Loe raamatut: «Театр трагедий. Три пьесы»
Гайдуковой Арине
Пьесы написаны в 2009-2012 годах.
Незначительно отреставрированы и опубликованы автором в 2021 году с целью сохранения своего раннего творчества, которое интересно исключительно самому автору и потому не претендует на какое-либо одобрение и читательское внимание.
Театр одной трагедии
“Ибо всякий возвышающий сам себя унижен будет
А унижающий себя возвысится”.
От Луки 14:11
Вступительные слова перед первым актом
Возможна ли любовь к ближним, когда не любишь, презираешь, ненавидишь себя? Возможна ли любовь к Богу, если не можешь принять, смириться со своею внешностью, ведь по образу и подобию Божьему человек сотворен? Вопросы извечные, решенные давно или только мною придуманные. Но не стоит вникать в последовательность возникновения, ведь нам важны ответы, как бы эксцентрично это не звучало. Имеет вес, в смысловом спектре, значимость соискателя истины, его данные и выгода. Кто, он, задающийся оными вопросами? Довольный внешним и внутренним естеством человек, являясь значимым, с сомнением отнесется к таинственной задаче, не спросит себя и не расскажет вам. Я же ваш покорный рассказчик, не напрягая свои ораторские способности, не выстраивая лексические системы, поднимусь и встану посреди сцены. Вот, вас прекрасно видно, удивительно хорошо слышно. Когда голоса слушателей перейдут на шепот, на фоне багрового занавеса, я приоткрою уста свои, вздохну, освободив легкие от смрада, и произнесу. И речь моя польется сладко-сладко, вязко проникнет в души эмпирии божественных непознанных идей, заключенных в той одной частице, что словом привычно величать. Подниму покорных слушателей с мягких кресел, поднятием руки. Смотрите, я недвижим, но как зрители с опаской смотрят. Неужто нечто чуждое в гробе Пандоры они видят? Что ж, правде внимайте.
Идеалов много, Бог один, вас много и я один и вместе с вами я един. В мире столько необъяснимого, почему же именно этот вопрос, изнуряет меня днями и ночами. Мне не высвободиться, не найти покоя, пока не дрогнет мой жалкий голос и возвестит о мыслях безудержных своих.
Безумны мы, мудры, глупы или остроумны, вывод удел богатых. Блажен ли кто, не мне решать. Я нищий и потому столь пространен взгляд мой на односложные дела мирские. Небесный дар касается немногих, избраны они возвещать благую весть, творить красоты, побуждать нас к осознанию слабости своей. Искушенье они несут на крыльях таланта, временами без скромности туда, где Святая Дева. Вы недостойны. Что ж, вам укажут, когда нужно будет выбирать.
В зале слишком тихо. Актеры жмутся в тесноте гримерки, ожидая очереди в показе роли. Вся жизнь театр и игра, а люди в ней актеры – не верьте, вы тому, жизнь не игра, не пустышка, лишь раз дана ради искупления былых грехов. Вы без греха? Так бросьте в меня камень, но, увы, я снова невредим, и в сам себя не посмею вскинуть руку. Не лучше б сгинуть? О нет. Нет-нет, мы же не актеры. Важны все наши роли, все мы герои, которыми однажды можем стать, покинув темницу лжи. Христос страданья претерпевал за всех, так значит, нет здесь лишних, все избраны, но не все верны. Имеем волю, путь, подсказки. И ангела, что рядом тихо шепчет: Постой, не делай, отвернись, скажи – не буду, откажись. В тиши я слышу четко, не сойти мне с места, покуда не окончится речь моя. Утомлены, я вижу, слишком много слов. Вы желаете, лицедейство лицезреть, с жизнью сходство разглядеть. Сатира с колкой влажной бородою, вереницу нимф нагих, цариц непорочного порока. Видите ли вы средь них себя? Кривляются разодетые месье и дамы, пиковые, крестовые, все королевы. Вы верите вымышленным героям, забыв реальность, жизнь за стенами амфитеатра.
