Loe raamatut: «Лето придёт во сне. Оазис», lehekülg 12
То ли так повлияли последние слова Бурхаева, брошенные с бесконечным презрением, то ли вид собственного жалкого и заплаканного отражения, который Яринка краем глаза уловила на зеркальном потолке, но её страх вдруг сменился отчаянной злостью. Да, этот спесивый сноб купил её. Да, теперь он может сделать с ней всё, что угодно, и никто не придёт на помощь, никто даже не посочувствует. Но её слёз он больше не увидит, как не услышит и ни слова мольбы.
Выпрямив спину, вздёрнув подбородок, словно она опять была на подиуме и собиралась танцевать, Яринка начала раздеваться. На пол полетели сапоги, юбочка, колготки… наконец, сняв кружевные трусики и переступив через них, она подняла голову, и спокойно, почти безмятежно встретила взгляд Бурхаева. И на этот раз в нём не было презрения.
– Уже лучше, – наконец вымолвил он после продолжительной паузы, во время которой бесцеремонно разглядывал мою подругу, но так и не заставил её опустить глаза. – А то я уже подумал, что ты обычная безмозглая кукла, возомнившая себя принцессой.
Он подошёл к Яринке вплотную, положил руку ей на грудь, сжал, ущипнул за сосок. Не дождавшись никакой реакции, одобрительно хмыкнул:
– А ведь, пожалуй, ты мне подойдёшь. Пожалуй, справишься.
Яринка не сочла нужным отреагировать и на этот раз, хотя понимала, что сейчас от неё ждут вопросов. Лишь чуть приподняла брови и переступила ногами на колючем ковре.
Бурхаев медленно обошёл вокруг неё, провёл рукой по ягодицам, скользнул ладонью между ног, ещё раз испытующе вгляделся в лицо и вернулся на диван, прихватив со столика бутылку.
– Значит, так, красавица, – начал он уже другим, деловым тоном, без капли злобы или насмешки, – предлагаю выбор. Или я оправдываю потраченные деньги, используя тебя по прямому назначению, то есть имею в хвост и в гриву, когда сочту нужным. Или это делает мой сын. Но погоди радоваться, это далеко не всё, что от тебя потребуется. Вы с моим дурнем часто общались?
Отец Яна не сводил с Яринки пристального водянистого взгляда, и от этого ей было более неуютно, чем от собственной наготы, но ответила она сразу и прямо:
– Каждую ночь.
– Угу, – покивал Бурхаев. – То есть ты его уже достаточно знаешь, чтобы понять, что он чуток не от мира сего?
– Ян очень хороший. – На этот раз Яринка позволила себе чуть повысить голос.
– Для тебя он, конечно, хороший, жениться ведь обещал. Обещал же? Ну вот, это у него бзик такой – стремление спасать сирых и убогих. Ещё под стол пешком ходил, а уже домой тащил котят да собачат. Но притащить прошмандовку без роду и племени я ему не позволю! Ты для другого сгодишься. Подкати-ка столик ко мне.
Яринка помедлила секунду, но послушалась. Выполнив распоряжение, потянулась было поднять свою разбросанную по полу одежду, но Бурхаев остановил её:
– Э, нет! Не одевайся пока. Вдруг ты выберешь первый вариант, тогда сразу к нему и перейдём. Но сначала послушай, как будет в другом случае. Мой сын время от времени приезжает сюда, трахается с тобой, вы общаетесь и милуетесь, ты изображаешь неземную любовь и непобедимое намерение стать его женой. В общем, твоя цель – быть для Яна очень близким человеком, заставить его полностью доверять тебе. Это ясно?
Яринка кивнула, по-прежнему стоя обнажённой на ковре, но теперь снова начиная бояться. И бояться не самого Бурхаева, а того, что он говорит. А говорил он такое:
– Затем на остров прибываю я, мы с тобой встречаемся, и ты мне рассказываешь всё, чем живёт и дышит мой сын. Он, знаешь ли, меня в последнее время серьёзно беспокоит. Иконописец хренов. Отдалился от семьи, друзья у него непонятные – такие же блаженные чудики, за девками не бегает, красками своими дебильными весь дом зас… Впрочем, это уже не твоё дело. А твоё – запоминать и пересказывать мне то, что он говорит и даже думает. Я хочу знать всё, что на уме у моего сына, и для этого мне нужен человек, которому он будет полностью доверять. Ты вроде подходишь.
