Loe raamatut: «Надежда»

© Ева Борисова, 2023

ISBN 978-5-0059-7375-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Надежда

Гирлянда мелькала разноцветными огоньками. С самого низа от Деда Мороза бежали дорожки, которые пробегали через всю елку и соединялись на самой верхушке, вспыхивая яркой снежинкой. Свет огоньков отражался от шаров, белочек, лисичек и вся комната озарялась сказочной, играющей мозаикой. В доме было тепло, даже жарко, несмотря на то, что на дворе был мороз, а многочисленные посетители только и ходили туда-сюда. Это Лёша постарался, закинул в печку дополнительно два ведра угля.

Надя сидела в своем легком вечернем платье. Плечи были обнажены, глубокое декольте оголяло ее упругую грудь. Ох, как этот вырез притягивал взоры мужчин. Они так и погружали свой взгляд в эту ложбинку между грудей, словно пытались еще чуть-чуть раздвинуть оборку платья. Ее руки до самых кистей были закрыты. Рукава заканчивались воланами, и из-под них временами проскальзывал блеск золотых браслетов, тоненьких ниточек, появляющихся ниже запястья, когда она опускала руки. На их гранях лукаво играл отблеск света, и как только Надя поднимала руку, он скользил под рукав и взоры мужчин следовали за ним, двигались к локтям, обнаженным плечам и, наконец, тонули в той самой манящей ложбинке между грудей. Платье обтягивало ее талию, уже далеко не стройную, как когда-то в юности, но еще сохранившую форму. Одна Надежда знала, сколько стоило сил сохранять эту форму до тридцати пяти лет, ведь с самого детства она была склонна к полноте. Ниже талии платье облегало то, про что мужчины говорят: «Ах, какая попка!». Да, это именно она, та самая соблазнительная попка, которая формируется у женщины, когда кости таза расходятся, выпуская ребенка, а после родов немного сходятся, но все равно остаются достаточно широки, подчеркивая талию и соблазнительную форму двух полушарий, которые любой мужчина хочет не только шлепнуть, проходя мимо, но и сжать, притянуть к себе, скользнуть по ним рукой еще ниже, к ногам. Стройные ноги в этом платье оставались загадочно закрыты, но терпеливый мужчина все же мог насладиться их видом. Платье было ниже колен, плотно прилегало, но разрез с левой стороны идущий от самого низа почти до талии, время от времени полностью обнажал стройную ножку, и именно сюда стремились руки мужчин, соскальзывая с округлой попки, когда они не чувствовали под легкой тканью платья нижнего белья. Их руки, помимо воли раздвигали разрез, касались обнаженного бедра… Никому из них в этот вечер не удалось узнать, на самом ли деле под этим платьем нет трусиков. Надя вовремя останавливала похотливые руки и никто не добрался до ее стрингов, которые были не заметны под платьем.

Гости ушли, почти все. Остался лишь самый близкий Лёшин друг, настолько пьяный, что выгонять его на мороз было опасно. Упадет где-нибудь, уснет и замерзнет. На столе остались недоеденные салаты, пельмени, селедка под шубой. В тарелках лежали куриные кости, откусанные куски мяса. Кое-где в стопках даже осталась водка. Сколько ее было выпито в этот вечер? Сколько она сама выпила? Ну нет, водку она пила в самом начале, еще когда стол накрывали, да и то немного, стопки три не больше. Потом она перешла на вино, шампанское. Недопитый бокал стоял перед ней. По его ободку бегал огонек, меняя свой цвет, но самыми красивыми были пузырьки, берущиеся из ниоткуда и тонкой дорожкой поднимающиеся на поверхность.

Вот и наступил Новый год и в этот год наконец-то сбудется ее заветная мечта, выйти замуж за своего любимого, своего единственного и неповторимого. Как долго она его ждала, как долго искала и надеялась. Она хочет этого всем сердцем. Именно это желание она загадала в те секунды, когда Куранты били двенадцать часов: «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. Пусть в этом году я наконец-то надену белое платье, услышу вальс Мендельсона. Пусть он возьмет мою ладонь, наденет на безымянный палец обручальное кольцо и поцелует при всех». Мысли пронеслись, но надежда осталась. Да, она, Надежда, осталась. Опять одна посреди Новогодней ночи.

