Часы текли в тишине. Лишь изредка снаружи доносились то голоса, то автомобильные сигналы. Небо в маленьком окне стало из голубого сначала сиреневым, потом фиолетовым и, наконец, чёрным. А когда я начала постепенно проваливаться в поверхностный полусон-полубред, тяжёлая железная дверь загрохотала, распахнулась, и в подвал втолкнули третьего узника.
Белёсого.
С тех пор как я видела Белёсого в последний раз, он изменился. Заметно похудел, лицо уже не было таким румяным и щекастым, волосы поредели, сквозь них просвечивала намечающаяся лысина. Вместо камуфляжной формы на нём красовались растянутые джинсы и довольно не свежая футболка. Похоже, что взяли субчика «тёпленьким» из домашней обстановки.
– Мужики, ну кончайте, а?! – взвыл Белёсый, разворачиваясь к двери, через которую его только что не совсем вежливо протолкнули в подвал. – Ну пошутили, и будя! Я же всё рассказал, зачем…
Дверь равнодушно захлопнулась перед его носом, окончание фразы перешло в забористые ругательства. Мы с Бранко, сидя каждый в своём углу, ошарашенные внезапным и шумным появлением в подвале нового пленника, молчали.
Высказав в закрытую дверь всё, что он думает о сложившейся ситуации, Белёсый повернулся и увидел меня. На его лице отобразилась сложная гамма чувств.
– Ты? – наконец устало спросил он. – Ну какого чёрта ты вообще появилась? От тебя одни беды, поди прочь из моей жизни!
От такого заявления я слегка опешила. Вот это да – оказывается, я же ещё и виновата в его несчастьях?!
– Что?! А ты ничего не забыл? Я тебя вообще не трогала, ты сам ко мне полез!
– Да если бы я хоть чуть-чуть догадывался, что из этого выйдет!
– А так тебе и надо, будешь знать, как приставать к маленьким девочкам!
– А нечего маленьким девочкам по заборам лазать и по лесам шастать!
Я уже открыла рот, чтобы обозвать Белёсого всеми выученными в Оазисе словами, но тут подал голос Бранко:
– Чего вы разорались? Дайка, это вообще кто?
– А это, – злорадно пояснила я, – педофил, который не ту девочку выбрал и теперь очень об этом жалеет.
– Я не педофил! – рявкнул Белёсый, прошёл на середину подвала и плюхнулся на один из треклятых стульев, к которым недавно были прикованы мы с Бранко. Трагически обхватил голову руками.
– А кто ты? – не отстала я. – Мне было одиннадцать лет!
На этот раз Белёсый не ответил. Вряд ли его заставили промолчать внезапные угрызения совести: скорее всего, он был слишком обеспокоен своей дальнейшей судьбой, чтобы думать о чём-то другом. Зато заинтересовался Бранко:
– Так это тот самый охранник, про которого ты рассказала уроду с паяльником? – Парень передёрнул плечами. Свежие ожоги ярко алели на его шее. – А он сам-то, урод этот, кто? Что им от нас надо?
Я постаралась собраться с мыслями и, благо, иных занятий у нас всё равно не было, подробно, с самого начала рассказала Бранко о том, что вышло из нашего не самого приятного знакомства с Белёсым, каким образом он стал причастен к другим и почему вдруг оказался здесь с нами.
Бранко слушал внимательно, несколько раз задал уточняющие вопросы, но в основном только кивал в такт моим словам. А когда я иссякла, сказал, брезгливо глядя на Белёсого:
– Ну и мерзость…
Белёсый всё это время так и сидел, сгорбившись на стуле и не шевелясь. Я думала, что не отреагирует он и сейчас, но охранник неожиданно резко вскинул голову и зло уставился на Бранко:
– Мерзость, говоришь?! Тебя бы на моё место! Когда бабы сто лет не было и яйца уже пухнут, а перед глазами каждый день эти школьницы мельтешат!
Бранко не удивился внезапным откровениям, невозмутимо парировал:
– Это не повод насиловать ребёнка.
– Да не собирался я её насиловать! – взревел Белёсый и даже привстал на стуле. – Просто потискать хотел, хорошенькая же такая… А я на вахте месяцами…
– В частной охране?
От неожиданности Белёсый осел обратно на стул. Забормотал:
– В какой частной? Парень, ты с луны свалился?
