Вызов

4. Тейлор

Тук.

Тук.

Тук!

ТУК!

Последний удар в дверь заставляет меня подскочить. Я щурюсь и прикрываю глаза от яркого света, залившего комнату. Какого черта?

Уже рассвело. Настало утро. Во рту у меня сухо и горько. Я не помню, как заснула. Зевая, я потягиваюсь и чувствую, как мышцы расслабляются. А потом мое сердце замирает от нового звука.

Храп. Рядом со мной.

Гребаные черепашки.

Растянувшись на животе, с голым торсом и в одних боксерах лежит Конор.

– Эй! Откройте дверь! Это моя комната!

Стук усиливается.

Блин. Рейчел вернулась.

– Вставай. – Я трясу Конора. Он не реагирует. – Чувак, вставай. Тебе надо уходить.

Я не понимаю, почему он до сих пор здесь и когда именно я ночью заснула. Окидываю себя взглядом. Я одета и обута, тогда почему, черт возьми, Конор почти голый?

– Выметайтесь, засранцы! – Кажется, Рейчел вот-вот начнет выбивать дверь.

– Ну же, вставай. – Я с силой шлепаю его по пояснице, от чего он в замешательстве подскакивает.

– Мгггммм? – бессвязно бормочет он.

– Мы заснули. Моя сестра вернулась и теперь ломится к себе в комнату, – торопливо шепчу я. – Тебе надо одеться.

Конор сваливается с кровати. Он стоит, пошатываясь, и все бормочет что-то бессвязное. Я трусливо отпираю и открываю дверь, за которой в коридоре стоит взбешенная Рейчел. Позади нее собрались все обитатели особняка – в пижамах, с растрепанными волосами, кружками кофе и печеньем в руках. Сашу нигде не видно, так что, похоже, она в итоге нашла концерт в Бостоне и пошла тусить с друзьями.

– Какого черта, Тейлор? Почему моя дверь была заперта?

В толпе, наполнившей коридор, я замечаю Абигейл. На ее губах играет недобрая ухмылка.

– Прости, я…

Не дав мне закончить, Рейчел распахивает дверь и врывается внутрь, выставив на всеобщее обозрение полуголого Конора, застегивающего джинсы.

– Ой! – визжит она. Ее раздражение моментально улетучивается при виде безупречного тела Конора.

Я не виню ее за то, что она загляделась. Он восхитителен. Широкие плечи и точеные мускулы. Идеально гладкая, манящая грудь. Поверить не могу, что спала рядом с ним и ничего не запомнила.

– Доброе утро, – говорит Конор с ухмылкой. Он кивает остальным сестрам в коридоре. – Дамы.

– Я не знала, что ты не одна, – говорит мне Рейчел, таращась на него.

– Моя вина, – легко говорит он, натягивая футболку на свою рельефную грудь. – Простите. – По пути к двери он мне подмигивает. – Позвони мне.

И с той же внезапностью, с которой мы стали союзниками – маловероятный поворот, будь ситуация иной, – он уходит. Все до единого взгляды провожают его тугую задницу, обтянутую тканью джинсов, до тех пор, пока он не скрывается из виду, громко спускаясь по лестнице.

Я сглатываю несколько раз, прежде чем заговорить:

– Рейчел, я…

– Не думала, что ты на такое способна, Марш. – Она выглядит удивленной, конечно же. Но и впечатленной. – В следующий раз, когда будешь укрощать дракона в моей комнате, уходи до завтрака. Ладно?

– Конечно. Прости, – говорю я и с облегчением выдыхаю. Похоже, худшее позади. Впереди меня ждут новые битвы. И даже если я сама виновата, если я утратила еще каплю уважения в глазах окружающих, очевидно одно: сегодня девчонки будут весь день смаковать мои предполагаемые подвиги. Но не Абигейл.

