Loe raamatut: «Я – рысь. Время перемен», lehekülg 7

7. Буря

Рыбачить лучше всего на закате и рассвете. Именно в сумерках, когда спадает жара, все хищники выходят на охоту. И рыба не исключение. Вечер мы потратили на обустройство, но с раннего утра уже сидели на берегу, неотрывно глядя на поплавки. За пару часов выловили несколько небольших щучек, голавля, пару карпов и кучу мелочи, которую использовали, как наживку. Крупную рыбу мы складывали в большой контейнер из проволоки и клеёнки, который наполнили водой и уложили в выкопанную тут же, на берегу, ямку.

– Юр, а какая рыба здесь водится? – шёпотом спрашивает Лёнька.

– А я почём знаю? – так же тихо ворчу я. – Я здесь тоже впервые, как и вы.

– А я слышал, что на севере рыбу руками ловят! – фыркнул Лёнька. – Эти, как их… эскимосы!

– Сейчас кто-то особо умный полетит в реку и проверит это на опыте! – бухтит поодаль Никита. – Блин! У меня клюёт!

– В сторону! Подсекай! Резко! – подсказываю я.

Никитос дёрнул удочку вправо, и она тут же согнулась, угрожающе треща. Леска загудела от натуги.

– Ослабь! – уже громче командую я. – Чуть вперёд, а то сломается.

– Наверное, за корягу зацепилась, – виновато вздыхает Никита.

– Сам ты коряга! – вопит во все горло Лёнька. – Ты рыбу поймал! Огромную! Ек! Вот это ж рыбина! Как её вытащить-то?

– Тяни на себя, – говорю я. – Только осторожно, не сгибая удочку. Теперь ослабь и подматывай леску. Теперь снова тяни.

– Лёха, че стоишь?! – гаркнул Лёнька, заметив, что Никиту тянет к воде, и тоже ухватился за удочку. – Помогай! Ё-моё! Он нас двоих тащит! Сколько ж в нем силищи?

– Я помогу, – ворчу я, подходя к ним, – Лёха, а ты штаны свяжи и лезь в воду. На берег его просто так не вытянуть, сачок нужен.

Спустя пятнадцать минут, совместными усилиями мы вытащили рыбину на берег. Ребята ошеломлённо рассматривали чёрное, извивающееся на песке тело рыбы метра два длиной. Характерные её черты невозможно было не узнать даже тем, кто далёк от рыбалки.

– Юр, это что, осётр, что ли? – благоговейно прошептал Никита.

– Ё-моё! Я в магазине такую видел! – придушенно вякнул Лёнька. – Стоит, как пол жигуля! А мы… руками…

– И её медведю? – подал голос, молчавший все время Лёха.

– Сами съедим! – решительно ворчит Никитос. – А медведю чего попроще наловим! Вон, щука у нас уже есть. И ещё какая-то хр… рыба. Вот, ещё парочку таких же поймаем и хорош.

– Вряд ли уже, – ворчу я, оттаскивая, рыбу подальше от воды. – Солнце высоко, рыба на глубину скоро попрячется. Да и шуму мы прилично подняли, пока эту доставали. Вот, вечерком можно ещё разок счастья попытать.

– Тогда, надо костёр разжечь! – Лёнька аж приплясывает от нетерпения. – Эх, жаль, я телефон в палатке оставил! Вот бы сфоткаться!

– Я взял, – смеюсь, протягивая ребятам свой мобильник. – Только смотрите, зарядку не посадите. Нам ещё обратно добираться. Мало ли что. Сами костёр устроите? А я разомнусь слегка. Заодно наберу чего-нить к рыбе.

– Я, вроде бы, все запомнил, – кивнул Никита. – Справлюсь.

Перекинувшись в рысь, я направился в лес. Рыба рыбой, а телу требовалось что-то более существенное. Да, и просто хотелось побегать, чтобы сбросить напряжение. Немного погоняв белок, я поймал себе на обед небольшую косулю, половину сгрыз тут же. Потом, перекинувшись, взял нож, отрезал от второй половины несколько больших кусков и направился к ребятам. Пока я бегал, они соорудили приличный костёр, и уже накопилось достаточное количество углей. А теперь ребята стояли вокруг рыбы, решая, как её почистить.

– Не надо её чистить! – вклиниваюсь я и забираю нож у Лёхи. – Это же осётр! Нужно вымыть его как следует, и завернуть в листья, – вытаскиваю из сумки набранную по дороге сныть и дикий чеснок. – Вот, в это завернуть. И запечь в углях.

