Обречённые на падение

3. КАРЕН

Я едва успеваю вытащить пирог из духовки, как в дом входят родители. Они были у новых друзей, с которыми познакомились на воскресном пении молитвенного гимна. В нашем маленьком городке редко можно встретить новеньких, по крайней мере истинно верующих протестантов, поэтому сегодня для мамы с папой буквально праздник. К их сожалению, мы с братом не настолько зациклены на религии, чтобы говорить об этом постоянно, а им явно не хватает общения с такими же увлечёнными этим делом людьми.

– Милая, у нас что-то вкусное? – спрашивает мама, приподняв кверху нос, словно гончая на охоте.

– Да, – улыбаюсь в ответ, ведь выпечка с каждым разом у меня получается всё лучше. – Сегодня у нас пирог с абрикосами. Мойте скорее руки и идите за стол.

Пока родители послушно направляются в ванную, в голове в очередной раз за сегодня всплывает воспоминание о страшном сне. Этой ночью я проснулась с дикой дрожью и в холодном поту. Мне приснилось, будто я сижу за рулём папиной машины, а сзади на сиденье лежит маленький беспомощный котёнок. И всё бы ничего, если не ужасающе давящая со всех сторон атмосфера бессилия: я вижу, как он умирает, но никуда не еду, потому что знаю, что не смогу ему ничем помочь. Мне не хватит времени довезти его до ветеринарной клиники, да и если успею – его уже не спасти. Во мне стопроцентная уверенность, что уже поздно. Приговор оглашён и исполняется немедленно – я вижу, как свет в его глазах постепенно гаснет. Я вижу, как он уходит из жизни, и ощущаю безысходность. Это угнетает и съедает изнутри. Я злюсь, я беззвучно плачу, но ничем не могу помочь. И самое страшное, что несмотря на облик маленького пушистого котёнка, я чётко осознаю, что это мой брат.

Отгоняю мысли, от которых вновь становится не по себе. Они как назойливые мухи кружат возле меня весь сегодняшний день. Почему-то самые странные сны прочнее всего закрепляются в моём сознании.

Это просто сон, он ничего не значит. Дыши глубже, дай мозгу достаточно кислорода. Ни к чему привлекать их внимание и подвергаться расспросам.

Родители садятся за стол. Вид у обоих довольный. Полагаю, вечер выдался приятным.

– Калеб ещё не пришёл?

Отец, будучи высоким и широкоплечим, как всегда садится со стороны входа, где больше свободного пространства и он может расслабленно вытянуть ноги после ужина.

– Нет, пап. Ты же знаешь, он последнее время задерживается на работе.

Я поправляю соскользнувшие на край носа очки. Отец хмурится, но вслух ничего не произносит. Его и без того брутальное лицо становится ещё серьёзнее, особенно учитывая лёгкую небритость. Будучи слишком спокойным молодым человеком в годы юности, он не растратил своего пыла, и энергия из него так и разносится вокруг, никого не оставляя равнодушным. Если бы не морщины на широком лбу и тяжёлый бас, можно было бы сказать, что перед тобой парень в самом расцвете сил. Да и при произношении его имени, – Патрик МакКой – у многих в голове всплывает образ молодого паренька, нежели серьёзного рослого мужчины с лёгкой проседью.

Пару месяцев назад мы с братом решились на безумную, на мой взгляд, идею: открыть свой магазин автотоваров. В одном таком Калеб уже давно работает, поэтому знает все его слабые места, постоянных клиентов и поставщиков. На нынешнем месте работы ему не то чтобы повезло с начальством, – брат не может смотреть сквозь пальцы как хозяин магазина упускает столько возможностей и не развивает дело дальше. Калеб уверен, что с таким подходом этой точке осталось недолго, ведь уже сейчас автолюбители всё чаще предпочитают другие места с более обширным выбором и меньшими очередями за счёт нескольких продавцов.