– Из Сербии, – тем же ровным голосом ответил Бранко, и у Белёсого отвисла челюсть.
– Да ладно… западнюк что ли?
– Выходит, так.
– А тут чё? А с ней как?
– Долгая история. Так что там с твоей охраной?
Белёсый, вся злость которого уже улетучилась, а в глазах светилось живое любопытство, поскрёб намечающуюся плешь.
– Так на Руси везде одна охрана. Вневедомственная. Почти армия. У нас строго, выходных с гулькин нос, отпуска ещё хрен допросишься, если людей не хватает. Я уже третий год без отдыха корячусь. Да и зарплата – смех один… Вот крыша и едет временами. Была бы семья, оно легче, семейных отпускают охотнее, а мне вроде как и в отпуск незачем.
– Так чего не женишься? Всё лучше, чем на детей прыгать.
Белёсый снова уставился на Бранко, как на новые ворота.
– Во ты чудила… Думаешь, так просто взять и жениться? Кто отдаст дочь из хорошей семьи за такого, как я? У меня ж даже жилья своего нет, по съёмным халупам обретаюсь.
Бранко скривился:
– О как. А на девушках не из хорошей семьи жениться гордость не позволяет? Сам-то какого благородного роду?
– Нормального я роду! – огрызнулся Белёсый. – А жену выбирать по уму нужно, мне с ней жизнь прожить.
До этих слов я с любопытством слушала перепалку своих «сокамерников», но теперь сочла нужным вмешаться:
– На производстве полно хороших девушек. И в приютах вроде нашего. Они все замуж хотят.
– Чи-и-иво-о?!. – тонко протянул Белёсый своим прежним мяукающим голосом. – Да меня наши мужики на смех поднимут! Это же днище – ублюдка в жёны взять. Думаешь, я не знаю, как дети в ваши коррекционные приюты попадают? От каких родителей?
Я сжала кулаки, вдохнула побольше воздуха, но Бранко опередил меня с ответом:
– Ишь ты, гордые вы какие, православные мужики! Так и ходите с опухшими яйцами, значит? Или на путан деньги спускаете?
Белёсый выразительно постучал пальцем по лбу и закатил глаза:
– Какие путаны, чудик? Здесь тебе не ваша блядская Европа, у нас такого нет.
Я засмеялась. Пожалуй, даже заржала, да так, что чуть не сползла по стенке на пол. Белёсый изумлённо воззрился на меня, но ничего не спрашивал, пока я, кое-как отсмеявшись и всё ещё фыркая, сумела выдавить:
– Знаешь, где я была два года? В элитном борделе, куда наши чиновники и попы ходили как на работу. Нет у нас такого, ага…
Я снова прыснула, а Белёсый вроде смутился:
– Ну… я краем уха слышал об этом, хоть и говорят, что неправда. Да только, если где такое и есть, то нам, простым людям, не по карману.
Бранко тоже улыбался:
– Так как же вы, простые, но гордые, проблему опухших яиц решаете?
– Да как? По-всякому, – бормотнул Белёсый. – Что подвернётся. Кто-то вдовушку сговорчивую нашёл, кто-то с замужней тайком договорился… не за просто так, конечно. Кто-то и девицу с производства огулял. А кто вообще по-простецки, какую в тёмном переулке отловил, та и любовь, хе.
Я снова сжала кулаки:
– Уроды!
– Уроды, конечно… – неожиданно согласился охранник. – А что делать? Сам-то я таким не промышляю… Охота разве потом евнухом ходить из-за одного-то чпока?
– Евнухом? – заинтересовался Бранко. – Так на Руси за изнасилование, правда, кастрируют? Я думал – сплетни.
– Да не кастрируют, – отмахнулся Белёсый. – В смысле, не отрезают там ничего. Но что-то уколют, и потом у тебя до конца жизни даже под гимн не встанет. И болеть будешь.
– Хоть что-то здесь правильно, – буркнула я себе под нос, но Белёсый услышал.
– Правильно, говоришь? А то, что с теми, кто по глупости с замужней спутался, то же самое делают, тоже правильно? Иль кто девицу потоптал, а жениться не захотел? Или когда баба сама мужику на хрен прыгает, а потом говорит, что он её заставил?
– Правильно! – злорадно ответила я. – Прелюбодеяние – грех, если ты забыл.