Яринка замотала головой, чувствуя, как напускная уверенность и равнодушие уступают место отчаянию:
– Я не могу так… Ян любит меня!
Бурхаев-старший заржал, запрокинув голову и хлопая себя по трясущемуся под халатом животу. Отсмеявшись, снова хлебнул из бутылки и взглянул на мою подругу по-новому, почти благожелательно.
– А ты мне всё больше нравишься. Я-то думал, что шаболда шаболдой, а ты вон в любовь ещё веришь, стучать тебе стыдно. Думаю, сработаемся. Про любовь же я тебе сейчас поясню. Мой сын, как я уже говорил, не от мира сего и с женщинами до сих пор отношений не имел. Я и привёз его сюда затем, чтобы он хоть бабу понюхал, авось мозги на место встанут. А тут ты подвернулась. Но оно и к лучшему получилось, выходит. Так вот, тебе удалось очень удачно с ним познакомиться, я бы лучше не придумал! – Бурхаев-старший сделал жалобное лицо и проблеял: – В этом логове разврата и порока к нему вдруг обращается за помощью бедная овечка, которую готовят на заклание. И овечка, надо заметить, весьма недурственна собой. Вот мой дурак и поплыл, благородным спасителем себя почувствовал! Любовь у него… Любовь эта, милая ты моя дурында, пройдёт очень скоро, когда он начнёт общаться с другими девушками, умными, образованными, из хороших семей. Это я устрою. И постепенно с твоего светлого образа облетит позолота, и предстанешь ты перед ним той, кто есть. Глупой шлюшкой без роду и племени. Думаю шести месяцев, за которые я заплатил, аккурат для этого хватит. Ну, так что, овечка? Сотрудничаем?
Глава 11
Русалка
Яринка замолчала и уставилась в одну точку, а я воспользовалась этим, чтобы перевести дух. Разжала кулаки, которые, оказывается, до этого сжимала с такой силой, что пальцы онемели, а ногти впились в ладони. К счастью, того, чего я боялась больше всего, Яринка не сказала: Бурхаев-старший, при всей своей несомненной гнусности, не изнасиловал её. Если только…
– Так ты согласилась всё ему рассказывать про Яна?
Подруга молчала, и мне опять стало страшно. Нет, не может моя Яринка оказаться настолько неразумной, чтобы не увидеть единственного правильного выбора!
– Ты согласилась или нет?!
Она качнула головой, и моё сердце ухнуло в пустоту. Я уже открыла рот, чтобы издать горестный вопль, когда подруга торопливо ответила:
– Не сразу. Не сразу согласилась.
Мой так и не прозвучавший возглас обернулся облегчённым вздохом. И я уже собралась выразить это облегчение в словах, но Яринка вдруг заплакала. Тихо и безнадёжно. Я сразу пересела к ней, обняла за плечи, она уткнулась мне в плечо, вздрагивая всем телом. И сразу начала рассказывать: торопливо, взахлёб, спеша выплеснуть накопившуюся боль.
Бурхаев задал вопрос и выжидающе замолчал. Яринка стояла там же, посреди гостиной на ковре, зябко ёжась, и инстинктивно прикрывала руками обнажённую грудь. Она молчала, упрямо глядя в сторону, и повисшая между ними пауза начала угрожающе затягиваться.
– Мне долго ждать? – наконец, подчёркнуто терпеливо осведомился отец Яна, барабаня пальцами по диванному валику.
Яринка не ответила. Согласиться на первый вариант она не могла, на второй – не хотела. И молчание сейчас казалось ей единственным приемлемым вариантом, который, по крайней мере, даст ей чуть-чуть времени, маленькую отсрочку перед неизбежным.
Но Бурхаев не позволил ей воспользоваться этой отсрочкой. Он не стал больше ничего спрашивать, не стал ждать. Вместо этого, раздражённо крякнув, поднялся с дивана, тяжело ступая, подошёл к моей подруге и схватил её за руку.