Пока остальные возвращаются к своим утренним мультфильмам и коричным тостам, она стоит на верхней ступеньке, поджидая меня. Я хочу протиснуться мимо, сделав вид, будто я ее не замечаю, может, даже ненароком столкнуть ее вниз. Но вместо этого, как дура, останавливаюсь и встречаюсь с ней взглядом.

– Ты наверняка очень довольна собой, – говорит она, изогнув идеально выщипанную бровь.

– Нет, Абигейл, я просто устала.

– Если ты думаешь, что что-то доказала этой ночью, то ты ошибаешься. Конор с мокрым носком бы переспал, если бы тот ему улыбнулся. Поэтому не думай, будто ты теперь особенная, Тей-Тей.

На этот раз я прохожу мимо нее.

– Я и мечтать о таком не смею.

* * *

– И он вообще ничего не сделал? – спрашивает Саша утром в воскресенье после того, как я закончила рассказывать ей о своих пятничных похождениях.

В отличие от меня, Саша все еще живет в особняке Каппы Хи, поэтому она встретила меня в городе, за завтраком, в кафе «Деллас Дайнер». Обычно ей слишком лень приезжать в Гастингс и она заставляет меня встречаться с ней в одном из кафе Брайара, но, судя по всему, моего вчерашнего мутного сообщения с текстом «Расскажу, когда увидимся» было недостаточно, чтобы утолить любопытство моей лучшей подруги. По крайней мере, теперь я знаю, что нужно для того, чтобы вытащить ее ленивую задницу из кампуса: грязные подробности.

Или их отсутствие.

– Не-а, – подтверждаю я. – Вообще ничего. – Я не боюсь, что Саша может проболтаться кому-то из Каппы. Я полностью ей доверяю и ни за что не позволю своей ближайшей подруге думать, что я переспала с известным качком-плейбоем. Она единственная, кто знает, что я девственница.

– Он не пытался тебя поцеловать?

– Не-а. – Я медленно жую кусок цельнозернового тоста. В «Деллас» я всегда заказываю один и тот же скудный завтрак: поджаренный тост, омлет из яичного белка и маленькую миску с фруктами. Если бы на подсчете калорий можно было построить карьеру, я была бы богаче Джеффа Безоса.

– Меня это напрягает, – объявляет она. – Сама знаешь, какая у него репутация. – Ну, он немного флиртовал, – признаю я, беря стакан воды. – И притворялся, что ему нравится мое тело.

Она закатывает глаза.

– Тейлор, уверяю тебя, он не притворялся. Я знаю, ты думаешь, что у мужиков встает только на анорексичек, но, поверь мне, ты ошибаешься. Изгибы сводят их с ума.

– Да, изгибы. Не складки.

– У тебя нет складок.

К счастью, сейчас нет. Я стараюсь соблюдать диету с Нового года, после того как переела на каникулах и набрала почти пять килограммов. За три месяца я сбросила около четырех с половиной из этих пяти, чему рада, но хотелось бы скинуть больше.

Мое идеальное тело – где-то между Кейт Аптон и Эшли Грэм – тут мне сложно определиться, – но, если бы я могла похудеть до размера Кейт, я была бы в восторге. Я искренне верю, что некрасивых тел не бывает, но когда смотрюсь в зеркало, напрочь об этом забываю. Мой вес был источником стресса и комплексов всю мою жизнь, поэтому следить за ним – моя главная задача.

Я проглатываю последний кусок омлета, делая вид, будто не замечаю, до чего аппетитно выглядит Сашин завтрак. Стопка панкейков, политых сахарным сиропом, с кусочками шоколада – вкуснотища!

Она одна из тех счастливиц, которые могут есть что угодно и не поправляться. Мне же стоит только разок куснуть чизбургер на ночь – и все, плюс пять кило. Такое у меня тело, и я с этим смирилась. Чизбургеры и панкейки потрясающие на вкус, но в долгосрочной перспективе они для меня того не стоят.

– В общем, – продолжаю я, – он и правда был джентльменом.

– Все равно не могу в это поверить, – отвечает она с набитым ртом и начинает энергично жевать. – И он велел ему позвонить?