Белёсый сузил водянистые глаза, но Бранко заговорил раньше него:
– А вот скажи-ка мне, православный, стоило оно того? Вся ваша традиционность и скрепы – стоили таких жертв? Того, что эта девочка сиротой осталась? Что её и многих других в бордель продали? Что приютским детям ничего хорошего в жизни не светит? Что ты и другие простые мужики годами не траханые сидите?
Белёсый ответил не сразу. Снова сгорбился на стуле, нахмурил лоб. Наконец сказал задумчиво:
– Я человек маленький, далеко не вижу. Но, наверно, стоило. Мы – сверхдержава. Мы выиграли Третью мировую. Мы сильны духом и верой в Господа нашего. У нас сильные мужчины и чистые женщины…
– Ой, да хорош! – перебил Бранко парад высокопарных слоганов. – Сверхдержава… Думаете, это вы железным занавесом ото всех отгородились? Это вас никто видеть не хочет! На вас вся планета смотрит как на дикарей с ядерными боеголовками! Вы были сверхдержавой, не спорю, пока из космоса обратно в Средневековье не скатились. Женщины у вас чистые? А смысл женщине чистоту блюсти, когда её ваш оголодавший до одури брат может в тёмном переулке отлюбить? И какая вообще чистота в недотрахе? Вы – нация безвольных коленопреклонных истуканов!
– Ну ты! – Белёсый вновь приподнялся со стула. – Язычок-то прикуси, западнюк. А то не посмотрю, что мы в одной жопе сидим, о стену размажу.
– Ну и размажешь? – устало спросил Бранко. – Факты от этого не изменятся.
Как ни странно, это подействовало. Белёсый сдулся, вернул задницу на стул, повесил голову. Наступила тишина, и я решила, что сейчас самое время спросить о главном.
– Эй, Белё… охранник? Так ты им всё разболтал? – Я показала глазами на потолок, на огромный дом над нами. – Тем, кто тебя сюда привёз?
– Меня Сергей зовут, – ответил он, не поднимая головы. – Не только разболтал. Ещё позвонил вашим и сказал всё, что мне велели. Своя шкура ближе к телу.
Я съёжилась, натянула разорванное платье до подбородка, почему-то только сейчас почувствовав, как здесь промозгло. Потерянно спросила:
– И что теперь?
– Не теперь, а завтра. Завтра твои друзья за тобой приедут, но встретят, как ты понимаешь, совсем не тебя. Хотя, может, и тебя тоже. Нас всех, наверно, возьмут с собой, чтобы их бдительность усыпить до поры до времени.
– А ты их видел? – с надеждой спросила я, как будто это ещё имело какое-то значение. – Мою подругу или Дэна… Дениса, который был в лесу, когда… когда мы в первый раз встретились.
– Нет, – ровно отозвался Белёсый. – Ко мне вообще всегда только один человек приезжал, мужчина, пожилой. Он и велел ждать тебя, звонить ему, как только ты появишься.
Пожилой мужчина? Уж не Михаил ли Юрьевич? Впрочем, разве это сейчас важно?
– А не сказали, кто приедет за мной?
Только бы не Яринка с Яном! Хотя Ян пусть приезжает, ему отец всё равно ничего по-настоящему плохого не сделает. Но страшно представить, какая расправа может ждать Яринку!
– Не сказали, – пожал плечами Белёсый. – Велели только завтра к обеду нам обоим стоять на перекрёстке, что недалеко от приюта.
Перекрёсток дорог. Наверняка тот самый, на котором два года назад, ранним утром, меня и Яринку ждала машина с поднятыми «дворниками». Выходит, я всё-таки приду на эту встречу?
– Давайте спать! – распорядился Бранко. – Как у вас на Руси говорят – утро вечера мудренее.
Мы оттащили от стены и уложили на пол деревянные поддоны, на которых и легли: мы с Бранко вместе, Белёсый поодаль. И потянулась для меня бесконечная ночь, полная отчаяния и чувства вины.