В первый момент застигнутая врасплох Яринка не сопротивлялась, позволила подтащить себя к дивану, швырнуть на него лицом вниз и, только уткнувшись носом в бархатную обивку и услышав над собой тяжёлое мужское дыхание, отчаянно рванулась, попыталась вскочить. Но сверху на неё уже навалилась сопящая, пахнущая алкоголем и табаком тяжесть, придавила, обездвижила, грубые руки жадно зашарили по обнажённому телу.
Яринка закричала. Без надежды на чью-то помощь, без желания просить о пощаде, но от непреодолимого отвращения, от несправедливости и безысходности.
– Заткнись, мать твою! – прошипел Бурхаев-старший, с силой вжимая её лицо в диван. – Подумают – я тебя убиваю…
Лишённая возможности кричать и дышать, Яринка задрыгала ногами, пытаясь освободить хотя бы голову, суметь чуть-чуть повернуться, чтобы ухватить немного воздуха, но Бурхаев навалился сильнее, стиснул в кулаке её волосы. Перед глазами замелькали мутные пятна, пульс уже гремел в ушах, а лёгкие мучительно сжимались, и в мечущемся Яринкином сознании вдруг мелькнула злорадная мысль о том, что задохнуться сейчас – может, и не худший финал истории. Ещё немного потерпеть – и всё кончится, страшное останется позади, она наконец-то обретёт свободу и беспечно полетит прочь между чёрным морем и чёрным небом, оставив подонка Бурхаева с его, получается, впустую потраченными деньгами.
И моя подруга уже почти не сомневалась в таком исходе, когда всё неожиданно кончилось.
Отец Яна отпустил её голову, поднялся на ноги и, как ни в чём не бывало, принялся снова пить из бутылки, а Яринка осталась лежать навзничь, шумно глотая воздух, судорожно царапая ногтями обивку дивана. Потом свернулась калачиком, спрятавшись сама в себя, почти жалея о том, что не успела задохнуться.
– Ну, вот что. – Диван прогнулся, Бурхаев сел рядом с Яринкой, но на этот раз не прикоснулся к ней, а его голос снова звучал ровно и бесстрастно. – Дурака поваляли, и хватит. Свои условия я тебе озвучил. С тебя одно слово «да» – и можешь выметаться. А попробуешь снова играть в молчанку, я тебе не только сегодня кузькину мать на всю ночь устрою, но и в ближайшие полгода разучишься ноги вместе держать. Я ведь могу тобой и друзей угощать, условиями покупки это оговорено. Так что спрашиваю во второй раз, третьего не будет. Сотрудничаем?
Яринка снова замолчала, страдальчески прикусив губу, а я почти простонала, не в силах больше выносить неизвестность:
– Ну? Ты согласилась? Ушла?
Кивок подруги стал лучшей новостью за весь этот сумасшедший день, с души посыпались камни. Я даже позволила себе улыбнуться:
– Молодец, надо было сразу…
Но Яринка уже снова плакала, и пришлось опять обнимать её, и гладить по волосам, и шептать что-то успокаивающее, хоть я и не понимала, над чем она так убивается, если самого страшного не произошло? Конечно, бедняжка перепугана и расстроена, но это были не те слёзы, какими оплакивают уже случившуюся беду, подруга продолжала бояться чего-то в будущем, и бояться настолько сильно, что не могла справиться с этим страхом. Я уже хотела начать мягко расспрашивать, когда Яринка заговорила сама:
– Что мне теперь делать? Он же не отстанет! Он сказал, приедет весной, и я должна буду ему всё про Яна рассказать…
Я пожала плечами:
– Ну и расскажи. Ян – его сын, ему он всё равно ничего плохого не сделает, а с тобой…
Яринка протестующе дёрнулась, высвободилась из моих объятий и непримиримо затрясла головой:
– Ну нет! Если этот старый мудак думает, что запугал меня, то он идиот! Ещё посмотрим… Вот я успокоюсь и придумаю, чтобы… Такое придумаю!
Я не на шутку встревожилась:
– Ярин, не надо! Он мудак, конечно, ещё какой мудак, но это очень опасно! Не тебе с ним воевать! Просто сделай всё, как он говорит, ведь, если узнает, что ты его за нос водишь, он может… да что угодно может! Он тебя купил, и никто ему слова не скажет, если…
Выпалив последние слова, я осеклась от неожиданно пришедшей в голову жуткой мысли. Вдруг не все девушки, нашедшие последний приют в Русалкиной яме, отправились туда добровольно? А что, очень удобно: глубина сразу у берега, груз на шею, толчок в спину – вот тебе сразу и казнь, и похороны.