– Ща сделаем! – бодро заверил Никита, забирая у меня зелень.

Рыбу вымыли тут же, в небольшом затончике, обложили травой, обвязали нитками и закопали в углях. А потом расселись вокруг костра, в ожидании деликатеса.

– Эх, Костика бы сюда! – мечтательно вздохнул Никита. – С гитарой!

– Костика… – эхом проворчал я, но подумал совсем о другом. – Чё то мне ветер не нравится. Никитос, дай телефон, я дяде позвоню.

Близнецы как-то напряглись, но Никита кивнул и принёс из палатки мой мобильник. Я в упор смотрю на Лёньку, и тот отводит взгляд. Смотрю на экран.

– Ну, ё-моё! Я ж просил! – я укоризненно смотрю на ребят.

– Да, мы это… увлеклись, – бурчит виновато Лёнька. – Немного. А потом это…

– Да, че будет-то? – подаёт голос Лёха.

– Возможно, будет буря! – рычу я. – А связи нет! Короче, быстро съедаем рыбу, собираемся и топаем назад. Думаю, того, что уже наловили, медведю хватит.

– Буря? – охнули ребята и встревоженно посмотрели на небо.

Где-то там, на самом краю горизонта кучковались тёмные облака, на вид вполне себе безобидные. Но я знал уже, насколько обманчивой может быть эта безобидность. Там, в вышине, буря уже бушевала. И ветер гнал облака прямо к нам.

– Да, ладно! – недоверчиво хмыкнул Лёнька. – Это? Буря? Да, я такие облака каждый день вижу! Ну, может, хоть искупаемся, а потом пойдём? Жара-то какая!

– Нет, не такие, – морщусь я. – Это… блин, я не знаю, как объяснить! Я просто чувствую. Это буря. И она идёт сюда. И, если уж совсем честно, то я сомневаюсь, что мы успеем добраться до дяди.

– Почему? – спросил Никита.

– Потому что буря накроет нас раньше, – я принюхался. – Да, и дядя, скорее всего, на месте сидеть не будет и тоже найдёт укрытие. Рыба готова. Налетайте.

– Да, мне, блин, теперь кусок в горло не полезет! – сдавленно просипел Лёха.

– А, вот, это зря, – ответил я. – Обязательно надо поесть! Еда это силы для тела. Это лишний шанс выжить. Короче, делаем так. Никитос, ты делишь рыбу на три части и ешь свою. Лёха, раз нет аппетита, давай, раскидывай угли. Лёнька, пакуй рыбу для медведя. Я показывал, как завязать мешок.

– Может, все-таки, искупаемся? – с тоской протянул Лёнька.

– Как хочешь! – хмуро отрезал я. – Только учти, что вода притягивает электричество и облака.

– Да, когда ещё будет та гроза! – буркнул он.

– Через пару часов! – проворчал я. – И желательно, чтобы мы за это время успели убраться подальше отсюда!

– Так, хорош спорить! – рявкнул Никита и отвесил другу пинка. – Делай, что сказано! Лично я не собираюсь на себе проверять, насколько здесь опасно!

На этот раз Лёнька подчинился. Ребята по очереди ели осётра, собирали вещи и сворачивали спальники. А я перебирал в памяти окрестности, прикидывая, где можно переждать непогоду.

– Может, правда не пойдём никуда? – предложил Никита. – Вон, там берег отвесный. Выкопаем пещеру и спрячемся.

– Нельзя, – отвечаю я, разбирая шалаш и увязывая самые сухие ветки. – Скоро вода поднимется и берег затопит. А выкопать достаточно высоко, чтобы не достала вода, мы не сможем. Да, и опасно оставаться у воды. Так, все поели? Лёха? Что значит, нет аппетита?! Ты жить хочешь? Значит, ешь! И быстро!

– В лес нельзя, – вздохнул Никита. – Я читал…

– Нельзя, – соглашаюсь я, свернув свой спальник в рулон. – Но это смотря, в какой лес. Нужно найти надёжное укрытие. И, кажется, я знаю где. Ну, готовы?

– Да, – хмуро рявкнул Алексей, торопливо дожёвывая свой кусок осётра. – Пошли.

На самом деле я понятия не имел, где в этой местности можно переждать бурю. Нужно было надёжное место, защищённое от ветра и дождя. Будь я один, проблем бы не было. Достаточно выкопать ямку в корнях большого дерева или найти расщелину в камнях. А ребята? Куда я их дену? Впрочем, было у меня ещё одно свойство, которое уже не раз выручало в самых трудных ситуациях. Моя интуиция. Этакое, шестое чувство, которое подсказывало выход даже из самых безвыходных ситуаций. Именно оно и вело меня сквозь подлесок то в одну сторону, то в другую.

