Сейчас же наши дороги разошлись и мы несколько отдалились друг от друга. Но это был этап взросления, который был необходим и ему тоже. Он пошёл дальше нашего литературного клуба, в жизнь. Ему, наверное, и самому стало легче от того, что он перестал держаться за меня, как за спасательный круг. А его отношения с Санадой-сан были большим шагом вперёд по сравнению с тем годом, когда он не желал вылезать из своей раковины.
Я же выбрала свой путь и пошла в кружок домоводства. И сегодня мы с девочками решили готовить паэлью. Они вовсю обсуждали, кому дадут попробовать свою готовку. И этот вопрос в какой-то момент перекинулся на меня.
– Эрика-сан, а для кого готовишь ты?
– Для близкого человека.
– Неужели это Эрнст-сан? Вы ведь оба из Германии… – и тут их стало не остановить. – Он такой загадочный и таинственный. Или просто мрачный. Если увидишь в коридоре тучу, то это явно он. Но какие сладости он сделал для летнего фестиваля! Наверное, его девушке очень повезёт с ним…
– Эрнст бывает разный, – примирительно заключила я. – Но, я думаю, он просто другой. Это не хорошо и не плохо.
В самом деле, Эрнст был очень оригинален даже по моим меркам. С виду холодный и твёрдый, как айсберг, но в душе очень ранимый. Ему было непросто прощаться с нашим литературным клубом, я видела, как он сдерживает боль. Но он мог быть и жестоким. Но даже это он хорошо в себе контролировал. Хотя за эти несколько месяцев он стал значительно мягче.
– Скоро Танабата, – девчата уже поменяли тему диалога. – Кто с кем пойдёт?
Да, Танабата – праздник звёзд Альтаира и Веги – был очень популярен в Японии среди парочек. Ведь в эту ночь на небе встречались две звезды, навечно разделённые Млечным Путём. Японцы могли сделать праздник даже из такого незначительного события. Популярнее был только разве что День Святого Валентина.
"Интересно, а Эрнст будет отмечать? Санада-сан наверняка сможет вытащить его из дома и подарить в такой вечер тепло и покой…" Думала я. У меня же на Танабату уже была пара. Мы с Мицугу даже купили новые наряды для такого события. За эти годы в Японии я тоже прониклась романтикой Танабаты.
– Эрика-тян, а с кем пойдёшь ты?
– Я? Ну…у меня есть пара, – неловко отозвалась я.
– Кто-то из нашей школы? Из какого он класса?
– Он не учится у нас, он в колледже.
– ОГО! Так тебе нравятся мальчики старше тебя?
– Эммм… – я не нашлась, что ответить. Однако девичий разговор уже перекинулся на новую тему. А я задумалась о том, что хочу проведать Эрнста, ведь теперь мы почти не виделись. Он был занят в драмкружке в качестве сценариста, и его талант использовался на полную. Я была на нескольких постановках по его сценарию, и поверить не могла, что в нём столько животрепещущих и человечных мыслей. Его сценарии брали за душу, они захватывали, радовали, заставляли грустить, предлагали взглянуть на жизнь по-новому. Это всё было где-то на дне его души, за той тенью в глазах, которая скрывала его истинные помыслы от остальных.
Паэлья была приготовлена, и мы отведали наши блюда. Конечно, до настоящей паэльи было ещё неблизко, но эксперимент явно удался. Сложив в коробочки для бенто нашу готовку, мы прибрались и пошли по домам.
У ворот стоял Эрнст и две девушки, одна из которых была в форме Академии Розария, а вторая была Санадой-сан. Я думала пройти мимо и не мешать, но немец заметил меня.
– Эрика, давно не виделись…
– Привет, как ты?
– Смотря что ты имеешь ввиду. Пашу, как раб на галерах, на драмкружок. Ах, да, забыл представить. Эрика, это Мария Санада, Глава студсовета в Академии Розария. Мария, это Эрика Гутесхертц, моя хорошая знакомая. Она из Германии, как и я.
– Приятно познакомиться.
– Взаимно.
– А ты сейчас к Мицугу-сенпай?
– Да, домой.
