Дагмара

Tekst
4
Arvustused
Loe katkendit
Märgi loetuks
Kuidas lugeda raamatut pärast ostmist
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

© Элина Файзуллина, 2022

ISBN 978-5-0056-9472-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero


Пролог

Клампенборг, 1927 год


Неуверенный стук в дверь и последовавшая за ним вторая попытка не заставили хозяев откликнуться. Господин Мадсен глубоко вздохнул, зажег сигарету во рту, развернулся, раскрыл зонт и собрался уходить, преисполненный чувства разочарования от невыполненного поручения требовательного редактора. Молодого человека взяли в редакцию месяц назад на полставки, босс выказывал недовольство тем, что Мадсен, не обладавший достаточным опытом в профессии и более или менее значимым портфолио, был пристроен в солидное издание своим дядей – префектом города. Что ж, на этот раз снова не избежать недовольных взглядов и вздохов. Едва Мадсен успел затянуться, как позади него послышался щелчок, дверь слегка приоткрылась. Обернувшись, мужчина улыбнулся.

– Чем могу помочь? – поинтересовалась юная горничная.

– Мне нужно увидеться с вашей хозяйкой, Froken Dagmar1.

– Ее Величеству нездоровится сегодня, она никого не принимает. Будет лучше, если вы заглянете завтра или даже послезавтра. Учтите: нет гарантии, что она примет вас, она не слишком радуется незнакомцам, – бесцветно произнесла служанка.

– С кем это ты там говоришь, Маргарете? – послышалось за спиной девушки. – Кто удумал меня навестить? – любопытство женщины заставило ее податься вперед.

Это была она. Репортер узнал ее, хотя видел лицо на фотографии лишь однажды, и то мельком.

– Кто вы? – спросила дама и, оглядев посетителя, добавила: – Не припоминаю, чтобы мы были знакомы, я бы запомнила такое лицо.

– Мое имя Петер Мадсен, я корреспондент газеты «Политикен Денмарк». Наше издание хочет написать большую статью о вас. Разумеется, если вы дадите согласие, на что я очень рассчитываю.

Женщина замялась, она дала себе некоторое время на раздумья. В глазах Мадсена теплилась надежда, он глядел на собеседницу умоляющими глазами. Дагмаре приходилось по сердцу, когда на нее зрели таким образом, от того-то она и не стала отказываться сразу, а принялась расспрашивать гостя:

– Почему вы хотите написать обо мне, господин? – подозрительно уточнила она, продолжая разглядывать посетителя. Такая у нее была привычка – при знакомстве тянуть время, постигать человека как можно глубже, по деталям. Она мастерски умела в кратчайшие сроки составить о ком угодно представление на основании всего лишь его мимики, жестов и одежды.

Газетчик замешкался.

– Эм, мы в редакции считаем, что ваша история заслуживает внимания, нашим читателям будет интересно узнать подробности биографии женщины такого высокого статуса, которая, к тому же, наша землячка.

Она кротко улыбнулась. Хозяйка дома успела оценить скрупулезную опрятность внешнего вида незнакомца, который начинал удовлетворять ее интерес, такие люди внушали ей доверие.

– Я полагала, обо мне давно забыли. Что ж, мне нечего скрывать, я готова поговорить с вами. Проходите в парадную, – ответила дама.

Мадсена удивило то, с какой легкостью хозяйка согласилась на предложение. Ему казалось, что добиться интервью у высокопоставленной леди куда более проблематично. Он помнил слова редактора, который нелестно отзывался о женщине, уверял, что старуха – затворница со скверным характером. Мужчину поразила легкость ее натуры и миловидная, полная спокойствия физиономия, хотя держалась она весьма строго. Мадсена не покидало ощущение, что он на аудиенции у королевы. Дагмара была одета во все черное, только маленькое кружевное жабо было теплого белого цвета. Худая, низкого роста, но беспрекословно величественная и элегантная даже в свои годы. Седые волосы были плотно собраны высоко на темени, ни один волос не выбивался из ее аккуратной прически. Лицо умиротворенное, морщинистое, некогда большие глаза наполовину прикрыты нависшими веками. В ушах серьги с огромными бриллиантами в форме незамысловатого цветка, на шее длинная нитка мелкого жемчуга, на обеих руках массивные браслеты с драгоценными камнями. Но аристократичности ее облику придавали в первую очередь осанка, стать и манера держаться. Даже в самой простой одежде и без украшений в ней можно было бы разглядеть породистость.