«Мой мужчина», – она улыбнулась сама себе, называя его так. – «Ему всего двадцать один год. Мой мальчик», – поправила она себя в своих мыслях. Ее Лёша дрых, пьяный на диване напротив. Сколько раз мужчины, напившись, бросали ее посреди ночи и она, сгораемая страстью, находила утешение в других руках? А кто им виноват, что водка им милее такой красавицы? Она провела двумя руками по своему телу, которое в свои тридцать пять жаждало любви не меньше, чем в юности. Сколько раз ее первый муж… «Эх, муж, муж…", – губами, беззвучно произнесла она. Они так и расстались не расписавшись. От него росла дочь. Большая уже. Дочка пошла в нее, выразительные глаза, длинные ресницы, пухленькие яркие губки, игривый характер, звонкий смех. Но не желала Надежда своей дочери такой же судьбы. Всегда желанной и… одинокой.

«Серега, скотина», – охватило ее чувство досады и злости. Она вспомнила, как он сегодня пришел в шикарном костюме, с молодой женщиной под руку. Весь подтянутый, улыбающийся, цветущий. – «И ведь пил в меру, и ушел трезвый. Он сейчас наверняка ласкает свою Анюту. О…", – она вспомнила его руки, губы, пьяное дыхание. Как он ласкал, как любил! Тело наполнилось истомой, вспоминая прожитые ощущения. Но обидные воспоминания твердили свое. За все прожитые с ним годы, он никогда не уходил трезвый с вечеринки. Никогда не был ей опорой в этом жестоком обществе, где женщине приходится так туго без сильного мужчины рядом. Вечно отсутствующий или пьяный скотина. Завалится спать, а ее ласкают чужие руки, целуют чужие губы и любит чужое тело. Как она злилась на него за свое одиночество, как неистово отдавалась другим. Она ему мстила за то, что он пренебрегал ею, за то, что знал о ее похождениях и все равно напивался. А сейчас она злилась на него за то, что не напился. Не напился, когда рядом с ним другая. Эх, если бы он был таким с ней!

Надежда мечтательно покачала головой. Как бы они жили все годы. Сколько сил она положила, пытаясь его переделать. И, вот когда они навсегда расстались, он стал таким, каким она мечтала его видеть. Но все в прошлом, в прошлом, которое она не хотела повторять, но которое и не хотела забывать. Уже много лет они просто друзья. После расставания он даже не пытался к ней приставать. Даже сегодня, когда на нее жадно смотрели все присутствующие мужчины, он один остался равнодушен. Ведь она специально так оделась, специально себя так вела. Только для него. Ведь себе же можно в этом признаться. Не для Лёши, не для кого-нибудь еще.

Нет, она не хотела снова с ним сходиться, несмотря на сильное давление «друзей». Пошли они все. Это ее жизнь и ей самой решать свою судьбу. Что они могут ей дать, ее многочисленные друзья? Денег, благополучия, в смысле материального? Да, конечно и это, и многое другое, но любовь, нежность, ласку, преданность ей никто кроме Лёшеньки не даст. Она знала цену всем своим знакомым, каждому из них. Жизнь научила ее многому. Все они были ей чем-то близки, многие из них даже очень близки, в смысле в какой-то период были ее любовниками. Но всем им, в конечном счете, нужно было только ее тело, ее жаркая страсть, за которой они не видели ее, Надежду, страдающую женщину. Женщину жаждущей большой любви, а не только удовлетворение сексуального голода. Но теперь у нее есть Лёша, ее любимый, ее замечательный мальчик

Но Сергей. Она хотела его признаний. Хотела воспламенить его желание, чтобы он на миг забыл о своей спутнице. Может это ревность? С чего бы?