И вот перед началом пьесы, границ любопытства нет предела, в ожидании томятся искушенные особы. Монолог лишь предвещает о буре тех великих чувств, еще немного, еще чуть-чуть, и не замечая, вы окунетесь в мир парадоксов и метафор, уйдете не теми, кем были раньше, с искрой, иль с пламенем в груди мысли невесомой. А если останетесь пусты, не будьте вы грустны, не вините жалкого хозяина пера, ответственность несу лишь я. Потому не камень, то хотя бы овощ сочный бросьте в сторону мою. Увернувшись, ведь шанс дарован новый, вновь провал, ну что ж, перепишем оный. На милость вашу уповаю, заканчиваю и представляю.… Но прежде. Позвольте, дать ответ, на тот душераздирающий вопрос. У девы коей в руках хранится сердце, любовью к которой воспылаем мы, есть ответ. Он прост. Людей люби, как любишь ты ее, с тою нежностью, осторожностью, поддержкой. Лучше они тебя, так не отвергайся, стремись помочь, добро твори, и не единожды полюбишь. Второй ответ в той книге ветхой, где мира сотворения азы, заветы и пророчества пророков. Любите Бога, как и все творения Его, ведь Бог есть любовь. Образ тлен, душа же красоту имеет от чистоты дел благих. Думай прежде о душе, что вечна, плоть беспечна не будет, если покориться духу. Таковы ответы. Я с честью выполнил порученное мне дело, подготовил к действу, прощаюсь смело, увидимся мы в следующей главе и в конце. Трагедия предстанет перед вами, не античная, не буржуазная, нет в ней Цезарей, королей, мавров и умерших в объятьях влюбленных. Но не буду забегать вперед и в прошлое лишь однажды возвращусь. И если вы страждете познать, то прежде…
Cognosce te ipsum. (Познайте самого себя)
Акт первый. Чудесный кошмар. Сцена первая
Когда исполняется самая долгожданная,
кажущаяся невозможной мечта, что дальше?
Лондон, улица “Умалишенных”, так прозвали ее после длительных дебатов над картой города, стены коего разбирались с точностью хирурга, плановые споры не прекращались по истечении нескольких дней. Покуда председатель, главный строитель не взял перо, протестуя, твердо вписал название нового квартала города. Через несколько лет ее без сожаления снесли, дабы рассеять по земле обетованной тот улей преступников всех мастей и логово распутных дам легкого разгульного поведения, что и воплотилось в жизнь, посредством полного сноса на основании необоснованных причин. Ведь там жили и вполне благородные сословия, к сожалению, они также поплатились от регламента и решения судей. Поскольку улицу Умалишон вы не увидите на том самом месте и нигде либо, то существование ее давно вычеркнуто из хранилищ библиотек и картотек, что ж, еще один призрак, искусственно созданный, более не пугает, за неимением надобности. Никто о том не расскажет, особенно те, кого в смирительных рубашках привозили в оный дом. Не безумных, а ненужных, мешающих и отверженных хранили там под гидом секретности. Прикрываясь гуманностью, там лишали людей свободы и практически жизни, испытывали новейшие методы лечения электричеством. Таким образом, вас за нечто ненормальное, могли “излечить” и по закону учредить всю дальнейшую вашу жизнь, как считали доктора основываясь на определенных общечеловеческих характеристиках, своде правил обуславливающих норму поведения и обычные поступки, мысли и системы жизненных ценностей, списанные естественно с самих себя. Любое отклонение от нормы влекло за собой большие проблемы. Сколько великих художников было погублено, и не вообразить; впоследствии методы “лечения” совершенствовались, и процветали на костях и боли испытуемых, лабораторные крысы ушли в заслуженный отпуск, на их место пришли люди не по собственной воле, они были обречены на муки создаваемые бесчинством науки. И эта лечебница не единственная достопримечательность улицы, названая в честь тех, кто присутствовал на вышеописанном собрании, еще имеются тысячи слухов и непроверенных фактов.