В просторной комнате, куда она проводила журналиста, было уютно: сдержанный дизайн, ничего лишнего, вся немногочисленная мебель выполнена из благородного каштана. В кресле, рядом с книжным шкафом, сидел тучный мужчина в традиционной одежде с длинной рыжей бородой. При виде гостя он привстал и учтиво представился, наклонив голову: «Камер-казак Собственного конвоя Ее Императорского Величества, Тимофей Ящик». Потом спокойно опустился на место и продолжил смирно сидеть в ожидании указаний своей госпожи.

– Хотите чаю? – обратилась к визитеру дама и, не дожидаясь ответа, отдала лакею приказ разлить всем чай.

– Не откажусь, спасибо.

– Вам понравится, это не совсем чай в классическом понимании. Оцените вкус.

Дама сама протянула гостю изящную фарфоровую чашку янтарного цвета. Аромат луговых трав, ударивший по носу, показался ему приятным.

– Это копорский напиток, – пояснила женщина, тоже сделав глоток. – В России его называют Иван-чай.

– Необычный вкус, как и название.

– Супруг очень любил эту траву и сам же ее собирал на лугу, мы всегда употребляли ее на ужин всей семьей. Она успокаивает нервы.

После того, как чашки были осушены, дама направилась в гостиную, позвав гостя за собой.

– Прежде чем мы начнем, взгляните на вон те великолепные акварели, что висят в холле, – попросила она, следуя к стене, плотно обвешанной картинами. – Оленька восхитительно пишет. Ох, вы верно не знаете Ольгу?

Глаза Мадсена взволнованно забегали, он пытался вспомнить, о ком идет речь. Просматривая накануне в энциклопедии краткий очерк о судьбе хозяйки виллы, он сталкивался с этим именем, но все русские имена казались ему изощренно сложными и в голове его не отложились.

– Не тушуйтесь, – ласкового произнесла она. – Ольга – моя младшая дочь. Она весьма неплохая художница, даже выставлялась в национальной галерее. Скажите, господин, по душе ли вам ее творчество?

– Я, несомненно, восхищаюсь художественным искусством, но ничего в нем не смыслю, – честно признался мужчина, побоявшись, что если соврет, то его смогут легко разоблачить, едва разговор зайдет об изобразительном искусстве. – Картины и правда исключительно прекрасны, но, увы, их глубинного смысла я постичь не способен.

– В таком случае, не будем тратить время на живопись. Идемте.

Собеседники уселись на диван, Мадсен приготовил карандаш и блокнот, а хозяйка накинула на плечи шаль и удобно расположилась, готовая отвечать на вопросы корреспондента.

В гостиную со второго этажа спустилась, прихрамывая, женщина лет сорока пяти. Одета она была намного проще владелицы дома, так что могла бы запросто сойти за камеристку, но из-за внушительного внешнего сходства с пожилой хозяйкой гость сообразил, что дамы состоят в близком родстве.

– Подойди, дорогая, – подозвала женщина вторую. – Позвольте представить вам Ольгу.

Мадсен привстал и поприветствовал новую знакомую словами: «Как поживаете, великая княгиня?». Последняя не смогла скрыть смущения и легонько улыбнулась, опустив глаза.

– Ну что вы, я теперь уже не титулованная, обращайтесь ко мне просто – госпожа Куликовская.

– Как видите, дочери при мне, ухаживают за больной старой матерью. Муж Ольги, полковник Куликовский, и двое их прекрасных сыновей, разумеется, тоже живут с нами, их покои этажом выше. Оленька, подсаживайся к нам, этот господин – газетчик, хочет написать обо мне статью.

– Я не помешаю? – робко спросила женщина.