В какой-то миг я воодушевилась его идеей и вызвалась помочь, стать вторым продавцом-консультантом в нашем совместном проекте. Что не смыслю в автомобильных запчастях я осознала уже после выдвинутого предложения, поэтому Калеб, который рад был любой помощи, пообещал научить всему в процессе. После решения воплотить задумку в жизнь мы перешли к этапу накопления средств, и брат старается заработать по максимуму, подрабатывая после основной смены. Я тоже, в свою очередь, высматриваю подработку, которую можно было бы совмещать со школой. Жаль, что Хосдейл не пестрит работой для несовершеннолетних. Но, в любом случае, скоро я смогу неплохо подзаработать на Дне города, что и делаю каждый год вот уже несколько лет.

До нас доносится хлопок входной двери, и по моим ногам пробегает лёгкий прохладный ветерок, заскочивший в дом вместе с братом. Вскоре на кухне появляется и Калеб, довольно улыбающийся, что успел на ужин. Я прямо чувствую, как дышать становится легче, и вновь мысленно повторяю: «это просто сон». Брат присоединяется к нам, на ходу наливая чай.

– Родной, ты снова себя не жалеешь, – качает головой мама.

Она хоть и имеет среднее телосложение, но на фоне отца кажется маленькой и лёгкой, как пёрышко. Тихий голос, свидетельствующий о её спокойствии, добавляет образу ещё больше мягкости.

– Элен, он мужчина, – немногословно заступается отец. – От того, что поработает на пару часов дольше, не сломается. Я в его годы…

На удивление навязчивые мысли о сне не отпускают. Ужасно, насколько въедливым может быть образ, вызвавший страх. Этот бедный котёнок стоит у меня перед глазами. Бегло оцениваю Калеба по внешнему виду и прихожу к выводу, что выглядит он здоровым: чуть уставшие от недостатка сна глаза глубокого синего оттенка, слегка взъерошенные светлые волосы (хоть в чём-то мы похожи), обычный цвет кожи, без зелени и обморочного оттенка, тем более в сравнении с присущим мне более бледным вариантом.

– Стоит оно того? – продолжает мама. – Может, мы всё-таки поможем? Деньгами?

– Нет, – решительно отрезает брат. – Вы и так платите за заочное обучение. А если вдруг бизнес не пойдёт, деньги вернуть не получится. Тогда…

– Прогоришь ведь! – перебивает папа, на что Калеб отзывается звонким смехом.

Я кладу последние столовые приборы на стол и тоже сажусь.

– Спасибо за поддержку, отец, – брат подавляет последние смешки.

– Но ведь так и есть. С таким настроем и начинать не стоит.

– Помолимся? – вмешивается мама.

После ужина и невероятно вкусного десерта (по причине последнего я, кстати, до сих пор ощущаю во рту вкус сочных сладких абрикосов) мы с братом вышли на террасу. Оба ужасно устали слушать про последнюю службу в церкви и размышления на тему замыслов Бога, которыми он привёл в наш город столь милых новых жителей, а теперь и их друзей. Мы, конечно, переняли у них религиозное воспитание, веру и любовь к Господу, но иногда хочется хоть на пару часов не упоминать эту тему в разговоре и поболтать о насущных проблемах: о странных взаимоотношениях ребят в классе, о новинках в кинотеатре, о модном платье, в конце концов. Хотя последнее ни меня, ни брата не интересует, мы были бы не прочь поговорить и об этом.

Именно из-за того, что отец чересчур зациклен на теме христианства и его жизнь буквально крутится вокруг церкви, некоторые люди за его спиной называют его сектантом. И ведь я знаю, что он адекватный, просто… это его жизнь. Как композитор, посвятивший всю свою жизнь музыке, отец в роли пастора посвятил свою жизнь религии. В принципе, чего ещё можно ожидать от сына священника, с детства приобщённого к церковным делам? Удивительно только как мама, встретив его, переняла его веру и уже многие годы верна своему выбору. Ведь она до встречи с мужем ни коим образом не пересекалась с этой темой, а теперь, смотря на неё, и в мыслях такого не возникнет. Это мне уже семнадцать! А если учесть, что Калебу двадцать, плюс до этого родители несколько лет встречались… складывается ощущение, что они предназначены друг другу судьбой.