Умоляюще посмотрев на Яринку, я уже собралась продолжить уговаривать её не делать глупостей, но увидела на лбу подруги знакомую упрямую складочку и в отчаянии закрыла глаза.
– Думает, самый крутой, да? – бормотала Яринка уже сама себе. – Думает, все его боятся…
В безнадёжной попытке отвлечь её от опасных мыслей я озвучила то, о чём подозревала с той самой минуты, когда увидела на пасмурном пляже две слившиеся в поцелуе огненно-рыжие головы:
– Чего ты вообще так переживешь за этого Яна? Влюбилась?
Яринка сразу вынырнула из своих мыслей, возмущённо вскинулась:
– Ещё чего! Он мне просто нужен сейчас… выгоден!
– Ну-ну, – скептически закивала я, глядя на предательские пятна румянца, вспыхнувшие на бледных щеках подруги. – А он где сейчас вообще? Почему вместо него отец был?
Яринка зло фыркнула:
– Потому что старый хрен его на материк по каким-то делам сплавил! Всё рассчитал, паскуда! Ян завтра приедет… точнее, уже сегодня. И я к нему ночью пойду.
– И?!. – с нажимом спросила я, имея в виду, собирается ли подруга следовать инструкциям Бурхаева-старшего.
Но она, сморгнув последние слёзы, превращаясь в прежнюю Яринку – уверенную и невозмутимую, ровно ответила:
– И мне надо успеть выспаться. Утро вечера мудренее.
С этим спорить я не стала: сама чувствовала себя донельзя вымотанной этим бесконечным днём. И уснула, несмотря на взвинченные нервы, почти сразу.
Разбудили меня голоса соседок. Вернувшись с работы, Ася и Вика желали знать, как прошла первая Яринкина «брачная» ночь, и ради этого не постеснялись растолкать её. Я не захотела участвовать в разговоре и не подала виду, что проснулась, лишь насторожила уши. Примечательно, что Яринка не растерялась даже спросонок: её голос звучал совершенно беспечно, словно и не было в её жизни вчерашних тяжёлых событий.
Этим беспечным, чуть капризным голосом, она пояснила, что ничего не было, что Бурхаев купил её не для себя, а для своего сына, которого сейчас нет на острове. И что звал только для того, чтобы посмотреть на приобретение вблизи, потому и отпустил так рано. Что она точно не знает, когда приедет её настоящий хозяин, и чтобы её уже оставили в покое и дали поспать. Соседки таким рассказом вполне удовлетворились, видимо, здесь не считалось чем-то удивительным, если мужчина покупал девушку кому-то в подарок.
В следующий раз мы с подругой увиделись во время обеда, когда я вернулась с работы, но и там нам не дали остаться наедине. Соседки опять поздравляли её, на этот раз – с молодым постоянником, что для Оазиса было редкостью. Я внимательно наблюдала за Яринкой и только удивлялась тому, как хорошо у неё получается изображать радостное оживление. Это даже показалось мне подозрительным и, едва мы вышли за порог, направляясь на занятия, я нетерпеливо спросила:
– Ну? Что ты надумала? Что будешь делать?
Подруга одарила меня ослепительной улыбкой, и мои подозрения усилились.
– Нет! – Я даже затопала ногами от бессилия. – Нет, не говори мне, что ты собралась воевать с Яновым отцом! Он же тебя в порошок сотрёт! Сожрёт и не подавится!
– А если всё-таки подавится? – Яринка невинно захлопала ресницами, и я с великой досады уже собралась её пихнуть или ущипнуть, но она вдруг отскочила в сторону и, хохоча, побежала по дорожке.
Я припустила за ней, впадая в ещё большее недоумение: подруга выглядела… счастливой? После вчерашнего?
Мы с топотом ворвались в библиотеку, и ожидающая нас Зоя подпрыгнула от неожиданности, свела брови, но почти сразу удивлённо их подняла:
– Ярина? А ты зачем пришла? Мне сказали, что вчера твой аукцион был закрыт.