– Нет, нет, вы даже могли бы что-то добавить.

– Тимофей, будь добр, позови Ксению, пусть и она поприсутствует, нечего ей скучать одной в своей комнате, – воскликнула старшая женщина и добавила, – Господин Мадсен, хочу вас предупредить: Ксения Александровна не слишком дружелюбна, но не вздумайте принимать ее холодность на свой счет. Когда она к вам привыкнет, станется более приветливой.

Спустя минуту к ним спустилась очень статная, манерная дама с абсолютно каменным лицом.

В отличие от Ольги, Ксения была особой утонченной, выглядящей по-настоящему великой княжной, она, как и мать, носила на себе много украшений, одета была достаточно просто, но изысканно и дорого. Она не удостоила Мадсена ни улыбки, ни сколь-нибудь радушного приветствия, а лишь высокомерно оглядела его и мысленно составила о нем впечатление – не самое лучшее, как показалось мужчине. На самом же деле, его внешние данные она оценила высоко, но не в ее правилах было демонстрировать симпатию первому встречному.

– Старшая из моих дочерей, великая княгиня Ксения, – представила ее мать.

Женщина кивнула в знак приветствия, но голоса не подала.

– Вы могли видеть ее, она часто посещает светские мероприятия в столице, а вы, как журналист, судя по всему, тоже бываете в таких местах.

– Не имел чести, – откровенно ответил мужчина. – Я пока только начинаю свою карьеру, и статья о вас, можно сказать, будет моим дебютом.

Гость почти сразу вспомнил, откуда ему знакомо имя старшей дочери хозяйки.

– Ведь это ваш зять убил господина Распутина, верно?

– Это не доказано, – коротко ответила княгиня.

Строгий тон женщины предполагал окончание развития темы гибели Распутина, однако профессиональный интерес Мадсена, требующий узнать подробности истории от приближенных к участникам преступления, не давал ему угомониться:

 

– Господина Распутина, наверное, знают все, даже далеко за пределами России. Он притягивал к своей персоне много внимания во времена своего могущества, его личность мы изучали на уроках истории в школе.

– Не стоит упоминать эту фамилию в нашем доме, мы не разделяем ваше восхищение этим человеком, – сказала хозяйка, сжав зубы, так как ненавидела упомянутую персону всем нутром, еще при его жизни каждодневно проклиная его и желая ему смерти. – Полагаю, мы можем начать интервью.

Сестры устроились рядом с матерью, сложили руки на коленях и приготовилась слушать.

– В детстве, перед сном, Мама́ часто рассказывала нам с братьями истории из своей жизни, – подала голос Ольга.

– Тогда я мало что могла поведать, а вот сейчас, мои дорогие, история затянется. Милый Ники больше всех любил мои рассказы, каждую ночь готов был слушать о нашем знакомстве с вашим отцом, хоть и знал эту историю в подробностях, – почти шепотом произнесла хозяйка, и глаза ее немного увлажнились. Она извинилась, что расчувствовалась и кивнула в знак готовности продолжить беседу.

– Итак, с чего мне начать повествование?

– А что вам хотелось бы услышать?

– В общем-то, все. Начните с начала.

– Ох, это было так давно, кажется, прошло уже… – Женщина вдруг замолчала и начала рыться в памяти, – шестьдесят лет. Надо же! Ужасно много. Мне придется приложить усилие, чтобы воскресить воспоминания.

Мадсен выразил надежду услышать историю в подробностях.

Рассказчица быстро завладела интересом корреспондента. На самом деле, ее умению преподнести любую историю мог позавидовать даже искусный оратор. Женщина была великолепной собеседницей, прекрасно владела своим голосом, мимикой и жестикуляцией. Она привлекла репортера энтузиазмом. Не прошло и получаса с момента их знакомства, как молодой человек почувствовал себя причастным к судьбам совершенно чужих ему людей. В доме царили комфорт и благоденствие, и вскоре гостю стало понятно, что все это благодаря душевности хозяйки. Все остальные, кто находился в комнате, были чрезвычайно спокойны и молчаливы, а главная дама создавала вокруг себя много суеты, в хорошем смысле этого слова.