Ах, как они танцевали! Она чувствовала его. Ее грудь, возбужденная, прижималась к его груди. Вряд ли кто в такой тесной толпе, в полумраке это видел. Но он не мог не почувствовать этот призыв. Его теплые, большие руки лежали у нее на талии, и она все ждала, ждала, ждала, когда они, наконец, скользнут ниже. Когда к середине танца стало понятно, что ничего не будет, она еле себя сдержала, чтобы не взять его руку и самой не опустить ее ниже.

Ну что это она думает все про Сергея? Сегодняшний вечер только доказал, как они далеки друг от друга. Между ними давно ничего нет. Да и не надо! Хватит уже расходиться и сходиться. Сколько было этих непризнанных разводов? Пять, десять, а может и больше. Если посчитать дни и ночи, проведенные вместе за те почти десять лет, что они как бы были женаты, то их, наверное, наберется меньше тех, которые она провела без него. Слава Богу, что она, наконец-то, нашла в себе силы отказаться от такого мужа. Сейчас у нее есть ее Лёша. Он любит ее. Как он ухаживал за ней, когда два года назад с ней случилось несчастье.

Ее сбила машина. Тазовые кости были сломаны, сотрясение мозга, трещина в ребре. Она была обездвижена и одной ногой на том свете. Врачи сделали чудо, спасая ее. Но вернул ее к жизни именно он. Он дни и ночи сидел у ее постели, кормил с ложечки, обтирал обездвиженное тело, менял из-под нее судно. Она видела, что он даже тихо плакал, не в силах сдержать свои страдания, видя ее в таком состоянии. Если бы не он, у нее не хватило бы жизненных сил вернуться на этот свет. Этот мальчик, на тот момент ее молодой любовник, заменил ей всех. Она была ему так благодарна. Она так его полюбила, и она выйдет за него замуж.

За окном прошла шумная компания. С кем-то встретившись, все дружно пьяными голосами наперебой закричали: «С новым годом! С новым счастьем!» Им отвечали такие же пьяные голоса. Потом все вместе остановились напротив дома. Разговор стал тише. Надежда не слышала о чем говорят. Видимо разливали и пили водку, потому что среди бубуканья она услышала: «Больше лей». Потом все стихло.

Чем дольше Надежда сидела, тем сильнее на нее давила тишина, заставляя задуматься об одиночестве. В голове стало проясняться. Она взяла бокал недопитого шампанского, двумя большими глотками выпила. Пузырьки обожгли горло. В нос ударил запах спирта. «Какой идиот налил водку в шампанское?» Надежда потянулась за яблоком, пошарила в глубокой вазе. Там было пусто. Фрукты съели все. Под рукой оказалась чья-то ложка. Недолго думая Надежда полезла ею в салатницу, подцепила оливье и побыстрей проглотила.

Глазки Деда Мороза, отражая гирлянду, подмигивали ей, словно он пытался ей что-то сказать. Старенький был уже дедушка. Она помнила его еще ребенком. Он клал ей под елку подарки, так говорили родители. Он творил чудеса, своим посохом исполняя желания. Когда родилась Маша, все елочные игрушки вместе с Дедом Морозом мама отдала Надежде. Вот и выходит, что на глазах этого доброго волшебника выросла сама Надя и сейчас растет ее дочь. Он все видел, все понимал и все помнит.