– Куда мы идём? – осторожно спросил Никита через пару часов блужданий по лесу. – Ты же говорил, что в лесу нельзя.

– А он и сам не знает, куда идёт! – буркнул Лёнька, поправив на плече скатку из спальника и вещей. – И вообще, может и не будет никакой бури? Ветра-то нет!

– Это здесь его нет, – проворчал я, озабоченность глядя вверх. – Ты на деревья посмотри. Туда.

Наверху и впрямь бесновался ветер. Но сюда, в глубину леса он ещё не дотянулся, и потому казалось, что все не так уж и страшно. Пока шли, я достал телефон. Связь ещё была. Зарядка тоже, но хватит или на сводку погоды или на звонок дяде. Немного подумав, выбираю второе.

– Але! Дядя, у нас все в порядке! Я ребят увёл от реки. Да, я в курсе. Справлюсь. У меня телефон сел. Если что… да, использую этот сигнал. Пока!

Телефон пилюкнул и сдох окончательно. Я вздохнул и убрал его подальше в карман. Справа потянуло сыростью и незабудками. Я решительно сворачиваю в ту сторону.

– Я так и знал! – вздохнул Лёнька. – Никитос, ты заметил? Мы все время вверх лезем. Это что, кошачий инстинкт, при опасности вверх залезать?

– Лёня, я тебя насильно никуда не тащу! – рыкнул я. – Хочешь, оставайся здесь!

– Да, я че? – пошёл он на попятный. – Я ниче. Просто… а, ладно. Веди, давай, Сусанин.

Впереди показался небольшой, извилистый овражек, по дну которого пробегал ручеёк. То, что надо! Здесь обязательно должно что-то найтись! Я сворачиваю вдоль овражка, внимательно обшаривая взглядом склоны и местность. Ребята молча следуют за мной, но вскоре Лёнька снова не выдерживает.

– Юр, ты хоть скажи, что ищешь? Мы бы тоже искали.

– Уже нашёл! – отзываюсь я, натыкаясь взглядом на противоположный склон. Сразу три лесных исполина не выдержали напора прошлых бурь и упали рядышком, образовав что-то вроде крыши. – Туда!

Перебравшись через овраг, я тщательно осмотрел упавшие деревья. Они были ещё живы и крепко цеплялись корнями за самый край. И, хотя вершины упирались в противоположный склон, молодые побеги стремились от ствола вверх, к свету. А под стволами образовалась небольшая пещерка, в которой, если немного постараться, легко укроемся от непогоды мы вчетвером.

– А нас не придавит этими деревьями? – с сомнением спросил Никита.

– Не придавит, – я хлопнул по стволу и ухмыльнулся. – Я уже проверил. Держится крепко. Так, народ, я сейчас попробую раскопать склон, а вы пока наберите сухого хвороста. Набивайте его в спальники!

– Зачем? – проворчал Лёха.

– Затем, что потом сушняка не будет! – ответил вместо меня Никитос. – А из мокрых веток костёр не разведёшь!

– А копать зачем? – хмыкнул Лёнька.

– Чтобы мы вчетвером поместились! – поясняю я. – И при этом не промокли до нитки.

– И чем ты копать собрался? – с сомнением проворчал Лёнька. – Лопаты же нет.

– Сейчас увидишь! – ухмыляюсь я, сбрасывая куртку и джинсы.

Перекинувшись в рысь, я ещё раз все осматриваю, убеждаюсь, что укрытие надёжное, потом спускаюсь вниз, под деревья и, прикинув фронт работы, принимаюсь за раскопки. Когти – универсальный инструмент! За пятнадцать минут возни я прилично раскопал склон под стволами, соорудив что-то вроде ровной площадки уходящей вглубь под землю. Точнее, под корни. Сами корни я трогать не стал. Не хватало ещё, чтобы они свалились нам на головы. Закончив возиться, я осмотрел творение рук своих… вернее, лап. Ничего, так, приличненько. Ребята тоже подтянулись.

– Ну, ты экскаватор! – ворчит Никитос, занося под "крышу" спальники с хворостом. – Целую пещеру выкопал! О, а на них и посидеть теперь можно! – устроив спальник с хворостом у дальней стенки моей пещеры, он уселся на неё, как на лавочку. – Класс!

