Жизнь. Что это? Отрезок времени, черточка на памятнике, показывающая дату рождения и дату смерти. Что ты делал всё это время? Как его прожил? Спал, ел, любил – всё. Всё? Ты даже не захотел понять, сколько прекрасных моментов она тебе подарила. Не понял? Я так и знал, что ты не понял. А ещё человек всегда забывает всё хорошее, что преподносит ему жизнь. Зато помнит все неудачи, горести, заботы, печали, которые доводят до пика, до вершины самокопания. А к чему это может привести – он никогда не задумывается, да и задумается. Хотя стоило бы. Я, подобно всем людям, тоже халатно отнесся к себе, да ладно к себе – к близким мне людям, которым мне не хотелось принести столько страданий, но получилось с точностью да наоборот. В том смысле, что не было у меня близких кроме… Но я думаю, что не стоит торопить события,а рассказать всё по порядку. Конечно, это будет лично моя точка зрения, которая в принципе основана на эмоциях, ибо здравый смысл во всём этом отсутствовал.

3-ье августа.

Вчера не писал, не стал продолжать. Впал в какую-то апатию и сплин. Ничего не хотелось делать. Вспомнил первый день, день, с которого начались все мои будущие злосчастья. Не зря же говорят, что беда одна не приходит. И я убедился на личном опыте. Но самое ужасное – вспоминать. Вспоминать по истечению такого долгого времени, когда боль отзывается в сердце ещё больнее, ещё острее и глубже, но я понимаю, что надо обо всем написать пока есть время. Может в будущем это послужит кому-то уроком, кто прочитает ниже написанное. Но я заранее прошу прощения у вас, у читателей, ибо мне кажется, что вы слишком строго меня осудите.

Утро. Обычное утро воскресного летнего дня. Солнце только-только пробивалось сквозь плотные облака и с каждой минутой побеждало его. Как сейчас помню то чувство, которое подсказывало мне, что сегодня что-то должно было произойти. Почему я так решил? Не знаю, предчуствие, наверное.

Выглянув в окно я увидел, как на молодой, только начавшей цвести ветки белой сирени, сидит большой черный ворон, который смотрит мне прямо в глаза. На секунду мне показалось, что он хочет что-то мне сказать, но я не успел ничего понять, а ворон резко взлетел и улетел. Улетел на запад, в сторону Мефистофеля. А я разбил чашку свежее приготовленного кофе. Точно, должно что-то случиться, хотя посуда ведь бьётся к счастью.

Ворон – плохой знак, а результат не заставил долго себя ждать. Раздался оглушительный звонок домашнего телефона, который нарушил тихое молчание, находившееся в ожидании. Он так ревел, что можно было понять – вещь очень важная. « Джо умер»– раздался в трубке нежный женский голос, и в этот момент мир ушел из под ног. От неожиданности я бросил трубку, сел на диван и заплакал. Впервые в жизни. Мне было не подвластно это чувство в тот момент, но я нисколько не жалею тех слёз, потому что они были искренние. Нужно стесняться тех слёз, которые выпущены через силу.

Через пятнадцать минут я уже ехал по трассе на машине. Не помню, сколько было на спидометре, но когда раздался стук, и лобовое стекло разбилось, я понял, что кого-то сбил. Я остановился и вышел. Ужас, который охватил меня в тот миг был не сравним с чувством жалости к Джо. Для меня он был превыше всего.

Я отошел от машины и увидел ещё живую молодую девушку. Все ноги были переломлены. Она кричала. Нет, она не кричала, она умоляла, она просила помочь ей. Но что я мог сделать? Отвести её в больницу. Но где-то там лежит мертвый Джо. Мертвый. Ему не помочь. А ей? Помочь? Но тогда я решил, что мне следует от нее избавится. Избавиться? От живой? Да.

Ох, как же тяжело мне всё это вспоминать. Это такой тяжкий груз, груз на всю жизнь, который будет волочится за тобой все время, каждую минуту, и это, как волдырь, будет болеть, болеть, а потом лопнет – и всё, конец.

