Loe raamatut: «Особняк. Тайна Карты вечности», lehekülg 2
Глава 4
На следующее утро я проснулся от того, что сразу же определил как кошмар, по-другому не назовёшь. У меня кровь застывала в жилах от оглушительных воплей. Я не сразу понял, где нахожусь. Потом увидел обод со свечками, пятно сырости на потолке – и всё вспомнил. Но эти мои воспоминания ничуть меня не успокоили.
Из-за стены я услышал что-то вроде сопенья или придыхания. Встал и приложил ухо к обоям (надо же, немного отклеились). Очень странный звук. И действительно, слышится из соседней комнаты. Что-то вроде сопенья со стонами. Трудно определить. Посопит, постонет и замолчит.
Я не стал дожидаться, когда мне сведёт шею, оторвал ухо от отклеенных обоев и выглянул в окно. Гравий, трава, деревья. Слияние с природой. Гениально!.. Родители постарались.
Я поплёлся в ванную. Как только увидел саму ванну, сразу снова разозлился – вода-то наверняка только холодная!
А вот и нет, вода была тёплая. Медный кран из античности был смесителем. Мелочь, может, незначительная, но мне стало легче.
Я мылился мылом, похожим цветом на глину (думаю, его сварили на кухне), а потом вытирался шершавым полотенцем, но зато безупречной белизны. Несмотря на допотопность всей обстановки, за чистотой тут следили. Вообще-то можно даже сказать, что всё вокруг сияло чистотой. И в комнате тоже. Ладно. Беру свои слова обратно – особняк не замшелый.
Но в отношении всего остального я не был бы так уверен. И с подозрением покосился на платяной шкаф – я туда убрал свой чемодан. Сейчас открою, а там никакого чемодана.
Но нет, чемодан на месте. Я его вытащил и сосредоточился на загадочных словах. «YADATDYSR», «иптивпв».
Что, если прочитать их задом наперёд? «rsydtaday», «впвитпи». То же на то же.
Может, это анаграммы?.. Daydtarsy, тивпвит… Dtardaysy, пвитвит… В первом случае проглядывался Daddy. Daddy по-английски – «папа». Я так иногда называл своего, потому что он американец. Только нужно прибавить еще одно «d».
Если бы знать, кто их написал, может, это и навело бы меня на след. А что, если шофёр такси, чтобы посмеяться, когда забирал мой ноут?
Если только это не какой-то шифр…
Я услышал топот в коридоре и осторожно приоткрыл дверь.
Промелькнули две тени. И тут же исчезли. А передо мной стоял Рауль. Уф! Через одну руку у него были перекинуты чёрные брюки, а через другую – белая рубашка. Он проделал своё любимое упражнение и сообщил:
– Ваша одежда, месье, вы пожелали надеть чистую.
Прискорбная неожиданность. Не знаю, в каком сундуке он всё это выискал – накрахмаленная рубашка стоит колом, атласные брюки. Только цилиндра не хватает – моего любимого головного убора!
Я про себя поклялся, что буду сам стирать себе майку и джинсы, обойдусь без этой смехотворной нелепости.
Промчавшееся ранее торнадо унеслось в обратную сторону, вызвав на лице мажордома неодобрительную гримасу. Он предпочёл удалиться, высоко подняв голову, а передо мной с размаху затормозили два паренька.
– Хавчик принёс?
Ну-у-у, наконец, нормальные люди! На вид им лет десять-одиннадцать. Шорты, майки в полоску, вьетнамки – как будто только что с пляжа. Очень похожи друг на друга, наверное, братья. Глядя на их вытянутые мордашки все в веснушках, я почему-то подумал про кузнечиков – два кузнечика. Тот, что повыше, воскликнул:
– Смари-ка! Штанишки выделили!
– Да, выделили. Голову даю на отсечение, что Рауль нарыл их на барахолке.
– Не нарыл, их Фанни шьёт.
Мелкие с интересом уставились на моих гномов на двери. Тот, что повыше, прибавил:
– Вид у тебя тот ещё.
– Что значит «тот ещё»?
