кто-то пообещал ему покров, и Тимур Ильич заинтересовался. В таком случае должен быть человек, который ему это предложил. И искать надо его.
– Я все же считаю, это немного притянуто за уши. Давай, если получится, начнем с него, чтобы или исключить его и не тратить время, или заняться серьезно этой версией. Вопрос: как на него выйти? На него или на его окружение, которое бы нам помогло?
– Пока не знаю.
– Ладно, подумаем. А кто у тебя фигурирует как продавец? Ты мне обещал сообщить пару фамилий.
– Наш незабвенный Марк Иосифович Гершвин.
– Да что ты, старик все еще не успокоился? Я давно о нем не слышал.
– Он никогда не успокоится. Это в генах, – улыбнулся Андрей.
– А почему ты думаешь, что на него нужно обратить внимание? Откуда инфа?
– Мишель мне назвал его имя. А знаешь ли ты, что Марк Иосифович имеет французский паспорт? Но вот не нравится ему жить во Франции, не развернуться. Поэтому основное время он проводит в России. К тому же если он живет здесь больше ста восьмидесяти дней, то и налоги он платит здесь. А декларацию заполняет и здесь, и там. Кстати, многие из так называемой французской элиты предпочитают жить в Швейцарии, чтобы не платить налоги. А нашему российскому гражданину Марку Иосифовичу сам бог велел. Налоги для нашего антиквара – это существенно, – засмеялся Андрей. – Экономить он умеет и очень любит.
– Да, знаменитая личность. Я с ним пересекался пару раз, когда работал опером. Удивительный человек. Он в курсе всех похищений, всех продаж и подмен. Я не знаю, как ему это удается, но это факт. У него целая картотека покупателей и продавцов, он каким-то особым чутьем улавливает, кому какой товар нужен. И имеет на этом свои немаленькие комиссионные. Я думаю, если покров будет продаваться, то без Гершвина не обойтись. И вот тут нам надо подсуетиться. Хотя, как мне кажется, его уже давно потрясли наши доблестные органы. Кто еще?
– Еще пару человек я отмел сразу. Есть, очевидно, люди, о которых мы не знаем, может быть, к этому причастен какой-нибудь тайный коллекционер. Если так, то нам будет сложно, если вообще возможно. Но тогда нам могут помочь эти трое.
– Как помочь? Ты думаешь, они поделятся информацией?
– Конечно, так просто помогать не будут, но, может, в процессе беседы, глядишь, чего-нибудь и выяснится. Или кого подскажут, подбросят версию, мало ли что…
– У тебя все?
– Пока все. И… я есть хочу. Накормят меня в этом доме обедом?
– Накормят, Андрюха. Ты молодец. Для начала неплохо.
– Для нача-ала? Да я землю рыл. А сколько деталей собрал. Я ж тебе только в общих чертах обрисовал, а сколько я…
– Да понял я, понял. И очень тобой доволен. Пойдем, поедим.
Макс разогрел полуфабрикаты: бабуля вот уже две недели на даче и из съедобного в доме – увы, только полуфабрикаты в морозильнике. Они пообедали и решили, что пора действовать.
– В общем, план таков.
***
Он вернулся за полночь. С покровом Богородицы. И остался собой доволен. Правда, пришлось стукнуть старика и, видит бог, Он этого не хотел. Но тот сам виноват: зачем нужно было так поздно гулять по собору? Лежал бы себе в теплой постели, был бы жив и здоров. Он не знал наверняка, жив ли викарий. Да и, честно говоря, ему было все равно. Почти все равно. Нет, Он этого не хотел, тут он не лукавил, но выбора у него не было. Нельзя было становиться на его пути. Он с таким трудом принял решение, и никто, никто не должен был ему помешать.
Когда старик упал, Он спокойно подменил ткань, закрыл решетки, вышел через потайной вход, известный только избранным. Пять минут и он дома. Дом его рядом, в двух шагах от собора.
Он понимал, что у него мало времени. Какая досада, что викарий пришел именно в момент, когда он только-только снял покров. Почему так случилось? И зачем отец Антуан начал звонить в полицию? Если бы не это, у Него, как минимум, оставалась неделя, вряд ли кто-то заметил бы подмену раньше. А сейчас нужно торопиться. У него есть один день, чтобы срочно избавиться от реликвии. Завтра рано утром надо связаться со своими заказчиками и отдать им покрывало. Внезапно Он разволновался: а если они не придут завтра? А если полиция выйдет на его след раньше? Нужно срочно уехать. Об этой квартире знал не только викарий. Знали некоторые служители и его родные.
Срочно надо отдать покров, получить оставшиеся деньги и забыть. Все забыть. Завтра с утра он придет в собор как ни в чем не бывало и будет смотреть и слушать, как идет расследование. Может, он зря паникует, пропажу никто не заметит. А если викарий жив? Эх, почему он не проверил, надо было бить наверняка…
Он ощутил, что заболевает. Слишком много мыслей, появился страх. Что случилось? Он ведь все продумал. Нет, нельзя паниковать. Совсем скоро у него будет все, о чем он мечтал. Скоро… Скоро…
Они объявились рано утром. Их было двое. Один был совершенно обычный, ничем не привлекательный мужчина, с залысинами и хмурым взглядом. Второй… Второй был невероятно красив, невозможно отвести взгляд: шатен, с сине-зелеными глазами, хорошей улыбкой, невысокий, но сложен, как Давид. Говорили с акцентом, но лексика правильная. Кто они? Второй похож на славянина, а вот первый – явно есть что-то восточное в его внешности. Говорить им или нет, что он убил (или не убил?) викария? Лучше пока не говорить. К тому же ему ведь не выдвигали никаких условий, их не интересовало, как он будет добывать покров, им нужен был только этот кусок шелка, будь он проклят…
Они предъявили распечатку с банковского счета на его имя. Все правильно: полмиллиона евро. Сказали, что он может позвонить и уточнить, все ли в порядке. Он позвонил, но было слишком рано. Он перезвонил через тридцать минут, но никто не ответил: рано. Что же делать? Они ждали, не торопили, даже попросили приготовить кофе. Он приготовил кофе и выпил с ними, сказал, что можно сходить за круассанами – булочная уже открыта, но они просили не беспокоиться и очень хотели увидеть покров. Он не дурак, нужно дождаться девяти утра, когда будет открыт банк, сначала позвонить, удостовериться. Но парни были спокойны, сказали, что подождут, если он не верит, что все по-честному, они могут ждать столько, сколько нужно: pas de problème3. Ему хотелось скорее остаться одному. Звонок в банк, снова автоответчик: перезвоните позже. Он устал, хотел отдохнуть. Хотел спать, остаться один. Bien4. Решился.