Я киваю.

– Но, естественно, он это не всерьез.

– Почему «естественно»?

– Наверно, потому, что он Конор Эдвардс, а я Тейлор Марш? – Я закатываю глаза. – А еще он не дал мне свой номер.

Она нахмуривается. Ха, быстро же я ее заткнула. – Ага, так что какие бы романтические фантазии ты ни напридумывала себе в своей красивой головке, можешь о них забыть. Конор оказал мне услугу. – Я пожимаю плечами. – И ничего больше.

5. Конор

Если кто-то из нас лелеял надежду, что тренер Дженсен будет с нами помягче после того, как мы обеспечили себе место в полуфинале чемпионата первого дивизиона НАСС ^[6], то эти иллюзии быстро развеялись, когда мы вышли на лед для утренней раскатки в понедельник. С самого первого свистка тренер буйствовал так, будто только что узнал, что его дочь залетела от Джейка Коннелли. Первый час у нас скоростная тренировка, и мы катаемся до тех пор, пока у нас не начинают кровоточить ногти на ногах. Потом он объявляет серию ударов, и я так неистово луплю по воротам, что того и гляди заработаю вывих. Свисток – разгон. Свисток – удар. Свисток – точно в цель.

Когда тренер велит нам пройти в медиа-зал, чтобы просмотреть видео с матча, я едва волочу ноги. Даже Хантер, который как капитан изо всех сил старался поддерживать позитивный настрой, выглядит так, словно хочет позвонить мамочке и попросить его забрать. В коридоре мы обмениваемся жалобными взглядами. Да, чувак, та же фигня.

После бутылки энергетика и питательной смеси я чувствую себя по меньшей мере полуживым. В медиазале стоят полукругом три ряда кресел, и я в первом ряду с Хантером и Баки. Все поникли от усталости.

Тренер встает перед экраном, и фотография с нашего матча против Миннесоты проецируется на его лицо. Даже звук того, как он прочищает горло, вызывает у меня панику.

– Некоторые из вас, похоже, думают, что трудности позади. Что вы легко пройдете в чемпионат, и с этого момента в вашей жизни будут только шампанское и вечеринки. Что ж, у меня для вас другие новости. – Он дважды хлопает ладонью по стене, и, клянусь, все здание сотрясается. Мы все резко выпрямляемся на своих местах, тут же, к чертовой матери, проснувшись. – С этого момента начинается работа. До сегодняшнего дня вы ездили на велосипедах с четырьмя колесами. А теперь папочка тащит вас на вершину горы и дает вам пинки под зад.

На экране начинает играть замедленное видео. Защитник сходит с позиции в выходе один на один ^[7] и ударяет шайбой по воротам, но она отлетает от штанги. Слева нахожусь я, и от вида того, как неуклюже я устремляюсь за этим «снайпером», у меня скручивает живот.

– Вот, – говорит тренер. – Мы отвлеклись. Попались на том, что смотрели на шайбу. На то, чтобы потерять бдительность, нужна секунда, а потом бац! – и мы уже играем в догонялки.

Он прокручивает запись. Теперь на экране появляются Хантер, Фостер и Джесс, которые не могут скоординировать свои пасы.

– Ну же, дамы. Это базовые вещи, которые вы делаете с пяти лет. Расслабьте руки. Представьте, где находятся ваши товарищи по команде. Откройтесь. Доводите дело до конца.

В этом зале мы получаем удары в том числе и по нашему раздутому эго. В этом весь тренер: он терпеть не может див. Последние несколько недель мы чувствовали себя чертовски непобедимыми на нашем пути к вершине. Теперь у нас впереди жесточайшие противники, и пора спуститься обратно на землю. То есть впахивать на тренировках.

