Даргорея

Глава 4. Совет старейшин

– Хотя бы белой птицей возвращайся, – повторил Мирт, почти шепотом, понурив голову.

Белая птица, кружившая все это время над башней, вдруг пронзительно крикнула и ринулась к брату. Он выставил руку для защиты, но птица, захлопав крыльями плавно опустилась на его предплечье. То была царственная самка белого кречета²⁹. Откуда она взялась здесь? Такую редкость привозят издалека в подарок великим князьям. Но брат не удивился. Повернул голову, испытующе посмотрел на кречета и прошептал:

– Помоги девочке.

Птица взвилась ввысь. Сделала круг над башней и устремилась вслед удаляющейся Изабелле. Тяжелым бременем повисла гробовая тишина. Никто не смел промолвить слова. Даже глаза поднять не смел.

– Это душа ее матери, Мирт? – решил я нарушить молчание.

– Боюсь строить предположения, брат. – Мирт поднял тоскливый, полный отчаяния, взор.

Я обернулся. Обвел всех собравшихся взглядом. Вскинул руку, привлекая внимание:

– Прошу старейшин остаться на совет.

Единый вздох облегчения и понимания пронесся над головами. Люди, стараясь не шуметь спускались с верхней площадки храмовой башни и расходились по домам. Мы со старейшинами разместились в комнате жрецов. Старики чинно расселись на лавках. Братья Миланы, Алмаз и Беркут остались у дверей. Не положено сидеть в присутствии старцев. Молоды еще. Они впервые находились на совете. Смущались, но держались с достоинством, сложив руки на кинжалах. Всем видом старались показать, что готовы защищать покой присутствующих. Я на правах главы рода обратился к старейшинам:

– Нам нужен ваш совет, уважаемые. Никогда не происходило того, чему мы стали сегодня свидетелями. Прошу каждого сказать слово.

Даже звон комариного писка разорвал бы эту гнетущую тишину. Было видно, как сложно старикам найти правильное решение. Медведь, самый древний из всех присутствующих, нахмурив седые косматые брови, молчал. Никто не знал, сколько ему лет, разве что его старуха, с которой прожили они душа в душу больше века и подарили миру пятерых достойных сыновей. Но несмотря на столь почтенный возраст, Медведь сохранял крепкое телосложение, остатки былой силы, ясный ум и чувство справедливости. Все уважительно ждали его слова. Наконец, старец произнес:

– Еще моему деду поведал его дед, что если сокол сядет на крышу дома, то в дом придет счастье, радость и благополучие. Белый сокол, – он привстал, развел руками, голос от волнения дрогнул, – сулит небывалую удачу и добрые перемены в жизни. Кречет признал и послушал Мирта. Процветание ждет нашу землю. Надо найти Изабеллу и помочь ей.

– А если она стала уддой³⁰? Люди не могут летать! – Лис даже подскочил на месте.

Они с Кремнем были ровесниками. И хоть Лис был немного старше, всегда давал первым высказаться Кремню, чтобы занять наиболее выигрышную позицию. Односельчане знали это и втихаря подсмеивались над хитрым и изворотливым стариком. Но тут вдруг он заговорил первым и твердо занял позицию, совершенно противоположную словам Медведя.

– Мы все были свидетелями. Жрица шагнула в пропасть и не разбилась, а полетела на саване подобно птице. Пусть сгинет в горах, пусть дикие звери разорвут ее. В удду она обернулась, в удду!

– Что ты несешь, старый! – Кремень вспыхнул со свойственной ему несдержанностью. – Уймись. Ты видел, что белый кречет полетел вслед Изабелле. Это знак высших Богов.

Он поднял указательный палец, грозно потрясая им в сторону Лиса.

– И что! Вестник добра признал Мирта как верховного жреца, – брызгал слюной Лис, шамкая и перетирая что-то беззубым ртом. – Ему предстоит изменить положение дел в Даргорее.

– Вэй, упрямец! – вскричал Кремень, подскакивая с места и протягивая к Лису руки.

Они бы точно сцепились несмотря на почтенный возраст. Что, впрочем, нередко случалось в спорах этих двоих. Я даже хмыкнул в усы, глядя, как удивленно, чуть не открыв рты, глазели на перепалку двух дедов Алмаз с Беркутом. Баталию остановил Медведь одним только жестом:

– Угомонитесь оба. Какой пример вы подаете молодым. Уважьте чувства родственников жрицы, наконец.