– Ну, так себе видок.
Так. Словарь богатый, понять, о чём речь, нет возможности.
Вмешался тот, что пониже:
– Скверно выглядишь, вот что.
Ну, спасибо вам за любезность. Хотя я больше привык к «О, мы сегодня молодцом, отлично выглядим», и обязательно вот так: мы – мы вместе, словно оставить меня одного невозможно, выйдет очень невежливо.
И, разумеется, всегда враньё. Может, и лучше напрямую, без вранья, как эти кузнечики. Главное, я рад, что тут, в санатории, есть и ребята тоже, и я объяснил:
– Проблемы были, едва выкарабкался. Меня Лиам зовут.
– Пол. С «о», – представился тот, что повыше.
– Жан-Шарль. Без «о», – назвался второй.
О-хО-хО! Понял, значит, вы у нас шутники.
– У вас случайно трубы нет? – спросил я.
– Чтобы вылететь? У нас и метлы нет.
Ну, точно, шутники. Я уточнил, немного нахмурившись, чтобы показать: я говорю серьёзно.
– Мобильного телефона.
Пол пожал плечами.
– Здесь вообще телефона нет.
– Это я уже заметил. А компьютеры? С ними как?
Они понятия не имели, и я занервничал.
– Ну а телик где можно посмотреть?
Пол проворчал:
– Мы бы и рады посмотреть, да тут электричества нет. Какой телевизор!
Жан-Шарль разом покончил со всеми моими огорчениями, сменив тему.
– Значит, это ты вчера к нам приехал?
– Да, я.
– А у нас был вовсе не тихий час, – хихикнул он.
Вдруг вспыхнул и замолчал, как будто ляпнул какую-то глупость.
– А что же тогда у вас было? – спросил я и прищурился, давая понять, что просто так от меня не отделаешься.
Старший посмотрел направо, налево, а потом сказал шёпотом:
– Спасайся кто может.
– Что значит «спасайся»?
Кузнечики обменялись испуганными взглядами.
– Когда приезжает новенький, надо прятаться, потому что, мало ли, бывают опасные. Доктор Граф их осматривает и потом решает, куда отправить. Ты не опасный, раз он тебя сюда поместил.
– А куда помещают тех, кто опасный?
Кузнечики снова обменялись испуганными взглядами.
– Мы не знаем.
Врут. Как пить дать. Но бли-и-н! В этом тихом уголке черти водятся!
Глава 5
Завтрак был под стать всей окружающей обстановочке – необычный! На круглых столах, покрытых вышитыми скатертями, чашки и тарелки были у всех разные. Только у кузнечиков одинаковые, но одна синяя, а другая красная. И в чашках горячий шоколад с пенкой. Они уселись и сразу стали мазать себе круассаны шоколадным маслом. Я понял, что меня посадили с ними за один стол, потому что увидел там свою кружку, я всегда из неё пил за завтраком. Я обрадовался, что кружка со мной приехала. У меня тоже был налит горячий шоколад, а ещё были тосты с мёдом. Всё как я люблю.
Ряженый сидел за соседним с нами столиком, всё в том же костюме, но без каски. Он вылавливал из плошки с вином плавающие в нём кусочки хлеба. А рядом стояла другая плошка с оливками и инжиром. Что ж, каждому своё.
Я шепнул кузнечикам:
– А это кто?
– Леонид. Не спрашивай его, почему он не пьёт шоколад, это его бесит.
– А бесить его нет никакого интереса, – прибавил брат.
Я тоже перешёл на шёпот:
– Никакого, согласен. Он качок, сразу видно. А меня он вчера спрашивал, кто его предал.
– Ну, у него там какие-то электоропилы свистнули, и он всё никак не успокоится.
Пилы свистнули? Чёрт! Я уверен, что это шофёр такси так промышляет. Если этот Леонид что-то там выпиливает, а инструмент у него тю-тю и он без него ни с места, то я его понимаю.