– Нормально, – кивнул я, когда близнецы расположились рядом. – Все влезли. Теперь крыша. Ещё остался мой спальник и кусок парусины, из которого я навес делал. Их надо растянуть под брёвнами. Сейчас покажу как.

Крышу мы натягивали уже под порывами ветра, который не могли удержать даже вековые деревья. Теперь уже ни у кого не было сомнений в том, что надвигается нешуточный шторм. Деревья вокруг стонали и скрипели. Вдалеке несколько раз раздавался треск и грохот падающих стволов. Один раз мимо нас пролетел куст, выдранный из земли с корнями. Вот, этот куст и заставил ребят осознать, наконец, насколько серьёзная грозившая нам опасность. Наконец, крышу мы растянули, закрепив всеми доступными, на данный момент, способами, и забились в пещерку.

– И что теперь? – спросил Лёха.

– Теперь, только ждать пока пройдёт буря, – отвечаю я. – Тихо! Не шевелитесь. У нас, кажется, гость.

Тихий шорох лап по склону, характерное ворчание и вот уже в наше убежище заглядывает настороженная, чёрная мордочка. Скалится, шипит, но не нападает.

– Фига-се! Это кто? – почти хором спрашивают ребята.

– Это медведь?

– Не, маловат для медведя.

– Ну, медвежонок…

– Росомаха! – я ухмыляюсь, показывая зверю клыки. – Не шевелитесь, пусть войдёт. Ему тоже жить хочется. Во время бури животные не охотятся. Что-то вроде перемирия. Так что он не нападёт.

И точно, убедившись, что его не тронут, зверёк вошёл под навес, осторожно обнюхал сначала меня, потом остальных по очереди. Ребята фыркали, хихикали, но погладить не пытались. Наконец, удовлетворившись, росомаха облюбовал себе местечко между двумя тюками с хворостом, свернулся в клубок и замер.

– Надо же! Росомаха! – тихонько хмыкнул Никита. – А я их только на картинках видел! А правда, он загрызть может?

– Взрослого человека вряд ли, – отвечаю я. – Тебя, наверное, может. Мог бы, будь ты один. А меня обошёл бы десятой дорогой, кабы не буря.

Гром припечатал мои слова, расколов тишину леса. И следом хлынул ливень, словно только и ждал сигнала. Тугие струи забарабанили по стволам, хлестанули по парусине. Ветер взвыл ещё яростнее, словно разозлился, что не может нас достать.

– Блин, страшно! – неожиданно признался Лёха. – Юр, а ты уже бывал вот так, в грозу?

– Точняк! – встрепенулся Никита. – Расскажи что-нибудь! Про тайгу!

– Что рассказать? – хмыкнул я. – Ну, ладно. Слушайте. Было мне тогда девять лет. Отец впервые взял меня с собой на охоту.

– А разве оборотни не с рождения охотятся? – спросил Лёнька. – Или ты до девяти лет молочком питался?

– Глупости ты говоришь! – фыркнул Никита. – Звери, вон, тоже детёнышей на охоту не сразу берут. Сначала учат. Верно я говорю?

– Верно, – киваю я. – До девяти лет я учился. И вот, однажды я сам поймал росомаху, которая забралась в наш амбар. Тогда-то отец и сказал, что я уже вырос достаточно и могу пойти с ним в лес. Случилось это зимой, в феврале. Это время в тайге самое снежное. Вот, и попали мы в буран. Снеговая туча налетела неожиданно, будто из-за угла выскочила. А мы на равнине. Ни деревьев, ни скал. Даже кочки приличной нет, чтобы укрыться от непогоды. Тогда отец велел мне перекинуться, чтоб, значит, в шкуре. Так теплее. А сам тент развернул, натянул в руках, над головой и меня к себе прижал. Так нас снегом и замело.

– Что, совсем? – ахнул Никита.

– Совсем, – кивнул я. – Сначала страшно было. Я все порывался вылезти наружу, но отец не пустил. А потом объяснил, что снег нас от ветра и холода защищает. Вокруг нас и правда снежная пещера образовалась. А наверху дырка. От дыхания нашего осталась. Когда пурга утихла, мы выбрались наружу.

Росомаха, пригревшийся между спальников, зашевелился и беспокойно насторожился. Я тоже прислушался.

– А потом вы домой вернулись? – спросил Лёнька.

– Тихо! – шикнул я и прикрыл глаза.

Точно. Сквозь шум ливня и вой ветра я различил еле слышное урчание. Вот, под лапой хрустнула ветка. Душу царапнуло недоброе предчувствие. Росомаха тоже забеспокоился сильнее, зашипел и вопросительно глянул на меня. Мол, ты как? Будешь драться? Или я сваливаю подобру-поздорову?