– Передавай ему привет. И приходите на Танабату, у нас будут донеры…
– ЧТО?! – я даже вскрикнула от удивления. Представить, что Эрнст готовит донеры на Танабату, я не могла.
– Донер, как в Германии. Я уговорил свой класс делать их.
– Реформатор, – рассмеялись сёстры Санада на моей шуткой.
– Приходи-приходи, тебе точно понравится. Да и рекламой мой класс занимается также хорошо, как я готовкой.
– Но почему именно донер?
– Его готовить проще, а с лапшой возиться мне лень, – тоном уставшего от жизни лентяя ответит Эрнст. Мы рассмеялись вчетвером. – Это часть правды, но тем не менее это правда.
– Но идея, как ни посмотри, хорошая, – оценила я. – Мы с Кизоку-сан обязательно придём.
– Славно, передавай привет ему…
– Обязательно, удачи вам…
Я пошла своей дорогой домой, довольная, что Эрнст-таки снова нашёл место, где он будет чувствовать себя полезным. Однако, я так и не поняла, причём тут была сестра Макото-сан. Это была европейка, так что родство исключалось, а об их отношениях в этом треугольнике думать было сложно. Не то что бы Эрнст не мог позволить себе полиаморию, но представить его в таком виде мне казалось невероятным.
По дороге домой я смотрела на то, как солнце озаряет кроны деревьев, как вдали плещется море, а люди идут по своим делам. И это казалось мне правильным. Мир в кой-то веки пришёл в гармонию со мной и теперь я впитывала каждый миг этой жизни.
Дома же меня ждал небольшой беспорядок, который обычно следовал за моим энергичным избранником. Он вообще любил творческий хаос. Не бардак, а именно некую неупорядоченность вещей, которая делала место живым, органичным, обитаемым. Я не сердилась на него в этом смысле, скорее просто помогала доводить этот хаос из состояния абсурда, как такового, в осмысленную дисгармонию. Мицугу дома не было, поэтому я быстро прибралась и поставила паэлью в холодильник, чтобы блюдо дождалось его прихода.
И дела закончились. Я обнаружила, что могу просто придаться безделью. Но именно это противоречило моей натуре. Мне страшно хотелось найти себе идею или занятие, которому можно было бы посвятить остаток вечера. И, не найдя ничего толкового вокруг себя, я решила прогуляться по округе и осмотреться. Район я знала отлично, но всегда была вероятность наткнуться на что-то необычное и непривычное.
Какое-то время прогулка по улицам не преподносила мне ничего особенного, но в одном из переулков я заслышала музыкальные инструменты, которые исполняли что-то что-то ритмичное, но очень плавное, словно кто-то играл на струнных щипками. И глубокий женский голос исполнял песню на английском с очень ярким русским акцентом. Во всей округе был только один коллектив, который мог бы исполнять это. Я пошла на звуки игры и увидела группу, или, скорее, ансамбль в стиле тёмного кабаре. Люба Русакова собрала свой коллектив вдали от людных улиц и репетировала какую-то песню. Когда я показалась в её поле зрения, она остановила игру и помахала мне.
– Это же Гретель из кружка домоводства! – продекламировала она. – Privet! Заходи к нам на огонёк, не стесняйся!
– Добрый вечер, не знала, что вы тренируетесь здесь… – слегка растерялась я.
– А! Это ничего, просто бряцаем в своё удовольствие. Подальше от шума, чтобы звук был чище. Мы тут разучиваем новую композицию Каравана Воров. Они придумали отличную песню, и теперь мы учим её. Парни, дайте леди присесть, что же вы медлите. Нас посетила такая важная гостья, такая важная слушательница!
– Да ладно-ладно, не стоит так, – я даже смутилась от этой обходительности. Но с Любой нельзя было быть уверенным, что она не прячет какой-то фокус в рукаве. Эрнст был с ней в иных отношениях, которые зависели от его продуктивности в стихах, но с тех пор, как он стал членом драмкружка, заказы на песни не сыпались ему на голову. Скорее всего, он был этому по-своему рад.
Я осмотрела место для репетиции. Тут было не очень просторно, но хватало места для всех. Рядом стояли банки с энергетиками и пивом, а команда была уже в нужной для игры кондиции. Они перекидывались обращениями и шутками так, словно были частями одного целого. По сути так и было, они были ансамблем тёмного кабаре.