Глава 1

Копенгаген,1865 год


У меня было большое семейство. Отец Кристиан, недавно ставший королем по случайному стечению обстоятельств, лишь потому что прошлый король не имел детей мужского пола, мать королева Луиза и шестеро детей. С братьями я была не настолько дружна, как с сестрами, с которыми проводила почти все время. Наша младшая Тира – озорная, добродушная девчушка, которой всегда больше всех доставалось от строгих родителей из-за ее неугомонного характера. Благодаря ней поведение всех остальных детей родителям казалось ангельским. Самым близким членом семьи для меня всегда была сестра Александра, больше всего на свете я любила ее, она была мне не только сестрой, но и лучшей подругой. Мы были неразлучны все годы юности, пока старшая не сочеталась браком и не покинула отчий дом. Теперь Александра могла приезжать в Данию лишь изредка и ненадолго. После ее замужества мне было очень сложно обходиться без нее, тогда я осознала, насколько она заполняла собой мою душу. Первые месяцы без нее я плакала каждую ночь от тоски и одиночества. Ни с кем другим из своей семьи я не была столь близка, как с ней. Мы были одним целым, тандемом, который нельзя было разрушить, очень похожие внешне и разные внутри, но вместе мы будто составляли одно целое, дополняя друг друга. Мы обходились без дневников, которые принято вести девицам, потому что все мысли непременно изливали друг другу. Александру вследствие ее красоты, кротости и безупречного воспитания желали заполучить в качестве невесты многие королевские дома Европы, но опередила всех Британская королевская семья. Королева Виктория ни за что бы не упустила самую завидную невесту для своего старшего сына – наследника трона. Александра была редкостной красавицей: голубые распахнутые глаза под густыми бровями, тонкий аристократический нос, от природы алые губы. Кудрявые волосы она всегда собирала высоко на макушке. Стройная, она сделалась еще более статной, когда стала женой будущего короля Англии. У нее был нежный голосок и звонкий смех, которым она, однако, удостаивала лишь самых близких, при чужих смеялась неискренне, как бы не своим смехом. Кокетка, но не настолько, как я. Чуждая всякому высокомерию, она одинаково заводила беседы и с прислугой, и со знатью, оттого ее все любили и уважали. Она была рассудительней и немногословней меня, поэтому в детстве я часто вступала в передряги с братьями и сестрами, и именно Александра разрешала наши разногласия. Ссоры с ней у нас тоже случались, все из-за моей вспыльчивости, сложности характера и ее чрезмерной чувствительности. Ей было тяжело находиться в центре внимания при английском дворе, потому что она была не вполне уверенна в себе и крайне стеснительна. Даже в нашей семье все, кроме меня, считали ее странной из-за того, что чаще всего она была обращена внутрь себя, а бурю эмоций и чувств себя подавляла сдержанностью, которую все принимали за холодность. И только мне было ведомо, что сестра очень ранима и слаба душой, но невероятно чувственна и внимательна к людям. Александра была самым прекрасным человеком из всех, кого я знала.

Что до меня, в тот год мне вот-вот должно было исполниться восемнадцать лет, в семье все звали меня Минни из-за низкого роста, я действительно была ниже всех, не считая семилетнего брата.