– Ты же говорил, что звери в грозу не нападают? – прошептал Никита.

– Смотря, какие звери, Никитос, – вздыхаю я. – Есть и те, кому лесной закон не писан. Блин, из-за этой воды я запаха не чую! Но, судя по всему, там зверь немаленький. Росомаха мало кого боится. По пальцам перечесть можно.

– Рррауар! – доносится из сумеречной темноты ливня.

Я оборачиваюсь, вглядываясь в водяную мглу, но ничего разобрать нельзя уже с пяти шагов. А зверь находится дальше. Намного.

– Рррау! – отзываюсь я, давая понять, что не боюсь его и уже занял это место. – Рраар!

– Рраааууааарррр! – доносится снова раскатистый рык, в котором звучит презрение и вызов.

– Бли-ин! – морщусь я. – Чтоб тебя…

– Кто это? – сдавленно просипел Лёха.

– Это рысь! – вздыхаю я. – Самец. Одинокий и, судя по его воплю, не совсем вменяемый. Намерен драться. Значит, так! Сидим здесь. Наружу не суёмся ни в коем случае! Это ясно? Дальше… я не знаю, чем все закончится. В смысле, кота я убью точно. Но насколько буду вменяем сам – это вопрос. Никитос, слушай и запоминай. Если я не вернусь – не пытайтесь искать. Сам справлюсь. В этом случае мой мобильник резко, со всей дури, тресни об дерево. Если я приду, но при этом буду вести себя как хищник, бросьте мне мясо. У меня в рюкзаке есть запас. Постарайтесь не провоцировать. Никитос, держи наготове нож. Дядя, помнится, учил тебя и этому, – я протянул ему свой охотничий нож. – Бей, не сомневайся. Все равно убить не сможешь.

– Юр, может, не надо? – стонет Никита.

– Выбора нет, – я вложил нож в его ладонь. – Рысь все равно нападёт. Он слишком агрессивно себя ведёт, чтобы мы могли разойтись.

Кот уже близко, я слышу его дыхание и шаги. Поспешно сбрасываю куртку и из штанов выскакиваю уже зверем. Футболка закономерно треснула по швам, но с ней возиться уже некогда. Запасную надену потом. Когда доберёмся до палаток. Рыжая тень метнулась мне навстречу, норовя впиться зубами и когтями. В последнее мгновение я успеваю заметить жёлтую пену в пасти и увернуться от клыков.

Рысь и сам по себе довольно опасное животное. Они не боятся ни змей, ни росомах. И даже волка-одиночку постарается обратить в бегство. Но конкретно этот кот был опаснее в десятки раз. Бешенство! Страшная болезнь, которая превращает даже мирных зверей в опасных безумцев. Ему было плевать, что я крупнее и сильнее. Вцепившись всеми когтями, он просто рвал в безумной ярости все, что мог. Бок и живот обожгла мгновенная боль. Однако морду его я успел удержать и отвести в сторону. Не хватало ещё, потом от бешенства лечиться!

8. Возвращение

Сознание возвращалось медленно. В памяти мелькали смутные образы. Ливень. Порывы ветра, хлещущие по морде. Перепуганные ребята, следившие из своего укрытия. Яркая молния, расколовшая дерево. Что же со мной случилось? Где я? Осторожно приподнимаюсь. Вернее, пытаюсь приподняться, но ничего не выходит. Противная слабость не даёт даже шевельнуться. Однако теперь у меня ничего не болит. И я даже могу дышать нормально. В какой я хоть форме-то? А то пристрелят ещё, как бешеного зверя. Но, нет, я ощущаю себя человеком. Не зверем. Значит, перекинулся?

– Как он? – раздаётся совсем рядом голос Никиты.

– Все так же, – чуть не плача, отзывается Лёнька. – Лежит, не шевелится. Что же делать? А?

– Не знаю, – беспомощно вздохнул Никита и уселся неподалёку.

Ребята живы! Эта мысль придала сил, и я всё-таки смог разлепить глаза. На меня с тревогой смотрели три пары глаз.

– Юрка! Живой! – радостно завопил Никита. – Урааа!

– Ты, главное, не волнуйся, у нас все в порядке! – затараторил Лёнька.

Трое. Значит, мы до сих пор там? В лесу? Сколько я провалялся?

– Пить! – собравшись с силами, тихо прошептал я.