Задремать я смогла лишь под утро. Задремала и увидела очень яркий сон. В этом сне мы с Ральфом неторопливо шли по пляжу под жарким летним солнцем. После промозглой сырости подвала это казалось особенно чудесным. И не только это. Со мной был Ральф, он молчал, но я чувствовала его присутствие всем своим существом, и потому было мне хорошо и спокойно. Я знала, что рядом тот, кто неизмеримо сильнее меня, а значит, больше не нужно куда-то бежать, что-то искать, кого-то бояться. Всё решат за меня. Найдут искомое. Защитят от врагов. И шла я по бесконечному пляжу, умиротворённая и счастливая…
А потом сон разлетелся на тысячу солнечных осколков, вдребезги разбитый скрежетом отпирающейся железной двери. Ещё ничего не понимая, я рывком села на поддоне, прищурилась на свет.
– Вы двое! – загремел от дверей повелительный голос. – Тёлка и педик! На выход! А ты сиди, морда, тебя не нужно.
Я увидела, как замер в нерешительности Белёсый, а Бранко, наоборот, поднялся. Шагнул ко мне, невозмутимо подал руку. Я машинально взялась за неё, встала.
– Шевелитесь! – поторопили от двери.
Я оглянулась на окошко под потолком. Оно было светло-серым. Рассвет? Или уже наступил пасмурный день, и сейчас нас повезут как приманку на встречу с моими друзьями? Но почему тогда не берут Белёсого?
Я замешкалась, но Бранко настойчиво потянул меня за собой и был прав: слабое сопротивление сейчас ни к чему бы не привело, а на сильное я не способна. Снаружи действительно оказалось раннее утро: небо уже посветлело, но солнце ещё не взошло. И повели нас не к машине, как я того ожидала, а в дом, в тёмный готический замок Бурхаева. Сам хозяин ждал сразу за порогом, в огромном, но тоже тёмном холле. Мрачно поприветствовал:
– Добренького утречка! А вы востребованные ребята, кучу людей на уши поставили, мне аж спать не дают из-за вас, спозаранку в дом ломятся. Идёмте, герои.
Он развернулся и зашагал к неприметной двери под лестницей. Толкнул её, пропуская нас вперёд с издевательским полупоклоном. Ничего не понимая, я перешагнула порог и оказалась в чём-то вроде кабинета со сплошными книжными стеллажами вместо стен, с массивным письменным столом посередине и мягкими креслами вокруг него.
В одном из этих кресел очень прямо сидела Ирэн.
Глава 6
Воссоединение
Я почему-то не удивилась. Появление Ирэн идеально вписывалось в общую картину тотального невезения. Так уж получилось, что нынче меня неизбежно настигают лица из прошлого: Бурхаев, Белёсый, теперь вот она. Вполне ожидаемо.
Отец Яна вошёл следом за нами, прикрыл за собой дверь. Ирэн знакомо приподняла тонкие брови:
– Сударь, могу ли я поговорить с Бранко и Дайникой наедине?
– А вот хрен вам! – злорадно отозвался Бурхаев и прочно уселся в одно из кресел. – Не думаю, что в нашей тесной компании могут быть какие-то секреты.
Ирэн поджала губы, но спорить или возмущаться грубым тоном Бурхаева не стала. Перевела взгляд на нас.
– Ну, здравствуйте. – Голос-колокольчик звучал устало и приглушенно. И выглядела управляющая бледнее, чем обычно. Я с удовольствием отметила, что синяки и царапины, которыми я наградила её в нашу последнюю встречу, ещё не сошли до конца.
– Здравствуй, Ирочка! – воскликнул Бранко, и его голос, напротив, был непринуждён и весел, словно визит Ирэн его несказанно порадовал. – И ты здесь!
– Присядь, Бранко. – Ирэн кивнула на пустующие кресла, спохватилась и бросила вопросительный взгляд на хозяина дома. Бурхаев милостиво кивнул. – И ты садись, Дайника. Рада видеть тебя… живой.
Последние слова меня не удивили. Надо думать, что с того момента, как ты отдала девушку в собственность жаждущему мести садисту, шансы увидеть её живой резво стремятся к нулю. Потому и отвечать на это лицемерное приветствие я не стала.
– Что с твоими волосами? – Ирэн попыталась изобразить сочувствие, глядя на опалённые, свалявшиеся пряди, что остались теперь на моей голове вместо прежней русой шевелюры с изумрудными пёрышками, но это ей не очень хорошо удалось. И я снова промолчала.