Он поднялся величаво, расправляя плечи и показывая всем великолепную осанку и мощное телосложение. Повернувшись ко мне как к старшему, продолжил:

– Тур, собери воинов, найдите Изабеллу и помогите ей. Совет старейшин окончен. Я все сказал!

Старейшина гордо проследовал к выходу. Кивком головы указал я Беркуту проводить старца. Тот двинулся за Медведем, поклоном попрощавшись с оставшимися. Яростно зыркая друг на друга Лис и Кремень потянулись следом, отказавшись от угощения.

– Алмаз, дождись Беркута, возьми с собой двух воинов и собак.

Я приблизился к племяннику и положил руку на его плечо.

– Изабелла полетела, – я аж поперхнулся, говоря это, – к выходу из ущелья. Мы пойдем вниз по течению реки. Выдвигаемся сегодня.

– Я с вами. – Мирт попытался подняться с лавки.

– Нет, брат. Ты останешься. Добрый вестник признал тебя. Жди его здесь. Если кречет вернется… ты понимаешь…

Мирт молча кивнул и прикрыл предательски покрасневшие глаза.

Глава 5. Встреча с драконом

Край солнечного диска ласково коснулся алмазного шлема горы-великана, нежно поглаживая, прося разрешения нырнуть за надежный хребет, спрятаться и уснуть до рассвета. Богатырь ответил страстно, переливаясь радужными всполохами на ледяных доспехах. И, казалось, чуть сдвинулся, открывая путь в опочивальню уставшему за день светилу. Солнце медленно опускалось за отроги, нежа лучами лес, реку и спешащие в неизведанные дали облака.

«Пора присмотреть точку приземления. Как-то не возникает особого желания запутаться в кронах деревьев в темноте», – подумала и стала прицельно осматривать окрестности. Но что это? Последние лучи заходящего солнца резко очертили тень гигантского ящера. Вдох застрял в горле, я закашлялась:

– Только динозавров не хватало!

С ужасом я смотрела на все увеличивающуюся тень. Она сделала круг и зависла над моим куполом. Вздернув голову, я увидела сквозь центральное отверстие серебристое пузо животного, распластавшего свои крылья и парящего прямо надо мной. Я чувствовала, как струйки холодного пота бежали по спине, руки дрожали, а сердце пропускало удар за ударом. Собрав волю в кулак, плавно потянула передние стропы вниз и на себя и чуть не штопором понеслась к земле, на размазывающиеся перед взором кусты и деревья. Какой уж тут прицел на точку приземления! Как ни странно, динозавр не стал меня преследовать. Но в голове запульсировало и полилось протяжно, даже напевно женским, журчащим как ручеек, голосом:

– Я буду ждать тебя…

– Брежу. Точно. – Я задыхалась не то от переизбытка чувств, не то от встречного ветра. А в недрах души разливалось протяжной песней:

– Я буду ждать тебя…

Все-таки умудрилась я зацепиться за длинную толстую ветвь дерева, торчащую над лесной поляной. И зависла в паре метров от земли.

«Сожрет ведь, гад, станется с него. Или с нее? Голос женский был. Бред! Какой бред! Динозавры говорящие», – думала я, выхватывая бебут и перерезая зацепившиеся за ветви стропы.

Полетела вниз, коснувшись земли, ушла в перекат. Вроде цела. Натянувшиеся веревки сорвали мой зонтик с дерева. Ткань треснула, полетела и накрыла меня с головой. Барахтаясь и чертыхаясь, выбралась из-под остатков парашюта. Клочки с обрезанными стропами болтались среди ветвей. Ящера не было видно.

– Может, показалось? – Вера в лучшее затеплилась внутри искоркой. – Денек-то сумасшедший был.

Аккуратно я сложила свой самодельный парашют, свернула, перетянула веревками. Из пары обрезков сделала лямки и закинула катанку как рюкзак за плечи.

«Пригодится. Неизвестно что ждет меня дальше, – думала я, оглядываясь. – Куда это я попала? Горы, башня, жрецы с драконами…»

В этом месте ущелье расширялось. С одной стороны, нависали скалы. С другой, склон горы стал более пологим, с лесом и полянами-проплешинами. Река, вырвавшись из теснины и получив немного свободы, разлилась. Сбавила агрессию. Но все еще свирепо тащила за собой огромные валуны.