– Где бы ни была шайба, я хочу, чтобы три парня были готовы ее принять, – продолжает тренер. – Я больше не желаю смотреть, как кто-то стоит и ищет, кому сделать пас. Если мы хотим дать отпор Брауну или Миннесоте, нам надо вести свою игру. Быстрые пасы. Высокое напряжение. Я хочу видеть уверенность в каждом движении клюшки. Мой тренер в Лос-Анджелесе был сущим исчадием ада. Парнем, который врывался в комнату с визгом и криками, хлопал дверьми, расшвыривал стулья. Минимум дважды за сезон его выгоняли с игры, а потом он приходил на следующую тренировку и вымещал все на нас. Иногда мы этого заслуживали. Но чаще ему как будто нужно было искупить сорок лет позора и неполноценности с помощью кучки тупых парней. Неудивительно, что наш уровень игры в хоккей оставлял желать лучшего.

Из-за него я почти решил не вступать в команду, когда перевелся в Брайар, но я знал о репутации местной программы тренировок и слышал о ней только хорошее. Тренер Дженсен стал моим спасением. Он бывает с нами строг, но козней никогда не строит. Он не зацикливается на спорте настолько, чтобы забыть, что тренирует живых людей. В чем я никогда не сомневался, так это в том, что тренер Дженсен заботится о каждом из этих парней. Он даже вытащил Хантера из тюрьмы в прошлом семестре. Ради этого мы пойдем за ним куда угодно, и к черту кровоточащие ногти.

– Ладно, на сегодня все. Я хочу, чтобы все сходили к нутрициологу и проследили за тем, чтобы правильно питаться следующие несколько недель. Мы будем вкалывать усерднее, чем в прошедший сезон. Это значит, что пора позаботиться о своем теле. Все свои травмы показывайте инструкторам. Сейчас не время для тайн. Каждый должен быть уверен, что на ближнего можно рассчитывать. Ясно?

– Тренер? – подает голос Хантер. Он вздыхает, съежившись. – Парни хотели узнать, не прояснилось ли чего с талисманом команды.

– Свиньи? Вы, идиоты, до сих пор хотите свинью, черт бы ее побрал?

– Эм, да. Из-за отсутствия Пабло Яйцебара у некоторых парней началась ломка.

Я хихикаю себе под нос. Не буду лукавить, я тоже немного скучаю по нашему дурацкому яйцу-талисману. Он был клевым парнем.

– Господи боже. Да получите вы своего питомца. Где-то в августе, насколько я слышал. Для покупки свиньи по несельскохозяйственным причинам нужна куча бумаг. Ясно? Доволен, Дэвенпорт?

– Еще как! Спасибо, тренер.

Мы поднимаемся и устремляемся к выходу, попутно заводя разговоры.

– А, стойте, – говорит тренер.

Все останавливаются, как послушные солдатики.

– Чуть не забыл. Сверху пришло указание, что нам надо поприсутствовать на какой-то встрече выпускников в субботу. Задача проста: улыбаемся и машем. Звучат недовольные стоны.

– Что, зачем? – слышится голос Мэтта Андерсона с задних рядов.

– Ох, ну, тренер, – ноет Фостер.

Гэвин рядом со мной взбешен.

– Вот хренотень.

– Что значит «улыбаемся и машем»? – спрашивает Баки. – Звучит так, будто мы должны им подрочить или типа того.

– По сути да, – отвечает тренер. – Слушайте, я тоже это терпеть не могу. Но когда проректор говорит прыгать, спортивный директор уточняет, насколько высоко.

– Но прыгаем-то мы, – протестует Алек.

– Вот именно. На таких мероприятиях лижут задницы за деньги. Университет рассчитывает, что эти маленькие цирковые представления помогут поддерживать развитие спорта и строительство крутых спортивных комплексов для вас же, принцессы. Поэтому отгладьте костюмчики, причешите волосы, бога ради, и ведите себя прилично.

– То есть мою задницу будут лапать богатые престарелые хищницы? – Весь зал смеется, когда Джесс вскидывает руку и задает свой вопрос. – Ради команды я и не на такое готов, но у меня ревнивая девушка, и мне нужна официальная справка с печатью на случай, если она меня об этом спросит.

– Попрошу внести в протокол: это сексизм и эксплуатация! – встревает Баки.