– Присаживайся, угостись, – Люба протянула мне банку безалкогольного пива. Я приняла её, но открывать не стала. Эта, свойственная русской, прямолинейность, в купе с искренностью, делали её манеру общения непринуждённой, но слишком близкой. Может дело было просто в том, что она не стеснялась быть всегда на виду и перед какой-либо публикой. – Ты торопишься?
– Просто убиваю время, – честно призналась я.
– Супер! Значит мы поможем изящно его похоронить окончательно! Парни, давайте сыграем! Послушай, Эрика! Это просто обалденная песня!
Она взял аккордеон и начала играть что-то ритмичное и бодрое. Я не сразу узнала Каро Эмеральд, но это была она и её превосходное танго. Голос Любы, глубокий и бархатный прекрасно подходил для этой песни. Она пела и играла на аккордеоне, немного пританцовывая под мелодию.
Песня была не очень долгой, поэтому я не устала от неё. После моих аплодисментов, Люба промочила горло пивом и лихо перекинула на спину свою косу.
– Думаю, тебе не помешает ещё одна песня, – заключила она.
– Я только позвоню домой, скажу, что со мной всё в порядке, – попросила я.
– А то придёт злой и страшный чёрный Эрнст и съест всех нас! – посмеялась русская. – Хотя Кизоку-сан в этом плане страшнее, согласна…
– Откуда ты..?!
– Я видела вас на концерте с Эрнстом и ещё какой-то девушкой. Наша валдайская девственница, наконец, зацвела, – весь коллектив дружно расхохотался.
– А что такого, что у него есть девушка?
– Ничего, просто он такой забавный мальчуган. Интересно, он и с ней под руку мрачнее тучи ходит? Ладно, не будем перемывать ему кости, а то ещё расчихается. Эрнст классный парень и отличный текстовик. Жаль, что мы упустили его, когда Касима-сенсей прибрала его к рукам.
– Интересно, он сам так же думает об этом?
– Он просто вредничает и куксится, когда я пристаю к нему с просьбами. На самом деле ему только в радость писать тексты, которые идут дальше, чем его стол.
– Кто знает, чем он живёт?
– Надо проследить и узнать.
С этими шутками на тему нашего общего друга музыканты прибрали инструменты и пошли со мной на проспект. Я шла домой, а они составляли мой эскорт. Зрелище было, надо сказать, то ещё. Но компания попалась хорошая.
Когда мы дошли до дома, Люба позвонила в домофон.
– Мой принц, принцесса доставлена в целости и сохранности, – продекламировала она. Кизоку-сан вышел к нам и с интересом осмотрел меня и кортеж.
– Я рад, что могу положиться на таких людей, как ты, Русакова-сан. Надеюсь…
Она не успела договорить, как Русакова сделала реверанс и пропела.
Entflamme mich mit Herrlichkeit,
Das Leben, es ist unser!
Wir frieren nicht in Dunkelheit,
Das Licht, es hat mich wieder!
Wenn Du an meiner Seite bist,
Dann ekelt sich der Tod!
Die Welt ist schlecht, doch dreht sie sich,
Und Du, Du liebst mich sicherlich!
– Очень поэтично, – Мицугу-сан похлопал этому исполнению малоизвестной песни группы Samsas Traum.
– На этом мы заканчиваем на сегодня! Погнали, парни! – Люба была в своей обычной манере безбашенности и сути есть хаоса в чистом виде. Не трудно понять, почему Эрнст её недолюбливает, но можно понять, за что он всё-таки пишет ей тексты. Она была неотъемлемой частью его мира. Не как зло или что-то дурное, а как необходимый антагонизм его упорядоченности. И в характерной для неё манере урагана, который непременно движется куда-то, она унеслась прочь, оставив меня и Кизоку наедине.
– Ты приготовила паэлью, было очень вкусно, – с улыбкой проговорил мой любимый.
– Спасибо, да, мы с девчатами готовили и я хотела, чтобы ты оценил моё творение.
– Заходи, нечего стоять на пороге, – мы прошли в дом и на секунду замерли в поцелуе. Это было недолго, но достаточно, чтобы моё сердце стало биться быстрее.
