Сочинения. Том 4. Антидепрессант

© Эмануил Бланк, 2021

ISBN 978-5-0053-5550-8 (т. 4)

ISBN 978-5-0053-2542-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ПУСТЬ ОТДОХНЁТ ПЛАНЕТА…

 
Пусто. Туристов в центре
Нет, и Арбат молчит,
Нам кажется в эпицентре,
Даже Земля стоит
 
 
А впрочем, мы все сравнялись,
Нет больше окраин, углов,
Однако совсем не скончались
Значения добрых Слов
 
 
Наш Глобус остановился,
Бомбей и Сидней – одно,
Воздух над всем сгустился,
Сгустился над Миром, но…
 
 
Кружишься Ты в вальсе смелом,
В милых волшебных снах,
Испачканы руки мелом,
И радость искрит в глазах
 
 
Настроены Счастьем скрипки,
Колонны кричат, – Урррааа! —
Повсюду одни улыбки,
Но просыпаться пора
 
 
Март погрузился в холод,
Улицей снег метет,
Мурлычет в подъезде важно,
Слепой карантинный кот
 
 
Пусть-пусть, отдохнёт Планета
От нашей смешной Суеты,
Настанет когда-то Лето,
Но вновь не растаешь Ты
 
 
Очистятся, станут прозрачней
Ручьи, Океаны, Моря,
И вновь зазвучат многозначней
Те Фразы, что все не зря
 
 
Кружишься Ты в вальсе смелом,
В милых волшебных снах,
Испачканы руки мелом,
И радость искрит в глазах
 
 
Настроены Счастьем скрипки,
Колонны кричат, – Урррааа! —
Повсюду одни улыбки,
А нам просыпаться. Пора…
 

ПРЕСТИЖ ПО-СОКИРЯНСКИ…

Некоторые рекомендации к меню накануне, опубликованные мною накануне наступавшего нового 5779 года по еврейскому календарю (2018—2019 по юлианскому).

В наши дни престижность материализована в шикарных домах, мерседесах и, на худой конец, в красавицах с дорогими силиконовыми долинами и холмами.

В Сокирянах – маленьком местечке, затерянном в густых лесах Черновицкой области, где, в ту далекую пору, зачастую, сильно не хватало ни хлеба, ни молока, ни масла, главным элементом престижа было меню дней рождений любимых деток.

– Хоть раз в году, может ребенок покушать нормально?!, – жестко спрашивали мужей разгневанные мамаши

Они безжалостно сгоняли с кроватей всегда виноватых папаш, запуская их то на базар, то по всем знакомым, то по разным буфетам и столовым. Только бы не ударить лицом в жирную сокирянскую грязь.

В силу того, что любое прошедшее торжество активно обсуждалось во всем городке не месяц, не два, а, как минимум, до следующего дня рождения, свадьбы или выхода на пенсию, то существовали большие, очень даже серьезные риски, что грязь, налипшую на авторитет, в случае фиаско, можно было не отмыть, не отдраить и до второго пришествия.

– Ну, МИлику, расскажи нам, что же там хорошего было?, – в десятый раз мучили меня бесконечными расспросами бабушки Рива и Розa

К пятилетнему возрасту, я уже прекрасно осознавал, что именно должно присутствовать на столе каждой уважающей себя хозяйки. Присутствовать в обязательном порядке. После такой практики в раннем детстве, разделы математики, логики и философии, разбиравшиеся, через много лет, в высшей школе, дались мне с легкостью.

Конечно, детей, собиравшихся на очередной день рождения, в главной степени, интересовали только бисквитные пирожные с вкуснейшими цветочками из сливочного крема, разделенные солидной прожилкой из кисло-сладкого яблочного джема. Но это были лишь необходимые условия. Вернее, только их малая часть. Что входило в условия достаточные, необходимо перечислить, не упуская ни одной мелочи. Ведь Б-г, как известно, заключается в деталях. Поэтому, продолжим…

Центр цветочка в бисквите должна была представлять вкусная вишенка, либо другая ягодка, или, на худой конец, капелька того же самого яблочного джема. Впрочем, для этого допускалось и любое другое варенье.

