Тени в раю

Да сказали вам правду, Бетти. Почему вы вбили себе в голову, будто правда – это только самое худшее. Что за страсти такие? Бетти улыбнулась, как ребенок. – Потому что тогда я настроюсь, возьму себя в руки. Я же себя знаю: если со мной и правда ничего страшного, я распущусь. Зато если пойму, что речь о жизни и смерти, я буду бороться. За каждую оставшуюся мне секунду я буду сражаться, как одержимая. А если буду бороться, то, может, сколько-то времени еще выиграю. А так я его только теряю. Неужели

выпил? – деловито поинтересовалась Наташа. – Нисколько. Чашка кофе и  наперсток житейской горечи. Больше ничего. – Тебе так горько живется? – Когда живешь, как я, да, горечь иной раз накатывает. И  тогда места себе не находишь, ворочаешься в самом себе, как бессонной ночью

Защищенный от всех бед легким цинизмом, иронией, жесткой деловой сметкой, с какими удобствами он в этой жизни расположился, нежась в отсветах пламени, в чьих всполохах в предсмертной агонии сгорает искусство, тогда как для него это всего лишь уютный

Но, когда тебя забрасывает, главное – суметь благополучно приземлиться и осесть. Начать что-то. Не ждать без толку. В отличие от других, которые… – тут он неопределенно повел рукой, – которые все ждут чего-то. Только вот чего? Что в угоду им время повернет вспять? Бедолаги!

они заранее любят всех только за то, что их терпят?