Сумерки сгущались. Тени расползались, закручиваясь чернильными кляксами. Многоголосье леса затихло в ожидании темноты.

Ночь наступила быстро. Только последний луч заходящего солнца скрылся за седой вершиной, ущелье погрузилось во мрак.

Лес, недавно манивший своей зеленой, веселой прохладой, казался теперь жутким монстром, тяжело вздыхающим, пытающимся вытянуть косматые лапы. Корни вековых деревьев, переплетенные между собой, напоминали щупальца огромного спрута, спрятавшегося где-то в густой тьме. Спрута, до поры наблюдающего за своей жертвой, чтобы в подходящий миг схватить в тиски и сжимать, пока дух ее не улетит в Страну Вечных Грез.

Мшистые пни сверлили светящимися глазами-гнилушками, гипнотизируя и нагоняя страх. Чудилось, это вовсе не пни, а злые духи, которые зарылись в землю, оставив на поверхности безобразные головы. Нависшие ветви огромного старого дуба пытались уцепиться корявыми сучьями-пальцами и затащить в раззявленную пасть прогнившего дупла.

Вдруг внутри что-то гукнуло. Встрепенулось. И уставилось мертвенно желтыми плошками глаз, наводя животный ужас. И тут же резко и бесшумно взмыло вверх, распластав крылья.

– Ух. Напугала. Это неясыть. Ночной пернатый охотник, – облегченно вздохнула.

Вспыхнули и понеслись веселым хороводом, как блуждающие огоньки, светлячки. Где-то вдалеке заплакал, заскулил шакал. Ему ответил второй. И вскоре, как хор игошей³¹ – отверженных малолетних душ, леденил кровь заунывный шакалий перепев.

Шум реки доносился то шепотом переката по камням, то стонами, переходящими в рев. Холодный ветер свистел, принося незнакомые запахи.

Каждый шорох напрягал, дергал за оголенные нервы. Каждый звук скручивал все внутри до боли. Каждый запах заставлял пробуждаться из глубин сознания дикую, первобытную суть.

Проснувшимся внутри меня звериным чутьем, где-то на уровне спинного мозга, я ощущала приближение погони. Но и в лес идти нельзя. Шакалы обычно охотятся в одиночку или парами. А вот если голодные и собьются в стаю, то может не поздоровиться. Шакалью стаю и волки, извечные их враги, обходят стороной. Преследователи, как пить дать будут с собаками. Не уйти далеко, быстро настигнут. Самое верное решение – спуститься к реке да идти по воде вниз по течению. Так можно оторваться от погони, сбить со следа ищеек.

Странный и страшный сон снился мне в детстве несколько раз. Ночь. Шум воды. Я маленькая у мамы на руках. Она бежит без оглядки, прижимая меня к груди. С ее губ вместе с хрипом срываются слова молитвы. За нами гонятся. Мост. Мама бежит по хлипким доскам. Мужчина настигает нас. Я слышу его сиплое дыхание. Мама спотыкается. Вскрик. Я лечу в черную бездну. Но упасть не успеваю. Резко взмываю вверх и… просыпаюсь, сжавшись в комок. Мне страшно. Тяжело дышу, вытирая пот. Долго не могу прийти в себя. Почему этот сон вдруг всплыл в памяти?

Черным платком меня накрыло чувство, что когда-то я была здесь. Погоня. Мурашки по коже. Понимаю, что теряю драгоценное время. Но как заставить себя сделать шаг? Туда, к безумствующей реке. В черноту ночи.

Собралась. Пробежала между деревьями, сделав круг. И также бегом спустилась к реке. Прошла по краю, совсем у кромки воды вверх по течению метров пятьдесят, осторожно ступая по мокрым и скользким камням. Снова бегом побежала к лесу и, сделав чуть больший круг между деревьями, спустилась к реке. Чтобы собак со следа сбить. Про эту уловку на занятиях по парашютному многоборью рассказывали инструкторы-десантники. Спасало это бойцов и на учениях, и на спецзаданиях. А мы сидели и слушали, развесив уши и затаив дыхание, байки бывалых. Кто знал, что когда-нибудь это пригодится?