Низ пирожного обязательно пропитывался душистой эссенцией и должен был быть, ни сухим – ни мокрым, ни твёрдым – ни слишком мягким, а ровно таким, как надо, чтобы ощутить весь букет запахов и вкусов этого произведения массового кулинарного искусства. Почувствовать все одновременно, да ещё в полной степени.

Никак не могу понять, почему сегодня, даже в центре Москвы, в знаменитом ГУМовском универмаге номер один, с играющей в залах музыкой шестидесятых, лучшие кулинары, очень за дорого воспроизводя внешний вид, никак не могут, хотя бы примерно, приблизиться к тому натуральному заповедно-волшебному вкусу.

Может, в прежний рецепт входила та самая особая травка- «Утешение желудка», что знакома нам ещё из сказки Гауфа" Карлик-Нос»?

Может, в крем надо было добавить на грамм двадцать больше Веселья, на пятьдесят – Детства, да ещё Любви с Надеждами, по вкусу?

– Да, – заявлял я высокому жюри бабушек – у Баси был салат из помидор и огурцов. Да. Один из них был заправлен вкусно пахнущим подсолнечными маслом и луком, а другой – ароматно-кисленькой сметанкой. Да. Был и зелёный лучок с укропчиком

Конечно же, рядом размещался и салат «Де Беф», заправленный дефицитным майонезом. Звучал он в наших краях одним словом – Саладыбеф.

– А смЭтыны? (варварская смесь русско-украинско-еврейско-румынского суржика, на котором разговаривали сокирянские евреи).– СмЭтыны была густая?

– А то эта Бася, может! То, что Бася – огненно рыжая полноватая медсестра с ярко накрашенными губами, таки может, я не сомневался ни капли

Всегда любил наблюдать, как она искусно делала уколы и ставила банки, во время недомоганий моих близких, как сочно рассказывала последние местечковые новости от Двойры – нашей первой сокирянской сплетницы.

Близость к такому надежному первоисточнику подтверждалась клятвенно, – Шоб я так жила, шо то, есть чистая правда! Со слов Баси, она делала Двойре массаж, буквально, только что – всего пять минут назад. Как-будто, эти пять минут назад, повышали достоверность совершенно секретных разведданных, как минимум, в сто раз.

– Ындерт процент! (сто процентов, идиш) Шоб я не сошла с этого места!, – эти сакральные выражения, безусловно, снимали у всех слушателей последние остатки сомнений

– А Юх? Юх (куриный бульон, идиш), какой он из себя был?, – продолжали допрос бабушки

– Юх был прозрачный, – я хорошо знал, что такого качества можно добиться только очень терпеливым, многочасовым марафоном вываривания молоденькой курочки на слабом-слабом огне

– Да-да, укропчик, но только абисалы (немножко, идиш). Конечно, юх был Голдыны (золотой бульон, идиш). Жировая пленка на поверхности должна была сиять и переливаться золотом

Однако ее, этой пленки, не должно было быть слишком много, так как от этого, зависела особая ароматность. Золотые капельки жира, плотно прилегавшие друг к другу, уже не пропускали бы достаточного количества молекул изнутри замечательно-волшебного варева. А это было непременным и, опять-таки, необходимым условием, для создания настоящего обонятельного взрыва, каким побавлялись только настоящие, по мнению моих бабушек, «Балаботыши» (хозяйственные, идиш) женщины.

– Пулькис, пульки (ножки, идиш) тебе достались?, – волновались бабушки. Сегодня диетологи, к сожалению, не советуют увлекаться этой, как тогда казалось, самой клейкой и вкусной частью настоящей деревенской курицы

– Мне дали не гергалы (горлышко, идиш), а большую пульку, – обманывал я бабушек. Ввиду ослабленного интереса к такого рода еде, я, чаще всего, ко вторым блюдам вообще не прикасался

– Правда, было ещё фаршированное горлышко. Смесь кукурузной муки с жиром, лучком и чесночком, зашитая в куриную кожицу, затем классно прожаренная. Она была довольно вкусной. Приходилось, конечно, нелегко, но с этим я как-то научился справляться. Для пущего аппетита, в этом месте азартного поедания, приходилось прибегать, и к малосольным помидорам, и к маринованным огурчикам, которые я в ту пору, я предпочитал больше, чем бочковые

– Конечно. Гифилты Фиш (Фаршированная рыба, идиш) была, и белая, и розовая (с добавкой свеклы). С хреном белым и красным. Холодец из петуха был" Мулы Там»(Совершенный Вкус, идиш).