– Эрнст передавал тебе привет, – вспомнила я, когда мы прошли в гостинную.
– Как он там?
– Уговорил свой класс сделать палатку с донером на Танабату и пригласил нас…
– Это такое турецкое блюдо?
– Да, оно популярно по всей Европе, но в Германии особенно. Я не знаю, что он сделал для убеждения, но, похоже, он не шутил.
– Ох уж этот Клечек-кун…Он интересуется многими вещами, но ещё больше он любит менять вещи под себя. Он не устаёт делать это повсеместно, куда бы ни пришёл, и чем бы не занялся, – я рассмеялась, потому что Мицугу специально сделал голос похожим на голос рассказчика в аниме.
– Да, он забавный временами…
– Ничего не попишешь, в нём сильно чувство адаптации и адаптирования. Если не может изменить что-то под себя, то возглавляет это по-своему.
– Он уже намного лучше справляется со своей нелюдимостью. Но драмкружок, судя по всему, стонет от его условий работы.
– А что он требует?
– Кофе, собственный стол и незанятость ни в чём, кроме сценариев.
– Он целеустремлён, надо сказать, кружку всегда не хватало сильной руки, чтобы эта пёстрая компания укладывалась в сроки и ставила что-то серьёзное. Касима-сенсей в восторге?
– Он прописал ей главную роль в постановке на Танабату.
– А кто премьер?
– Масаюки-сан, глава кружка.
– Интересно мне знать, во что это обошлось Эрнсту – подвинуть всех, чтобы поставить на главные роли низкого ростом Масаюки-сана и не самую серьёзную и ответственную в делах Касиму-сенсея.
– Он не говорил об этом.
– А он и не скажет. Он просто сделает, а потом поставит всех перед фактом. Ох уж этот мальчишка.
– А ведь ему уже 17.
– Да, самое время, чтобы творить всякие вещи и проворачивать дела такой сложности. А ещё сворачивать горы в придачу.
– Таков наш Эрнст.
– Обязательно сходим на его постановку. Хочу увидеть, что этот комбинатор придумал на этот раз.
Мы посмеялись и налили себе по чашке кофе. Это был растворимый, но, в отличие от Клечек-куна, мы спокойно к этому относились. Он же воротил нос от таких напитков, предпочитая либо баночный, либо молотый. Устроившись в креслах, мы погрузились в тишину вечера. Так мы отдыхали от шума улиц, школы, колледжа и работы. Только часы тихо счёлкали на стене. В этой тишине можно было утонуть, захлебнуться ею, но мы словно держались друг за друга и не уходили на дно тишины полностью. День заканчивался, чтобы начаться новому.
Хироши Хироно
– Клечек-кун! – выходя из библиотеки, я заметила знакомую мрачную фигуру, которая могла быть только Эрнстом.
– Привет, Хиро-тян, – он обернулся и подождал, пока я подойду. – Как твои дела?
– Неплохо, только работы перед промежуточными тестами много, все учатся, повторяют материал, берут книги, – мы пошли бок о бок. Шла перемена после третьего урока и времени был целый вагон. – А ты не выглядишь загруженным повторениями материала.
– Потому что я учусь всегда, а не от экзамена к экзамену, – сурово ответил он. – Да и меня сильно припахивают в драмкружке, им постоянно нужны сценарии…Пойдёшь на постановку в честь Танабаты?
– Так ты стал их постоянным сценаристом?
– Литературный распустили, и мне надо было куда-то устроиться. А работать на Касиму-кун-сенсея – это уже привычное для меня занятие…
– Вот это им повезло! Ты же такой талант!
– Нет, я всё ещё обычный немец, который просто умеет писать по-японски.
– Ты в своём репертуаре, да?
– Да.
– А чего не пишешь? У тебя же есть мой номер, – с досадой спросила я.
– Не успеваю уследить за всем сразу. У меня так-то и помимо школы есть жизнь.
– А у тебя есть девушка?
– Кхм… – тут он смутился и даже покраснел. – Да, есть.
– Ого! А кто это? Кто-то из нашей школы?
– Санада-сан, староста класса 2-А.
– Она приходит в библиотеку иногда, чтобы брать книги по учёбе, – припомнила я.