В голове снова зашумело, мерцающие огоньки превратились в мошек, потом в бабочек. Все-таки водки в бокале было больше чем шампанского. Надежда мечтательно закрыла глаза. Мысли полетели куда-то вдаль, унося от действительности. Горячее дыхание обожгло обнаженную шею. Тело сразу отозвалось на ласку, удары сердца стали сильнее, дыхание участилось. Мужские влажные губы коснулись мочки уха, пробежали через шею, – «О, почему так быстро», – остановились на плече, там, где начиналось платье и стали снова подниматься по шее вверх. – «Да», – тихо сама себе сказала Надежда. – " Вот так». – По телу пробежала дрожь, разлилось желание. Мужские руки легли ей на грудь, соски сразу набухли. Стало тесно в сжимающем бюстгальтере. Мужские пальцы, почувствовав вспыхнувшее возбуждение, остановились и начали гладить через ткань одежды. Надежда сжала мужские руки, заставляя их повторять движения и крепче сжимать грудь. Волна страсти, рожденная этими резкими ласками, побежала вниз. Одна рука мужчины опустилась на талию, потом ниже, на оголенное бедро. Надежда чуть раздвинула ноги, приглашая эту руку двигаться дальше. Но рука не спешила. Она поднялась вверх, погладила обнаженную грудь. И куда делся тугой бюстгальтер? Когда он успел его расстегнуть? Но ведь это сон, а во сне именно так и должно быть. Надежда захотела поцеловать этого мужчину. Она взяла руками его голову, потянула к себе и жадно впилась в губы. – «О, блаженство поцелуя. Этот шаловливый язык». – И вот он уже ласкает ее грудь, касается возбужденных сосков и, лизнув их, втягивает в себя. Надежда с наслаждением почувствовала, как между ног все намокло. Мужская рука вновь скользнула вниз. Надежда подняла платье, мешающее раздвинуть ноги шире, призывая эту руку к самому сокровенному. На этот раз рука послушалась, погладила сквозь мокрые стринги возбужденную плоть. Надежда затаила дыхание, и вот шаловливый пальчик юркнул под пропитанную влагой ткань. Тело выгнулось от вожделения и…, Надежда открыла глаза.

Вокруг та же комната. Она, со спущенным платьем сверху и с задранным снизу, постанывала в руках мужчины. Рядом все так же лежал пьяный Лёша. Ситуация была знакомая. Только всегда в таких случаях рядом валялся пьяный Сергей, а не Лёша. С Лёшей это было впервые. – «Отдаться, отдаться этому мужчине!» – кричало возбужденное тело. – «Нет, нет, а как же Лёша!?» – останавливала совесть. Но кто же этот незнакомец, так страстно ее ласкающий? Надежда пересилила себя, взяла его голову, оторвала его губы от своей груди, потянула к себе. Так и есть, Гриша, лучший Лёшин друг, оставленный ею пьяным на диване.

Но разве ее когда-нибудь останавливал секс с друзьями мужа, особенно если они имели хоть какое-то влияние в этом обществе? Нет. Как можно устоять перед такой страстью? – «Но это не Сергей!», – твердила совесть, указывая на Лёшу. – «Какая разница», – шептала страсть. – «Он пьяный. Он бросил тебя». – Гриша продолжал ласкать, все неистово проникая вглубь своими пальчиками. Волна страстного возбуждения от самого низа до кончиков ушей захлестнула тело. Надя, насколько можно, раздвинула ноги, заметив где-то в подсознании, что на ней уже нет стрингов. Она откинулась назад, подвинулась на стуле вперед, отдавая ему все, что он хочет. – «Замуж, замуж!!!», – закричала совесть, выкидывая свой последний козырь в борьбе со страстью. «Замуж, замуж», – сквозь накатывающие волны вожделения и алкогольный туман долетели до ее сознания слова.

Очередной раз она открыла глаза. Гриша стоял перед ней на коленях, голый. Он возился у ее ног, натягивая презерватив. Надежда посмотрела на своего спящего Лешу. «Он не простит. Он никогда не простит».

– Нет, нет, – выдавила она из себя, отодвигая в стороны Гришины руки, которые уже легли на ее обнаженные бедра. Гриша настойчиво попытался вновь овладеть ею. Она отодвинулась ближе к спинке стула, сжала ноги вместе. – «Нет, нет. Мы не должны». – Она судорожно начала натягивать платье назад, но то не поддавалось. – «Лиф, лиф мешает. Расстегнутый лифчик, болтающийся на бретельках».

Гриша сделал еще одну попытку остановить ее неуклюжее одевание. Он взял ее за руки, потянулся и припал губами к обнаженной груди. Снова волна тепла и желания побежала, затуманивая мозг.

– Нет, – чуть ли не закричала Надя, отталкивая его со всей силой. Гриша отлетел назад, упал на спину.

Лихорадочно трясущимися пальцами она наконец-то нащупала основание, где крепились бретельки, сняла их с бюстгальтера и, вытянув его из складок платья, откинула в сторону. Потом, нервными движениями торопливо стала поправлять платье. – «Быстрее, быстрее», – твердила она себе, опасаясь, что больше не выдержит Гришиного напора и отдастся ему. Понимая свою слабость, она спешила воздвигнуть между ним и собой хоть какую-то защиту, хотя бы тонкое платье.