– Правда, холодец из рыбы немного горчил, – решив, для правдоподобности, подпустить немного критики, я немедленно вызвал у бабушек довольно неприличное злорадство. Настроение у них приподнялось, а в глазах появился воинственно-торжествующий блеск

– А когда мы готовим, тебе же нравится?, – сразу же поинтересовались они, тут же напросившись на пространный и неизбежный комплимент

– Торты? Что с тортами? Вэй-з-мир! Мы чуть не забыли про торты

В стандартную программу того времени, безусловно, самую главную для деток, помимо пирожных, входили ещё, и гигантских размеров Наполеон, и шоколадно-кремовый Мишка.

Тётя Ита – Абрашина мама, добавляла к этому дуэту ее фирменный незабываемый вафельно-лимонный торт, куда щедро добавляла особый джем из лимонов и мармелада. Все это, конечно, запивалось водопадами вкуснейших Лимонадов, Ситро и Крем-Соды.

Получив бешеный заряд белков, жиров и углеводов, мы бешено, как ненормальные, носились по красивейшему сокирянскому парку. Он начинался за небольшой асфальтированной площадкой с бюстом Тараса Шевченко и уходил с понижением, далеко-далеко, в сторону волшебного Шипота, наполненного шумом бьющих из скал родников и океаном свежего вкусного воздуха.

Этот удивительно-сверкающий Мир остался с нами навсегда. Все огорчительное куда-то рассеялось, а прекрасное, наоборот, сконцентрировалось и засияло ослепительным Счастьем, в котором мы тогда, все без исключения, просто купались.

А может, порою, можем пребывать и пребываем в том блаженном состоянии и сейчас? Стоит только вспомнить. Стоит только захотеть…

ПРОСТО, СУМАСШЕДШИЙ…

Впервые увидев вывески магазинчиков на Алленби, одной из старейших улочек Тель-Авива, я приуныл. Выучить сложнейшие, на первый взгляд, иероглифы, да ещё читаемые справа налево, по моему здравому рассуждению, было практически невозможно.

От жары, непроходимо-влажной духоты, богато сдобренной запахами различных трав, восточных специй, незнамо откуда взявшимся, ароматом бочковой селедки, в голове все смешалось.

– Никаких проблем!, – бодро заявил ослепительно улыбавшийся Эзра, в прошлом, Леня Белкин – бывший выпускник МФТИ. Московский физико-технический всегда был в СССР одной из лучших кузниц научных кадров.

Помимо всего прочего, Эзра читал интересные курсы по различным приемам эффективного запоминания и методикам обучения.

– Только хорошо выучи алфавит. Под моим мудрым руководством, за двадцать, нет, за пятнадцать минут, ты научишься свободно писать на иврите, уже завтра. Да ещё быстрее, чем на русском

Этой фразой, Эзра заставил, поначалу, крепко усомниться в его полной адекватности. Правда, увенчанный чёрной кипой – особой шапочкой, похожей на тюбетейку, с которой не расстаются религиозные люди, он выглядел довольно убедительно.

Мои последние годы, плотно насыщенные бизнесом по переработке нефти и быстрым развитием сети заправочных станций в разных странах, завершились примитивным отжатием бизнеса.

Из-за привычки постоянно приукрашивать действительность и качества людей, я долго не обращал внимания на выраженные хватательные рефлексы своего ближайшего окружения.

Вот и остался без единой копейки. Предстояло все начинать с нуля. В новой среде, да ещё при полном отсутствии языка

Небеса, наконец-то, всерьёз решили заняться мною и направить на Землю Обетованную, куда я, несмотря на своё происхождение, до этого, никогда не заглядывал.

Более того, даже планов таких не строил. Маленький объём рынка, относительно небольшое население и жаркий климат, особого оптимизма не вселяли.