За другим столом по соседству сидела девчонка. Кажется, старше меня, но ненамного. Она ела… капустный суп! И поглядывала на меня исподтишка. Не иначе, моя красота сразила. А девчонка ничего, симпатичная, светленькая и одета феей: платье до полу с поясом и на голове острый геннин3. У них тут, как видно, нескончаемый бал-маскарад.
«Покажется немного. Сами увидите», – так, кажется, сказал Рауль. Да. Уже вижу!
За одним столом с феей завтракала молодая женщина в шляпке – натурально цветочный горшок вверх дном на блюдечке – и длинном платье, сверху в обтяжку, а сзади подушка.
Если честно, мне тут было не по себе. Я убедился, что отделение психиатрии здесь совсем не маленькое, а очень даже большое. Одна надежда, что доктор Граф в психах разбирается и разгуливать на свободе позволяет только безопасным. Интересно, с какой целью мои родители отправили меня сюда? Решили познакомить с образчиками разных слоёв общества? Папочка у меня психолог, с него станется.
Появился мужчина лет тридцати, брюнет, бледный до ужаса, как будто сто лет солнца не видел. Наверное, вроде меня, восстанавливается после тяжёлой болезни. Одет он был примерно так же, как собирались одеть меня: в белую рубашку и чёрные брюки. Когда он прошёл мимо нас, то спросил меня:
– Это ты новенький? Надеюсь, играешь в покер?
– М-м-м… очень жаль… не играю.
Он на секунду как будто огорчился, но всего на секунду, и плюхнулся за стол качка.
– Привет, Леонид!
– Приветствую тебя, Андре.
Андре взялся за свою чашку с чаем и за тосты с апельсиновым конфитюром.
Я с опаской отхлебнул шоколад. Вот это приятный сюрприз! Вкусный! И даже горячий ровно в меру.
Женщина в цветочном горшке ушла из столовой первая. Проходя мимо меня, она застенчиво спросила:
– На улице очень холодно?
Я ответил: когда приехал, было не очень, и она, похоже, успокоилась. Женщина скрылась за дверью, и я спросил кузнечиков:
– Она кто?
Кузнечики прыснули.
– Фанни. Та, что брюки…
Ладно. Поглядев, что у неё на голове наверчено, я уже никаким брюкам не удивлялся.
– Холода боится? Что замерзнёт, когда на улицу выйдет?
– Скажешь тоже! Она никогда на улицу не выходит. Она тебя спросила, потому что за свою дочку боится.
– Вот оно что, за дочку. А где её дочка?
– Кто её знает. Неизвестно.
Но, если что, Фанни была одета по-зимнему, а кузнечики в шортах и в майках.
Потом мы сидели молча, и я сделал кое-какие выводы: фея, Фанни, швея позапрошлого века, качок Леонид, Андре на поправке. У первых троих проблемы с психикой налицо. И опасным больше других мне показался, само собой, Леонид.
Паренёк, конечно, производит впечатление: осанка, взгляд. Мне захотелось с ним наладить хоть какой-то контакт, и я сказал:
– У вас, я слышал, тоже неприятности? Вы не думаете, что это шофёр такси?
Леонид посмотрел на меня таким странным взглядом, что мне стало ещё больше не по себе, и я уже сидел тихо и молча допивал свой шоколад. Кузнечики тоже. Но они были не из тех, кто может спокойно усидеть на месте. Их так и подмывало что-то сделать, и они поскакали к выходу, хлопая салфетками по столикам и что-то на ходу выкрикивая.
Выходя из столовой, я оказался в дверях вместе с качком. И это было не случайно, потому что он своим мощным торсом эту дверь передо мной загородил.
– Волосы у тебя длинные, но ты не спартанец! – заявил он. – Ты больной!
Парень решил, что у меня тоже с головой не всё в порядке? Но оказалось, он имеет в виду моё физическое состояние, потому что он прибавил:
– В Спарте не увидишь тщедушных хлюпиков вроде тебя.
Спасибо, очень мило. Я чуть не упирался носом в его грудную клетку – у него мышцы буграми выступали из-под туники. Мне пришлось поднапрячься, чтобы в голосе прозвучала насмешка.