Домом являлся нам старый Бернсторфский дворец. Бог знает отчего его принято именовать дворцом, мне он таковым никогда не казался, слишком уж скромен и мал размерами. Здание являло собой двухэтажное строение с выдающейся мансардой, комнаты которой использовались в качестве жилья для прислуги. Второй этаж занимали шестеро детей семейства, в том числе и я, а первый всецело принадлежал нашим августейшим родителям, здесь же находились парадные гостиные и комнаты для гостей. Изнутри во дворце не было ничего примечательного, выдержанное убранство в скандинавском стиле, которое собственноручно организовала Мама́, отличавшаяся изысканным вкусом. Родители предпочитали вести скромный образ жизни, поэтому резиденция скорее напоминала особняк столоначальника высокого ранга, нежели жилище королевской семьи. Больше всего мне нравился сад, это было самым уютным местом здесь, я питаю особую любовь к природе, как и все остальные братья и сестры. Эту любовь нам привила Мама́, которую уход за садом занимал более всех остальных дел, коих у нее всегда водилось предостаточно. Все мои лучшие воспоминания из детства, так или иначе, связаны с этим садом, сызмальства вместе с Мама́ мы сажали деревья, ухаживали за ними, собирали плоды и даже сами готовили себе из них сладости вроде мармеладок. Раз в неделю отец подстригал отросший газон, он считал это занятие успокаивающим нервы. Мы с сестрами срезали по утрам розы, чтобы весь день аромат цветов окутывал наши комнаты, а вечером добавляли в свои ванны лепестки этих самых роз. Круглый год мы ели собственные яблоки, груши, абрикосы, персики, сливы и даже дыни.

Никаких излишеств в нашей семье никогда не было, только самое необходимое для жизни, это касалось и дома, и одежды, и еды. Гардероб мы обновляли только в случае, если вырастали из старой одежды, либо если одежда рвалась в тех местах, где не получалось зашить ее незаметно. Подарки на праздники всегда дарились практичные: акварели, ткани на пошив жакетов, нотные тетради и прочее.

На следующий день после приезда сестры мы полдня провели в лесу близ дворца. Конная прогулка подходила к концу, стук копыт о влажную землю становился все медленнее. Последнюю милю мы двигались неспеша, дабы отдышаться после активных скачек.

– Моя взяла, – ликовала Александра. – Ты начала сдавать, Минни. Помнится, раньше ты была куда резвее меня.

– Мне не спалось сегодняшней ночью, чувствовала себя неважно, это и сказалось на моем проигрыше, – ответила я.

– Полно придумывать, просто признай свое поражение, в Англии я брала уроки верховой езды у лучшего учителя.

– Ты можешь радовать сколько угодно, но сегодня я с тобой не соревновалась, не то настроение. Расскажи-ка мне лучше, как тебе живется при британском дворе? Ты уже освоилась?

Александра глубоко вздохнула.

– В моей жизни в Англии есть как хорошее, так и довольно неприятное.

– Я хочу знать все. Вчера, когда ты приехала, я не стала мучить тебя расспросами, ты выглядела уставшей после долгой дороги. Но теперь я намерена узнать у тебя все-все-все. Мы не виделись с самой твоей свадьбы.

– Прежде мы должны испить кофе, в горле пересохло.

Я кивнула, и мы направили лошадей в сторону дома.

Едва мы ступили на порог, дворецкий, ожидавший хозяек у входа, поспешил поднести ко мне поднос с письмом.

– Спасибо, Йенс.

– От Николая? – с ухмылкой поинтересовалась Александра. – Полагаю, и тебе есть о чем мне поведать. В твоих эпистолах давно не значилось о нем ни слова.

– Здесь его печать.

– Читай же скорее, думаю, тебе не терпится.

– Позже, сейчас я решительно настроена пообщаться с тобой, милая сестрица. Николай пишет не слишком часто, но много, порой получаю по пять страниц изъяснений.

– Ведь это положительный знак, верно?

Я выразила согласие.

Она была права, мне действительно не терпелось поскорее распечатать письмо от любимого и прочитать его взахлеб, а затем перечитать еще несколько раз, чтобы уловить детали и настроение автора. Но я предпочитала читать письма от Николая в уединении, на это мне требовалось много времени, поскольку сразу после прочтения я садилась составлять ответ, пока мысли свежи. На полях я всегда рисовала для него милые рисунки карандашом, чаще всего автопортреты. Ему нравились мои художества, в каждом новом письме он отмечал качество моих набросков.

Нам подали чай, и после нескольких глотков мы принялись обсуждать жизнь Александры при английском дворе.