Судьба, в одночасье, распорядилась сорвать с меня погоны Биг Босса, лишив привычных охранников, секретарш и референтов и, вдобавок, поместить в особые условия. По замыслу вселенского Воспитателя, это должно было исправить гордыню, самоуверенность и прочие сопутствующие элементы моего непомерно развитого эгоизма.

До благодарностей Создателю, за эти горьковатые пилюли, я ещё не дорос. Однако попытки быстрого приспособления к окружающей действительности, присутствовали и были совсем-совсем нелишними.

Вернувшись домой, я, перво-на-перво, достал пособие по изучению иврита и, к следующему дню, исправно вырисовывал все двадцать две священных буквы

К счастью, их оказалось куда меньше, чем в русском алфавите. Хотя от прихода вездесущего Эзры, особых чудес ожидать не приходилось, я был рад предстоящему общению. Его, в ту пору, мне не хватало катастрофически.

– Ну-с, приступим!, – тоном лечащего врача Эзра энергично взбодрил все окружающее пространство и немедленно приступил к уроку

– Какой русский стих у тебя возникает в голове первым? Быстрее, быстрее, Милик, не тяни. Время пошло!

– Мой дядя самых честных правил…

– Отлично! Теперь, сразу, не отходя от кассы, пиши этот стих ивритскими буквами! Ты же знаешь, что в иврите, гласными практически не заморачиваются. Поэтому пиши, примерно, так

– Мой дд смх чстнх првл, -без гласных. Понял?!

Методика оказалась на редкость эффективной.

Через четверть часа такого стихописания, я, действительно, начал писать на иврите быстрее, чем по-русски – гласных-то, практически, не было и в помине

– В детстве мы учимся сначала говорить, а затем, через несколько лет, и писать. – Пояснял Эзра менторским голосом

– Этот стереотип и мешает. Видишь? Можно, сначала, научиться быстро писать. Понимать же написанное, читать и разговаривать – это уже совсем другие задачи

_______________

– Он хочет выставить меня полной дурой!, – вне себя от злости, визжала старший инспектор Беер-Шевской налоговой инспекции

Я заскочил туда, чтобы быстро зарегистрировать свою первую израильскую фирму. Уже на следующий же день, после урока.

– Как мне открыть компанию?, – спросил я по-английски всего минут за пять до неожиданного скандала

– Напишите небольшое заявление на иврите. И нет проблем!, – ответила, доброжелательно улыбаясь, молоденькая женщина лет тридцати

– К сожалению, иврита ещё не освоил. Можно, я напишу по-русски или по-английски?

– Никак нет. Никак. Только иврит или арабский! У нас два государственных языка, – продолжала улыбаться моя визави.– Когда научитесь писать, тогда и приходите. Откроем Вам фирму в лучшем виде

– Ладно. Давайте, попробую. Только, пожалуйста, продиктуйте медленно то, что должен написать, – попросил я неуверенно

– ОК!, – Она внятно произнесла на иврите, – Прошу Вас открыть фирму. Затем название и подпись

После того, как я, практически мгновенно, написал на иврите все, что она произнесла и вручил ошеломлённой женщине лист с каракулями, в которых, конечно, ничегошеньки не понимал, она, вдруг, ни с того ни с сего, взбеленилась. Подняла крик на весь офис.

– Так Вы утверждаете, что ничего не понимаете в том, что только что, абсолютно грамотно и быстро написали?!, – с явным недоверием переспросила озадаченная начальница налоговой, которой уже нажаловались подчиненные

– Насинг-насинг! (Ничего-ничего, англ) – произнёс я, глупо улыбаясь. Действительно, все выглядело форменным издевательством

– Он смеётся над нами, – не унималась инспектор, которая разошлась не на шутку

– Хорошо, я приму у Вас заявление! Однако, знайте, измываться над женщинами нехорошо, – с нотками оскорбленного самолюбия заявила начальница на английском. Затем резво удалилась прочь, хлопнув дверью отдельного кабинета

Правда, напоследок, она бросила своим коллегам одно слово, которое я, хорошо понимавший идиш, понял абсолютно точно —

– Мишуга. Стам, Мишуга (Сумасшедший, просто сумасшедший, иврит, идиш)…

ТЕНИ БУДЖАКА…

Велика и просторна Бессарабская Степь.