– Точняк! – Лёнька метнулся к рюкзакам и снова появился в поле зрения с моей флягой. – Вот! Никитос, помогай, давай!

Втроём ребята приподняли меня, подсунули под спину что-то мягкое и поднесли к губам флягу. Вода придала сил и освежила. В животе тут же заурчало. Впрочем, не только у меня. Ребята тоже были голодны.

– Со мной все нормально, – тихо пробормотал я. – Слабость скоро пройдёт. Рассказывайте. Что было?

– Ты с той рысью сцепился! – начал Лёнька. – Прямо клочья летели! А потом раз и все! Тишина. Мы смотрим, а ты подниматься начал. Ну, понятно, что ты, потому что тот, другой – рыжий. Ну, вот, ты, значит, поднялся, а самого ветром шатает! И кровища по всей морде…

– Блин, Лёнька, дай, лучше я расскажу! – поморщился Никита. – Короче, ты, Юрка ранен был сильно. Я, как ты говорил, мясо из твоего рюкзака достал и тебе бросил. Ты все съел. Потом ушёл куда-то. А под утро вернулся. В зубах зайца принёс. Там, на пороге рухнул и вырубился. Ну, мы думали, что ты проснёшься и зайца съели. А ты все не просыпался. Так, во сне, в человека и превратился. Ну, я тогда телефон твой хрясь об дерево.

– А ещё Лёха ногу подвернул! – вставил Лёнька. – Когда в овраг свалился.

– Сколько я провалялся? – спрашиваю я.

– Почти трое суток, – вздохнул Никита.

– И нас ещё не нашли, – я нахмурился, прикидывая, сколько времени понадобится на наши поиски. – Должно быть, буря смыла все следы. А снять координаты дядя не успел. Или не смог. Значит, придётся выбираться самим! – я забрал у Никиты флягу, в пару глотков опустошил её и задумался. – Так, первым делом нужно достать еду. Без сил мы никуда выбраться не сможем. Хворост ещё остался? Сможете сложить костёр?

Я решительно поднялся на ноги и натянул штаны. Силы потихоньку возвращались. Никита с тревогой проследил за мной.

– А ты уверен, что сможешь? Вон, пластом только что валялся.

– Жить захочешь, и не так раскорячишься! – хмыкнул я. – Готовьте костёр.

Перекидываться я не стал. На это сил точно не хватит. Но охотиться я умел в любом обличье. Прихватив нож, тот самый, что оставлял Никите, я соорудил из верёвки и пары лоскутов простейшую пращу и отправился за едой. Первых двух белок и здоровую, лесную крысу я съел прямо на ходу, утолив дикий голод. Потом выследил лёжку зайца. Немного подумав, его тоже умял целиком. Потом набрёл на кабана, который сам на меня бросился. Не иначе, сдуру. Впрочем, это была последняя в его жизни ошибка. Вот, кабана я уже приволок в лагерь, связав ему ноги все той же пращой и закинув на плечо, словно мешок с картошкой.

Совместными усилиями мы поджарили на углях мясо. В моём рюкзаке нашлась и соль и специи. Шампуры я привычно уже нарезал из веток. Пока жарилось мясо, я отлучился ещё разок, забрав фляги, на этот раз в поисках ручья. Искать пришлось недолго. Пополнив запас воды, я вернулся к костру. Вскоре, все наелись до отвала. И делать стало нечего.

– Юрка, нас найдут, правда? – неожиданно спросил Лёнька.

– Эй, вы чего раскисли? – я удивлённо посмотрел на друзей. – Все нормально! Мы все живы, здоровы… – кошусь на Лешку и морщусь. – Ну, почти. Скоро нас найдут.

– Ты же сам сказал, что следы смыло! – всхлипнул Лёнька и стиснул зубы, чтобы не разреветься. – Как нас найдут? И Лёха идти не может! Вон, нога как распухла!

– Ну, если мы не будем сидеть, сложа руки, то достаточно легко! – усмехнулся я и уверенно взялся за нож. – Наберите с Никитой лапника и кидайте в костёр. Дым и запах разнесутся далеко окрест. По ним нас найдут. А я пока поищу, чем снять отёк с ноги. Лёха, покажи-ка ногу.

Я задрал штанину лехиных джинсов. Кроссовок ребята сняли уже давно, обмотав ступню разорванной футболкой. Моей. Размотав тряпки, я ощупал ногу.

– Перелома нет. Вывиха, как ни странно, тоже. Просто сильный ушиб. Значит, достаточно антисептика.