– В британской королевской семье не все мне рады. У меня сложились весьма добрые отношения со свекровью и супругом, а также с его сестрами, но дядя мужа, герцог Саксен-Кобург-Готский, и барон Стокмар меня не жалуют. При каждой нашей встрече, хоть они и редки, пытаются уколоть наших родителей. Они считают, что, раз корона досталась отцу случайно, нельзя называть родителей полноценными королем и королевой. К тому же, притязания Дании на Шлезвиг-Гольштейн не дадут герцогу смириться с тем, что королева Виктория выбрала именно меня в качестве своей невестки. Королева, конечно, сохраняет нейтралитет, ведь она полностью поддерживает немцев в этом вопросе, но и ко мне склонна относиться с уважением, я ее полностью устраиваю.

– Это омерзительно, – возмутилась я. – Неужели этим пруссакам не хватает такта оставить свое мнение при себе?! Почему они позволяют себе злословить на наш счет?

– Герцог Эрнст очень уважаем королевой, она не смеет возражать ему, особенно после смерти своего мужа. Я стараюсь обходить стороной этого родственничка, дабы снова не быть забрызганной грязью его острого языка.

– Как ты такое терпишь? Ты будущая королева Англии, а этот герцог, стало быть, никто, как он может высказываться?

– Успокойся, сестренка, все хорошо, я давно перестала обращать внимание на подобное. В Англии люди несколько другие, они менее сдержанны в выражении своего мнения. А что до колкостей, так они их обожают. Сарказм – их вторая после чая любовь.

– Уж я бы не стала терпеть и предприняла какие-то действия, чтобы покончить с оскорблениями в адрес моей семьи.

– Давай переменим тему, иначе мысли об этом заставят меня расстроиться.

– Ладно. А чем ты там занимаешься? Тебе не скучно?

– Больше всего при дворе мне не хватает твоего общества, – улыбнулась сестра. – В целом, мое пребывание там нельзя назвать скучным. Я много учусь, ко мне приставлены лучшие учителя страны, рисую пейзажи, читаю английских писателей в надежде постигнуть суть менталитета британцев, по-прежнему занимаюсь гимнастикой по утрам, езжу верхом и упражняюсь в музицировании.

– Я слышала, при дворе королевы Виктории устраивается много пышных балов.

– О да, балы там действительно что надо: танцы до утра, много шампанского, интересные знакомства. И хотя я не заметила в англичанах излишней тяги к роскоши, у меня сложилось впечатление, что они однозначно знают в этом толк и умеют удивить неискушенных.

– Таких, как мы? – засмеялась я.

– Именно. Никогда не задумывалась о скромности нашей датской жизни, пока не попала в Англию. Вот уж действительно оказалось, что Папа́ и Мама́ чересчур умерены. Как-никак, они монархи, могли бы позволить себе чуть больше.

– Как бы я хотела пожить твоей жизнью, Александра. Мне не по душе размеренность, царящая здесь, хочется движения, общения со многими людьми, танцев, путешествий. Хочу носить драгоценности, тиары, блистать в свете. Я бы сама придумывала фасоны платьев для своих выходов, – с воодушевлением поделилась я.

 

Александра разразилась хохотом.

– Полагаю, тебя утомила бы атмосфера вечного праздника и гуляний. Я бы с удовольствием отдохнула от балов, но не являться на них мне нельзя, я обязана присутствовать на всех, широко улыбаться и обменяться хотя бы парой фраз с каждым присутствующим.

– Отдохнешь здесь, у нас тут вообще балы раза два в год, – уныло ответствовала я.

– Хочешь, отправлю тебя вместо себя? Внешне мы похожи, наденешь каблуки, чтобы соответствовать моему росту, шляпку с широкими полями. Никто подмены не заметит.

– Извини, сестра, но я должна вот-вот отправиться в Россию.

– Вот мы и подошли к разговору о тебе. Когда вы с Николаем поженитесь? – поинтересовалась она. – Ваша помолвка затянулась.

– Ох, эта тема болезненна. Я жду решительных действий со стороны жениха, но пока в его письмах нет ни намека на скорый брак. Подвешенное состояние начинает угнетать. Я все думаю, не передумал ли он. После Дании Николай посетил еще несколько стран, что, если ему приглянулась другая принцесса? Европа кишит непомолвленными девицами благородного происхождения.

