Arvustused raamatule «Бесы. Приключения русской литературы и людей, которые ее читают», lehekülg 2, 24 ülevaadet

Сборник эссе американки турецкого происхождения — собранье пестрых глав о путешествиях по смыслам и местам. Надо сразу отметить, что заголовок про приключения русской литературы несколько обманчив — бОльшую часть книги Элиф рассказывает о том, как она ездила в Узбекстан учить язык.

Для меня, тайной почитательницы Дины Рубиной, узбекские части были намного интереснее, чем посвященные, собственно, русской литературе. В конце концов, Узбекистан даже для нас место экзотичное и таинственное, что уже говорить о девушке с почти дикого запада, которую учат читать поэмы Алишера Навои.

Русские эссе же полны размышлениями о давно знакомых нам персонажах — живой яркий Бабель, депрессивный гениальный Достоевский, суровый гениальный Толстой. Заметно как Элиф важно увидеть везде связи, построить карту мира где все происходит в гармоничном оглушающем созвучии. Как вам версия, что Бабель встречался с создателем Кинг-Конга? А что дед Чехова выкупил семью у своего хозяина Черткова, отца Владимира Черткова, друга Льва Толстого, которого так ненавидела Софья Толстая.

Эссе о Бабеле получилось двояким — о самом Исааке с трепетным уважением, а вот рассказ про бабелевскую конференцию отчетливо отдает довлатовщиной, даже немного неловко. То ли авторка невольно или случайно так сделала, то ли вообще любые конференции по русской литературе должны всегда содержать некоторый градус абсурда.

Натали Бабель встала и взяла микрофон. «Это была лучшая часть», — сказала Люба, расправляя спину и читая свои записи голосом словно из далеких глубин, из склепа.

— Когда я была совсем девочкой, мне говорили, что мой папочка — писатель. — Пауза. — Позднее я слышала, как люди говорят, что Исаак Бабель — великий писатель. — Пауза. — Но для меня он был просто папочкой.

Долгая пауза.

— Я смущена.

Еще пауза.

— Я смущена.

Прошла минута, другая — в полной тишине. Наконец кто-то спросил, правда ли, что она до сих пор «скрывает некоторые неопубликованные письма».

Натали Бабель вздохнула.

— Позвольте мне рассказать историю о письмах. — История состояла в том, что к Натали попал сундучок писем отца. («Писем ее папочки», — пояснила Люба.) — Я знала, что должен прийти биограф, — продолжила она, — Но он меня раздражал. Поэтому я отдала письма тетке. Когда пришел биограф, я сказала, что у меня ничего нет.

— И где же письма теперь?

Натали не знала.

— Может, у меня под кроватью, не помню.

Важно, что у Элиф нет взгляда свысока на туземные проблемы, бремя белого человека ее не придавило к земле. Поэтому и эссе ее читаются без неприязненного ощущения, что американка приехала учить местные народы жить как надо. Есть только другой, свежий взгляд на давно привычную нам действительность.

Вот так она едет в Питер смотреть новый Ледяной дом, перемежая путевые замечания рассказами об истории Петербурга, Анне Иоанновне, Тредиаковском, Бир в Питероне, шутах, Петре Первом, кунсткамере. И никому из самих питерцев не нужен этот ледяной дом, только туристы да дети почли вниманием новое чудо, сделанное, между прочим, по оригинальным чертежам.

Самое главное в русской культуре - это Венгрия, Самарканд и американская конференция, посвященная творчеству Бабеля. Где-то там на задворках притаились Толстой и Лажечников, но им не хватает энергии даже что бы пробраться через калькуляции американских грантов, не говоря уже о занимательном процессе обучения узбекскому языку у носителей. В какой момент я окончательно распрощалась с ожиданиями, порожденными аннотацией, обложкой и названием - не знаю, но, мне кажется, случилось это минуте на десятой прослушивания. Отличный бложик научного сотрудника младшего возраста, почему-то решившего специализироваться на русской литературе, с веселым и несколько беспардонным потоком сознания в голове, замешенным с художественными ассоциациями. Два дня мы отлично покатались на работу и обратно, чтобы потом попрощаться и даже не вспомнить имя, знаете, как бывает, когда в гостях вы весь вечер болтаете с соседкой, влюбляетесь в её характер, эрудицию и нетривиальный подход, потом на станции расходитесь в разные стороны и больше никогда не встречаетесь, хотя, вроде бы, у вас целая прорва хороших общих знакомых.

Признаюсь, не такого текста я ждал. Думал, что книга представляет собой некоторый разбор русской классики. Пусть и с западной точки зрения, но это не так…

Начать с того, что здесь представлено не только творчество Достоевского, как можно было б судить по названию, но Бабеля, Лажечникова, Толстого. Часто упоминается Пушкин. А между рассказом о конференциях и путешествиях, в качестве интермедии идёт рассказ автора о том, как она изучала узбекский язык в Самарканде летом 2002 года.