– Ты моя, моя, – шептал Гриша, приблизившись к ней. – Я хочу тебя. И ты тоже хочешь меня. Я это чувствую. Я давно мечтал об этом…

– Нет, нет. Замолчи. – Надежда часто дышала. Способность мыслить потихоньку возвращалась в сознание. – Мы разбудим Лешу. Я не могу. Уходи.

– Нет, – перебил ее Гриша. – Я хочу быть с тобой. Никогда у меня не было такой…, – он замялся, – страстной и опытной женщины.

Может в другой ситуации это бы и подействовало на нее возбуждающе, но сегодня это признание ее оттолкнуло. В нем был открытый намек на всех ее многочисленных любовников, еще недавно воспринимающихся ею как дар ее женственности, но в последнее время вызывающий в ней смешанные чувства. Его слова охладили ее. – «Действительно, кто он такой? Мальчишка. Пьяный мальчишка. Хотя его семья владеет сетью магазинов…» – Надежда резко встала и прошла в прихожую, где стоял небольшой столик и тот диван, на котором она оставила пьяного Гришу.

Столик был завален посудой, рядом стоял свободный резной деревянный табурет. Надежда опустилась на него. Бедра легли на мокрое платье, почувствовали холод табурета. Стало противно и совестно за свою слабость. Она смогла пересилить свою страсть и здесь же задала себе вопрос: «Зачем, зачем она отказала этому мальчику?» И совесть здесь же нашла ответ: «Лёша. Все из-за него». Надя разозлилась на своего любимого. Он так же, как и Сергей напился и бросил ее наедине со своим другом. Правда, с Лёшей до этого такого не было. Он никогда сильно не пил и тем более не оставлял ее. И какое-то чувство страха червем пролезло в сознание. Сергей тоже держался по началу. Она испугалась. А что если все повторится вновь? Что если Леша, как и Сергей, начнет пить и бросать ее? «Нет, нет. Этого не может быть». Он никогда так не поступит. Она вспомнила себя больную и немощную, и его рядом с ней. – «Нет», – снова повторила она себе. – «Он никогда ее не оставит».

Пока она спорила сама с собой, появился Гриша. Уже одетый, но весь растрепанный и еще не твердо державшийся на ногах.

– Уходи, – сказала Надежда, не глядя на него.

– А можно я останусь? – Без всяких интонаций, то ли еще надеясь ее соблазнить, то ли просто не желая идти в холодную ночь, спросил Гриша.

– Нет, нет. Уходи. Извини, так будет лучше. – Надежда еще испытывала чувство неловкости перед ним, что так поступает.

Он надел здесь же висевшую шубу, нахлобучил шапку и открыл дверь. Из сеней в комнату потянул холодный воздух, хоть там и стояла печка. Оголенные плечи и ноги покрылись гусиной кожей. Надежда встала, вышла следом за несостоявшимся любовником. Гриша открыл дверь на улицу. Надежду обдало ледяным потоком, и она окончательно отрезвела. Гриша, одной рукой держа открытую дверь, обернулся.

– Извини Надя. Не говори ничего Лёшке.

Она молчала. Он глубоко вздохнул и захлопнул за собой дверь. Задвинув за Гришей засов, Надежда вошла в дом. На автомате два раза повернула ключ в замке, словно одной закрытой двери в сенях было недостаточно.

То ли из-за того, что ее обдало ледяным воздухом, то ли нервное возбуждение переросло в другую стадию, но Надю начало знобить. Она скинула легкое платье, достала удобную домашнюю одежду и накинула плед на плечи. Дрожь не проходила. Она шла откуда-то изнутри и температура в доме оказалась абсолютно ни при чем. Надежда снова села за стол, налила себе шампанского, отпила глоток. Нет, сейчас оно больше было похоже на лимонад, чем на вино. Надежда поискала глазами бутылку водки. Та стояла на другом конце стола, и не было видно, осталось ли там что-нибудь. Рядом оказалась кем-то недопитая стопка. Недолго думая Надя перелила ее в свой бокал. Еще недавно казавшаяся ей противная смесь шампанского с водкой приятно обожгла горло. Тепло разлилось по внутренностям, казалось, согрело саму душу.