– Да, Санада-сан хорошо учится и занята в клубе единоборств.
– Вот это вам повезло встретить друг друга…А Гутесхертц-сан?
– Она пошла в кружок домоводства, хочет научиться готовить.
– Она всё ещё берёт Миядзаву у нас…
– Да, она любит его сказки. Ну, а ты Хиро-тян, как у тебя проходит время?
– Да как обычно – в библиотеке, в школе, дома…
– А что будешь делать на Танабату? Уже решила, с кем пойдёшь?
– Эх, – я тяжело вздохнула. – Наверное с подругами, хотя они все в парочках. Одна я такая…
– Какая?
– Никакая, наверное. Постоянно сижу в своей библиотеке и за уроками…
– На самом деле ты очень талантливая. У тебя лучше всех получается быть хорошим другом, который всегда поддержит и поможет в трудной ситуации. К тому же, нет ничего плохого в том, чтобы быть хорошим человеком без закидонов.
Я выслушала эту мысль и оценила. Эрнсту, оказывается, его статус кажется не столько благом или даром, сколько определённой обязанностью, которую ему приходится нести на себе по жизни. И он прикладывает массу усилий, чтобы быть просто обычным человеком, который может ошибаться, падать, подниматься и вести самую посредственную жизнь. Возможно, останься он в Германии, он бы не беспокоился на этот счёт, но судьба закинула его черед полмира и теперь он здесь.
– …И вот ещё что, – я прослушала его слова, пока витала в своих мыслях. – Без таких людей, как ты, не было бы таких людей, как я. И наоборот. Маленькие люди важны не меньше, чем большие. Они дают ту благодатную почву, на которой растут великие деятели. Хотя сам я себя к ним не отношу. Я просто в такой ситуации, что мне приходится выделяться…
– Понятно, – протянула я задумчиво.
– Скажи, а что твой класс будет делать на Танабату?
– Викторину с вырезанием фигур из карамели. Не очень сложно, но для мастерства требуется много практики. А твой класс что придумал?
– Палатку с едой, ничего особенного по моим меркам.
– Снова что-то Европейское?
– Да, почти. Но пусть это пока побудет в тайне от тебя, а то не получится удивиться…
– Ну, тебе жалко что ли рассказать?
– Нет, но сюрприз дороже…
– Ну и ладно, узнаю потом сама!
– Несомненно! Выше нос, Хиро-тян!
– А куда ты шёл, кстати?
– Ну, туда, куда я шёл, мы уже пришли – актовый зал. Я хочу посмотреть на работу декораторов драмкружка.
– Ты приготовил что-то к фестивалю?
– А то! Но тебе нельзя. Зрителям за кулисы вход закрыт…
– А я могу быть волонтёром!
– Ничего не знаю, Масаюки-сан не давал никаких распоряжений по поводу волонтёров.
– Ну, Клечек-кун… – стала упрашивать я. – Ну разочек…
– Нет – значит нет, – скупо ответил он, и дверь захлопнулась за ним. Я стояла в беспомощности. Но тут за моей спиной раздался весёлый голос.
– Кто у нас тут? Это же наш бессменный библиотекарь-сан, Хироши! – Касима-сенсей подошла ко мне и хлопнула по плечу так, словно мы подружки. Её непосредственность и лёгкость очень контрастировали со строгостью и суровостью других учителей. Насколько я знала, она была самым молодым учителем в школе. – Чего унываешь?
– Эм-м-м… – я не нашлась с ответом. Говорить про Эрнста не хотелось, а других причин для моего состояния не было. – Просто хотела посмотреть на декорации…
– А Клечек-кун тебя не пустил?
– Вы видели и всё равно спрашиваете?!
– Мало ли какие поводы для грусти могут быть у юной девы в такое время. Танабата на носу…
– И Вы туда же, сенсей?
– А что? Ничто человеческое мне не чуждо, несмотря на то что я сенсей. Я тоже волнуюсь за этот фестиваль…
– А почему?