Поговаривают, будто в нечистоте кварталов замешаны тайные общества, они внесли свою темную лепту во французское прозвище улицы, означающее нечто противоестественное. Помимо домыслов, запретная часть Лондона прославилась тремя нечеловечески выполненными с немыслимой жестокостью убийствами, хладнокровно не расследуемые полицией и Скотленд-ярдом, которые безответственно не проследили связь событий, проморгали случившееся. Деяние следовало одно за другим, с единым промежутком временного плана, в разных местах, точки сходились, указывая и походя на пирамиду, были явственным доказательством наличия злодейских культов. Однако это громкое дело, вскоре оказалось чистейшей воды фарсом, тщательно спланированным обманом, гениально отрепетированным и показанным чересчур доверчивой публике. Жертвы состояли политическими деятелями, вознамерившиеся покинуть страну, из-за не погашенных долгов, видимо неуплата налогов преследовала их, посему под предлогом смерти, они заимели самое наилучшее алиби от земных притязаний. Ведь окоченев возле публичного дома в ужаснейшем виде, мало кто пожелает спросить у тех, вернуть украденное добро. Муляжи восхитительно сработали, поверенные превосходно сыграли свои роли. И всё бы ничего, если бы не поломка и, безусловно, скорое потопление парохода, на котором должники ухитрились проделать четверть назначенного пути. Они спаслись, но какой ценой? Став обласканными удачей, их чествовали, а затем их непременно раскрыли, впоследствии приговорили.
И последнее сокровище, черное пятно, улицы Умалишон это торговая лавка некоего странного иностранца, в чьих жилах течет неведомая кровь, чье происхождение неизвестно и сам он не значится под каким либо именем. Неслучайно магазинчик имеет мистическое название – “Чудесные кошмары”, достойное фокусника именование, иллюзиониста, шарлатана, мага или чародея или простого обывателя с развитой фантазией. Гадать не стоит, ясно, что неспроста дано такое мистическое название. В гуще всевозможных антикварных лавок, парикмахерских, ателье и других заведений со странностями, располагался тот магазинчик. Редко кто захаживал в тот оплот тайн, даже влачимый любопытством юнец не осмеливался переступить порог этого заведения, дурная слава, не приветливость хозяина, все это отпугивало случайных посетителей. Также не внушала доверия бесполезность вещей, продаваемых здесь за неведомые цены. Лавка была подобна тому плотоядному цветку, который раскрывшись, источает сладостный гипнотизирующий аромат, привлекая тем самым одурманенных насекомых, впрочем, у некоторых особей все же включается чувство осторожности, страх, потому они улетают прочь, не осознавая того, что спаслись. Как бы ни было безвыходно положение магазинчика, лишь единицы приходили сюда. Отчаянные, на краю гибели люди, они, готовые отдать всё, что у них есть, платили самую высокую цену.
Атрокс – таково имя, участь, и бремя главного героя пьесы. На латыни его имя звучит многообещающе, а для кого-то обреченно. Он главный актер пьесы, он многогранен. Он вызывает бурный интерес, если проникнуть духом в самое его естество. Или он всего лишь тень чего-то значимого, не стоящая внимания. Но начнем с того, что он человек, неправильно было бы не давать ему такое предназначение. Все мы будем судимы по делам нашим, вне зависимости как мы себя называли, отрицали ли мы свою человечность, сходство с родом людским или наоборот прославляли себя. Помимо прочего эта история рассказывает о чудовище, коим является тот молодой по современным меркам человек, который стремится исправить ужасное естество свое. И именно тот, о ком шла речь, немного торопясь и прихрамывая, идет вдоль улицы Умалишон, изредка посматривая на вывески торговых лавок, в которых меняют внешность, наделяют цветочным запахом, украшают тело. В то время как душа его страдает от безразличия. Он будто что-то ищет и никак не может найти.
Вот приглашая к себе, стоит важный парикмахер, изображая учтивость, плавно напоминающую гримасу с гравюр Гойи, расставив широко рот, что является признаком самоуверенности и безнравственности, он превращает холодный ноябрьский воздух в пар. Невольно вспоминается притча, при столь объективном образчике, она покажется еще убедительней и красочней. В двух словах, описание ее таково: встретились по воле судьбы человек глубокой веры и брадобрей сомневающийся, отрицающий Бога. Он настаивал на мнении своем, рассуждая так – почему в мире столько зла, преступлений, лжи, брошенных детей? Значит, Бога попросту не существует, раз злодейства процветают. На что пришедший человек не согласился с представленным сводом аргументов. После окончания стрижки и бритья человек, расплатился с брадобреем, поблагодарил того, вышел. Но тут на пути ему попался бродяга, заросший и не бритый, подозвал его к стеклу парикмахерской, показал грязного человека парикмахеру атеисту и произнес – если есть на свете такие люди, значит, парикмахеров не существует.