Собственно о творчестве писателей говорится не так много, хотя автор достаточно хорошо в нём разбирается, в основном же речь идёт об организации конференций, рассказывается как получить грант, озвучиваются безумные темы докладов и статей: Отражение в романе «Анна Каренина» пристрастия Толстого к теннису.

И пристрастие американцев к загадкам и шокирующим версиям здесь ярко проявляется, например, автор расследует обстоятельства смерти Толстого… Шокирующая гипотеза.

Не то, что я ожидал… Не литературоведческий труд. А смесь автобиографии, нон-фикшна, юмора, этнографических зарисовок объединённых канвой русской литературы.

Читается легко, язык хорош. Но, впечатление неоднозначное.

Записки студентки-славистки из Стэнфорда. Под одной обложкой объединены несколько не особо связанных между собой эпизодов: международные конференции по Бабелю (в Калифорнии) и по Толстому (в Ясной поляне), реконструкция ледяного дома в Петербурге, сквозное, разбитое на несколько глав, повествование о двухмесячной стажировке в Самарканде для изучения узбекского языка, поездка в Турцию и история любви со студентом, наслаивающаяся на литературоведческий анализ "Бесов" по Рене Жирару. В общем, единственное, что можно рассматривать как минус - это общая композиционная рыхлость. Книга как бы распадается на эпизоды, весьма разные и по настроению, и по повествованию. Но в остальном - просто блеск. Написано хорошим языком (по крайней мере, перевод точно неплохой), с отменным чувством юмора (глава про конференцию бабелеведов - один из самых смешных рассказов, что я прочитал за последнее время). После прочтения "Саморазвития по Толстому" Вив Гроскоп я ожидал большего погружения в литературоведение, а получил скорее записки или мемуары, но это не более чем мои ожидания. Отличная книга.

Книги подобного плана могут отпугнуть (литературоведение! Фу! скучно!), но и привлечь тоже могут –когда тебе предоставляется шанс заглянуть в чужую историю читательства – есть в этом что-то интимное и интригующее. Я ожидала второго, не только интригующего, но и заразительного. Как следствие – разочарование. Но оно быстро прошло. Удалось насладиться другим, очень своеобразным «букетом». Да, книга слегка эклектичная, сумбурная, но, мне кажется, вполне заслуживающая прочтения. Автор вроде бы и приоткрылся, но пока остался для меня загадкой. Хотелось бы еще пообщаться.

Изначально меня заинтересовала именно личность автора — американка турецкого происхождения изучает русскую литературу. Угадайте, что? Я знаю все три языка (если можно так это обобщить), которые здесь перечислены. Признаюсь, например, Бабеля я не читала. Но от этого не было менее интересно. В целом, книга идеально подходит для того, чтобы почитать на досуге, вспомнить русскую литературу. Она не очень напряжная, не очень тяжелая или сложная. В ней достаточно занимательных историй, смешных ситуаций, хорошего юмора. Отдельно хочу отметить историю на три главы, которая откликнулась мне больше всего - история про Самарканд. Не знаю, почему, но именно она мне понравилась больше всего. Она написана с какой-то теплотой, она живая, я могла себе живо представить всех персонажей, все места, все вкусы и запахи. Описания произведений староузбекских писателей тоже завоевали мое сердечко. Поэтому только ради этого опыта советую прочитать эту книгу.

Я люблю путевые заметки, короткие рассказы о жизни, комическое описание бытовых ситуаций, вплетение мира художественной литературы в скучный быт. У Батуман есть это все и даже больше :) Глубины в исследованиях русской литературы ожидать не стоит, особенно тем, у кого были хоть какие-то литературоведческие курсы в университете. Меня восхищает то, как Батуман воспринимает действительность через призму книг, которые она читает. Как она находит параллели между мировосприятием условного Толстого и своим.

Примерно в то время меня стал преследовать повторяющийся кошмарный сон о пингвинах. Я подала на грант для проживания в российской семье. Меня определили в арктическую семью пингвинов.

«Но у пингвинов даже нет языка!» – протестовала я. Выяснилось, что у этих пингвинов язык есть, и в нем две ветви: эпико-нарративная и лирико-фольклорная. Я рывком просыпалась от биения собственного сердца.

Очень срезонировали главы про Самарканд, тюркские народы и узбекскую литературу: почему-то это все очень трогательно и наивно. Вспомнила свои приключения в Ясной Поляне и захотела вернуться, опять же Батуман даже поездку, которая для среднестатистического российского школьника выглядит каторгой, превратила в шпионский роман.

На четверочку. Приключения хороши, а вот с русской литературой как-то бедненько, хотелось бы побольше. Ну и потуги на остроумие, к сожалению, остаются скорее потугами, увы.

Остроумная книга, без претензий на систематичность и глубину. Хорошо переведена, легко читается. Многие общие знакомые легко узнаются. Пожалуй, они именно такие…

Слегка сумбурна. Как показалась моментами разрознена и лишена остроты. А так читать можно с некоторым интересом................................