Беспокойно-прерывистый сон в пассажирском поезде, вползавшем из Кишинева в Буджак (Угол, – турецк) – степную область расчленённых равнин, населенных гагаузами, болгарами, молдаванами, украинцами и русскими, был переполнен видениями.

Там присутствовали, и Пушкин, и целые ватаги разноцветных цыганских кибиток, весело несшихся по бескрайним просторам, и облака-облака-облака, белыми мохнатыми стаями потерявшиеся, где-то, далеко-далеко, за линией горизонта.

Раскалённые солнцем безводные и малонаселенные степи Буджака, раскинувшегося между тремя бывшими османскими крепостями Измаил, Бендеры и Аккерман, были для Турции, действительно, заброшенным медвежьим углом.

Преодолев за ночь Бессарабяску, Чадыр-Лунгу, Тараклию, Чимишлию и Вулканешты, задержавшись всего на минуту, поезд Кишинёв-Рени вздрогнул и вытряхнул меня в Этулии – небольшой железнодорожной станции рядом с обширной территорией винзавода, знаменитого на всю округу.

Всю дорогу, в потьмах, меня сопровождал недовольный отрывистый лай собак, разбуженных звуками быстрой ходьбы. Шаги гулко отдавались в прохладной предутренней мгле. А я спешил в Чишмикиой – небольшой гагаузский посёлок, находившийся всего в паре километров, прямо за обширными виноградниками.

В одном из полевых домиков располагалась наша малочисленная, но дружная экспедиция Академии Наук.

Гигантские сполохи зарниц, многоголосье цикад, окружавшее меня со всех сторон, рождали, вначале, призрачную тень Пушкина. Он будто старался достать и ухватить края белых одежд римского поэта-изгнанника Овидия. Из гигантских вспышек космической Энергии проявился, вдруг, и образ Максима Горького, собиравшего виноград, здесь же, в окрестностях Шабо и Аккерманна. Он тоже сидел у костра и зачарованно слушал неспешные рассказы старухи Изергиль.

Несмотря на бодрящий предутренний холодок, я никак не мог стряхнуть с себя морок сна и видений, навеянных этой удивительной провинцией.

______________

– Милику, ты чего такой грустный?, – прекрасно понимая причину моего расстройства, спросила Мама. Она, как раз, прикрыла большую книгу с рисунками, вкусно пахнущими свежей типографской краской. Там, героический Данко, с пылавшим сердцем в руках, один-одинёшенек, освещал многим людям путь из мрачного гибельного зловещего леса

– Обидно. Обидно очень, – отвечал я. К четырём годам уже стало привычным, что во всех сказках, Добро обязательно побеждало Зло. Поэтому, досаде моей не было предела

– Данко умер, а люди не заметили смерти того, кто их спас. А один нехороший человек, ещё и наступил на его Сердце. И оно-оно, рассыпалось

Возмущению не было предела. Меня никак не мог успокоить ни тёплый сентябрьский закат, щедро заливавший веранду нашего сокирянского дома своим особым, ласковым свечением, ни лёгкий шелест краснеющих веселых листиков живой стены дикого винограда, надежно охранявшей наше уединение от прозы уличной суеты.

– Вот, песню сегодня слышал. По радио передавали, – Отряд не заметил потери бойца и Яблочко песню допел до конца, – вроде, и герои хорошие. А как же тому, кто остался в поле один? Неизвестно, убит или ранен? Его падения, смерти, исчезновения, даже не заметил никто

Вконец расстроенный, я искренне сокрушался несправедливости мироздания. Возмущался до тех самых пор, пока бабушка Рива, с шумом разорвав паутину печального настроя, не внесла тарелку вареных яичек.

Они варварски, но очень уж вкусно, были расплэчаны (смяты, идиш)) старинной серебряной вилкой, щедро заправлены репчатым луком, пахучим подсолнечным маслом и беззаветной любовью.