Атрокс прошел мимо, не удостоив брадобрея и взгляда. Тело Атрокса покрывает пальто до самой земли, на голове шапка, а лицо повязано шарфом таким способом, что лишь бесцветные глаза стеклянно отражают муки души в десятом круге одиночества. Черной тенью он проплыл вдоль тротуара. Редкие фонари мерцают, с каждой искрой теряя жизнь электрических зарядов. Безлюдно, безмолвно. Должно произойти нечто немыслимо ужасное. Мир в предвкушении.
Бом, бом,…часы пробили полдень. Вот-вот и грянет гром, небо затянулось серостью туч, светило скрылось до прихода весны, которая будто не наступит никогда. Листва давно опала, теперь мирно покоится возле когтистых деревьев. Всё обнажено, нечего утаивать, природу ведут на эшафот, спрашивают последнее слово, и она вопит завыванием ветра – Credo! – диким криком оглашает и с надеждой умирает.
Как бы не был долог путь, рано или поздно ему предстоит окончиться, с почестями или бесславно.
Вот вывеска гласит роковой приговор, всем и каждому, кто осмелится войти в загадочную лавку. Снова выбор – шагнуть в пропасть, либо повернуть назад. Но позади гораздо хуже, так не лучше ли перевернуть тот хрупкий свод горестей земных.
Всех царств земли не сосчитать, ловко в миг единый все покорив, пред смертью лишь главу с гордынею приклонив…
Поворачивается ручка двери. Зазвенел колокольчик, возвещающий о приходе гостя. Теперь, увы, обратно не повернуть, услышав зов, зло стремится искусить, того, кто сам стремится быть искусен.
Лавка Чудесные кошмары.
Хозяин лавки
(сквозь зубы)
Вот и вы. Сквозь времени зерцало,
созерцал непокорного Стефана, гонимые за веру,
Великую ту меру, один понес, второй воротит нос,
о как похожи вы.
И видения мои, иное сходится, иное уже настало.
Атрокс
(осматриваясь)
Старо, ново, не понять где оказался я.
И как унять в груди идею Прометея.
Здесь статуи, фарфор, египетский узор,
Самурайские мечи, останки скарабея,
Черепа, алмазы и витрины.
А в них реки, горы, сибирские равнины,
Вот светлячок в бутылке пляшет,
Душой когда-то был, сейчас бессрочно продан,
За власть, деньги, красавицу жену, за всё, что с землею тлеет,
Духа Святого предателем ты прозван.
И не проститься никогда один единственный тяжкий грех.
А это что? Словно маленькие люди, руно златое иль просто мех,
Неведомых зверей костей не счесть, идолы науки, сколько,
Сколько наготой своей гениев вовек вы обманули.
А что за птица, будто женские глаза, без стеснения взирают, громко
Ухает она, вздыхает, не утешает,
ей воля не мила, уютом птицу покорили.
Не хватит очей и времени, увидеть всё, но разум чуть слабея,
Стремится ответ приобрести у чародея возле волшебного огня.
Хозяин лавки
Добро пожаловать в лавку имени меня, на огонек извольте пригласить.
Атрокс
Слишком жарко, я пугаюсь.
Хозяин лавки
Так многие боятся гиены огненной иль темной,
участь духов хладных и одиноких.
Но позабыв, за сказку почитая,
в безверии по-плотски утопая, в конце итог.
И суд уж позади, а им – “Гляди!”,
не вернуться, жаль, та участь многих.
Атрокс
Не моя.
Хозяин лавки
Сказать легко, но каковы дела, не говоря о помыслах и слове.
Атрокс
Покажут, когда прекрасный ангел в час смертный,
елеем главу мою помажет,
Последние секунды проведу в телесном крове,
Смотря на жизнь свою.
Хозяин лавки
А каяться когда? Во время или после.
Тогда уж поздно, душа обречена,
Проклят неразумением своим.