В доме было тихо. Слышно было, как тикают часы на стене, это двигалась секундная стрелка, отбивая такт времени. Еще тише сопел Лёша. Дыхание его было ровным и глубоким. Он безнадежно спал, этот мальчик, ничего не подозревая о бурной внутренней борьбе своей любимой женщины. – «Мальчик, совсем мальчик», – всплыли в Надиной голове слова ее подруг. Так или немного другими словами говорили они все, впервые услышав, сколько лет ее избраннику. Да, так говорили они все, замужние и уже разведенные, и повторно успевшие выйти замуж. Она понимала их удивление. Они все знали о ее похождениях, все свыклись с бесконечными разводами с Сергеем и думали, что так и дальше будет продолжаться. В Лёше они видели очередного ее любовника, хоть и задержавшегося на пару лет. Все ожидали, что она нагуляется, и Сергей в очередной раз простит ее. А может и сейчас они так думают? Ну нет, она выйдет за Лешу замуж. Уже все решено. Родители и друзья поставлены в известность. Это произойдет в конце лета, они так решили, когда погода еще не испортится, и все вокруг будет утопать в зелени и цветах. Она уже приглядела небольшой, но уютный ресторанчик недалеко от города. Их стол будет ломиться от яств. Она наденет легкое белое платье и пусть умрут от негодования все завистницы. Пусть зубоскалят, говоря, что нельзя матери взрослой девочки и гулящей женщине надевать белую фату. Она оденет ее всем назло. Она позовет на свою свадьбу всех родственников, друзей, соседей, бывших любовников. Пусть радуются за нее настоящие друзья и завидуют все остальные. И, конечно же, там будет он, Сергей, ее так и несостоявшийся муж.

Вспомнив его снова, в ней проснулось какое-то чувство…, нет, не любви, и не желание соблазнить, как было еще несколько часов назад. Сейчас оно ей казалось глупым. Что же это за чувство, пыталась разобраться в себе Надежда. Оно такое… томящее, немного давящее, совсем не яркое, даже можно сказать скрытое. Это…, это чувство тоски, поняла Надежда. Тоски по тем людям, по тем отношениям, по ее прошлой непутевой жизни. А может именно тоски по нему? Ведь нельзя ее жизнь отделить от него. Они вместе проживали свои жизни, поняла Надежда. Такие разные жизни, но неразрывно переплетенные между собой. Они и сейчас живут вместе. Разве не так? Разве не он танцевал с ней сегодня вечером, разве не он улыбался ей своей загадочной улыбкой. Они расстались. Какая глупость, они никогда и не сходились. Вернее сходились, да, но только для того, чтобы расстаться.

Надежда все-таки встала, взяла бутылку шампанского, которая еще наполовину была полной, поставила около кресла, задвинутого в дальний угол, чтоб занимало меньше места. Потом вернулась за недопитой бутылкой водки и своим бокалом. Она завалилась в это кресло, поджала ноги, укрылась пледом до самой груди и еще раз смешала в бокале коктейль. Только теперь она не пила его жадными глотками, а потихоньку цедила, поддерживая свое полупьяное состояние, позволяющее ей расслабиться и залезть в дальние уголки своей памяти.

Когда же все началось? Может стоит вспомнить маленькую девочку Надю? Тихую, скромную, играющую в куклы. Это было самой любимой ее игрой. Как было интересно раздевать кукол, мыть их, причесывать, а потом снова одевать. Самыми любимыми были две большие свадебные куклы, купленные Надиной мамой для дочери. Правда, мама редко давала с ними поиграть, обычно они стояли высоко на платяном шкафу. Кажется странным, что мама задолго до свадьбы побеспокоилась об этом. Но если представить женщину несчастную в браке и всей душой желающую своей доченьке иной судьбы то можно понять, почему Надина мама приобрела этих кукол, когда та еще только ползала.