Только вот если мама выбрала свой путь и веру осознанно, то её детей, то есть нас, никто не спрашивал. Мы, конечно, и не думали никогда спорить, ибо какой смысл отвергать правильное, чтобы под старость всё равно прийти к этому же? А я знаю, о чём говорю, стоит только посмотреть на посетителей церкви: восемьдесят процентов – старики. Прожив полную жизнь и набив шишек, они под конец понимают, что на самом деле важно и где следует побывать перед встречей с Ним.

И всё же, несмотря на «веру с пелёнок», мы с Калебом не такие, как наши родители. Им присущ догматизм: они безоговорочно принимают на веру суть протестантизма потому, что это единственно правильный вариант. Мы же, не пытаясь найти опровержение или несостыковки, не раз тайком обсуждали какие-то спорные моменты, рассуждали по типу «а что, если», пытались найти ответы на некоторые вопросы, когда должны были бы просто принять на веру. И чем дальше, тем таких вопросов становилось больше, а ответов… ответы были философские, бездоказательные.

Конечно, ни об одном из этих моментов родителям не было известно, иначе нравоучения длились бы днями и ночами. Для них слова из Библии – прописная истина, несмотря на то, что протестантизм предусматривает возможность верующими собственной трактовки, а для нас – как раз тема для обсуждения. Слыша то, как воодушевленно отец читает тот или иной отрывок, нам и в голову не могло прийти сказать что-либо, что заставило бы его хоть на мгновение засомневаться в себе и своих чувствах. Это всё равно, что выбить землю у отца из-под ног, которая держала его все эти пятьдесят два года.

На улице сейчас удивительно тихо и тепло, несмотря на недавний дождь. Настоящая весна. Изредка кто-то проезжает по улице, разрезая отражающие поверхности луж шинами. Ни пения птиц, ни лая собак вдалеке, как это обычно бывает. Свежесть, запах сырой земли и умиротворённость. Хочется задержаться в этом моменте спокойствия подольше.

– Сегодня в магазине была девушка, не местная, – задумчиво начал Калеб. – Думаю, она приехала на похороны. Скорее всего, это её мать… – глаза задумчиво впились в пол.

– Та, что покончила с собой?

Калеб кивает. Сумерки уже мягко окутали город, ещё немного и на небе покажутся звёзды.

– Она была так подавлена и торопилась поскорее добраться до места…

– Тяжёлое испытание.

Он снова кивает. Что-то в нём переменилось сегодня: более спокойный, более тихий. Сейчас он напоминает отца.

– Знаешь, я после встречи с ней задумался. Я бы, наверное, не смог пережить такое, – Калеб подёргивает плечами. – Ну, физически, может, и смог бы, но морально… не знаю. Не представляю.

Брат тяжело вздыхает, а я вспоминаю статью, где говорилось, что мужчины гораздо слабее женщин в психологическом плане. Стоит ли напоминать ему, что родители в любом случае когда-нибудь покинут нас? Нет, не стоит. Всё равно, когда их не станет, мы будем друг у друга, и я помогу ему пройти через это.

Становится прохладно. Я беру с кресла-качалки плед и накидываю его себе на плечи.

– Потеря близкого для любого будет болезненным ударом, – говорю в никуда.

Невольно вспоминаю сон, съёживаюсь под тканью от неприятного ощущения где-то в груди и слегка улыбаюсь, видя Калеба целым и невредимым.

– Наверное, так было нужно, – смотрю на небо, где уже зажглась первая звезда.

4. ДЖЕЙН

Стивен приехал ближе к полуночи, когда Леона уже спала в гостиной. Я провела его в гостевую спальню. Тусклый свет настольной лампы освещает двуспальную кровать с тёмно-синим мягким покрывалом. Занавески на окне задёрнуты, настенные часы тихо отмеряют секунды.

Признаюсь сама себе, что видеть Стива здесь приятно. Это единственное, что сейчас напоминает мне о стабильном прошлом. Он – живое доказательство того, что что-то ещё осталось прежним.

Он был единственным, кто оказался рядом в тот самый момент, когда я узнала, что осталась сиротой. Возможно, конечно, что где-то в этом мире живёт ещё мой отец, но у нас не было шанса узнать друг друга. В своё время мама всё решила за нас.

– У тебя убитый вид, – Стив садится рядом на кровать и заботливо обнимает меня за плечи.

– Не хотела ложиться, не дождавшись тебя.