Когда мы все устроились напротив друг друга, благо, кресла располагались так, что можно было держать в поле зрения всех присутствующих, повисла неловкая пауза. Нарушил её Бранко, который с каждой минутой выглядел всё увереннее, несмотря на осунувшееся лицо и волдыри ожогов на шее.
– Я полагаю, Ирочка, ты хочешь нам что-то предложить?
Ирэн, хоть и сидела неестественно прямо и подбородок старалась держать высоко, всё равно казалась напуганной и пристыжённой. Её пальцы нервно постукивали по обивке кресла.
– Да, Бранко, хочу. И ты прекрасно знаешь, почему.
– Знаю. А вот Дайника не знает, так что, думаю, ты должна объяснить всё прежде всего ей.
Щёки Ирэн вспыхнули, но ответила она прежним ровным тоном:
– Именно это я и собиралась сделать. Ты позволишь мне продолжить или так и будешь говорить сам?
Бранко поднял перед собой ладони, словно сдаваясь на милость победителя, и устроился поудобнее, всем видом демонстрируя готовность внимательно слушать. Я тоже насторожила уши. Даже Бурхаев выжидательно поёрзал в своём углу.
– Дайника… – Ирэн прокашлялась, скорее от неловкости, чем прочищая горло. – Дайника, между нами имели место некоторые недоразумения. Я понимаю, что после всего этого тебе будет непросто пойти мне навстречу, но для начала хотя бы выслушай.
– Слушаю, – отозвалась я с немалым удивлением. Вот уж чего не ожидала, так это просящих ноток в голосе Ирэн.
– Я поступила… поступила с тобой нечестно. – Было видно, что ей с трудом даются эти слова. – Признаю это. Ты имеешь полное право меня ненавидеть. Но сейчас тебе нужно в первую очередь подумать о своей безопасности и о своём будущем. Как и мне. И так получилось, что для этого мы нужны друг другу.
Я окончательно перестала что-либо понимать и перевела вопросительный взгляд на Бранко. Он закатил глаза, но пришёл на помощь:
– Ирочка говорит, что Доннел обещал стереть её в порошок за то, что она попыталась кинуть его на деньги. И поэтому Ирочка хочет срочно замириться с его пассией, то бишь с тобой, чтобы ты замолвила за неё словечко, когда злой дядя Ральф ворвётся на Русь. Верно, Ир?
Ирэн дёрнула щекой, но смиренно ответила:
– В общем и целом верно.
– Ральф? – Я по-прежнему смотрела только на Бранко. – Обещал за то… Подожди…
Я стремительно прокрутила в голове события последних дней и, кажется, догадалась:
– Так ты всё-таки позвонил Ральфу?! От Романа Ильича?
Бранко скромно потупил глаза:
– Разумеется. Пусть я и не ожидал от Роба предательства, но меня несколько насторожило то, как он отвлекал меня от телефонной темы. Поэтому ночью я спустился в его кабинет и сделал звонок без разрешения хозяина. К счастью, код на двери он не поменял с тех пор, как я был вхож в его дом.
Бурхаев в углу хмыкнул. Кажется, одобрительно.
– А мне почему не сказал? – возмутилась я.
– Некогда было, бэби, сама же видишь, как всё закрутилось.
Да уж, закрутилось.
– А что Ральф? Что ты ему рассказал?
Бранко перевёл насмешливый взгляд на Ирэн.
– Да всё, что было, то и рассказал. Что Ирочка с Карлом решили… как у вас в пословице говорится… двух маток сосать? И с Доннела взять денег за тебя, и с Ховрина. Но всё пошло не по плану, ты вышибла Ховрину глаз, и этот факт так его разозлил, что Ирочке не осталось ничего иного, как отдать ему тебя в качестве компенсации за физический и моральный ущерб. Мне вот только интересно, как она собиралась объяснить Ральфу твоё исчезновение? А, Ир? Что придумала?
Ирэн сидела бледная, с плотно сжатыми губами, но по-прежнему прямо. И ответила почти без паузы:
– Сказала бы, что Дайника утопилась в Русалкиной яме.
– С чего мне топиться? – изумилась я.
Ирэн пожала плечами:
– Например, с того, что Ральф больше не приедет. Ты подумала, что он тебя бросил. А работать с другими мужчинами не хотела. Девочки в Оазисе топились по разным причинам, его бы это не удивило.