Присела на большой плоский валун у самого берега. Стянула сапоги, носки. Закатала штанины.

«А в воду ступить страшно. Если здесь такие ящеры водятся, кто его знает, какие чудища в реке обитать могут? – глядя на черные перекаты волн, думала я. – И ночь темная, хоть глаз выколи. Идти по воде осторожно придется, чтобы течением не сбило и не унесло».

Вздохнув, поднялась и шагнула в ледяную воду. Мурашки пробежали до самой макушки. Передернулась от холода. Да, водица в горных реках и летом студеная. Осторожно ощупывая ногами скользкие камни, скрытые ночной темнотой и потоком, побрела по щиколотку в воде. Впереди берег становился более крутым, густо заросшим кустами бредины³². Виднелись выброшенные рекой валуны и ветви деревьев. Там еще осторожней идти придется, чтобы не оступиться и не пораниться.

Я и трехсот метров не прошла, как услышала вдалеке лай собак. Оглянулась. Среди деревьев маячили огни факелов. Ветер донес звуки голосов. Я ускорила шаг, почти бежала, соскальзывала с камней. Нужно было быстрее добраться до завалов у берега. То, что раньше казалось мне труднопреодолимым препятствием, сейчас манило, обещало укрытие. Голоса приближались. Я добралась до завалов камней и веток. Перебираясь через корягу, оступилась и провалилась до пояса в воду, едва сдерживая крик. Развернулась к берегу. И, карабкаясь, цепляясь за коряги и камни замерзшими пальцами, разглядела углубление за длинными, густыми ветвями бредины, нависшей над крутым берегом. Застонала тихо от радости. На четвереньках поползла к укрытию. Едва протиснувшись в вымытый рекою грот, свернулась калачиком и услышала над собой надрывный лай собак и голоса.

Глава 6. Погоня

Изабелла улетела на саване. Меня раздирали противоречивые чувства, впрочем, как и всех. Даже отец ее, Мирт не в силах был осознать случившееся. Такого наш народ не видел никогда. С одной стороны, хитрый Лис был прав, жрица, не совладавшая с вливающимися в нее силами стихий, вполне могла обернуться уддой. Но если вспомнить пророчество, то, наверное, так и должно было произойти. «Под белым крылом летя…» Или тело должно было умереть, а душа стать белой птицей, или… Как иначе могла девушка-жрица полететь под белым крылом? А белый кречет? Откуда он взялся и почему признал Мирта? Может быть, душа Изабеллы стала добрым вестником, а в тело вселился злой дух? Или душа Миланы прилетела на помощь дочери? Иначе птица не понеслась бы вслед Изабелле.

От тяжких дум голова раскалывалась. Я потер виски. Не помогло. Глянул на брата. Мирт печально смотрел на меня.

– Мы ничего не узнаем, Тур, пока не найдем Изабеллу.

– Ты прав, Мирт.

– Обещай мне, что бы ни случилось, ты постараешься привезти Изабеллу живой.

– Обещаю, брат.

Я поднялся, обнял на прощание Мирта, похлопав его по плечу. Спустился. Алмаз ждал у входа, держа под уздцы коней. Беркут с двумя воинами скакали к нам, придерживая на поводу рвущихся вперед собак. Я вскочил на коня, подав рукой сигнал к движению:

– В путь! Да будет удачной дорога!

Пришпорил скакуна, рванув вослед удаляющейся белой точке.

Солнце садилось быстро. Мы гнали лошадей, чтобы с наступлением темноты не потерять из виду Изабеллу. Были уже близко, когда, поднявшись на возвышенность, разглядели картину, которая заставила нас осадить лошадей. Изабелла парила в высоте под белым саваном. Над ней, расправив огромные крылья, завис сказочный сармак³³ цвета черненого серебра. Давно не видели люди сармаков. Говорят, ушли они из-за варнов, их алчности и бесчестия. Вот и стала земля Варнареи бесплодной пустыней.

А рядом кружил кречет и посвистывал: «Кию-кию-кию». Так общаются эти птицы между собой. Сармак повернул огромную голову к белому вестнику, казалось, кивнул и растаял в лучах заходящего солнца. Саван с Изабеллой дал крен и резко пошел вниз к лесу. «Только бы не разбилась!» – мысль метнулась и ужалила гадюкой. Я пришпорил коня, он вздыбился и пустился галопом. Воины с собаками отстали.