– Я здесь. Теперь я здесь.

Его поцелуй в лоб горячий и милый.

– Ты закончил работу?

После университета ему повезло устроиться менеджером в крупную фирму по продаже недвижимости. Кажется, моему окружению в этом плане везёт. Хорошая заработная плата, коллектив профессионалов и дорогие подарки по праздникам – идеальный вариант. Только вот для меня в этом есть один существенный минус – ему часто приходится уезжать из города. Сейчас я ощущаю нехватку Стива ещё острее. Мне хочется быть с ним рядом всю оставшуюся жизнь, не теряя ни минуты. Теперь я боюсь упустить своё время.

– Да. И теперь мы на шаг ближе к тому, чтобы съездить в Италию.

Вымученно улыбаюсь. Наше знакомство началось с того, что он позвал меня с собой в страну искусств и красивого звонкого языка, а также пасты, которую я обожаю с детства. Позже мы даже позволили себе представить, как будем сидеть в гондоле, слушать живую музыку, посетим старинную винодельню и полюбуемся кафедральным собором. О, это будет поистине чудесное время!

И всё же я бы без раздумий променяла возможность путешествовать на возвращение мамы. Пусть она бы жила на другом конце света, но я бы всё отдала, чтобы слышать в трубке её голос. И смех. Такой живой, полный жизни и эмоций. Хоть и в последнее время она очень редко искренне смеялась, я вспоминаю её именно такой.

– Я хотела познакомить тебя с сестрой, но уже поздно. Тогда завтра, – с трудом проглатываю нервный ком. – На похоронах, – от этих слов по телу пробегают мурашки, и вновь в разум врезается осознание того, что всё это не сон.

Стивен крепче сжимает мои плечи и предлагает лечь спать. Он наблюдает за тем, как я достаю из рюкзака снотворное и выпиваю пару таблеток. И хотя я вижу, что ему это не нравится, он молчит. Это одна из черт его характера.

Одна из черт, которые мне в нём нравятся. Он не пытается меня учить жить. Я с ним, но в то же время свободна. Он не сковывает, не ограничивает, не давит. Мне уже доводилось видеть несчастных девушек в отношениях с тиранами и ревнивцами, которые то и дело пытались их морально подавить, отчего я ценю Стивена и его мягкое присутствие в моей жизни ещё больше. Может, дело в годах, – он на пять лет старше меня, одного возраста с Леоной, – потому и мудрее, чем мои сверстники.

Я ложусь рядом и обнимаю его, опустив голову на плечо. Спать в одежде не самый удобный вариант отдыха, но лучше так, чем одной. Вслушиваясь в глубокое дыхание Стива, я чувствую спокойствие и безопасность. Таблетки начинают действовать.

Среда

С пробуждением приходит и понимание, как отчаянно я хочу открыть глаза и оказаться в своей комнате с постерами на стенах. Надежда, что всё это просто кошмар, не покидает меня до последнего. Но даже с закрытыми глазами я знаю, что лежу в гостевой спальне маленького неуютного домика в Хосдейле: слышу тиканье часов, под которое вчера засыпала.

– Позавтракаем? – шепчет Стив, повернувшись ко мне лицом.

Его вопрос слышится мне до безумия аккуратным, словно одно слово невпопад или не та тональность способны довести меня до слёз. Его забота льстит мне, я не привыкла к такому по отношению к своим чувствам. Леона никогда не боялась, что может обидеть меня, и всегда говорила прямо в лоб, что она думает обо мне и окружающих.

– На меня даже не рассчитывай, – произношу я, чувствуя подступающую тошноту.

Я сажусь и опускаю ноги на выцветший прикроватный коврик. Окно ещё закрыто, но даже так понятно, что солнца на улице нет. Желудок бунтует. Не понимаю, почему в фильмах люди при стрессе начинают есть ещё больше, когда тут и крошка в горло не лезет.

– Кофе? – предлагает он.