Невозмутимым тоном человека, которого уже порядком достала вся эта хрень, тренер, закрыв глаза ладонями, цитирует, – насколько я понимаю, – кодекс поведения в Брайаре:

– Политика университета заключается в том, что ни одного студента нельзя обязать вести себя неэтично, или аморально, или так, чтобы его поведение противоречило его искренним религиозным или духовным убеждениям. Университет – это институт равных возможностей, основанный на высоких академических достижениях без дискриминации по полу, сексуальной ориентации, финансовому положению, религии или ее отсутствию или темпераменту твоей девушки. Все довольны?

– Спасибо, тренер! – говорит Баки, с преувеличенным восторгом. От этого чувака он в один прекрасный день заработает аневризму.

Но Джесс и Баки в чем-то правы. С системой, которая заставляет нас платить пятьдесят тысяч в год и при этом быть практически проститутками, что-то явно не так. Во всяком случае, это касается тех, кто учится платно, как я. Но если я в чем-то и хорош, так это в том, чтобы быть мальчиком-игрушкой.

* * *

Надо отдать должное этой кучке болванов: мы умеем приводить себя в порядок. Команда пришла в субботу, одетая с иголочки в свои лучшие костюмы. Щетина сбрита. На волосах гель. Баки даже выщипал волоски в ноздрях, о чем он не преминул нам сообщить.

Обед для выпускников проходит в Вулси-Холле в кампусе. Пока что суть его состоит в том, чтобы слушать, как люди встают и говорят, как Брайар сделал их теми, кем они стали сегодня, рассуждают о служении обществу, учебном духе и бла-бла-бла. Места распределены так, что отдельно сидят спортивное отделение, представители сообществ, студенческого самоуправления и кучки других важных студенческих организаций, при этом много столов заполнено выпускниками. Все, что нам пока что надо делать, – это улыбаться, кивать, смеяться над их плохими шутками и говорить: «Да, сэр, чемпионат в этом году наш».

Хотя не все так плохо. Еда приличная, и много бесплатного бухла. Так что я – хоть немного – но кайфую.

Но как бы хорошо я ни выглядел в костюме, мне все равно кажется, что они чувствуют исходящий от меня запах. Смрад бедности. Больничную вонь новых денег. Все эти богатенькие засранцы, которые наверняка большую часть лет в колледже вдыхали кокаин через стодолларовые купюры из трастовых фондов, деньги в которых копились с тех пор, как их предки занимались работорговлей.

Семь месяцев назад я появился в Брайаре парнишей бунтарем из Лос-Анджелеса. Таких, как я, «добрые» люди из институтов Лиги плюща предпочли бы видеть в роли уборщика, а не студента. Тем не менее, отчим с пухлым кошельком ощутимо преображает тебя в глазах приемной комиссии.

Да, я могу наводить лоск, если нужно, но такие вот сборища напоминают мне, что я не один из них. Я никогда и не буду.

– Мистер Эдвардс. – Женщина постарше, усевшаяся рядом со мной, повесила на свою шею, кажется, все драгоценности английской королевы. Она кладет костлявую ладонь мне на бедро и наклоняется ближе. – Не будете ли вы так любезны раздобыть даме джин-тоник? От вина у меня болит голова. – Она пахнет сигаретами, мятной жвачкой и дорогим парфюмом.

– Не вопрос. – Надеясь, что она не заметит моего облегчения, я встаю из-за стола, благодарный за возможность ненадолго отойти.

Выйдя из главного зала, я встречаю Хантера, Фостера и Баки у коктейльного бара, где обслуживающий персонал все упаковывает, закончив разносить закуски.

– Можно попросить у вас джин-тоник? – спрашиваю я бармена.

– Да, без проблем. – Он начинает наливать напиток. – Чем больше бутылок я опустошу, тем меньше мне отсюда уносить.

– Джин-тоник? Братан, ты когда в мою бабульку-то превратился? – шутит Баки.