– Потому что у меня тоже может быть много поводов в такое время. Хотя я и не юная дева…
– Вы преувеличиваете, сенсей…
– В такой день возраст не имеет значения. С возрастом эти чувства становятся даже более острыми. Чем дольше живём мы, тем годы короче, тем слаще друзей голоса…
– По Вам и не скажешь, что Вы так беспокоитесь…
– И тем не менее, я тоже тронута этим событием.
– И Клечек-кун?
– И он тоже. Я бы даже сказала, что он приложил к этому больше всех усилий. Один только его сценарий чего стоит.
– Он популярен, наверное, – я случайно сказала вслух то, о чём подумала.
– В каком-то смысле – да. Но любит сидеть в тени, подальше ото всех. Так что он на своей волне. Но Танабата для него в этом году не должна пройти мимо.
– У него же есть девушка, как тут мимо пройдёшь?
– И поэтому тоже, но даже не это главное. Он приложил к празднику столько усилий, что даже представить сложно. Даже я не могла предсказать,что так всё повернётся…
– А что именно он сделал?
– "Просто написал сценарий" – учитель произнесла это тем самым отстранённым тоном, какой можно было ожидать от моего друга. – Но, чтобы не портить тебе впечатление от его работы, я не буду раскрывать тебе этот секрет…
– СЕНСЕЙ! Ну что такое!
– Потерпи и обязательно приходи на представление, – Касима-сенсей похлопала меня по плечу и тоже скрылась за дверями в зал, оставив меня в сомнениях и догадках. Конечно, можно было вломиться в зал просто так, но это явно было грубостью по отношению к актёрам и труппе. Так что я осталась стоять у дверей в ожидании чуда.
И чудо, в свою очередь, не заставило меня долго ждать.
– Библиотекарь-тян! Privet! – по ушам ударил сильный русский акцент, который можно было услышать только от ещё одного неординарного человека в школе.
– Добрый день, Русакова-сенпай, – я от изумления даже подпрыгнула на месте.
– Я вижу в твоём голосе ноты тоски и безысходности, – девушка, что была выше меня, нависла надо мной. Это немного напрягало. И её формулировки, которые явно были построены на русской грамматике, были такими громоздкими, что мне пришлось проанализировать фразу дважды, чтобы понять, как можно "увидеть" звук.
– Э-э-эм…Наверное…
– Не наверное, а только так и может быть! Ты стоишь перед входом в актовый зал, как школьник перед взрослой жизнью, и тебе не хватает решимости открыть дверь. Но я помогу! Я готова протянуть тебе ногу помощи в этом нелёгком деле. Динь-Дон-Тан! – она с ноги открыла дверь в зал, не спрашивая моего мнения о ситуации. – А паровоз летел, колёса тёрлися, а вы не ждали нас, а мы припёрлися!
– Русакова-сенпай!
– Я, блин, сказал, что не буду писать тебе песню! – Эрнст, как выяснилось, стоял прямо за второй створкой двери и вытолкнул Любу в коридор, захлопывая дверь перед самым нашим носом. Замок счёлкнул,подтверждая, что теперь даже тяжёлые шнурованные ботинки русской не смогут пробить эту защиту.
– Вот жеж блин, – Люба встала, уперев руки в бока, перед дверями. – Этот мальчишка наглейшим образом увиливает от своей прямой работы…
– А разве драмкружок – это не его прямая работа?
– Это не освобождает его от написания песен для меня и ансамбля…
– Странные у вас отношения…
– Просто отношения двух творческих людей. Ничего особенного…
– За эту перемену я уже много раз слышала что-то подобное. Как это можно назвать "не особенным", если это просто не вписывается в моральные рамки обычной жизни?! – меня прорвало. – В каком таком мире вы все живёте, что это всё кажется вам абсолютно нормальным?! Да какая тут норма?! Вы с ума сошли что ли?!
– О! Библиотекаря-тян понесло! – с каким-то удивительным удовольствием прокомментировала Русакова. Это меня слегка отрезвило.
– Я просто…просто не понимаю!
– Это признак взросления. Сначала тебе кажется,что ты понимаешь всё, а потом ты понимаешь, что не понимаешь тем больше, чем больше понимаешь, – это было сказано с таким акцентом и тоном, что мне снова пришлось выстраивать для себя фразу по частям. Но смысл я вроде бы уловила.
– Это хорошо? – в данном случае я не была уверена в своём положении.