– Ох, и сука ты, Ира, – покачал головой Бранко, и даже Бурхаев что-то хрюкнул, не то осуждающе, не то, наоборот, с одобрением.
– Нет, Бранко, – наконец Ирэн позволила себе проявить эмоцию, и этой эмоцией была плохо сдерживаемая ярость. – Сука – это ты. Так предателей и стукачей на Руси называют. В определённых кругах. Тебе подходит.
Бранко не смутился.
– Я не сука, Ирочка, и я вас не предавал. Потому что никогда вам не служил. Я просто сотрудничал с вами, не более. Пока мне это было выгодно и приятно. Ты ведь раньше была неплохой бабой, Ира, даже по-своему справедливой. И зверств не творила. Что с тобой случилось? Деньги в голову ударили?
– Не твоё дело.
– Согласен, не моё. Но тогда и ты не жди от меня объяснений. Хотя кое-что всё-таки поясню. Видишь ли, Ирочка, я Доннелу за многое благодарен и не хотел смотреть на то, как вы его обманываете. И Дайнику жалко. Она не заслужила того, на что ты её обрекла.
«Спасибо, Бранко».
– Тут бы я поспорил, – прокряхтел из своего кресла Бурхаев. – Девка слишком ушлая для своего возраста. Надеюсь, сударыня, ваше предложение будет щедрым, она того стоит.
Я открыла рот, чтобы спросить, о каком ещё, мать его, предложении идёт речь, но, видимо, Ирэн уже самой хотелось поскорее закончить этот тягостный разговор, и она решительно заявила:
– Я собираюсь заплатить сударю Бурхаеву приличные деньги за то, чтобы он отпустил вас двоих. От вас же требуется вернуться со мной в Оазис…
– И всё? – иронично уточнил Бранко.
– Ты дашь мне хоть что-то договорить до конца или нет?! – взвилась Ирэн, но сразу взяла себя в руки, улыбнулась. – Не всё, разумеется. Я предлагаю нам троим зарыть топор войны и подумать об общей выгоде.
– И в чём здесь наша выгода?
– Вы возвращаетесь в Оазис и живёте там как у Христа за пазухой до приезда Доннела. Дайника, тебя никто даже не потревожит, обещаю, никаких гостей, никакой работы. Бранко, а ты, если захочешь работать, – пожалуйста! Как стилист, тату-мастер и художник ты нам по-прежнему нужен. Каждому выделю номер в одной из гостиниц, на выбор. Все заведения острова сможете посещать как вип-гости, по безлимиту, охрану предупрежу, слова не скажут.
Не стану врать, будто такие перспективы совсем меня не прельстили. После долгой дороги до Москвы, после грязного и сырого подвала я чувствовала себя донельзя усталой и опустошённой, физически и морально. И короткое, но яркое напоминание об удовольствиях Оазиса прозвучало очень заманчиво. На миг я даже почувствовала всем телом тепло южного солнца и запах свежей выпечки, доносящийся из прибрежного кафе…
– И что мы должны для этого сделать? – Мой голос зазвучал как-то жалко, почти заискивающе, за что я мысленно тут же обругала себя последними словами.
Ирэн понимающе усмехнулась уголком рта, и её я обругала тоже.
– Вас я попрошу только замолвить за меня словечко перед Ральфом, когда он приедет. Ну и кое о чём рассказать.
– О чём же? – Бранко не переставал улыбаться, чем изрядно злил управляющую.
– Ты знаешь, о чём! О том, что произошла ошибка и деньги Доннела пришли уже после того, как Дайника была продана Ховрину. Ты скажешь, что ошибся, когда утверждал иное, а она это подтвердит.
– Да уж, Ирочка, – Бранко тихонько рассмеялся, – здорово вы с Карлом обосра… прошу прощения. Только ведь Доннел не дурак, он может запросить из банка выписку операций по своим счетам. Если уже не запросил.
– Не запросил и не запросит. Руссийский госбанк не предоставляет такую услугу иностранным гражданам. Разве что в частном порядке, при условии, что те предоставят подробную информацию о том, для каких целей и кому был совершён перевод. Как думаешь, Доннел сможет это сделать?
Бранко чуть склонил голову, признавая поражение. Да уж, информация о том, что деньги были переведены на содержание малолетней наложницы, выглядела бы очень странно даже для иностранца.