– Это не для меня. Это для моей хищницы.

Хантер фыркает и глотает свое пиво.

– Пожалуйста, не смейтесь. Еще пара джин-тоников, и она точно начнет мне на член усаживаться. – Я киваю бармену, спрашивая разрешения, и забираю себе бутылку пива, стоящую у него в коробке на полу.

– Насколько я знаю, – говорит Фостер, – твой член и так был занят на этой неделе.

Я открываю бутылку кольцом, которое ношу на среднем пальце правой руки.

– И что это значит?

– Насколько я слышал, ты провел ночь с Каппой в прошлую пятницу и прыгнул в кровать с Три-Дельтой в четверг.

Когда он так говорит, это звучит грубо. Но да, наверное, так оно и выглядит. Он, конечно, не знает, что мы с Тейлор провели вечер вполне себе платонически – за милыми беседами. И я не могу защитить ее честь, не выдав ее при этом. Я доверяю этим парням, но все, что я говорю, неизбежно пересказывается потом их девушкам: люди вообще сплетники по натуре.

– Кто рассказал тебе о перепихе с Дельтой? – с любопытством спрашиваю я, потому что Натали провела меня в особняк сестринства после полуночи. Как оказалось, в доме Дельты есть какое-то нелепое правило по поводу ночующих парней.

– Она сама, – отвечает Фостер, хихикая.

Я хмурюсь.

– В смысле?

Баки вытаскивает из кармана телефон.

– О да, мы все видели эту фотку. Подожди. – Он несколько раз нажимает на экран. – Да, вот она.

Я смотрю на ленту Инстаграма Баки. И да, там высвечивается селфи Натали с поднятым большим пальцем на фоне меня, спящего в углу. Надпись под фото гласит: «Смотрите, кто забил. #КрасавчикхоккеяБрайара #ЗасуньтеСебе #БросокССиреной ^[8] #Гооооллл».

Как мило.

– Высший балл за свет и композицию, – со смехом говорит Фостер. Вот засранец.

– Хэштег «хоккейная фанатка», – добавляет Баки. – Хэштег…

Я беру джин-тоник у бармена и направляюсь обратно, чтобы его отнести, показав при этом парням средний палец.

Меня беспокоят не насмешки. И даже не снимок, в общем-то. Я просто чувствую себя… дешевкой. Тем, с кем можно потрахаться ради лайков. Может, я и неразборчив в сексе, но я не отношусь к женщинам, как к трофеям. Взаимное удовольствие, если угодно, обмен, где каждый получает, что хочет, и никто не лжет, – это совершенно нормально. Зачем заставлять другого человека чувствовать себя куском мяса?

И все же, наверное, я это заслужил. Ведешь себя как бабник – к тебе относятся как к бабнику.

Когда я возвращаюсь в зал, играет джазовая группа, а тарелки для обеда уже опустошили. Большинство гостей вышли на танцпол, включая мою усыпанную драгоценностями хищницу. Я ставлю напиток на стол и сажусь, молясь о том, чтобы никто не пригласил меня танцевать. Что ж, пока все хорошо. Я потягиваю пиво и смотрю на людей. Но вскоре улавливаю разговор в паре столов от меня.

– Ой, я тебя умоляю. Не такая уж это заслуга. Это был вызов, ясно? Не то чтобы он на нее запал или что-то еще.

– Поверь мне, – отвечает женский голос, – я слышала, что там происходило. Он увидел эти сиськи и задницу порнозвезды и, наверное, подумал, что если будет трахать ее сзади, то ему не придется смотреть на ее страшное лицо.

– Я бы трахнул тело Тейлор с твоим лицом, – отвечает парень.

Мои пальцы сжимаются на бутылке с пивом. Эти придурки говорят о Тейлор?

– Ты издеваешься, Кевин? Скажи это еще раз, и я тебе яйца утюжком для волос прищемлю.

– Черт возьми, Абигейл, я шучу. Притормози, детка.

Абигейл. Девушка из сестринства Тейлор, которая заставила ее выполнить тот тупой вызов?