– Это факт, независящий от твоего отношения к нему.
– Вот как…Я хочу в библиотеку, – простонала я от перегрузки мозга информацией. И эти люди говорили мне что-то про обычную жизнь. Мы пошли по коридору обратно. Русакова-сенпай вслух размышляла на тему обыдености и уникальности, с некоторой приправой о том, что Клечек-кун должен ей текст песни. Но я слушала это лишь краем уха. За сегодня мне оставалось встретить только Эрику Гутесхертц, чтобы собрать за весь день всю коллекцию уникальных людей в школе.
В библиотеке царил покой и порядок, который был просто бальзамом на душу. Обычная школьная библиотека с обычными японскими школьниками. Тишина и покой…
– Хироши-сан, добрый день, – Гретель кружка домоводства стояла передо мной в некоторой задумчивости. А я попрощалась с ощущением нормальности. Видимо, Эрика это заметила. – Что-то случилось?
– Нет, ничего такого, просто думаю о бренности бытия…
– Очень советую почитать Сартра или Камю на эту тему, хотя они оба очень депрессивные, – словно так и должно было быть, порекомендовала Гутесхертц-сан.
– Не надо, мне хватает и школьной программы…
– Как тебе везёт, – эти слова были солью на больную рану, хотя сказаны они были так искренне, что я даже обижаться на них не могла. – У тебя невероятная жизнь – ты каждый день видишь столько людей, судеб, глаз. Мне даже порой кажется, что моя жизнь вообще ни к чему не идёт…
– БУ-ГА-ГА-ГА-ГА-ГА, – русская при этих словах разразилась таким диким смехом, словно был рассказан наисмешнейший анекдот.
– Добрый день, Люба…
– Privet! Не пойми неправильно, но сейчас ты забила последний гвоздь в крышку гроба обыкновенной жизни Хиро-тян…
– Правда?! Прости меня, пожалуйста,я не хотела тебя обидеть…
– Нет, – устало вздохнула я. – Ничего такого, это просто иллюзия, со мной всё в порядке…
– Хироши-сан, как я могу искупить свою вину перед тобой…
– Ничего, я в порядке, – мне оставалось встряхнуть головой и вернуться в свой бренный простой мир. – Что-то случилось, Эрика-сан?
– Просто хотела взять книгу Эдогавы Ранпо, вот, – она протянула мне том, чтобы провести оформление на выдачу.
– Эрика, как там поживает Кизоку-сан?
– Неплохо, учится в колледже…А что?
– Да просто интересно. Как причудливо тасуется колода…
– Ты это о чём?
– Обо всём и ни о чём одновременно…
– Ты умеешь вносить долю хаоса в этот мир…
– Чем выше энтропия, тем стабильнее система.
– Не поспоришь, – согласилась Эрика, с задумчивым видом. – Но это хорошо, что есть люди, похожие на тебя. Это делает мир ярче.
– Как и присутствие в мире таких людей, как ты, Эрнст или Хиро-Хиро-тян, – меня вогнало в краску такое прозвище, но против я ничего не имела.
– Да, много славных людей живёт на свете… – заключила я, и тревога меня отпустила. Мне было сложно понять, что творилось в мире больших людей, но я была с ними, прикасалась к ним, видела их мир иногда, хотя он и казался мне непонятным.
– Вот теперь ты и впрямь взрослеешь, – заметила Люба.
– Наверное, – я отдала Эрике книгу.
– Не грусти, Хироши-сан, – подбодрила меня Эрика. – Ты хорошо справляешься. Удачи.
Они отправились по своим делам, а я просидела остаток перемены в раздумьях о том, какими же разными людьми полон мир.
Эрнст Клечек
– Слыхал, Рюдзи пойдёт на Танабату с какой-то цыпочкой…
– А тебе-то только и завидно. Сам-то с кем будешь?
– А моя…
“Как же вы, блин, достали…”Я сидел в классе на перемене и пытался вникнуть в книгу, которую читал. Но это было занятием крайне непростым. Со всех сторон до меня доносилось назойливое жужжание одноклассников. И ладно бы уроки обсуждали или аниме, на крайний случай…НЕТ! Они обсуждали свои планы на Танабату. Спору нет, праздник древний, красивый и крайне романтичный. И даже мне он не чужд, как и всё человеческое. Но, чёрт возьми, почему надо уделять столько внимания лишь романтической стороне торжества? И если бы только парни, но так и девушки во всю мусолили вопросы – с кем, где и как?