– И в Спарте, я полагаю, никто не болеет.
– Никто. Слабых младенцев сразу после рождения сбрасывают со скалы. Остальных обливают холодной водой для проверки.
Супер! Я бы даже сказал, суперкласс.
– Там нет парней с прозрачной кожей, худых, как сухое дерево, – прибавил он.
Ещё одно «спасибо» и опять от меня.
– Значит, избавляетесь от слабых, чтобы пейзажа не портили? – осведомился я с иронией.
– Городу нужны сильные воины. Строй отважных мужчин – защита надёжнее каменной стены. Хилому недоноску не справиться с испытаниями инициации: чтобы подростка признали мужчиной, он должен год выживать в одиночку. Так что лучше покончить со слабаком сразу. Город не может позволить себе кормить нахлебников, неспособных его защищать.
Чем дальше, тем интереснее.
– Вот как? – всё так же насмешливо продолжал я. – Но если остаются только воины, кто будет пахать землю, чтобы их кормить?
– Рабы. Рабы пашут землю.
Поздравляю! Общество, состоящее из воинов и рабов, есть о чём помечтать! Возвращаемся в доисторические времена: если не умеешь драться, смерть грозит на каждом шагу. А в лесах – то саблезубые тигры, то обезумевшие мамонты. Цивилизация играющих мускулов, которой понадобилось сотни миллионов лет, чтобы открыть огонь, потому что некому было подумать головой. И я ему сообщил:
– Примите к сведению, что войны – давным-давно не состязание в физической силе, теперь выигрывает тот, кто делает бомбы.
Леонид молча смотрел на меня. Было очень трудно понять, о чём он думает. Я воспользовался его молчанием и вышел в холл. Умно, ничего не скажешь, что-то доказывать сумасшедшему.
Этот парень считает себя спартанцем. Помню, было когда-то в Греции государство Спарта. Мы однажды ездили в Грецию летом с родителями. А-а, так вот откуда его шлем – это шлем гоплитов, воинов античной Греции. Да и Леонид – это, кажется, имя одного из царей Спарты. В Лувре висит картина, и называется она «Леонид при Фермопилах».
Фермо… Термо…
Теперь я понял, что у Леонида за «электропилы»! Это кузнечики ему их «подарили». Неудивительно, что бедняга так разоделся. И повсюду ищет предателя! При Фермопилах произошло сражение, это я помню, но кто там сражался и с кем, извините…
И я вспомнил о занятиях и подумал, что пора бы мне опять учиться. Надо бы мне поговорить об этом с доктором Графом. Наверняка здесь предусмотрели возможность пройти школьную программу. В крайнем случае по переписке. Мама с папой не могли не подумать об этом для меня.
Все уже успели разойтись из столовой, и даже со столов уже всё убрали. Быстро и без суеты, отлично работают. Что ж, значит, мне нужно поговорить с главным врачом.
Я оглядел холл: там входная дверь, здесь – дверь в столовую, лестница, а рядом с ней коридор, где сидит администрация. Как раз напротив меня. Так сказать, Фермопилы.
Надо же, как странно. Оказывается, на лестничной площадке тоже есть дверь, а я её не заметил. Или предпочёл сделать вид, что не замечаю.
Глава 6
Всё же я молодец: в коридоре сразу узнал нужную мне дверь. Может, конечно, потому что на ней табличка «Доктор Граф»?
Постучался. Ответа нет.
Тихонько повернул ручку. Согласен, так нельзя, но, пока я болел, я перестал соблюдать всякие учтивости, если имел возможность хоть чем-то себя порадовать.
В кабинете никого.
Справа я заметил ещё одну дверь, а вчера я её не видел. Она была приоткрыта, и из неё шёл странный свет, как будто от включённого телевизора. Многих телевизоров, если судить по яркости света. Это что, наблюдательный пост? Как в метро, на перекрёстках или на больших площадках?..
Я решил туда заглянуть, повернулся, притворил за собой дверь и…
Ба-бах! Удар под дых! Доктор сидел за письменным столом и приглаживал свои седые волосёнки. Когда я стучался, он, наверное, был в той освещённой странным светом комнате. Мне стало ужасно стыдно, и поэтому я довольно нагло спросил:
– Вы меня вызывали?