Мы насторожились.
– Да, – осторожно подтвердила Яринка. – А что?
– Ты не знаешь? Твоё обучение закончено. Мы учим девочек, только пока они не работают, тем более что вы обе и так почти завершили необходимую программу.
Тут она была права. Наши занятия только первые месяцы можно было действительно назвать занятиями, изучением чего-то нового каждый день. Но чем дальше, тем короче становились уроки и тем чаще мы уже только повторяли пройденное или болтали со своими преподавательницами, а то и просто читали книги, которые они нам рекомендовали. Пожалуй, только английский ещё предстояло и предстояло зубрить, а что касается этикета, психологии общения и обольщения, визажа и стилистики, то здесь нам давно уже не подавали новых знаний.
Яринка затопталась между стеллажами, несмело спросила:
– А разве нельзя приходить просто так? Вместе с Дайкой? Если мне интересно?
Зоя польщённо улыбнулась:
– Если интересно, то, конечно, приходи. Но теперь это уже полностью твой выбор. Ты небось и на работу сегодня собиралась?
– А что, тоже можно не ходить?
– Конечно можно! Ты теперь обязана делать только то, что скажет твой постоянник, остальное – по желанию и с его разрешения.
Избегая моего взгляда, Яринка попятилась к двери:
– Тогда я сегодня, пожалуй, отдохну. Ночь не спала… До свидания!
– До свидания, – кивнула Зоя, а я осталась дура дурой торчать посреди библиотеки и могла лишь мысленно честить подругу, которая так ловко ушла от расспросов.
И ушла, как позже выяснилось, надолго. Я до позднего вечера сидела в гостиной, пытаясь отвлечься то телевизором, то игрой в приставку, пока глаза не начали слипаться. Подруга не вернулась. В конце концов, я поднялась наверх и уснула, измученная ожиданием, а утром первым, что я увидела, открыв глаза, была заправленная и непримятая Яринкина постель.
Начиная беспокоиться уже не на шутку, я высказала свои опасения вернувшейся пораньше с работы Асе, но она лишь посмеялась, сказав, что, учитывая, какой молодой постоянник достался моей подруге, мы теперь не скоро её увидим.
Скоро, не скоро, а явилась Яринка только к вечеру, когда я уже вернулась с занятий и с тоской гадала, придётся ли мне и эту ночь коротать одной. На этот раз она и не думала темнить и избегать расспросов, а сама потащила меня прочь из домика, на пустой, начинающий тонуть в сумерках пляж, где можно было поговорить без посторонних ушей.
Я сдерживала досаду до тех пор, пока мы не пришли к морю, за которым медленно гасло солнце, и не устроились на взятом с собой пледе, брошенном прямо на песок. Только тут я заметила, что Яринка принесла с собой небольшой бумажный пакет, аккуратно поставила рядом с собой. В другое время я бы обязательно заинтересовалась содержимым пакета, но сейчас меня переполняли эмоции:
– Ты могла вчера хотя бы предупредить, что не вернёшься?! Я полночи опять уснуть не могла, тебя ждала!
Этот обличающий вопль был заглушен шумом набежавшей на берег волны, из-за чего потерял большую часть вложенного в него праведного гнева. Но Яринка всё равно посмотрела виновато. Опустилась на плед, скрестив ноги, обезоруживающе улыбнулась. Я пока не торопилась садиться, глядела на неё сверху вниз, удивляясь счастливому виду подруги. От этого вида моя злость растворилась, как дождевая капля в морской воде. Я неуклюже плюхнулась рядом с ней, обхватила колени руками.
– Ладно, что там у тебя?
И Яринка, выдержав важную паузу, начала рассказывать. Её сегодняшний рассказ отличался от вчерашнего, как день от ночи. Теперь она не шептала сдавленно, не шмыгала носом, и голос подруги не прерывался от подступающих слёз.
– В общем, – широкая белозубая улыбка засверкала в наступающей тьме, – я ещё вчера придумала, как надо поступить. Точнее, даже не придумала, а оно само пришло откуда-то, будто шепнул кто-то, и я сразу успокоилась. А тебе не сказала, потому что ты стала бы меня отговаривать.