Вспомнив вчерашний дешёвый кофе в руках сестры, мотаю головой и отправляюсь прямиком в ванную. Идея привести себя в порядок сегодня кажется нелепой… Разве можно быть похожей на человека, когда у тебя под глазами огромные мешки, кожа у висков настолько натёрта, что жжёт от прикосновений, а взгляд потухший и подавленный? Тем не менее я принимаю душ, чищу зубы и причёсываюсь. Натягиваю траурное платье, хотя от одного его вида меня воротит. Нет, само платье очень даже ничего, если бы не повод!

Ни черта не легче.

Если бы дело было только в моём желании, то я бы сегодня вообще не вылазила из постели. Как бы это ни было эгоистично, но я не хочу идти на похороны. Я не хочу слушать речь по матери, не хочу видеть её в гробу. Не хочу прощаться. Но в то же время знаю, что если не пойду, то потом буду жалеть. Я впервые в жизни так остро чувствую раздвоение личности.

Выхожу из ванной, через силу волоча ноги, и встречаю Стивена с обеспокоенным взглядом. Он всматривается мне в глаза, словно ожидает очередной истерики, но всё это в прошлом. После срыва я постоянно ловлю от него этот взгляд. Он же не думает, что я настолько слаба, чтобы сдаться? Пока есть хоть какие-то силы, я буду жить.

Беру его за руку, легонько чмокаю в губы, чтобы показать, что я в порядке, – если это понятие вообще применимо в данном случае, – и веду на кухню, откуда слышится звон посуды. Мы беззвучно входим и садимся за стол, пока сестра управляется со сковородой. Пахнет яичницей.

Воспоминания относят меня на годы назад, когда она готовила нам яичницу перед школой. Леона не любила готовку и потому завтраки не отличались оригинальностью, но это было более чем съедобно. Иногда к этому добавлялся ломтик бекона или помидор, – так сестра выдавала своё хорошее настроение. Сегодня ни бекона, ни помидора не предвидится.

Сестра поворачивается, и деревянная лопатка выпадает из её рук, с грохотом приземляясь на холодный тёмный пол. Она пару секунд переводит взгляд с меня на Стивена и обратно, после чего делает вдох, сглатывает и выдаёт:

– Никогда ко мне не подкрадывайтесь!

Я усмехаюсь. Её почти никогда нельзя застать врасплох.

– Леона, это Стив. Стив, это Леона, – без энтузиазма знакомлю их, отмахиваясь от тарелки. – Не хочу есть, спасибо.

Сестра с подозрением косится на меня, но быстро переключается. Теперь она оценивает моего парня, даже не пытаясь улыбнуться.

– Приятно познакомиться, – сталь в голосе подтверждает мои догадки.

И как я могла обманывать себя, думая, что он может ей понравиться?

– И мне, – отвечает он, явно чувствуя себя неуютно в качестве мишени.

Все мои фибры улавливают напряжение. Пока они молча едят, я старательно разглаживаю по ногам ткань платья. Вообще, чувствую себя в нём неуютно. Зато мама бы порадовалась. Она всегда приводила в пример сестру, которая, не смотря на свой характер, внешне выглядела более женственной.

Леона периодически посматривает в сторону моего избранника с таким сосредоточенным видом, будто производит в голове сложные математические расчёты. Стивен же весь в процессе завтрака, даже не думает отвлекаться на разговоры: глаза опущены, рот тщательно пережёвывает пищу. Открываю на смартфоне социальную сеть и листаю ленту, коротая время и краем глаза наблюдая за соседями по столу.

Весь завтрак в доме царила тишина, чему я даже была рада: лучше молчание, чем слышать по интонации сестры, что она не одобряет мой выбор. А она в принципе не могла его одобрить, ведь Стивен не принц сказочного королевства. Все остальные кандидаты, по её мнению, слишком легкомысленны, ненадёжны, безответственны, немужественны и просто «ну и какой толк от такого мужика?».

И вот сейчас, когда мы едем в церковь, Леона не выдерживает:

– Кем ты работаешь, Стив?

Я на автомате закатываю глаза. Конечно, а что ещё ей может быть интересно? Мисс практичность в деле. Её не интересует насколько он хороший человек и как сильно я ему нравлюсь, главное, чтобы зарабатывал хорошо или семья была уважаемая.

– Продаю недвижимость.

Клянусь, если бы я сейчас видела её лицо, то увидела бы недовольно поджатые губы. Я слишком хорошо знаю свою любимую сестрёнку, чтобы предположить, что такой ответ её устроит.