А он такой:
– Гм, гм…
Я не понял, что он имеет в виду. И предпочёл двинуться дальше, хоть и не знал, поверил он мне или нет. С СОВЕРШЕННО НЕВИННЫМ ВИДОМ, какой умеет принимать каждый школьник, я сказал:
– Я как раз хотел поговорить об учёбе. Хочу начать снова заниматься.
– Гм, гм.
– Мои родители должны были с вами поговорить об этом. Я потерял много времени, и теперь, когда дело пошло на поправку, хотел бы всё наверстать.
– Гм, гм… В каком ты классе?
– Перешёл в девятый, занимался онлайн.
Да, когда болезнь выпускала меня ненадолго из своих лап. К сожалению, курс средней школы я не кончил и свидетельства не получил. Но я всё равно сказал:
– Я мог бы начать программу старших классов.
Скажу прямо, я хочу как можно скорее покончить со школой. Получить аттестат и заняться тем, что меня всерьёз интересует. Я хочу получить государственный диплом юриста, чтобы потом открыть частное детективное агентство. Да, я хочу быть частным детективом, как теперь говорят.
Начал я, конечно, не слишком удачно, и моё вторжение, скорее всего, закончится ничем. Но я был очень доволен, когда услышал ответ доктора Графа:
– Обязательно найду тебе преподавателя.
Тогда я снова пошёл в атаку.
– Для занятий мне нужен компьютер.
– Гм. Полагаю, это невозможно. Ты здесь для того, чтобы отдохнуть.
– Но компьютер же не нагрузка!
Доктор выразительно смотрел на меня, не говоря ни слова. Он прав, конечно. Прилипнешь к экрану и забудешь, что пора ложиться спать, что у тебя спортивные занятия, школа и даже встреча с другом. Но от этого молчание врача раздражало меня даже больше.
Потом он спросил меня, как я тут у них обживаюсь. Мне не захотелось выглядеть обиженным малышом, который на что-то жалуется, и я ответил: нормально. И о сумасшедшем царе Спарты тоже не стал ничего говорить – нужно выглядеть толерантным.
По дороге, пока поднимался к себе, я внимательно осматривался в поисках камер. Ни одной не заметил. Ладно. Нам втюхивают, что тут нет электричества, но я видел своими собственными глазами светящиеся экраны в подсобке в кабинете. А для нас тут нет телефона, нет телевизора, нет компьютеров, нет настольной лампы, чтобы почитать перед сном. И всё, конечно, только ради нашего отдыха! А как они, спрашивается, отапливают эту громадину зимой? Все отопительные системы, что на газе, что на горючем, включаются с помощью электричества.
У своих дверей я увидел целую толпу – в том числе Фанни и Андре. Все любовались моими гномами. Я их нарисовал средневековыми шутами, тогда их ещё называли или дурачками, или безумцами. В общем, я угадал.
Кузнечики удержались на месте не меньше минуты, для них, я думаю, это подвиг. А потом умчались вприпрыжку, как Зорро (или его лошадь, поди знай!). Андре тоже ушёл. А Фанни сказала мне ласково:
– Отлично у вас получилось.
– Спасибо, – ответил я. – Я люблю рисовать.
Фанни была даже хорошенькая, но красотой, какая вышла из моды и осталась на старинных портретах. На шляпке два пера, волосы убраны на затылке в затейливый шиньон.
– А могу я нарисовать ваш портрет? – спросил я.
Точно. Отличная идея! Буду зарисовывать всё, что вижу, раз у меня нет здесь фотоаппарата. Вернусь и подарю родителям альбом: рассказ в картинках о моём пребывании здесь.
– Конечно, – ответила Фанни растроганно. – А мне можно будет послать его моей дочери?
Я ответил, что можно, и подумал, что надо будет сделать для неё ксерокопию. В той подсобке наверняка стоит ксерокс, они в каждой канцелярии есть. Вот я как раз там и побываю.