Я лишь кивнула. Наверное, стала бы, ведь, сдаётся мне, подруга всё-таки решила встать на тропу войны с Бурхаевым, иначе не выглядела бы сейчас такой довольной.
– Когда Зоя отпустила меня с занятий, я сразу пошла к Айсбергу, и там, на нашей скамейке, дождалась Яна. Он сразу увидел, что со мной что-то не так, спросил, что случилось. Ну, я поотнекивалась для порядка и рассказала про его отца. Даже заплакала, но это без притворства, само получилось.
Я похолодела:
– Рассказала? Всё, что было?
– Ага. – Яринка злорадно кивнула. – И как он меня раздеться заставил, и как лапал, и как на диване душил. А главное – про то, что он хочет к Яну шпиона приставить. И даже, как он его дураком и лохом называл.
– Да ты сама дура! А если Ян теперь с отцом из-за этого поругается, тот же тебя в Русалкиной яме утопит!
– Не утопит и не поругается. – Яринка довольно прищурилась на гаснущий над горизонтом закат. – Мы знаем, как всё уладить.
Яринка замолчала, явно ожидая моих расспросов, но я отвлеклась на море. Показалось, что недалеко от берега среди пологих неспешных волн что-то плеснуло, забелело на миг и исчезло. Рыба?
– Так вот, – Яринка настойчиво повысила голос, – всё будет тип-топ. Лучше и не придумать!
Поняв, что спросить всё-таки придётся, иначе подруга так и будет меня интриговать, я повернулась к ней:
– И что же вы такого замечательного придумали?
– Ой!.. – Яринка зажмурилась и от избытка чувств даже подрыгала ногами, взбивая песок. – Я до сих пор не верю, что всё так замечательно сложилось! Ты офигеешь! Сначала мы решили разобраться с Яновым папашей. И решили, что он по-прежнему должен думать, что я его испугалась и…
Тут сквозь непрерывное Яринкино щебетание и ровный шорох прибоя я снова уловила еле слышный всплеск. Повернула лицо к морю, прищурилась, вглядываясь в его безбрежную даль. От заката на горизонте осталась лишь быстро тускнеющая жёлтая полоса, и над головой зажглись первые звёзды. Разглядеть что-либо среди тёмных волн не представлялось возможным, но мне всё-таки показалось, что я различаю некое светлое пятно, вновь мелькнувшее и исчезнувшее метрах в двадцати от берега.
– Ты не слушаешь! – прервавшись, Яринка обиженно надулась.
– Слушаю, – поспешно заверила я её, и это было почти правдой: общий смысл того, что говорила подруга, от меня не ускользнул, несмотря на частичную отвлечённость. – Вы решили обмануть Бурхаева. Ты будешь рассказывать ему про Яна то, что вы с ним сами же и придумаете.
– Точно! – просияла Яринка. – Таким образом мы убиваем двух зайцев! Старый хряк думает, что я всё делаю, как он велел, и меня не трогает. А Ян через меня подбрасывает ему ту информацию, какую тот и ожидает услышать, а правду мы скрываем! Классно же?
– Классно! – искренне согласилась я, чувствуя облегчение. По крайней мере, Яринка не идёт в открытую конфронтацию с Бурхаевым-старшим, а это уже очень хорошо.
– Так что на ближайшие полгода у нас всё в ажуре. А потом… ой, совсем забыла! – Яринка неожиданно потянулась в сторону и взяла с песка принесённый с собой пакет. – Я же принесла вина, чтобы мы с тобой отметили…
Из пакета появились бутылка, пара одноразовых стаканчиков и кулёк шоколадных конфет. Я невольно подалась назад.
– С каких это пор ты пьёшь?
– Со вчерашних, – охотно ответила Яринка. – Мы с Яном пили шампанское в номере.
– Я не хочу.
Да, в Оазисе запрета на алкоголь не было, пили все. Поддатым, а то и вусмерть пьяным людям на улице никто не удивлялся. Наши соседки, даже возвращаясь с работы уже навеселе, вполне могли пропустить по бокалу или рюмочке перед сном. В холодильнике всегда стояли початые бутылки, но у меня ни разу не возникало желания самой попробовать спиртное. В Маслятах взрослые хоть и позволяли себе настойки собственного изготовления, но происходило это по большим праздникам и в малых количествах, а уж о том, чтобы поить детей, и речи быть не могло.