Кукла невеста была в белом платье с длинными волосами и яркими глазками. Конечно, ее звали Надя. Кукла жених был в черном с полосками костюмчике и белой ленточкой на груди. Его расчесывать было неинтересно. Волосы были короткие, и это не занимало много времени. Зато интересно было его раздевать. На его брюках и рубашке было много пуговиц, которые затрудняли процесс, и пока Надя снимала с него одежду, она могла пофантазировать, что скрывается под его костюмом. Конечно, там была только пластмасса и Надя это знала, но ведь интересно само предвкушение того, что придумано в голове. Имени у жениха не было, и она его просто называла «мой мальчик».

Как довольны были родители, как они хвалились, что у них такая некапризная, скромная девочка. «А моя такая тихая. Сидит, играет в куклы…", – вспомнила Надежда слова матери, когда она хвалилась своей младшей дочкой. Да, Надя была младшим ребенком. А еще у нее был брат, только он не жил с ними. Он жил с бабушкой, потому что был от первого маминого брака и новому ее мужу, отцу Надежды, сильно мешал. Сколько ему было тогда? Он старше ее на четыре года. Значит, когда ей было шесть, ему было десять. Он жил как раз в этом доме, в десяти минутах ходьбы от их квартиры.

Не в этом доме, на этой усадьбе – поправила себя Надежда. В этом доме они с Лёшей живут только два года. Надежда его сама выстроила. Ну не своими руками конечно. Строила бригада строителей, пять мужиков. Проблем с этим домом было не мало, еще начиная с этапа проектирования. Она бы сама не справилась, хотя деньги за все, до последнего рубля, она заплатила свои собственные. Хлопотное это дело оказалось, и по многочисленным ведомствам бегать, и взятки платить, и людей организовывать, и материалы выбирать, особенно на отделку, и еще рабочих контролировать, чтобы не воровали. В основном все организационные проблемы шеф решал, Эдик, вернее Эдуард Андреевич. Надежда все никак до сих пор не может про себя его по имени отчеству называть, только на работе при людях, да и то иногда нет-нет и вырывается фамильярно просто Эдик. Ну как его можно иначе называть, если они с детства знакомы? А в двадцать у них был тайный роман, который продолжался несколько лет. Она даже аборт от него делала. Про это кроме ее подруги Светы никто не знал, даже сам Эдик. А уж сколько раз они вместе в одной компании собирались и такое чудили, что никому постороннему и не расскажешь…!

Судьба так распорядилась, что теперь она у Эдика работает. И, несмотря на бывшие отношения, он с ней на работе не церемонится. Два раза даже зарплату срезал за невыполнение плана. Но справедливости ради надо сказать, что именно благодаря этой работе ее материальное положение улучшилось настолько, что она перестала думать, где и на чем бы сэкономить. Вот еще с домом Эдик хорошо помог, спасибо ему большое. Лёша в основном рабочих контролировал, здесь на месте. Еще отвозил, привозил все что нужно. Эдуарду Лёша не нравился. Причина примитивная, насколько понимала Надежда, и она, конечно же, понимала правильно. Эдик Лешу всерьез не воспринимал, как и остальные ее давние знакомые. Для него Леша, словно Надеждина игрушка, и он так же как остальные ждет, когда уже она наиграется и образумится. Сколько раз Надежда ссорилась с Эдиком из-за этого, но тот давно характером как кремень, с места не сдвинешь, хотя и по молодости мягче не был. Директорами таких и ставят. Не раз Эдик заводил с ней разговор о Лёшеньке, и на все Надеждины заверения о привязанности, о любви только корчил рожу и говорил типа: «… трахайся с ним сколько хочешь, но мне про любовь и все такое не гони…» А ведь сам женился всего пять лет назад и жену свою обожает, что, впрочем, не мешает ему развлекаться на стороне.