– И ещё, – продолжила Ирэн, – чтобы окончательно успокоить нашего влиятельного друга, расскажете ему о том, как я, потратив значительные личные ресурсы, отыскала вас и вернула на остров. Собственно, оно так и есть.
– Ещё не совсем, – встрял Бурхаев. – О цене мы пока не договорились.
– Договоримся. – Ирэн даже не взглянула на него, продолжая переводить взгляд с меня на Бранко, и обратно. – Так что, девочки, по рукам?
– По рукам, – ответил за нас обоих Бранко, проигнорировав «девочек». – Здесь нас приняли не очень радушно, задерживаться не хотелось бы.
– Не так резво, ребята, – снова подал голос отец Яна. – Вы, кажется, забыли о цели вашего присутствия здесь. Я всё ещё не вернул своего сына.
– Что вам для этого нужно? – деловито спросила Ирэн, явно начинающая снова чувствовать себя в своей тарелке.
Но Бурхаев мигом осадил её:
– Мне нужно, чтобы вы, сударыня, не совали напудренный нос не в своё дело.
Ирэн порозовела, но предпочла благоразумно промолчать. А хозяин дома продолжал:
– Сейчас наши дорогие во всех смыслах этого слова гости вернутся в подвал, дав нам возможность наедине решить цену вопроса. Позже я и они тёплой компанией съездим по одному делу и, думаю, к вечеру вернёмся. Тогда, если всё пройдёт успешно, можете забирать их.
Ирэн поджала губы.
– Разве вам обязательно брать для этого обоих? Я не знаю деталей, но, кажется, Бранко в делах с побегом вашего сына не замешан?
– Обязательно! – отрезал Бурхаев. – Предпочитаю все свои козыри держать при себе.
Ох, чёрт… Сбитая с толку внезапным появлением Ирэн и её не менее внезапным предложением, я совсем забыла о том, что вчера предала друзей, и сегодня по моей вине они попадут в ловушку Бурхаева! С отчаянием поглядела на Бранко. Но он лишь беспомощно пожал плечами.
Ирэн осталась с Бурхаевым, попробовав на прощание ободряюще мне улыбнуться, как будто теперь, когда мы вдруг оказались зависимы друг от друга, это сделало нас подружками. Я отвела глаза.
В подвале Белёсый, который всё это время томился в неизвестности, тоже встретил нас широкой улыбкой. Но на него мне даже смотреть было тошно. Я ушла в угол, опустилась на поддон, уткнулась подбородком в колени и просидела так до той минуты, когда дверь снова загрохотала, открываясь, и появившийся в ней мордоворот повелительно махнул рукой, показывая нам на выход.
– Хоть бы покормили сначала, что ли… – буркнул Белёсый, поднимаясь.
Я осталась на месте, и Бранко опять пришлось тянуть меня за руку.
Во дворе нас ожидало сразу три одинаковые чёрные машины с непроницаемыми стёклами, куда и усадили меня, Бранко и Белёсого, отдельно друг от друга, предварительно всех заковав в наручники. Остальные пассажиры, кроме самого Бурхаева, были сплошь рыбоглазыми бритыми здоровяками. Прямо как те два молодца, одинаковых с лица, что из сказки. Только здесь их оказалось не двое, а чуть ли не все двадцать. У молодцов оттопыривались куртки, и я с горечью поняла, что моих друзей встретит не просто засада, но засада, вооружённая до зубов. Меня, как и в прошлый раз, втиснули на заднее сиденье, только Бурхаева рядом не оказалось, он сел в другую машину, и я оказалась лишена возможности предпринять последнюю отчаянную попытку что-то исправить, уговорить его отступиться, решить всё миром.
Автомобили друг за другом двинулись за ворота, но дорога в моей памяти не отложилась, прошла мимо измученного сознания. Я не запомнила мест, по которым мы ехали, как не заметила и прошедшего времени. И очнулась, только когда сидящий рядом амбал бесцеремонно поволок меня из остановившейся машины на обочину пустынной дороги. Той самой лесной дороги неподалёку от приюта, где два года назад не состоялась моя встреча с другими.
– Девку и этих ко мне! – распоряжался Бурхаев, стоя в окружении верных молодчиков. – Тачки отгоните за поворот! Сами по позициям!
Ух ты, как… по позициям. Боевик, да и только.