Атрокс
Честность быстрее мысли, должно жить ей в умах людских
до боли нравственно пытливых.
Вот ходят первыми шеренгой пешки,
но для чего, исход определит корона,
Со звоном павшая на плаху палачей спесивых.
Иссохла ныне политическая крона.
Хозяин лавки
О казни короля французского толкуете так рьяно?
Атрокс
Может быть,…может быть.
Хозяин лавки
Вы исключительны, не может быть сомнений, но все же странно.
Опередили время, жаждите исторгнуть зло из сред своих,
Спрятав лик, стремитесь скрыть то, что неизменно.
Смиряясь покорно гордынею окрыленный,
Как скверно.
Не правда ли, тщеславие нас заставляет быть другими.
Атрокс
Не соглашусь, мы созданы такими.
Хозяин лавки
Какая прелесть, повидав немало лицемеров,
я сквозь них смотрел, будто чрез полотно,
Прозрачное, и видел лишь одно,
скорее два, самоуничижение и хвастовство.
Атрокс
Довольно.
Не для того пришел сюда я, чтобы беседы растлевать,
кто бы ни был ты, лукавый,
Многоликий лицедей, узнаю под любою маской,
и театральных зрелищ.
Где червь точит древо молодое,
толкаешь на деяние гнилое и сухое,
Так знай, корни живы, они способны возродить былое,
Отныне в корень метишь,
Сребролюбие повсюду сеешь, и семена взойдут, собравший, больше потеряет, чем имел, завет ты помнишь старый?
Хозяин лавки
Разве золото имеет вес? А вещи, их не счесть?
Лишь пепел, прах, бесценное куда дороже.
Так что же.
Огонь, что рядом, искра, необитаем,
подойдите, имейте честь.
Чем есть, не будьте строже.
Атрокс
Подойду, где шаг один, там и второй.
Совесть
Постой!
Атрокс
Что за дивный женский глас, внутри меня как будто призывает.
Неведомо откуда и куда, тихим криком остановиться заставляет.
Трепещет сердце, святую истину внимая
На литургии – “Иже херувимы”
И благодать с небес предела храма освещая…
Неисповедимы
Пути Господни, в зове том, нас отворяют от зол бесповоротных.
И не вернуть, не в силах повернуть…
Хозяин лавки
Ведь не сложно было. Лишь шагнуть.
Теперь, милейший, взгляните в чашу сей
Что огнем объята, покажет участь франта.
Ну же. Поскорей.
Атрокс
Я вижу…вижу…, ничего.
Хозяин лавки
Не может быть, однако, не время, надеюсь, станет впереди.
Если честно, смотревшие лицезрели в огне порочного себя,
только и всего.
Распознать легко, приемника на троне блудника, как ни крути.
Атрокс
Подделка. Жалкий фокус.
Хозяин лавки
Слишком молоды, потому и не понимаете чудес.
Атрокс
Юность не порок, в ней процветает смелость,
пылкость и усталость.
Необузданная шалость, поступок достойного героя.
Любовь и гнев, ненависть и жалость.
В жизни Ахиллом сзывается,
а впереди непокоренная никем до селе Троя.
Легко упасть, подняться тяжелей, там, где был первым,
нынче ноль.
И в мышце удаляется покой, мир давит со всех сторон,
соблазн игриво манит.
Всё же, кто-то правит, колья острые расставляет,
в Парнасе табачном правит вонь.
Город искусств, образчики хранители красот,
погрязли в плесени болот.
Из окон, на головы несчастных льется желчь,
а в уши их распутный нрав.
Вчерашний гот
Сегодня умней, чем император римский,
за бокалом виски, упав
Цепляясь за всех ближайших, тянет за собой в низы нижайших.
Но исцелиться так легко, лишь прикоснуться к Христу,
к краю одежды Его прикоснуться,
Сказав: “Надеюсь, верую и жду”.
Хозяин лавки
Не пойму.
Атрокс
Иоанн что прозван Богословом.
В двадцати летах был призван Иисусом,
вслед за Спасителем пойти, бросив всё.
Пример показывает,
что во всяком возрасте должно следовать за Словом.