– Ерунда! Разве можно сыскать кого-то, кто превзойдет нашу Минни! Все образуется, вот увидишь. Дай ему время, возможно, он пока не готов обзаводиться семьей, ему хочется познавать мир.

– Я могла бы путешествовать вместе с ним, будь мы женаты.

– Милая, супругам довольно сложно путешествовать вместе из-за некоторых побочных эффектов супружества, – смущенно произнесла Александра.

– Что ты под этим подразумеваешь?

– Частые беременности, разумеется.

– Я намерена контролировать свою детородную функцию. Не хочу обзаводиться множеством детей. Одного или, может быть, двух мне вполне хватит.

– Смешная, и как, интересно, ты собираешься это контролировать?

– Найду способ. Пока что мне не приходилось об этом задумываться.

– На самом деле, это проблематично. Моя свекровь, которая произвела на свет девятерых младенцев, говорит, что постоянные беременности неизбежны, как ни старайся, особенно, если между супругами обнаружится любовная привязанность друг к другу. «Просто-напросто игнорируй свое вынашивание, не замечай его, в конце концов, любая болезнь проходит», – сказала она мне. Знаешь, я очень рассчитывала повременить со второй беременностью, однако … – она прервала разговор, и опустила глаза на свой живот.

– Ты снова ждешь ребенка?

Сестра на мир прикрыла веки в знак согласия и широко улыбнулась.

– Господи! Как я рада! Александра, лапушка, какое счастье!

– Я узнала об этом прямо перед отъездом в Данию. Не стала никому говорить, даже Эдуарду, побоялась, что он попытается отговорить меня от поездки.

– Вот и правильно. Когда бы я тебя снова увидела, если бы ты не приехала сейчас, а дождалась родов.

– Думаю, очень нескоро. Свекрови не очень-то по душе отпускать меня на родину: считает, что мое место отныне рядом с мужем.

– Да ну ее. Как ты себя чувствуешь? Тошнота не беспокоит?

– Только по утрам. Первая беременность прошла легко, роды тоже. Молю Господа, чтобы и со второй трудностей не возникло.

– Я буду ухаживать за тобой. Можешь гонять меня по своим поручениям. Хочешь чего-нибудь? Принести тебе грушу с сада?

– Дагмара, Дагмара, не суетись, мне ничего не нужно, к тому же, слуг предостаточно.

– Жаль, что ты не привезла моего племянника, я бы с радостью с ним познакомилась.

– Он еще совсем мал, ему чуть больше года. Познакомитесь, когда мальчик подрастет и сможет хотя бы поздороваться с тобой.

– Я приготовила для него подарки. Обещай, что опишешь мне его эмоции, когда они дойдут до него. И Мама́ много чего прикупила для внука, но мои дары ему куда больше полюбятся, у меня-то игрушки всякие, а у Мама́ одежки, одеяльца и серебряная ложечка.

В вечерний час, когда все члены семьи и прислуга отошли ко сну, я принялась за чтение письма от жениха. Раскрыв бумажный сверток, вместо длинного текста, которыми по обыкновению удостаивает меня Николай, я обнаружила короткое, небрежно начирканное сообщение. Почерк был явно не его. Прочитав письмо, я ужаснулась и побежала в спальню сестры.

– Беда случилась, – крикнула я, едва отворила ее дверь. – Александра, ты не спишь еще? Поговори со мной, успокой меня, милая, Александра, кошмарные новости! Александра, вставай, умоляю!

– Что такое? – испугалась Александра. – Говори тише, иначе весь дом разбудишь.

– В письме говорится, что Николай страшно болен, не встает с постели. Кажется, он упал с лошади, не помню точно, этот момент я пропустила, где-то тут об этом упоминалось, да, вот тут, точно, лошадь его опрокинула, и уже несколько дней он не может оправиться, его камергер пишет, что состояние господина ухудшается.

– Боже мой, бедный, бедный Николай. Не переживай, Минни, уверена, за ним хорошо присматривают дома, родители наверняка наняли для него лучших лекарей.