– Наверное, часто в разъездах?

– Да, бывает.

Спокойствию Стива я могу только завидовать. Если бы не успела его узнать получше, то даже не заметила бы, что ему не по себе. Он ведёт машину, плавно трогаясь с места и также аккуратно притормаживая. Мы с сестрой сегодня решили не садиться за руль, так как у обеих мысли постоянно где-то, но только не в реальности.

– А давно вы вместе?

– Стив! – кричу я в тот же момент, когда он резко нажимает на тормоз.

Мимо, на красный, пролетает несколько мотоциклистов. Один из них едва не сносит нам бампер, отчётливо его шоркнув.

– Какого хрена?! – возмущаюсь я.

Адреналин в крови взлетел на небывалую высоту, сердце едва не выпрыгивает из груди. В голове остаётся образ уже скрывшегося из вида лихача: чёрная кожаная куртка с рисунком под старые царапины на спине. Стивен ругается себе под нос и выходит проверить машину.

– Ничего. Наверное, ногой задел, – сухо произносит он, вернувшись, после чего внимательно осматривается на перекрёстке, и машина снова трогается.

– Мы едва не увеличили количество гробов на сегодняшней церемонии.

– Джейн! – одёргивает меня сестра.

Я пожимаю плечами. Это ведь правда. Кстати, было бы довольно иронично погибнуть, двигаясь на похороны.

– Всё будет хорошо, – уверенность в голосе Стива машинально успокаивает и даёт надежду. Из него вышел бы неплохой психолог. Но что-то меня заставляет медлить в принятии этих слов… внутреннее чутьё подсказывает, что это только начало.

Выйти из машины по прибытии оказывается труднее, чем я представляла. Ноги абсолютно отказываются идти в том направлении, где располагается старенькая церковь. Её белёные светлые стены выделяются на фоне хмурого серого городка, а золотые купола выглядят на удивление тускло. Быть может, если бы солнечные блики играли на них, то картина не представлялась бы такой безжизненной.

Как будто всё здесь с её уходом утратило краски.

Сжимаю зубы и заставляю себя двигаться, придерживаясь за локоть Стивена.

– Ты ужасно бледная, – замечает он. – Уверена, что хочешь туда?

Сестра нетерпеливо шумно выдыхает и идёт внутрь. Я смотрю вслед и не понимаю, почему ей это даётся намного проще. Мы ведь обе её дочери. Неужели она настолько отвыкла от мамы за последние несколько лет, что перестала испытывать к ней хоть какие-то тёплые чувства? С момента, как мы встретились, я не увидела от неё никаких проявлений скорби, кроме застывшей в глазах печали: ни плача, ни ностальгических воспоминаний, ни истерик. Она даже говорит о сегодняшнем дне спокойно, без дрожащего голоса и всхлипов. Как можно подходить к этому как к очередному рабочему проекту? Или же это защитная реакция её организма?

Делаю глубокий вдох, киваю, и мы шагаем следом. Едва войдя в церковь, я тут же отвожу взгляд от гроба.

Он закрыт. Ну, конечно, она ведь упала на рифы. Наверное, там и смотреть не на что.

Меня снова мутит. Не могу себя заставить взглянуть в сторону гроба. На глаза наворачиваются слёзы. Не хочу запоминать маму такой.

– Я рядом, – шепчет Стивен и аккуратно приобнимает за плечи.

Дальше всё как во сне: расплывчато, приглушённо, будто и не со мной вовсе. Часто смахиваю слёзы с щёк, которые от постоянных прикосновений уже снова горят. В целом церемония проходит быстро, людей мало. Я то и дело отвлекаюсь на какие-то другие мысли, лишь бы сохранить самообладание и не закричать от безысходности, – так сильно давит обстановка.

На кладбище помимо нас ещё человек пятнадцать. Без понятия, знали ли эти люди нашу мать или просто пришли из любопытства, но они внимательно следят за процессом. Следят и раздражают. Хочется крикнуть «чего вы пялитесь?» и выгнать всех, остаться наедине со своим горем.