Внимая сердцем, не страшиться предрассудков,
будто юность для познания добра и зла.
Увы, второе чаще, прощаемся за неразумность,
неправда, ведь душа свободна, а не слуга.
Тело же всегда, во все года,
стремится занять первенство над духом,
Женский взгляд
и старика способен заново вовлечь в былую страсть.
Слепой и слухом
Мелодией сирен ведомый,
сладострастием попадется в волчью пасть.
Хозяин лавки
Пророк, что судить вас будет, всех христиан,
кои истину познав, стремятся ко греху.
Енох тех ветхих мудрецов,
Илия избранный народ, всех иудеев.
В Царстве Небесное я помню, взяты целиком,
лишь память вечная здесь от них осталась.
Помню, помню откровения те роковые строки,
что поражение ведет к концу
Правителя прельстителя, ввергнут он во тьму,
гнев Божий до дна измерив.
Власть горькая над народами та распалась.
Атрокс
Ученые в иной хлопочут брани, в изучении творения венца.
Царем провозглашают бурю, ломай, руби и убивай,
будто всё для тебя.
Другие со зверями сравненья ищут, позабыв об имени Творца.
Несовершенство ставят во главе угла, пороки будто ерунда,
Нас породила мать земля, мы та трава, растем по воле астронома.
Умножаться велят и не вникать в метафизику чудную.
Не лучше ль жить по законам мира,
в границах пастбищ и загона,
Оправдывать поступки чрез того зверя в клетке,
что нападает дичь почуяв.
Сколько детей предстоит им обмануть,
сколько идей ложью доказать.
И лжи теория в истину внезапно превратится.
Хозяин лавки
Не успеешь спохватиться…
Критичны слишком вы,
нужно быть добрей к неразумным тем поступкам.
Миллионы с пути истинного отвращают,
одною книжкой жалкой.
Не это ли искусство?
Зло заставляет думать, что его и нет, назло церквям.
Себе в обиду, задета моя гордость,
но как насыщен резонанс в системе шаткой.
И с этой мыслью, темными ночами вам не спится?
Атрокс
Разве я один способен изменить, повлиять, разбудить?
Хозяин лавки
Безусловно. Если поверите вы мне,
на вещь вот эту взгляните одним глазком,
Словно художник одним мазком,
начнете новый холст.
Атрокс
Чашу полную мне не испить.
Хозяин лавки
Слишком просто?
От глотка никто еще не умирал.
Атрокс
Душу раз и навсегда терял.
Хозяин лавки
Подарок есть, у меня чудесный, так возьмите,
время ведь не ждет.
Поспешите, людей не рассмешите и,
Познаете, кто за порогом ждет.
Атрокс
Кошмар!
Вся жизнь моя лишь он один,
днем тревожит и ночью беспросветно гложет.
Рожден чудовищем я в день счастливый,
сожженный солнцем как сын Дедала, летящий по небу Икар,
Ужасен мой лик и руки, все струпьями покрыто тело,
и там где восхищенье множит
Родня, со страхом отворачивалась прочь,
коря жену родившую того младенца, что рыдал,
Пленник уродства, не видя, уже познал,
мою участь – быть отверженным изгоем,
Среди прекраснейших людей,
скрывать за стенами иное естество, тогда узнал
Взглянув в зеркало простое,
разбилось вдребезги оно и отражение срамное вслед за боем
Часовым в память врезалось ему,
отныне представляет явственно всегда, а зеркала
По-прежнему на осколки, части,
сыплются на землю, полки.
А дамы, люди, господа с болью в сердце падают,
держась за грудь, кровь, словно смола
Из очей их истекает, слезами к небу вопрошают,
избавить их от столь противного лица,
Убивает жизнь саму, уродство вечное даровано тому.
Я обречен, муки адские терпеть покорно,
Но сколько, сколько лет, быть нежелательным гостем здесь.
И тут и там, повсюду ужас трепетный,
безвольный, иль жалость льстивая притворно.
Не хватит слов мне описать…, но верю, верю, выход есть.
Совесть
Уймись. Тебе ли роптать на нищету земную,
тебе ли корить судьбу святую.
Юродство краше всех даров с заветом должен ты принять
Благочестиво, отвергая ересь ту или иную.