– Да нет же, Александра, он ведь не доехал еще до России, все случилось во Франции. Из близких людей с ним сейчас только камергер. Лекарей, конечно, ему наняли, но никто не дает утешительных прогнозов. Ах, Боже мой, стало быть, дела и впрямь хуже некуда, Николай не стал бы просить сообщать мне пустяковые вести. Как мне следует поступить, Александра? Зачем, ты думаешь, он просил меня оповестить?

Александра схватилась за голову.

– Ты верно рассуждаешь, похоже, ситуация критическая. Ты должна поехать к нему.

– Папа́ ни за что не позволит мне ехать, ведь так? Ты поможешь уговорить его? Тебя-то он точно послушает, Александра, ты пособишь мне, ответь?

– Минни, утихомирься же хоть на секунду, ты тараторишь так, что я половину слов не могу разобрать. Присядь, на вот, глотни воды. Мне кажется, отец легко отпустит тебя во Францию, ведь он как нельзя лучше относится к Николаю и в такой ситуации не станет противиться вашим встречам, пусть даже наедине. Твоя поездка станет носить исключительно благородный характер – ты поедешь ухаживать за больным женихом. Нет-нет, уговоры точно не пригодятся.

– Как жаль, что ты в положении, иначе бы я попросила тебя сопровождать меня, – вздохнула я.

– Ты со всем справишься сама, не переживай. Ты очень сильная, намного сильнее меня, так что моя помощь тебе совсем не понадобится. Не изнывай понапрасну всю ночь напролет, иди к себе, приготовь все необходимое и ложись в постель, поднимешься на заре и попросишь у Папа́ разрешения, и уверяю, он организует твое отбытие в тот же день, в крайнем случае – на следующий.

Я крепко обняла ее, поцеловала в обе щеки и помчалась набивать чемодан вещами.

Полночи прошли в сборах, наскоро собраться не получилось. Своеобразная цель поездки озадачила меня тем, что необходимо брать с собой. Я не представляла, сколько мне придется пробыть во Франции.

Поднявшись с кровати утром после бессонной ночи, я обнаружила себя в ужасном состоянии. В зеркале отражалось уставшее лицо, отекшие веки и бледные губы.

– Минни, поспеши в столовую, иначе пропустишь завтрак, – послышался голос матери снизу.

С ужасом я сообразила, что прилично проспала, все давно уже встали и собрались за столом. Небрежно собрав волосы и умыв лицо мылом, я спустилась к родным. Вся семья была в сборе, мать выказала недовольство моим опозданием и следовавшим за этим остыванием еды. В нашей семье не принято было начинать трапезу, пока все ее члены не соберутся за столом, и покидать стол, если хотя бы кто-нибудь еще не покончил с пищей. Посчитав, что нет смысла тянуть с разговором, я сразу поведала семейству о произошедшем с Николаем и попросила разрешения последовать к нему во Францию.

– Но Франция находится на порядочном расстоянии, – возразила Мама́. – Мы не можем отпустить тебя одну в такую даль, ты никогда еще не путешествовала без сопровождения. Нет-нет, я решительно против этой поездки.

Отец же не выказал столь бурной категоричности в этом деле, он лишь осведомился о том, где я намереваюсь поселиться, когда вернусь, сколько мне потребуется денег и может ли он рассчитывать на мое благоразумие. Получив утвердительные и вполне обоснованные ответы на все интересовавшие его вопросы, он с легкой душой согласился отпустить меня во Францию, как и предрекала Александра. Мама́ изрядно расстроило то, что ее запрет не нашел поддержки у супруга. Опечаленная, она отправилась в свои покои, не доев завтрака.

– Не обращай внимания, Дагмара, Мама́ переживает за тебя. Я поговорю с ней и все улажу. Будь покойна. Мы будем ждать от тебя вестей каждый день. Надеюсь, твое присутствие придаст сил цесаревичу, и он поправится. Постарайся заботиться о нем как следует и не возвращайся, пока ему не станет значительно лучше.

1Госпожа Дагмара (датск.)