Я взял лопату и пошел копать. А что копать? Могилу? Нет. Так, временное пристанище. Когда девушка увидела лопату, она так завопила, что мне пришлось вставить ей в рот кляп. Но все равно жалобные стоны доносились до моего сознания и капали, капали мне на мозг, но яма была уже выкопана. Я подошел к девушке и впервые обратил внимание на её внешность. Её образ так чётко врезался в мою память, что помню как сейчас. Рыжие, уже окровавленные волосы, нежно лежавшие на прямых правильных плечах, глаза – а это отдельный вид искусства – выражали такую доброту и наивность, что мне хотелось все бросить и спасти её, лишь бы она выжила, но это чувство пропало через несколько минут,и голос – до того детский, такой сказочный, заставляющий делать всё, что она хочет. Но пути назад нет. Я взял ее тело, пока живое, и отнес в свежевыкопанную яму. Она даже не сопротивлялась. Смирилась, наверное. Так я подумал сначала. Я наломал веток и укрыл ее. Всё – дело сделано.

Это, несмотря на долгое описание, всё произошло очень быстро, минут двадцать, не больше. Но что мне было делать с машиной? Я возвратился в свой коттедж, оставил разбитую машину и взял другую.

Когда поехал обратно к Эдуарду на месте моей аварии никого не оказалось. Значит, никто не видел. Но стоило пойти мне туда, где я оставил девушку, моё сердце ёкнуло – её там не было. Теперь я переживал больше за себя.

Вот она исчезла, но мысль о том, что девушка вернется и придет за мной, не давала покоя. Ладно, забудется. Но нет, не тот случай, чтобы вот так просто стереть это из памяти, это как клеймо, которое останется на всю жизнь и предает тебя своеобразной анафеме, которая отрекает тебя от общества, где ты навсегда останешься ужасным человеком, который сбил девушку, но никто не вспомнит, как много ты сделал для улучшения и совершенствования мира. Нет, человеческая натура так устроена, что мы любим, нет мы обажаем видеть самое плохое в людях, не обращая внимания на то, что все мы неидеальные.

Как доехал до Джо я уже не помню, но там меня ожидало новое потрясение…

4-ое августа.

Нет, если всё время смотреть и смотреть в прошлое, то это ни к чему хорошему привести не сможет. Прошлым жить нельзя, да и без прошлого тоже. Что же тогда делать? А может просто не вспоминать? Ведь то, что было- прошло, и оно больше не повторится, а на старых ошибках поучиться и не повторять их в будущем. Но разве так я смог бы сделать? Нет. Чего же я хочу от других людей? Ничего. Я пишу это не для кого-то, а так, чисто для себя, отвести душу, или, вернее сказать, успокоить её. И не смотря на то, что я рассказал о том, как не надо поступать, не жить прошлым – все же поступаю по-другому, наперекор не только себе, но собственной судьбе. Может, хоть раз стоило бы покориться ей, и ничего всего это бы не было? Но нет- это и есть судьба, так что от нее никуда не убежишь, нигде не скроешься.

6 – ое августа.

Всё-таки я не смог тогда продолжит. Да, не смог. Может, когда вы читаете это, вам покажется, что я какой-то псих, но нет – просто я человек, который оказался в трудных жизненных обстоятельствах, которые толкают его на дно, пытаясь навсегда там оставить. Но я не стал мериться с этим. Я решил бросить вызов ей, владычеце нашей, – судьбе. И не зря в прошлый раз я заикнулся о том, что прошлое может быть лишним. Если оно таковым сталось, то, безусловно, следует его выбросить, чего я не сделал, а тогда может это спасло мне жизнь.

…Быстро ворвавшись в дом, я обнаружил, что в доме никого не оказалось, на моё удивление. Казалось, человек умер, и следовало бы вызвать полицию или скорую, но никого из них не было. Но даже не это показалось мне странным, а то, что в доме не было жены, хотя она мне звонила.

Пройдя дальше, в гостиную, я увидел, что труп Джо лежит диване, который я ему подарил на свадьбу пять лет назад.

По дороге мне казалось, что, когда я его увижу, меня пробьет слезами, и они будут течь фантаном, но этого не случилось. Все чувства в один миг испарились: и жалость, и боль, и горечь утраты – ничего. Наверное, остались рядом с той девушкой.

Подойдя ближе я увидел, что на столе лежит записка. Она так и просилась чтобы её прочитали. Как сейчас помню, что там было написано:

« Дорогой NN,

Я знаю, что сейчас ты держись эту записку (как это очевидно) и не понимаешь, почему меня нет рядом с моим уже покойным мужем. Даже если дать тебе все карты в руки, ты не поймешь, ты не такой человек, хотя мы знаем друг друга со школьной парты, если не ошибаюсь, то с третьего класса. Ты никак не мог разгадать мой характер. Да я и сама его не понимаю, не хочу понять, потому что если начнешь копать, то выкопаешь такое, что там лежало бы незаметно и никому не мешало.