Солнце зашло, но белая птица все летела над рекой, указывая путь беглянки. Мне пришлось ждать отставших. Сдержал норовистого скакуна. Похлопал его по крутой, взмокшей шее. Спешился. Алмаз подъехал первым и спросил:

– Дядя, как думаешь, что это было?

– Мы ничего не узнаем, пока не найдем Изабеллу, – ответил я словами Мирта. – И она нужна живой, во что бы то ни стало.

Свистом позвал я кречета, раз, другой. Но он не откликнулся, не вернулся. Растворился в темноте подобно сармаку. Вскоре нас догнали воины с собаками. В ветвях раскидистого дерева Беркут заметил обрывки савана и веревки. «Вот же глаз у парня, – с гордостью подумал я. – И в стрельбе первый. Отличный воин вышел. Не зря ему имя такое дали». Под деревом собаки закружили, подавая голос, всем видом показывали, что взяли след. Их спустили с поводков. И они помчались в лес, дунули по кругу, добежали до реки. Вновь вернулись к лесу, сделали крюк, промчались мимо нас к большому валуну у берега. Потом еще раз собаки прошлись по кругу. У кромки воды заскулили, поджав виновато хвосты. «Умная девочка», – усмехнулся себе в усы.

– Дядя, собаки потеряли след.

– Вижу, Беркут, – устало протянул я. – Идем дальше по берегу. Захватывайте с собаками ближайший участок леса. Скорее всего, она прошла вниз по течению. Но вода очень холодная, девчонка должна подняться на берег. Алмаз, идешь со мной. У моста все встречаемся.

Мы пошли с Алмазом по тропе, ведя под уздцы лошадей и не спускаясь к воде. Темно. Можно поскользнуться, и быстрина унесет. Берег возвышался над рекой. У густых зарослей бредины я задумался. Остановились. Помолчали.

– Двенадцать лет назад, – начал я, – в такой же теплый день, когда солнце садилось и женщины, искупавшись и постирав белье в реке, возвращались домой, на них напали варны. То был отряд разведчиков. Как сказала одна из женщин, было три воина. Никогда раньше варны не заходили так далеко вглубь Даргореи. Женщины были без охраны. Они бросили корзины с бельем, схватили детей и побежали. Варны отрезали от остальных Азу и твою сестру Милану с маленькой Изабеллой. Стали окружать, стремясь захватить в плен. Изабелла крикнула девушке, чтобы та бежала в сторону моста, и прыгала в реку с высоких берегов, не сдаваясь в плен врагам. Они помчались прочь. А варны начали на них охоту как на дичь, совершенно забыв об остальных.

Остальные женщины побежали домой, кричали. Их услышали в селении и бросились на помощь.

Милана с Изабеллой на руках бежала впереди, увлекая за собой погоню. Вот здесь, на этом самом месте, Аза с разбегу прыгнула в воду. Дария тогда была более полноводной, чем сейчас. Варна, гнавшегося за той девушкой Азой, настигли наши стрелы. Двое других продолжали погоню за Миланой.

Солнце село. Мы потеряли из виду Милану и гнавшихся за ней. Домчались до моста, но и там никого не было. Ночью прочесывали весь берег. Утром продолжили поиски у кромки воды. Далеко от моста вниз по течению разыскали Азу без сознания. Ее сильно побило об камни, но она дышала, была жива. Еще ниже по течению обнаружили труп второго варна. Над телом хозяина, склонив голову, стоял роскошный жеребец. Преданный, видно, скакал за своим другом, пока река не выбросила искромсанное тело на берег. Ни Миланы, ни третьего из нападавших так и не нашли.

Тяжелый вздох вырвался из моей груди от ужасных видений, что стояли перед глазами.

– А Изабелла? Каким чудом она спаслась? Ты никогда об этом не рассказывал, дядя.

– Изабелла? – я невольно улыбнулся воспоминаниям о необычной утренней находке. – Малышка мирно спала в дупле старого дуба, того самого, на поляне.

– Где собаки потеряли след?

– Да.

– Но как же она туда попала?

– Когда мы с братом ее спросили об этом, она стала рассказывать про доброго сармака, который отнес ее поближе к дому. Сначала мы думали, что детский разум помутился из-за испуга и разлуки с матерью. Но нет, Изабелла была совершенно здорова. И мы перестали задавать вопросы, чтобы не напоминать девочке о страшном событии.