Человек красив душою, ту истину простую,
отчаяние мешает осознать.
Атрокс
(сам себе)
Снова голос, исходит из глубин,
Я слушаю, я недвижим.
Хозяин лавки
(в сторону)
О люди, как нерешительны порою вы.
То демоны в бок толкают,
то ангелы движенье в бездну преграждают,
Выбор совершить не в силах до той поры,
Покуда страхом смерти шагнете
в противоположные стороны,
замедляют, то шаг свой ускоряют.
Служить двум господам нельзя,
от того и выбор труден.
Атрокс
Показывай скорей уготованное мне,
наш диалог стал довольно нуден.
Хозяин лавки
Вот и развязка, близок час тот роковой.
Сию минуту. Словно супруга верная приду я на прибой,
Огни заката воспылают заревом небесным.
Моряк, увы, не оказался честным,
не одев обручального кольца
Морскими тварями в песок зыбучий,
под илом ветхим и древесным.
Уж не ждет, а жена доселе,
не ведает трагичных слов конца.
Атрокс
Лишь посмотрю, что предложит прародитель всего зла.
Существо с пылкостью скрылось за ширмой, поиск чудесной вещицы потребовал некоторое время, Атрокс поддавшись любопытству, не спешил, покорно ждал и с упоением внимал голосу внутри души своей, остерегающий, поучающий и вразумляющий глас шептал ему.
Три действующих лица, один как будто недосягаем, неизвестен, смотришь, видишь, но не различаешь. Личина лукавого скрыта. Второй ужасен ликом, божественной болезнью испещрена каждая впадина его лица, выпуклости и разрезы повреждены необратимо. Третий и вовсе не имеет лица, бестелесный дух, сложней, чем из-под чернил и пера выходит. Во вражду они вовлечены до конца того не осознавая, противоречат друг другу, компромисс между ними не может быть. Сатира происходит, если понимаешь ее как стилизацию напоминающую афоризм, немного парадокса и капельку Парнаса, в итоге, выходит, посредством смешения одурманивающий напиток зеленого оттенка. Не сон, но и не явь, нечто серединное. За гранью реальности, но и достаточно земное, что означает обыденно.
Чтобы расставить все фигуры на доске судьбы, для начала стоит обосновать причину прихода главного персонажа в это противоестественное место. Акцент направлен не на показ внешнего, а центром построения замысла является внутреннее переживание, страдание Атрокса, выводы и мотивы, чувства и отрицания, лишь это имеет весомый смысл, убрав который, мы лишимся всего. Декорации и грим легко воспроизвести неоднократно вновь, душевные образования куда насыщенней. В полной мере покажут, сколько в нас углов, неровностей, сколько необходимо сил для преодоления той или иной преграды. Более глубокое осмысление причины целесообразно расскажет прошлое, такое же зыбкое, поглощающее и просачивающееся в нашу жизнь, словно песок в тех песочных часах, разбив которые, не остановишь время, а только потеряешь счет, что позволит стать более свободным. У нас же в наличии, пока что лишь настоящее, сегодняшнее, значит, нам подвластны следствия, вслух событий не раскрывающие, скорее поясняющие, ставящие перед фактом. И именно такими наблюдениями мы сейчас и займемся.
Атрокс приросший к отведенному ему месту, не осмеливался двинуться, безмолвно созерцал окружение, пока хозяин лавки подыскивал то утешение, способное помочь ему, либо погубить, в зависимости от применения. Этого утверждения юноша пока что не знал, но ощущал на не материальном уровне. Как описано ранее, вид его чересчур страшен, для времени, общества и мира в целом, закрывая почти полностью свою внешность, он как бы отвергает свое присутствие, воздействие. Исключительность в нем присутствует, но выражена она нестандартными средствами, поэтому чаще всего обречена на негативный окрас, метку и отношение порицания или отсутствие всякого внимания. Ограждение от контактов, отречение от данностей, желание исправить непоправимое, как идеология, из-за длительного терпения, подвигло на последние выплески надежды на перемену, которая невозможна в принципе. Если мы будем рассуждать так и впредь, то, вращаясь по спирали, из точки вширь и обратно, поступим бессмысленно. Поэтому есть иной метод познания, через зрение сердца. Метод заключается в роли зрителя, становящегося единым целым с тем предметом сопереживания, вызывающего неподдельный интерес. Впрочем, так опасней, однако куда точней. Анализировать или чувствовать, выбирать вам, моя же задача подробно, насколько позволяет воображение или отражение реальности, описать, поведать об одной истории, она начата, а значит, далее следует продолжение.