– Эти книжки до добра не доведут!, – проворчала она, кивая в сторону отца, обложенного горой литературы и усердно выполнявшего одну из своих университетских контрольных

– На огороде работы невпроворот! Полным-полно, – заявила бабушка так, чтобы папе, сидевшему в зале с окном, широко распахнутым прямо на веранду, все было предельно хорошо слышно

Оторвавшись от контрольной, отец весело подмигнул,

– Не расстраивайся, мой мальчик. Зато, про таких, как Данко, и книги пишут, и песни поют, и не забывают никогда! А те, кто остался равнодушным, кто не помнит Героев и не замечает их исчезновения, те людишки, и не живут вовсе

Мысли быстро переключились. Я уже вовсю представлял себя погибшим Героем, над которым горевали, и соседская Райка, и Элка, и даже вредная Валька

Глубоко вздохнув и быстро проглотив вкусное бабушкино угощение, я стал снова ныть, канючить и требовать у мамы чтения очередной книжки

______________

Давно стёрт с лица земли город Томы, где две тысячи лет назад, умер и, прямо у городских ворот, погребен великий Овидий. В тот, забытый Б-Гом и людьми, край, поэт и мудрец был сослан ещё императором Августом. А сакральные места северо-западной окраины Чёрного моря, кажется, до сих пор, ощущают его тайное присутствие.

Быть может, это нынешние Аккерман, Овидиополь, Арциз? А может, Измаил, Рени, Галац?

В густой темноте, наполненной тенями и призраками проживавших здесь легендарных колоссов, я упорно пробирался к Чишмикиою. Мне чудились, и римские колесницы, и пожелтевшие рукописи, и Пушкин, взволнованный бессарабской ссылкой, прямо в виртуальные, но духовно ощутимые, объятия непокорного Овидия.

Может, фамилия Тома, встречавшаяся, в тех местах, довольно часто, как-то связана с названием того легендарного города – знаменитой окраины Римской Империи?

Почти двести лет минуло с тех пор, как Пушкин, удивляясь общности судеб свободолюбивых поэтов, пытался обнаружить в тех краях, хоть какие-то следы легендарного Овидия.

Чуть больше века назад, и Максим Горький подрабатывал там, поблизости, уборкой винограда в Шабо, услышал легенду о героическом Данко.

Что ни говори, а земля, насквозь просвеченная горячим степным солнцем, щедро сдобренная крепчайшим красным перцем, фантастическими событиями, страстями и разнообразным людом, могла бы, могла бы, безусловно, рассказать ещё и не одну удивительную историю

_____________

– Фильджан Шарап? (стакан вина, гагаузский- турецкий), – предложила наша симпатичная повариха, прямо с утра

Она явно прознала о моем 26-летии, свершавшимся прямо на глазах. Скорее всего, это Яшка Эрлихман, Серёжа Гылка и Миша Мокану – мои верные коллеги по Академии Наук, вовсю готовились к сегоднявшему первоавгустовскому торжеству и, конечно же, все разболтали.

– Глазунью из пятка яиц и Ваш знаменитый Икь-Мекь (хлеб, гагаузский-турецкий), – отказавшись от утреннего возлияния, я, сразу же, отломил солидный кус горячего ноздреватого каравая, который умели и умеют выпекать, только в этих местах

Вечером мы азартно погуляли, не оставив в стаканах ни одной густой ароматной капли. Над оптимальным купажом вин, мы усердно трудились в большой эмалированной ванночке, одолженной, на время, в местном хозмаге.

По совету опытного аксакала из Этулийского винзавода, мы бережно замешали два ведра прекрасного сухого Каберне и восемь литров благородного густого Кагора. Подливая Кагор, мы тихонько водили обломком старого весла.

Вся поверхность небольшого винного озерца покрылась ароматной пенкой с веселыми пузырьками. Жаль, что к моменту, когда мы дошли до нужной кондиции, чтобы принять такую ароматически-романтическую ванну, она уже совершенно опустошилась.

Весь вечер, над нами расстилалось бездонное звездное небо. Вокруг беспрерывно звенели цикады. По всему горизонту, бешеными вспышками, плясали бесконечные сполохи зарниц.

– А Герои?, – Герои, чьи стихи и прозу мне декламировали друзья, в подарок ко дню рождения, тоже сидели рядом. Они дружно присоединялись ко всем тостам, но вели себя очень достойно. Как и положено настоящим Героям, над которыми не властно никакое Время…