– Да брось! – Яринка потрясла бутылкой. – Тут меньше половины, и оно лёгкое, мы даже ничего не почувствуем. Выпить по такому поводу обязательно нужно!
– По какому такому поводу? – Я повернулась к Яринке и только сейчас поняла, что до сих пор продолжала сидеть лицом к морю, напряжённо вглядываясь в темноту безбрежных вод.
Яринка хитро прищурилась:
– А вот выпьем, тогда и узнаешь.
Обречённо вздохнув, я потянулась за стаканчиком, который подруга успела наполнить, но сделала это вовсе не потому, что сочла её доводы убедительными. Мне хотелось побыстрее закончить наш разговор и уйти с пляжа. Уйти к уютному свету фонарей и окон, к звукам голосов, к обществу других людей. Близость ночного моря тревожила меня. Как и негромкий всплеск, снова донёсшийся из темноты.
Яринка слегка стукнула краем своего стаканчика о мой и торжественно произнесла тост:
– За меня! За то, что я сделала это!
Я, уже пригубив вино кончиками губ, помедлила, ожидая продолжения, но его не последовало. Алкоголь оказался на вкус не намного лучше, чем на запах. Нечто кислое и терпкое, оставляющее на языке назойливое приторное послевкусие. И что люди в нём находят?
Поморщившись, я поставила стаканчик на песок, снова пытливо вгляделась в темноту и поторопила Яринку:
– Так за что мы пили? Что ты сделала?
– Я лишилась девственности, – гордо объявила подруга, тряхнув волосами, как встряхивает гривой своенравная лошадка.
Я помедлила с ответом. Нельзя сказать, что Яринка меня удивила, ведь разве до сих пор не к этому всё шло? Но я не знала, какой реакции она от меня ждёт. Сочувствия или поздравлений? Поэтому всё, что мне пришло в голову, – неловко спросить:
– Э… ну и как?
На этот раз уже Яринка замешкалась, прежде чем ответить, отвела глаза в сторону, словно решая что-то про себя. А потом растерянно пожала плечами:
– Да ты знаешь… никак. Приятно только ласкаться и целоваться, а потом фигня какая-то.
Я поёжилась:
– Больно было?
– Да ну, – Яринка небрежно отмахнулась, – терпимо. Даже не больно, а просто внутри неудобно и как будто щиплет. Но Яну понравилось.
– Ещё бы не понравилось, – неприязненно отозвалась я, и непорочный образ медноволосого Яна потускнел перед моим мысленным взором. – Не ему же терпеть.
– Ты не думай, что это он настоял! – тут же вскинулась Яринка. – Он, наоборот, не хотел, предлагал подождать, пока поженимся. Я сама к нему полезла.
А вот тут я удивилась:
– Сама? Зачем?
Яринка брезгливо скривилась:
– Вспомнила его отца потому что. И подумала, что здесь ведь вообще непонятно, что будет завтра. Всего можно ожидать. И лучше я первый раз сделаю это с тем, кто нравится, чем потом какой-нибудь старый пердун на меня залезет.
Я обдумала её слова и согласилась с ними. Если уж подругу угораздило влюбиться, как она не отрицала бы этого, то такое решение очень разумно. Можно даже сказать, что здесь Яринке повезло куда больше, чем большинству местных девушек. И даже больше, чем девочкам из так называемых приличных семей, которым будущего мужа выбирают родители, руководствуясь лишь своими интересами.
Эта мысль неожиданно принесла мне почти эйфорическое облегчение, и я уже хотела залпом допить початый стаканчик, но тут со стороны моря снова донёсся всплеск. Но на этот раз громкий, явственный, такой, что его уже нельзя было списать на разыгравшееся воображение.
– Ты слышала? – спросила я Яринку, сдавленным от испуга голосом. – Плещет что-то…
Но подруга посмотрела на меня удивлённо:
– Конечно плещет, это же море. Ветер дует, вот вода и плещет.
Я собралась уже объяснить, что ветер может гнать волны, но не может ударить по воде так, чтобы раздался именно всплеск, но Яринка, вновь берясь за бутылку, затараторила:
– Я же тебе ещё не всё рассказала! Смотри, те деньги, которые Оазис получил за меня на аукционе, покрывают чуть меньше половины моего долга. Позже Ян попробует убедить отца купить меня ещё на полгода, и если у него это получится, то я закрою долг, понимаешь?