Я быстро оглядываюсь через плечо. Да, это она. Я помню, как она стояла в холле в особняке Каппы, когда я выходил тем утром из комнаты. Она сидит с Каппами, которых я видел на вечеринке, и несколькими парнями. Тейлор была права: она первоклассная тварь.

Сообразив, что Тейлор должна быть где-то здесь, я осматриваю комнату, но не могу ее найти.

– Вы знаете, что она хочет быть учительницей? – говорит другая девушка. – Она точно станет одной из тех телок, которым ученики заделывают детишек.

– Ох, она должна сниматься в учительском порно, – отвечает один из парней. – Эти сиськи четвертого размера заработают безумные деньги.

– На порно до сих пор зарабатывают? Разве сейчас эта хрень не бесплатная?

– Это ты еще не знаешь, что у нас сняли на неделе вступления в сестринство. Никакое порно с этим не сравнится.

Только когда хищница возвращается за своим джин-тоником и оставляет след от губной помады на моей щеке, я замечаю, что мои кулаки сжаты под столом, а сам я задержал дыхание. Я не знаю, как мне это воспринимать. Эти люди – гнилье, да, но почему я взбесился из-за девушки, с которой пробыл одну ночь? Мои товарищи по команде всегда шутят, что меня ничем не проймешь, и обычно они правы: я великолепно умею отвлекаться от всякой ерунды. Особенно когда она не касается меня напрямую.

Но весь этот разговор выводит меня из себя.

– Вы видели пост Дельты в инсте? Конор даже не приходил к Тейлор за вторым разом.

– Некоторые девушки созданы только для секса на одну ночь. Так что поделом ей, – самодовольно говорит Абигейл. – Добиться такого парня, как Конор, – для Тейлор недостижимая цель. Чем быстрее она это поймет, тем счастливее будет. Это даже грустно.

– Божечки! Готова поспорить, она уже вырисовывает в своих блокнотах «Тейлор любит Конора».

– Пишет «Тейлор Эдвардс» кровью в дневнике.

Они хохочут, согнувшись пополам. Засранцы.

Мне вдруг нестерпимо хочется подойти туда, возразить им. Тейлор ничем не заслужила такого отношения. Она клевая телка. Умная, смешная. Давненько мне не хотелось провести целую ночь за разговорами с незнакомцем. И не потому что она вызывала жалость или мне нужно было алиби. Я и впрямь прекрасно провел с ней время. Эти твари не вправе так издеваться над…

Легка на помине.

У меня невольно напрягаются плечи, когда я замечаю Тейлор, идущую в мою сторону. Она наклонила голову, увлеченно глядя в телефон. На ней черное платье до колена, короткий розовый кардиган, застегнутый на пуговицы до шеи, а волосы убраны в неаккуратный пучок на затылке.

Я помню, как она сокрушалась по поводу своих форм, и – честное слово – не могу этого понять. Фигура Тейлор для меня в тысячу раз привлекательнее, скажем, костлявого тела Абигейл. Женщины должны быть мягкими, фигуристыми и податливыми. Не знаю точно, когда им промыли мозги и внушили иное.

У меня немного пересыхает в горле, пока ко мне приближается Тейлор. Она выглядит сегодня просто охрененно. Сексуальная. Элегантная.

Не заслуживающая презрения этих людей.

Меня будто что-то подталкивает. Жажда справедливости. Победы добра над злом. У меня щекочет в затылке – верный знак, что в голову пришла тупая идея.

Когда Тейлор проходит мимо соседнего стола, не замечая моего присутствия, я вскакиваю.

– Тейлор, привет! Почему ты мне не позвонила? – говорю я громко, чтобы привлечь внимание Абигейл и ее компании в двух столах от нас.

Тейлор моргает, потрясенная и справедливо озадаченная.

Ну же, детка. Подыграй.

Я умоляюще на нее смотрю и повторяю подчеркнуто скорбным голосом:

– Почему ты мне не позвонила?