А познакомилась Надежда с Эдиком как раз, когда брат Андрей жил на этой усадьбе в доме, который она теперь Лёшиной сестре в аренду сдает. Вот тот дом, рядом. Сначала Надежда хотела его снести, после того, как новый выстроили, но Лёша уговорил на время поселить в нем старшую сестру с семьей, на год, пока они с жильем не определяться. Так этот год уже на второй затянулся, но не выгонять же без пяти минут родственников. Проблем они не делают, а тот дом Надежде и самой теперь сносить жалко. В нем еще бабушка жила, потом Андрей, а когда он в Германию уехал, то Надежда с Сергеем его заняли. Сколько воспоминаний с этим домом связано, сколько страстей в нем кипело. Надежда до сих пор как зайдет в него, так обязательно что-нибудь в памяти всплывает.

Вот, как раз, глядя в окно на старый дом, она и вспоминала, что в свои шесть лет не чувствовала к брату сестринской привязанности. Он редко приходил, видимо этого не хотел ее отец. А вот мама часто к сыну ходила, наверное каждый день. И пирожки ему отнесет, и борщ сварит. Андрей, ее любимый брат. Как он сейчас далеко, в Германии. Сейчас бы прижалась к его груди, разревелась на родном плече. Но нет его рядом, нет.

В общем-то, до школьного возраста Надежда себя почти не помнила. Так, обрывки. Как-то ездила в деревню к дяде и тете. Ее там напоили парным молоком, и было ужасно плохо. Мама ругала Пашку и Сергея, которые привыкшие к такому молоку, без злого умысла налили стакан и своей маленькой городской двоюродной сестричке. Позже она часто ездила к ним, пока они не переехали далеко в Москву. Но молоко после того случая Надежда пила только вчерашнее.

Еще с детского возраста вспомнилось, как две девочки соседки Света и Вика, старше на два и три года пошли в первый класс. В ее глазах они сразу стали взрослыми. Да и сами так думали. Подруги перестали с ней играть, сразу записав в малолетки. Надя обижалась на них, часто ждала из школы во дворе и пыталась завлечь игрушками, но те торопились по своим делам, снисходительно бросив ей пару слов. Тогда в детстве даже год в возрасте играл большую роль. Это потом годам к одиннадцати они снова станут подругами и будут делить свои девичьи радости и горести. Но это будет намного позже, а в пять, шесть, семь, даже, наверное, в восемь, Надя так хотела быть взрослее, хотя бы на пару лет.

Надежда улыбнулась, отпила очередной глоток. А ведь она до сих пор осталась для них маленькой подружкой. Вернее осталась для Светы. С Викой судьба развела их жестко и неприятно. Даже не хотелось вспоминать. А вот со Светой она до сих пор общается. Но она тоже далеко, ее детская подруга. У нее своя жизнь, своя счастливая семья.

В их подъезде дружили все, по крайней мере, ей тогда так казалось. Двери часто были открыты и все ходили друг к другу в гости. Кто соли одолжить, кто картошки, кто просто поболтать. Дети бегали по квартирам, и родители часто искали их по всем пяти этажам. Особенно тесно Надина семья дружила с Серебряковыми и Морозовыми. У Серебряковых как раз младшая дочь Света была на два года старше Нади. Они жили на четвертом этаже. Морозовы были соседями по площадке. У них и был мальчик Андрей одного возраста с Надей. Еще на первом этаже жил Сергей ровесник ее брата Андрея. Да, тот самый, который позже то ли на счастье, то ли на беду и стал отцом Маши. Казалось дети разных возрастов, но всех их связывали дружеские отношения родителей и частые праздники, проводимые вместе.

Надя вспомнила, как они вместе с Андреем Морозовым пошли в первый класс. Мама заплела ей красиво косички, прикрепила большие бантики. Все ходили в одинаковой школьной форме, но ей казалось, что ее форма самая необычная, особенно праздничный фартук с рюшечками. Стоял теплый осенний день, первое сентября. Мама надела ей белые колготочки и черные туфельки. Маленькая Надя так волновалась, так переживала и так радовалась в тот день. Родители накануне принесли огромный букет цветов, и она со счастливым видом несла его своей первой учительнице. Не менее красивым и счастливым был Андрей Морозов в синем школьном костюме, в белоснежной рубашке и тоже с большим букетом.