Пока ребята возились с сигнальным костром, я прогулялся по окрестностям и вскоре набрал приличный пук заячьей капусты и полыни. Вернувшись к убежищу, я решительно разрезал на повязки последнюю, оставшуюся чистой, футболку, тщательно промыл зелень и растёр в кашу. Потом намазал этой кашей ступню Лехи и крепко замотал сначала чистой футболкой… в смысле, бинтами из неё. Потом сверху накрутил старые повязки.

– И что, это поможет? – скептически спросил Лёха.

– Поможет, – я ещё раз оглядываю повязку. Нигде не ослабнет? Вроде бы, плотно. – Обязательно поможет.

– Ты столько всего знаешь! – вздохнул Никита, подсев рядом. – Такое ощущение, будто ты взрослый, а мы дети несмышлёные!

– Никитос, ты чего это? – хмыкнул я. – Да, я в лесу вырос! Я здесь как дома! А вы в гостях. Зато в городе все наоборот. Там я беспомощен, как слепой котёнок. Без вас никуда.

– Да, ладно?! – недоверчиво хмыкнул Лёнька. – Так уж и беспомощен?

– Конечно, – совершенно серьёзно кивнул я. – В городе дым, вонь, шум, которые сбивают с толку, раздражают невыносимо и приходится глушить чувства, чтобы не сойти с ума. Яркие краски и неоновая реклама на каждом шагу выбешивает неимоверно! Ещё и правила эти! Там не стой, сюда не ходи… собак не трогай…

– А собаки-то при чем? – не удержался Никита.

– При том, что это собаки! – вздохнул я. – Это твой Граф ещё более-менее адекватный. Мы с ним сразу отношения выяснили и всё. Мне до него нет дела, ему до меня, лишь бы я драгоценного тебя не трогал. А остальные… ну, прикинь, иду я за хлебом, а из-за угла она выруливает! Размером меньше кошки, от земли не видно, а гонору, словно сама царица Савская! Пуфик ходячий! Ещё и тявкает, мол, ты как посмел такой-сякой кошак блохастый по моей дорожке ходить, не видишь, я тут гуляю! А стоит только на неё фыркнуть, так она к хозяйке жаловаться! Караул, спасите! И на руки! А оттуда уже опять своё продолжает, типа понял, да, щас мы с хозяйкой тебе зададим, на тряпочки порвём! Варежка мохнатая, умом обделённая! Так и хочется пнуть, чтоб на берёзу залетела и там застряла! А нет, нельзя! И приходится, стиснув зубы все это выслушивать.

– Кого пнуть? – смеётся Никита. – Собаку или хозяйку?

– Обеих! – я оскалился, на минуточку представив, что и в самом деле могу так сделать. Эх, мечты! Потом кисло поморщился. – К сожалению, ни к чему хорошему это не приведёт.

– Это точно! – улыбается Лёнька. – Мы однажды попробовали. Сразу в полицию загребли за хулиганку! Но зато как весело было!

– Ага! – соглашается Лёха.

– Никитос, – я лукаво смотрю на друга. – А ты за что попал? Тоже за хулиганку? За что тебя Матвей Чёрный Борзым называл?

– Не, я покруче отличился, – морщится Никита. – Кличку я получил, когда с уличным пацаньем связался. Поначалу было весело и круто нарушать запреты, пить втихаря пиво, пробовать сигареты, а кто постарше и наркоту. Потом магазины выносили. Грабили, то есть. В склад забрались. Потом попались. Из всей банды взяли троих, Седого, Лешего и меня. Я поначалу все характер показывал, гордый был. Мол, ничего не знаю, и вообще не при делах. А потом ко мне на свидание пробилась мама. И с ней пришёл дядя Лёша. Твой отец. Он со мной долго разговаривал. Как с равным. Как со взрослым. Помню, как он сказал, мол, раз я дорос до грабежей, то ребёнком быть в принципе не могу. А ещё сказал, что уважает за то, что я не сдал товарищей. И что единственная моя ошибка в том, что я выбрал не тех друзей. Я тогда его не понял. – Никита вздохнул, поворошил угли. – В общем, отмазал меня тогда твой отец. Адвоката откуда-то нарыл. Хорошего. С его помощью накрыли всю банду. А потом следак, этот самый, Матвей Чёрный, дал мне почитать показания моих подельников. И вот тогда я понял, что имел в виду дядя Лёша. По их словам, это я провернул всю аферу, а они даже не в курсе были, мол, я их обманул. Если бы им поверили, я бы до сих пор сидел в колонии. Был суд. Мне дали два года условно. Это значит, что стоит мне хоть где-то ещё раз попасться и эти два года превратятся в реальные плюсом к тем, что присудят второй раз. И, кстати, срок этот ещё не истёк.