Не знаю, хорошо ли я поступила или нет, но ты должен знать, что Джо не тот человек, за которого ты принимаешь его. Он самый ужасный человек на свете. Да, сейчас будешь его всячески защищать, но ведь ты не видел, что творилось у него внутри, в душе. А там он был совсем, совсем другим. Ты не знаешь, ты с ним не жил, а я да. Ты не ложился с ним спать. А если ты не ложился с человеком в одну постель, откуда ты знаешь, что у него внутри? Вот именно – ничего и не знаешь. Наверное, я уже утомила тебя столь бесполезным вступлением и перейду к самому главному, за что, может быть, ты возненавидишь меня на всю свою жизнь, но потом ты поймешь, что я была права…»

Здесь я испугался услышать то, о чем твердило мне мое подсознание.

«…Вчера он пришел в стельку пьяный и начал ко мне приставать. Я сказала, что не хочу, и тогда он ударил меня. Я упала на диван, на котором он сейчас лежит. Тогда он меня изнасиловал. Ты скажешь, что я жена и должна исполнять долг. Долг перед кем? Перед мужем-алкаголиком? Или перед государством? Но это уже не так важно. Как только он уснул я взяла своё снотворное и высыпала дюжину таблеток в стакан с водой и оставила его на столике. Утром он проснулся и выпил его. Ты же знаешь, я по образованию медик. Так вот, это лекарство при увеличении дозы в шесть раз вызывает разрыв тромба. Он выпил, застонал и через пятнадцать минут умер. Тогда я позвонила тебе, изображая печальную вдову, и сказала что он умер. К твоему приезду меня уже не было бы дома, а эту записку ты сожжешь. Не будешь же ты разрушать мою жизнь?

Но ведь самое главное, что ты хотел услышать не это, правда? Ты хочешь спросить, где деньги, которые Джо взял на развитие вашего бизнеса. А их нет. Он их проиграл, в казино, поэтому пришел пьяным. Но мне чуть оставил, миллионов так восемьдесят, которые брал у тебя в прошлый раз, так и не вернув.

Ты похорони его по-человечески. Чтоб там лимузин, девочки, пьянка. Вобщем, как он любил. Деньги на похороны в нижнем ящике в комоде. Надеюсь, сделаешь как надо. Я знаю, на тебя можно положится.

Меня не ищи. Я уже далеко-далеко. Если захочу тебя увидеть – прилечу.

Целую, твоя навсегда Энн.»

Что тогда меня переполняло, я не мог себе представить. И только сейчас нахожу объяснение тем чувствам…

7 –ое августа.

Я всегда считал Джо необычным человеком. Не то, что необычным, двойственным, скорее всего, на людях он казался интеллегентным, в высшем свете, так сказать в кругу миллионеров, коим сам был, держался прилично, а с дамами тем более. Они отмечали, что с таким человеком провели бы всю свою оставшуюся жизнь. Но мне кажется, что это была лишь лицемерная игра богачей, которые привыкли пускать пыль в глаза.

Но каким был он дома, я никогда не задумывался. Да мне и не надо было это знать. Получается, я слишком плохо знал его, хотя мы были знакомы со школьной парты, с первого класса, неужели за двенадцать лет совместной учебы я не смог его раскусить, увидеть внутренний мир, который много о чём говорит; получается, что я слишком плохой друг раз не видел, что из себя он представляет. Но мне это не было нужно. И вправду сказала Лера, что меня будет волновать только вопрос денег. Деньги, которые приносят тебе неимоверную власть и богатсвою. А сейчас их нет. Если есть деньги- есть все. Все, что можно потрогать. А не потрогать? Счастье, уют, любовь – разве это можно купить деньгами? Нет, нельзя. Так значит я потерял деньги, но приобрел духовные ценности? А зачем они мне? Что они дадут? Какую выгоду можно будет извлечь из них?

Такими вопросами я тогда задался, забыв что труп Джо ещё лежит. «Прервать свои размышления и откинуть чувства назад».Вот какое было мое первое действие.

Вызвав полицию, я рассказал им выдуманную мною историю о том, как зашел в дом и увидел мертвого друга. Про записку и Энн я, конечно, утаил, но все равно они о ней узнают и у них возникнут вопросы. Но я уже об этом не думал…

Когда приехала скорая и увезла Джо, я отправился домой. Все нужно было осмыслить и понять. Уж слишком много выпало на мою долю за этот день. И, проезжая мимо того места, где сбил девушку, я неожиданно понял, что все мои деньги исчезли. Их просто не стало. Это понимание пришло нежданно-негаданно и испугало меня. Как дальше жить? Что делать? А ведь Энн была права, что меня интересуют только деньги…

Приехав домой, я налил стакан виски. Выпил. Потом ещё один, потом третий, четвертый, а дальше все поплыло, как в тумане, и растворилось.