– Эх, парни, Вы всё за ручки гуляете, а вот мы с Шинами-тян…
“Да кому интересны ваши перепихоны?! Почему это надо обсуждать?!” Признаться, я был готов провести тест на самый популярный в Японии праздник для парочек. Таковых было три – Рождество, День Святого Валентина и Танабата. И если первые два были заимствованы из западной культуры, то последний был исключительно местным и родным для всех японцев. К тому же, христианские праздники выпадали на зиму, а вот Праздник Звёзд проходил летом. А значит…
– Мы хотим попробовать это на дальнем холме, где никого не будет…Под салют…
“Да ну ёпт!” Я даже закашлялся, на что, к счастью, никто не обратил внимания. Я окончательно потерял смысл читать книгу и пошёл прочь из класса в бесцельное шатание по коридорам. Нет, ханжой я себя назвать точно не мог. Более того, я мог утереть нос всем этим сплетникам, так как девушек, с которыми я готовился встречать Танабату, было двое. И каждая была уникальна и, без сомнения, желанна. “Но почему этому вопросу надо уделять столько внимания? Неужели вот так проявляется страстная юность в этой стране? С другой стороны, ни Мария, ни Санада-тян особо не говорили со мной о празднике, я даже как-то подзабыл. Хотя этот бесполезный трёп в классе и драмкружке не даст забыть ни на минуту…” Я остановился посреди коридора второго этажа и осмотрелся, возвращаясь в реальность. “Или может быть я чего-то боюсь или отрицаю в себе? В самом деле, что плохого в том,чтобы говорить о личной жизни или сексе?” Я продолжил шатание по школе в дебрях самоанализа.
“Или я просто сбрасываю с себя ответственность? Я ведь в самом деле не знаю, что делать в такой день. Возможно, Санада-тян и Мария ждут от меня большей активности, а я просто туплю и пасую? В любви и личной жизни японцы более непосредственные, они могут открыто говорить о таких вещах между собой. А я считаю данные темы запретными в силу культурных различий…Это стоит обдумать…Танабата уже вот-вот настанет, а я даже не представляю, как её праздновать. В прошлом году я сидел дома и ничего не делал, потому что не был в отношениях. Теперь же всё иначе, и мне надо измениться…” Я приходил к мысли, что моё восприятие сестёр Санада и наших отношений крайне поверхностное и легкомысленное. Я как-то быстро сжился с мыслью, что всё идёт, как идёт. И, выходит, я уже не прикладываю к отношениям сил и эмоций. Они стали для меня повседневными и серыми. И это осознание меня выбивало из колеи. Ведь получалось, что я не люблю ни Макото, ни Марию, а просто пользуюсь их расположением к себе. Эти мысли так крепко засели у меня в голове, что я и не заметил, как прозвучал звонок, который застал меня врасплох посреди школьного коридора, далеко от моего класса.
Прогуливать я не хотел, тем более, что сейчас должен был идти второй из двух уроков геометрии. Но сам предмет мне не особо давался, а до кабинета было неблизко. Так что я решил посвятить время, полученное в распоряжение, работе над волновавшими вопросами. Чтобы не быть пойманным различными учителями, я направился в актовый зал. Там сейчас никого не должно быть, да и находится он в стороне от учительских маршрутов. Так что шансов скрытно провести урочное время было больше.
Зал был погружён во мрак и спокойствие, на сцене были части декораций для праздничной постановки, которая вот-вот должна была предстать перед зрителями. Из чистого любопытства я взошёл на сцену и посмотрел в глубину зала. От волнения по телу побежали мурашки, а я повёл плечами. Это было слишком для меня. Пусть сейчас тут было одиноко, но ощущение сцены неприятно резало по нервам, словно я стою голым перед многотысячной толпой. Нет, этого я не могу вынести долго, поэтому быстро спустился со сцены к столу перед ней. Там лежал экземпляр диалогов для этой постановки.