– Все мы когда-то влипли по самые гланды! – глухо сказал Лёха. – Мы за драку. Никитос за кражу. А Пиратский флаг и вовсе с реальной отсидкой. За убийство. Но это ты лучше у них сам спроси.

– Наверное, потому мы друг за друга так и держимся, – добавляет Лёнька. – Потому что мы все через это прошли. Только Димка не при делах. Ему брат вовремя мозги вправил в своё время.

– И Костик? – ошарашенно спрашиваю я.

– И он, – ворчит Никита. – А с виду не скажешь, да?

Но тут я уловил шорох, далёкие голоса, короткие волчьи переклички и встрепенулся.

– Ребята! Нас нашли! – я вскочил на ноги, прислушиваясь. – Ого! Похоже, дядя поднял на уши всю стаю Чёрных! Пакуйте вещи. Костёр уже можно погасить. Теперь они нас и по следам найдут.

– Все живы? – спустя пару минут раздался голос, и на краю оврага появился дядя.

– Все! – просиял я, подхватывая свой рюкзак, который уже упаковал. – Дядя Улар, Лёха ногу подвернул, так что мы не смогли вернуться.

– А где ты был три дня, собачий сын?! – грозно рявкнул Улар, спускаясь к нам в убежище. – Я не знал, что и думать!

– Так вышло, – я поморщился, отводя взгляд.

Но ребята тут же кинулись на мою защиту.

– Он не виноват! Он нас защищал!

– На нас рысь напала!

– А Юрка её того…

– А она его того…

– Так, стоп! – рявкнул Улар и все мгновенно заткнулись. – Юргеш, что здесь произошло?

– Три дня назад сюда пришёл самец рыси, – сообщил я. – Бешеный. Пришлось с ним драться. Ребятам я объяснил, что делать. И телефон я велел разбить, если совсем припрёт. Я бы их вывел, но пока восстанавливался, Лёха умудрился ногу подвернуть. Идти он не сможет, потому я и подал сигнал.

– Грамотно разрулил! – раздался позади ещё один голос и из зарослей показался Матвей Чёрный. – Улар, ты можешь гордиться своим воспитанником! – он достал рацию и проворчал. – Отбой! Ребята нашлись. Все в порядке, – он наткнулся на мой недоуменный взгляд и рассмеялся. – Твоя мама подняла по тревоге всю Стаю! Мы бы гораздо раньше вас нашли, но буря смыла начисто все следы. Ну, где там раненый?

Спустя два часа мы уже сидели в просторной палатке, отмытые, переодетые в чистые, сухие вещи, и пили горячий чай с малиной и брусникой. Рядом суетились матери, то плача от облегчения, что мы нашлись, то ругая, что потерялись, то пытаясь накормить. Череп, Костя и Аня все хотели выпытать подробности нашего приключения, но мы упорно молчали. Только Никита, улучив момент, выразительно кивнул на маму и прокрутил пальцем у виска. Ребята поняли, и доставать перестали.

Лесной лагерь пришлось сворачивать. Мамы, после произошедшего, никак не хотели оставлять нас в лесу, и спорить с ними было так же бесполезно, как остановить лавину. Матвей и ещё пара волков пригнали два внедорожника, в дополнение к дядиному, нас погрузили с вещами в три машины. В последний момент Никита, вдруг, вскочил.

– Стойте! А медведь? Мы его рыбу того… съели. Что, мы зря, что ли ходили, получается?

– Какой медведь? – всполошилась Никитина мама, хватаясь за сердце. – Только медведя ещё не хватало!

– Все в порядке, Елена Дмитриевна, – смеётся Улар. – Ребята тут медвежонка прикормили. Садитесь в машину, герои. Я все сам устрою.

Никита покорно прогрузился вместе с остальными, и мы отправились по домам. Матвею места не хватило, и он попросился к нам, устроившись рядом со мной на заднем сиденье. Мама уже немного успокоилась и, как только мы отъехали подальше, усмехнулась.

– Ну, конспираторы, а теперь рассказывайте, как было на самом деле! Улар, Юргеш!

– Зачем? – хмыкнул дядя, даже не пытаясь ничего отрицать. – Юлия Николаевна, это как раз тот случай, когда чем меньше знаешь, тем крепче спишь. Достаточно того, что это знаю я. И можешь мне поверить, Улеш поступил бы точно так же.