Утром я проснулся от того, что в дверь сильно-сильно стучали, что казалось сломают ее. Кто может придти ко мне, если рядом за пять миль нет ни единой души? Кроме зверей, конечно. Но не могли же они за одну ночь так сильно развиться? Этот полупьяный бред влетел с такой же быстротой, как и вылетел, после того как за дверью послышалось: «Откройте,полиция»

8-ое августа.

Энн. Вот она умела видеть человека насквозь. С первого взгляда, с первого движения она понимала, что это за личность. Следует ли вести с ней отношения или нет. Это не раз спасало и помогало ей. Но разве она не видела, кем был Джо. Конечно, сейчас я понмаю, что она знала, но тогда я посчитал, что она единственный раз ошиблась. Разве не может человек хоть один раз в жизни ошибиться? Конечно, может, но один раз, потому что потом это войдет в привычку и не будет неожиданностью.

А Энн оказалась расчетливой, даже очень. Это её и погубило, но это другая история. О ней я расскажу позже. А сейчас вернемся в то утро.

Вся голова трещала. На полу рядом с кроватью оказались три пустые бутылки виски. Сильно же я напился. Но похмель быстро прошла, как я вспомнил о том, что сбил девушку. «Наверное, она выжила и обо всём случившемся сообщила в полицию. Значит, они пришли за мной». Я ни на шутку испугался. Что только в моей голове не крутилось: как я впервые зайду в камеру, с какими преступниками и бандитами буду общаться и т.п. Но я взял себя в руки и отворил дверь. Как я был рад, что там был человек, который вел дело о смерти Джо. Я почувствовал такое облегчение, что моя душа на несколько минут успокоилась. Полицейский пришел сообщить, что сегодня я могу забрать тело. А не мог он просто позвонить, ведь у него был номер телефона?

Такой пустяк, а чуть не стоил мне инфаркта. Но лучше бы случился инфаркт. Я понял, что теперь мне жить с мыслью о том, что мною была сбита девушка. Да ладно сбита, у меня была возможность ей помочь, но я этого не сделал – предпочел мертвого живому, нет не мертвого, а деньги. Теперь мне ходить и боятся каждого копа, думать что он меня хочет посадить? Может мне легче спрыгнуть с моста? Это дума не уходила у меня из головы до обеда, когда пришло время ехать в морг.

9-ое августа.

Морг. Место, где лежат трупы. Но я приехал в такой морг, где находились только трупы суицидников. У них не только мертвое тело, но и душа, раз они закончили жизнь самоубийством. Не верится мне, что человек способен расстаться с самым дорогим, что у него есть – жизнью, попав в безвыходную ситуацию. Нет безвыходных ситуаций. Нет, не бывает. Но почему Джо лежал именно там, ведь у него оторвался тромб?

Я со знакомыми Джо забрал его тело. Все-таки у него хорошие друзья. Пока я пил, они купили все погребальные вещи и все такое в этом роде. У меня же не было никаких забот насчет его похорон. Друзья даже за свой счет купили всё необхидимое. А деньги из комода так и лежат у меня, у меня в кармане. Сколько там? Судя потому, что это целая пачка пятитысячных купюр, не меньше миллиона. Все-таки дорого она оценила егосмерть. После всего, что он сделал, он даже этого не заслуживал.

Боб, его лучший друг, бизнес партнер сказать было бы точнее, снял хороший дорогой ресторан, где мы провожали Эдуарда в последний путь. За столом, когда все пили, даже не закусывая, я не прикоснулся ни к чему. Мне хотелось узнать, что же хорошего в жизни он совершил. Но никак не мог вспомнить. Наверное, этого не было. Хотя откуда я знаю, ведь чужая душа – потемки. Поэтому бросил это занятие и решил поехать домой. Но не успела придти ко мне в голову эта мысль, как раздался телефонный звонок – мне. Это был тот же страшный рингтон, как в день смерти Джо. Но не могло же ничего случится?…

10-ое августа.