– Дядя, Изабелла не могла ведь превратиться в удду? – спросил парень, с затаенной надеждой глядя мне в глаза.

– А хочу верить, что ее душа осталась чиста, Алмаз. И мы найдем ее, обязательно. С рассветом начнем поиски у кромки воды.

Мы пошли к мосту, ведя коней на поводу и заглядывая под каждый куст.

Глава 7. У реки

Низкий, бархатистый мужской голос с нотками суровости завораживал. Он казался мне знакомым и даже родным. Я слушала историю, по щекам катились слезы, оставляя горячие, мокрые дорожки. Капали на пересохшие губы, обжигая их. Я слизывала соленую влагу, но от этого становилось только горше. Из груди рвалось: «Я здесь! Вытащите меня отсюда. Я так замерзла, устала и хочу домой». Но что-то останавливало меня, какое-то неведомое мне доселе чувство. А последняя фраза мужчины и вовсе осадила желание выдать себя. «Они отождествляют меня с Изабеллой. Но думают, что эта девушка могла превратиться в нечисть, – мысли мелькали и жгли разум огненными всполохами озарений. – „А ведьм… во все века сжигали люди на кострах“. Так, кажется, Высоцкий пел? Вот-вот. Саван. Петроглифы с ритуалом жертвоприношения. Сложенные кострища на площадке башни. Кто эта девушка? Нет. Не выдам себя».

Голоса стихли. Слышны были удаляющиеся шаги и редкое фырканье лошадей. Я сидела тихой мышкой, скрючившись и боясь пошевелиться. Не знаю, сколько прошло времени. За ветками бредины был виден только краешек темной воды. Хотелось спать. Но я боялась провалиться в сон, ведь на рассвете погоня должна была, сделав круг, вернуться по берегу реки. Тогда меня точно обнаружат. Стараясь не шуметь, вынула из ножен кинжал и положила рядом: «Вот и твой черед пришел, друг мой кама». Все произошедшее не хотело укладываться в голове и поддаваться хоть малейшему анализу.

Рука затекла, находясь в одном положении, онемела. Немного развернувшись на спину, приподняла и начала разминать ее. Противные, острые иголки забегали, закололи изнутри. Растирая руку, стала разглядывать свое убежище. Глаза привыкли к темноте. Да и ночь сдавала позиции, борясь с приближающимся рассветом. Грот, видимо, вымывался рекой во время паводков. Глинистая земля с выступающими острыми камнями и переплетенными корнями деревьев была сырой и холодной. В дальней стене под корявым, торчащим корешком виднелась чья-то нора. В таких укромных местах строят себе домики ондатры и выдры. Глянула сквозь шторы из ветвей. Полоска воды, которую я могла разглядеть, заметно посветлела. По ней в сторону берега на спине плыл зверек, придерживая лапками большую серебристую рыбу. Выдра. Зверь хитрый и смышленый, немногие животные умеют на спине плавать. Добравшись до кромки воды, выдра перевернулась, ухватила половчее рыбину, юркнула в грот. Глазки-бусинки уставились на меня. Выпустив свою добычу, присвистнула, заверещала, приготовившись к прыжку. И вдруг… Да не выдра это вовсе, а старуха с морщинистым лицом и черными как смоль, бегающими глазами. Кинулась на меня, целясь острыми, мелкими зубами прямо в шею. И повисла на кинжале, хрюкая и ловя воздух ртом, как сом, выброшенный на берег.

– А-а-а, – захрипела она, пуская розовую пену изо рта. – Не дай мне умереть.

– Ты хотела убить меня, гам³⁴, – с трудом разлепив сухие губы, прошептала я.

– Я не трону тебя и смогу помочь. Знаю, как ты здесь оказалась, – молила древняя гам.

– Если я выну кинжал, погибнешь сразу, – пробормотала я, аккуратно укладывая старуху на землю.

– Достань свой оселок, – слабым голосом сказала ведьма, – обведи вокруг кинжала, потом резко выдерни его из тела и прикоснись оселком прямо к ране.

Так я и сделала. На моих глазах место, откуда я пару секунд назад извлекла клинок, затянулось, будто его и не было. Гам приподнялась и, прислонившись горбатой спиной к противоположной стене грота, уставилась на меня.