Меня, Бранко, и Белёсого пятеро рыбоглазых вслед за Бурхаевым потащили в лес. Остальные шустро завели машины и, как и было приказано, очистили дорогу.
Когда деревья редкой стеной встали между нами и асфальтом, Бурхаев глянул на наручные часы.
– Без пятнадцати. Надеюсь, это отребье, с которым связался мой сын, хотя бы пунктуально. Значит, ты! – Он ткнул пальцем в Белёсого. – Сейчас встанешь на обочине, чтобы тебя было видно. Когда ублюдки подъедут, пойдёшь к ним. Твоя задача – заболтать этих придурков хотя бы на пару минут, пока мои парни не подберутся ближе и не отрежут им пути к отступлению. А попробуешь их как-то предупредить, велю пристрелить на месте, не сомневайся.
– Легко сказать – заболтать! – вскинулся Белёсый. – А если они что-то заподозрят и тоже вздумают меня пристрелить? Так-то я им совсем не друг, говорил же!
Бурхаев осклабился:
– Тогда тебе придётся выбирать, чья пуля предпочтительнее. – Но, увидев, как поник пленник, чуть смягчился. – Не ссы, мои ребята реагируют быстро, никто и пёрнуть не успеет.
– Вы их убьёте?! – Я было дёрнулась, но тут же была схвачена чьими-то мощными лапами.
Бурхаев не обратил внимания на вопрос, лишь нетерпеливо глянул на Белёсого и повелительно мотнул головой в сторону дороги. И тот, сгорбившись, двинулся в указанном направлении.
– Не надо ни в кого стрелять! – снова взвизгнула я, в полном ужасе от того, что вот-вот должно было произойти. – Ян же вам не простит, если вы убьёте его друзей!
Бурхаев чуть поморщился, на меня он по-прежнему не смотрел. Кивнул молодчикам:
– Заткните-ка этих двоих, а то ещё блажить начнут.
Не успела я сообразить, что означали эти слова, как на лицо поверх губ легла холодная липкая лента, которую вдобавок с силой припечатали сверху широкой ладонью. Я протестующе замычала, затрясла головой, но добилась этим лишь небрежного подзатыльника от кого-то из своих конвоиров. Бранко постигла та же участь, и теперь мы могли только беспомощно смотреть друг на друга.
Не знаю, сколько времени прошло: от полной безнадёжности я опять впала во что-то наподобие равнодушного ступора и лишь еле заметно покачивалась туда-сюда, уставившись в пустоту, пока со стороны дороги не донеслось шуршание шин, а рядом – возбуждённый шёпот бурхаевских молодчиков. Я вздрогнула и подняла голову.
Из-за деревьев, отделяющих нас от полосы асфальта, было плохо что-либо видно, но за листвой и стволами угадывался крупный корпус серого автомобиля. Мне показалось, что он был больше, чем те, на которых мне до сих пор доводилось ездить. Грузовичок? Микроавтобус? Подавшись в сторону и чуть присев, насколько позволяла державшая меня за шкирку рука, я сумела увидеть, что стёкла машины глухо затонированы, а номер забрызган свежей грязью, несмотря на то что на улице который день стояла сушь. А ещё из неё никто не спешил выходить.
Текли секунды. Краем глаза я видела, что рыбоглазые молодчики как один запустили руку за пазуху и вытянулись вперёд, подобно охотничьим псам в стойке. Бурхаев нервно жевал нижнюю губу. Наконец тишину нарушили шаркающие шаги, и я различила на дороге сутулую фигуру Белёсого, несмело приближающуюся к замершей машине. И одновременно с этим чёрное стекло переднего окна со стороны пассажирского сиденья бесшумно поехало вниз.
Того, кто находился внутри, мы не увидели, его загородил спиной Белёсый. Склонившись в нелепом полупоклоне, он выслушал то, что говорили ему из салона, и часто закивал. А потом развернулся и заторопился обратно, к лесу, к нам.
– Какого хре… – начал Бурхаев, но замолчал, увидев, как Белёсый поднимает вверх руку, сжимающую что-то маленькое и блестящее.
Мне в голову пришла дурацкая мысль, явно попавшая туда из военных видеоигр, которые мы с Яринкой так любили в Оазисе: это граната! Граната с выдернутой чекой, которая через долю секунды полетит в нашу сторону!