…Я опять ехал на большой скорсти, не замечая ничего, не обращая внимания ни на что и ни на кого. Мне позвонили и сказали, что горит мой дом. Дом, который я собственно ручно строил, куда вкладывал все свои сбережения, где хранилась вся моя память о прошлых летах в дневниках, мог в одночасье разрушить всю мою жизнь. Так и случилось. Когда я приехал от него осталась лишь кучка пепла и больше ничего. Всё, у меня больше ничего не осталось. Нет памяти – нет будущего.

Не знаю, сколько времени я просидел рядом с углями, что мне говорили, но на следующий день я проснулся в больнице, белой-белой, что на секунду мне показалось, что меня отправили в больницу для душевнобольных. Это это воображенье сразу же разрушилось, когда ко мне в палату вошла красивая медсестра, лет так двадцати двух, и с миловидным лицом стала распрашивать о моем самочувствии. Такого заботливого отношения я нигде не встречал. Но может, это просто лицемерное отношение, ведь это их работа с милым личиком обходить пациентов.

Минут через тридцать после того, как ушла медсестра, ко мне нагрянула полиция. Первая мысль, как тогда я и предполагал, проскользнувшая в голове, была о сбитой девушке. Но полицмены пришли не с этим. Потом, наверное, все равно узнаюто сделанном. Они рассказали мне,что причина пожара – как бы это странно не звучало- молния. Она ударила в какую-то металлическую трубу, от чего загорелся дом. Вот в этот момент я засмеялся. Да, я засмеялся, хотя, кажется, должен был горевать. Но нет. За что судьба меня так возненавидела, за что посылает одни несчастья мне на голову? Зачем она меня так испытывает, такими вещами которые, не случаются разом? Зачем? Этого я тогда не понял…

После разговора с копами я уснул. Переволновался. Но пробуждение было не лучше. Когда мне немного полегчало, та хорошенькая девочка сказала мне, что меня навещала какая девушка. Я сразу понял, кто это был. Кэтрин. Моя девушка. Девушка, которая, живет далеко-далеко, на лазурном берегу,у которой нет забот и печали благодаря мне. Но почему она не дождалась, пока я не проснусь. Ответ на этот вопрос я нашел в письме, которое лежало на больничном столике:

«Любимый NN,

Хотя зря я назвала тебя любимым, потому что никогда к тебе ничего не чувствовала. Между нами даже не пролетела искра, это не была буря и безумие. Но тебе показалось с точностью да наоборот. Помнишь в баре ты влюбился в меня, как мальчишка, который до этого не знал, что такое любовь. С такой наивнотью, с такой уверенностью ты подошел ко мне и познокомился. Тогда мне показалось, что ты не привлекательный, не особо симпатичный, но когда узнала, что ты очень богатый человек, изменила свое отношение к тебе. Ты уже догадался, что я была с тобой ради денег, как бы это банально не звучало. Да, денег, больше ничего. Мне были не нужны ни твои пылкие ухаживания ни чтение стихов по ночам, ни романтики – ничего. Только деньги, деньги, деньги.

Когда мне сообщили, что твой дом сгорел, я сразу поняла, что наши отношения изжили себя. И это стало поводом, чтобы уйти от отебя, так как ты потерял всё, включая меня. Может, я поступила не правильно, не может, а так оно и есть, но знай справидливость в мире есть, и когда-нибудь наступит такой день, что мне возвратится бумерангом. Но не будем жить будущем, а вернемся к настоящему. Все твои счета были оформлены на меня, а я как понимаешь, не намерена с тобой делится, хотя это твои сбережения. Поздравляю, ты теперь нищий. Может встретишь принца. Точнее не принца, а принцессу. А что, звучит романтично – «Нищий и Принцесса».

Целую, Кэтрин.»

12 –ое августа.

«Ничего не может быть больнее, чем предательство женщины, которую ты любил. Ты можешь выдержать любые пытки, любые испытания, но удар, нанесенный прямо в сердце, нет. А ещё страшнее узнать, что твоя любимая к тебе ничего не испытывала, ничего не чувствовала, находилась рядом с тобой из-за грязных денег, которые не стоят человеческого счастья. Неужели все готовы ради них идти на самое скверное – на предательство. По-видимому, да, раз я наблюдаю это в своей жизни.

Но почему ни одна из девушек, что Энн, что Кэтрин не сказали все мне прямо в лицо? Чего они боятся? А может это чувство человека, который ещё не совсем угас? Может это стыд? Но могут ли они стыдятся того, что сделали? Нет, наверное. В противном случае в данную минуту обе стояли бы предо мной. Но не обе, хотя бы одна, одна, моя Кэтрин. Но этой шлюхи нет. Значит не надо.»