Чувствуя неопознанность происходящего, беспринципность доказательств собственного неблагополучия мыслей, что, будучи душевнобольными, вторили единые выражения ради значения любых событий, действий и помыслов, безукоризненно изображая иронию с задатками отстраненности, так наилучшим образом характеризуется основа всех чувств, корень их, безусловно, стремление к преображению. В чем именно заключается обреченность, ответит специалист в области внутренней устроенности, то есть знание, ведь ведая, становишься сведущим, знание уродливости, направит по двум разным путям, впрочем, как бы они не сопровождались линейностью, ничего не меняют, итог опустошение или смирение. Не поддавшись на уговоры ни того ни другого призрачного окончания любых переживаний, вскоре он смягчат сотрясания души, а неопределенность в свою очередь движет его и в то же время замедляет. Знание есть сила, также и слабость, немудрено, оступиться куда больней, когда видишь ту пропасть, и что в ней ожидает, но понимаешь, с чем предстоит и нужно бороться, думаешь, каким способом удастся бездну обойти. В основном чувства Атрокса однозначны, период слишком мал, для бурного всплеска эмоций, давным-давно разучившись выражать их, он подобен человеческой мысли, молниеносной, познавательной, разрушительной и забывчивой. Скрыты немыслимые по масштабам ветви преобразований, новообразований, подобны венам, соединены, в равной степени ответвляются, кои питают, наполняют жизнью сердце, реагируя на каждое мановение окружающего мира. Исходящее от сердца всегда подразумевает искренность, истинность, неповторимость аллюзий или иллюзий во благо, целостность морали, как врожденное ощущение правильности, усугубляет перечисленное чрезмерное искушение и забвение последствий. Именно оно привело его в лавку “Чудесных кошмаров”, вспыхнув однажды идеей, трудно отвертеться от маниакальности.
Антиквариат некогда добросовестно собранный со всех концов света, мирно покоился под тяжестью, пеленой пыли, их создатели, должно быть, чувствуют победу над временем, видя медленно угасание своих творений. Немыслимое количество труда и сил, с умыслом потрачены в узоры собственных замыслов, отныне воплощены, обречены, прокляты на нетление, не имеют возможности уйти вслед за скульптором, не могут соединиться вместе творец и творение, от того вещи давят унынием и определенностью. Некоторые улыбаются зрителям, согревают, но как только остаются в одиночестве, то не скрыть им печали. Безжизненно лежали атрибуты роскоши, артефакты древности, осколки прошлого, должны привлечь, но отдаляют, восхитить, но укрощают. Холодно взирают статуи, вазы жаждут цветов, украшения мечтают о женской ручке и шейке. Бесполезны одним словом, нет им применения. Комната, заполненная доверху тенями минувших дней, мало освещена, но светла. Вы видели когда-нибудь серо-голубые струйки света исходящие из окон, поделенных на части, столпы разделяют небосвод и растворяются, будто в ином мире. Фантасмагория, или другим словом, запредельное витало повсюду. Воздух привычный, даже банальный, кажется сосредоточением природной магии или эфирных масел, по свойствам ладана проникает в тело, приготавливая к принятию даров. Также Атрокс готовился, самим окружением и обстановкой вовлекался в сложнейшее испытание. Однако не всем даруется столько времени перед выбором, судьбоносным и столь значимым. Несколько минут, ровно столько вы читали предыдущее описание. В большинстве же случаев даются доли секунды. Происходящее в это время, отрезок времени сравни атому, охарактеризовать весьма затруднительно. И может быть, поэтому растянуты некоторые сцены в драматических произведениях. Нам же необходимо уловить, заметить тонкие паутинки чувств, главное не запутаться в них, держась на расстоянии рассматривать, как солнце переливается светом на незримых нитях.