Я медленно кивнула. Половина долга! Только за аукцион! А я ещё ни на шаг не приблизилась к своей свободе, ведь мытьём посуды в кафе можно отработать разве что еду да одежду. И раз подруга настолько меня опередила, то…
– Если Ян уговорит отца купить тебя ещё на полгода, – мой голос зазвучал так жалобно, что самой стало противно, – ты уедешь с ним?
– А вот тут самое главное! – Яринка указала глазами на стаканчик в моей руке, и я машинально допила его. – К тому времени мне как раз исполнится четырнадцать лет, а значит, мы с Яном сможем пожениться…
– Чего? Кто вас поженит? У тебя ж даже документов нет! Мы до сих пор в розыске, забыла? Да и Бурхаев вас обоих скорее голыми руками придушит, чем разрешит сыну…
– Погоди ты! – перебила Яринка. – Дослушай сначала. Думаешь, мы тупые, ничего не понимаем? Конечно, этот урод будет против! Поэтому мы сбежим! И не просто сбежим, а… Давай ещё налью! За это тоже надо выпить.
Подруга, не дожидаясь моего согласия, вновь разлила вино по стаканчикам, но я лишь чуть-чуть пригубила его. Закусила конфетой и задала вопрос, но за полсекунды до ответа каким-то образом уже знала, что услышу. Может, голос-без-слов шепнул, а может, проявила себя пресловутая женская интуиция.
– Так куда вы сбежите?
– На Запад. – Яринка залпом выпила вино. – На Запад.
Опять что-то шумно плеснуло в море, на этот раз, кажется, ещё ближе, но я не обратила внимания. Запад. С того момента, как мы с Яринкой оказались в движущемся товарняке и стало ясно, что обратно нам уже не вернуться, я заставляла себя думать и о Дэне, и о других, и о своей мечте сбежать в далёкие счастливые страны, как о безвозвратном прошлом. Получалось это у меня не всегда, надежда упрямо теплилась под грузилом здравого смысла, время от времени напоминая о себе в снах, в случайных мыслях, в мимолётных грёзах о лучшей доле. И сейчас подруга двумя простыми словами разбудила её, подняла из почти уже зарытой могилы, вдохнула жизнь.
– На Запад… – шёпотом повторила я, смакуя каждую букву.
– Ну да! – радостно закивала Яринка. – Ян говорит – это реально, если есть деньги. У него есть кое-что. А я накоплю, буду танцевать каждый вечер в Айсберге, а днём мыть посуду или убирать номера…
Я машинально кивала, только сейчас начиная осознавать, что подруга, описывая планы на будущее, говорит только о себе и о Яне.
– Ян, оказывается, давно об этом думал, как и мы, представляешь? – Яринка лучилась от счастья, не замечая той бездны отчаяния, в которую я погружалась с каждой следующей её фразой. – Ему многое не нравится здесь. Говорит – сплошное лицемерие. Людям рассказывают о духовных скрепах, о традиционных ценностях, а сами… те, кто у власти, творят беспредел. Все заповеди нарушают, да и вряд ли даже в Бога верят, зато заставляют остальных. И старый мудак, отец Яна, из таких же! Ян с детства на это враньё смотрит, он о Западе давно думал. А уж как сюда приехал да здешних гостей увидел… это ведь всё не последние люди в стране! Так точно решил, что драпать надо, пока сам таким не стал.
– Кстати, странно, что не стал, – осторожно заметила я. – Он же вырос среди всего этого.
Яринкино лицо мгновенно смягчилось, губы изогнулись в нежной улыбке, ресницы опустились.
– Нет, он не такой. Мне мама говорила – к чистому грязное не пристанет.
Пытаться разубедить её я не стала, да и не хотела. Пусть хоть кто-то из нас будет счастлив.
Но Яринка вдруг насупилась, собрала на лбу складочку.
– Вот только мы ещё не решили, как быть с тобой.
– А что со мной? – осторожно спросила я и машинально сложила пальцы крестиком.
– Как выплатить твой долг так же быстро, как мой?