Фанни открыла дверь своей комнаты, но задержалась на пороге и спросила.
– Костюм вам подошёл?
– М-м-м… – Я же его ещё не примерял! – Да, в самый раз!
Её комната была сразу за моей, но на мою была мало похожа. Стул стоял вовсе не рядом с бюро, а рядом с очень странным устройством. Вообще-то, это была антикварная ножная швейная машинка. Так вот кто «дышал» с присвистом за стеной моей комнаты! И мне пришла в голову очень смешная мысль: на древней швейной машинке можно шить только допотопные одёжки! Я не стал церемониться и спросил:
– А вы шьёте что-нибудь более… модное?
– Но это же самая последняя модель!
Всё. Понял. Я ответил, по-моему, очень вежливо:
– Извините, долго болел, не в курсе последних новинок.
Мне почему-то стало жаль Фанни – она стояла, прижав руки к груди, вся какая-то замороженная.
– Я приду вас рисовать, как только освобожусь, – сказал я. – Сейчас у меня уроки, я жду учителя.
– Конечно, конечно… – Она посмотрела на меня очень грустно. – А вы знаете, на какой адрес мне надо будет послать рисунок моей дочке?
До сих пор Фанни за исключением платья и шляпки производила на меня впечатление нормы…
– Мы обсудим это с главным врачом, – решил я.
Фанни вздрогнула, и я на этот раз тоже.
Я вошёл к себе, посмотрел на чемодан и снова завёлся.
«Yadatdysr», «иптивпв»… Может, это код? Может, каждая буква – это цифра, а всё вместе – номер телефона?
Я стал писать: А – 1, Б – 2 и так далее. Первое число у меня получилось 2514120421918, а второе – 101720103173…
Стук в дверь вернул меня из мира цифр на землю. Я осторожно приоткрыл дверь.
Какой-то мужчина, мне совсем незнакомый. В столовой за завтраком его не было. Стоит, руки в карманах, и говорит:
– Мне сказали, ты хочешь пройти программу девятого класса. Я учитель физики, но могу помочь тебе с математикой и с биологией.
Просто и ясно, я обрадовался. К счастью, совсем нормальный и совсем не старый. Я подумал, ему не больше сорока. Брюнет, волосы лохматые. Немного сутулится, наверное, забот много. С животиком – сразу видно, живёт не по режиму. В белой рубашке и чёрных брюках. Как я понял, здесь такая форма. На душе у меня полегчало, и я ответил:
– Очень рад. Но должен предупредить, со мной придётся повозиться.
Он слегка усмехнулся.
– Я привык. На то учителя и существуют. Иначе хватало бы книжек. Меня зовут Кристоф.
Фамилии он не назвал, и я сделал вывод, что могу называть его по имени. Думаю, когда в классе всего один ученик, дружеское общение дисциплине не помеха.
– Лиам, – представился я. – А ещё французский язык и история…
Кристоф поморщился.
– Тут я тебе не помощник, не в курсе. Придётся тебе разбираться самому по книжкам из библиотеки. Но не рассчитывай на издания первой свежести. Начало ХХ века – самое современное из того, что тут есть. Но о Викторе Гюго, Бальзаке это то, что надо.
Ну и ну. Хорошая новость одна: есть библиотека. По крайней мере, смогу брать какие-нибудь книжки, раз нет других развлечений. Гюго или Бальзака, ага…
– А интернет?
Кристоф развеял последнюю надежду:
– Нет интернета. А теперь, если готов, пошли.
И мы вышли с ним в коридор. Кристоф шёл, засунув руки глубоко в карманы (потому он и выглядел сутулым). Мы повернули за угол. Потом стали подниматься вверх по лестнице. По дороге я с ним поделился:
– Я думал, учить меня будет какой-нибудь пенсионер. А вы здесь тоже здоровье поправляете?
– Ну, да. Вроде того.
Думаю, никто не удивится, если я скажу, что ответ показался мне уклончивым. На вид одно, а там кто знает? Может, он тоже из отделения психиатрии?