И только сейчас, когда я вижу, как засыпали гроб землёй, я в полной мере ощущаю всю ту боль, что копилась во мне эти дни. Оказывается, до этого я чувствовала лишь верхушку айсберга. Только сейчас мозг принял факт безвозвратной утраты мамы. Всё. Конец. Сейчас я прочувствовала, как часть моего сердца навсегда очерствела и больше никогда не станет биться. Меня трясёт, мне хочется раскопать её тело обратно, словно у неё есть шанс ожить. Словно мама умерла не в тот злосчастный вечер, а сейчас, когда её спрятали от этого мира под толстым слоем земли.

Стивен прижимает меня к груди без лишних слов. А у меня и самой слов нет, как нет и крика. Моя боль достигла высшей точки – я беззвучно плачу, не в силах хоть как-то выразить своё внутреннее состояние. Леона держится противоположной стороны от могилы и, кажется, однажды даже посмотрела на меня с презрением. Словно она не верит мне и считает всё это игрой на публику. Сама она не проронила ни слезинки.

От земли пахнет сыростью. Мокрая притоптанная трава клонится к корням. Лёгкий ветерок шумит в ближайших кронах деревьев. Небо снова хмурится, предвещая дождь.

– Соболезную, – произносит один из мужчин, подойдя сбоку. Широкоплечий, слегка сутулый шатен, он всем своим видом выражает печаль. – Жаль, что она так много не успела.

Он не задерживается около нас и быстро отдаляется. Стивен крепче прижимает меня к себе, словно пытается забрать часть боли. Все слова, которые должны поддерживать, режут по живому. А что видят остальные? Просто слёзы. Просто солёную воду, стекающую по моим щекам.

Мужчина подходит к Леоне и у них завязывается разговор. Замечаю взгляд, которым она бегло стреляет в мою сторону. Активная беседа убеждает в том, что они видят друг друга не в первый раз – им явно есть о чём поговорить. Словно не желая быть подслушанными, они ведут диалог практически шёпотом. Моё любопытство тут же берёт верх, и я решаю, что позже нужно расспросить сестру об этом человеке. Я вспоминаю о тайной цели своего пребывания в Хосдейле и обвожу глазами присутствующих.

Внимание привлекает держащийся поодаль мужчина. Он выглядит загадочно, наблюдая за происходящим в стороне от других людей. Высокий, темноволосый, с небольшой проседью у висков, на вид лет сорока и с задумчивым выражением, словно застывшим на его лице. Что его могло связывать с мамой? Это мне ещё предстоит выяснить. Я щурюсь, запоминая его лицо.

Люди расходятся. Смотреть больше не на что. Из числа последних удаляющихся к нам подходит шериф.

– Примите соболезнования, – он снимает шляпу, обнажая свою лысую голову. – Вивьен покинула этот мир слишком рано.

Я открываю рот, чтобы спросить, но он и сам догадывается:

– Кайл Кросс, шериф Хосдейла. Это я звонил вам.

Втягиваю носом воздух, пытаясь дать мозгу такой необходимый кислород.

– Вы верите, что это самоубийство?

– Никаких улик, доказывающих обратное, не обнаружено, – Кайл виновато поджимает губы. – Но, если вдруг вы что-то заметите, что-то необычное… – он протягивает визитку, и я молниеносно хватаю её, словно ждала этого всю жизнь.

Моё подсознание уверено, что в случившемся кто-то виновен и я его найду. Я привыкла доверять своей интуиции больше, чем другим людям. Если уж представители правосудия не могут этого сделать, то я сама выполню их работу.

– Вы проверяли отпечатки с её ноутбука?

– Только её.

Значит, она сама удалила файлы расследования. Но зачем? Если только под дулом пистолета.

– Её психотерапевт подтвердил, что Вивьен последнее время была в тяжёлом психологическом состоянии и… – он старательно избегает моего взгляда.

– Психотерапевт?

– Да, Эндрю Уэст, – Кросс кивает в сторону мужчины, что держался всё время позади.

Так вот ты кто…

– Изначально она обратилась из-за проблем со сном, но потом стало хуже. Логично предположить, что это совсем сдавило её и… она не выдержала.

Шериф легонько хлопает меня по плечу и уходит, оставляя переваривать новую информацию.