– Он волшебный? – вопрос сам сорвался с губ.

– Конечно, – скрипуче отозвалась ведьма. – Разве ты не знала, что оселок может и покойника поднять?

– Такое только в сказках бывает, помню, бабушка толковала все. Ты помочь обещала, так говори скорей.

– А что ты мне за это дашь? – ведьма хитро прищурилась.

– Что мне тебе дать? У меня и куска хлеба нет, – слова из бабушкиной сказки непроизвольно сорвались с моих губ.

– Отдай мне свой оселок, – захихикала гам, хищно оскалив мелкие острые зубы.

– Расскажи сначала, потом получишь. – Покрутила я перед ее носом точильный камень.

Старуха, не спеша, подвинула к себе рыбину. Длинным кривым ногтем сняла с красавца-лосося чешую, аккуратно вырезала полоски розовой мякоти со спины. Засунув руку в нору, достала мешочек, развязала, скрюченными пальцами вынула щепоть соли. Смачно причмокнула и посолила куски рыбы. У меня даже слюнки потекли, а желудок заурчал, требуя пищи.

– Есть хочешь? На, лови!

Подцепив ногтем длинную, истекающую прозрачным рыбьим жиром полоску кинула мне. Я поймала на лету и вгрызлась в тающую на языке мякоть. Ведьма ела не торопясь и лишь насытившись продолжила:

– Дорога жизни тебе предначертана, жрица, только помогая другим, поможешь себе. Но путь этот ты должна пройти сама, вобрав силы стихий. Долог или короток будет он, не ведаю. Одно знаю – ни по праву рождения природа дарами наполняет, все в руках человека. Смекалку прояви, навыки да уважение.

– Домой я хочу. Как мне выбраться отсюда? Гонятся за мной. Переплыть реку я не смогу, течение слишком быстрое, да и на другом берегу отвесные скалы, не взобраться. Как только, выйду из укрытия и пойду в лес по этому берегу, мой след учуют собаки. И меня схватят.

– Дай оселок. – Гам протянула свою костлявую пятерню.

– Ты еще не все мне рассказала.

– Давай! – Рука затряслась от нетерпения.

Вложила я в жаждущую ладонь точильный камень. Ведьма зыркнула на меня, прижала к губам оселок. Потом глаза прикрыла и зашептала что-то. Я сидела, затаив дыхание. Вскоре она попросила меня вытянуть ноги. Не открывая глаз, провела несколько раз оселком от ступней до бедер, продолжая что-то нашептывать.

– Твой след собаки не возьмут, – сказала старуха, открывая глаза и пристально на меня глядя. – Этой ночью наполнила земля тебя своей силой. Ты только попроси ее. Склонись, приложи к ней руки и моли о том, что нужно. Земля поможет тебе. А теперь торопись. Пойдешь по горе вверх через фруктовую рощу. На солнечном взгорье встретишь мою сестру. Она часто собирает там хворост. Скажешь, что поклон я ей передавала. Она знает больше меня. Спеши. Рассвет скоро.

– Спасибо, долгих тебе лет, – ответила, склонив голову.

Выбралась из своего ночного убежища. Оглянулась, хотела попрощаться. А там уж и нет старухи. Сквозь ветви бредины выдра сверкнула глазками-бусинками и скрылась в норе. Забрезжил рассвет, разгоняя ночные страхи. Позолотил небосвод. Окрасил облака румянцем. Вдохнула полной грудью свежий утренний воздух. Ополоснула в реке руки. Напилась от души кристально чистой и холодной речной воды, плеснула в лицо, смывая неуемное желание закрыть глаза и погрузиться в сон. С трудом взобралась на тропинку, бегущую вдоль берега. Склонилась, приложив к земле ладони, прошептала свою горячую просьбу. И кинулась бегом вверх по склону. Спотыкалась, сбивая ноги в кровь. Падала. Карабкалась, обдирая руки о камни и корни деревьев, выпирающие из земли. Цеплялась за ветки, пытаясь удержаться и не скатиться с горы. Когда лучи восходящего солнца стали пробиваться сквозь густую листву, упала на землю, хрипя и пытаясь отдышаться. Голова закружилась, и я провалилась в темноту небытия.