Юрий Чурбанов

1961. Кио»

Из интервью Игоря Кио «Новому Взгляду» в феврале 1992 года

«Наверно, естественно, что гласность сопровождалась повышенным интересом к членам семей высших правительственных чинов. Ведь раньше говорить на такие темы не решался никто. Но это не значит, что теперь можно позволить себе быть по отношению к кому-то необъективным. Галину Леонидовну, в те годы, когда мы были вместе, я знал не только как красивую, обаятельную женщину, но и как чрезвычайно демократичного и открытого человека. Ей всегда были чужды те темные дела, которые, как говорят, проворачивались в семье Брежневых. И поэтому меня возмущает, когда в статьях о бриллиантовых махинациях фигурирует имя Галины Леонидовны, никогда не имевшей ко всему этому ни малейшего отношения.

В 1961 году наш цирк выехал на гастроли в Японию. Галю, которая в то время была женой Милаева, я знал давно. Ей было уже 32 года, мне – всего 18. Как раз тот возраст, когда нравятся женщины старше тебя… Мы решили пожениться. И надо отдать должное Леониду Ильичу, он отнесся к нам довольно лояльно. Когда мы оформили брак и уехали в Сочи, Брежнев прочитал записку, оставленную дочерью, и, естественно, был очень возмущен, сказал, чтобы в течение года ноги ее не было дома. Но при этом не собирался давать команду предпринимать против нас каких-то силовых акций. Милаев, оказавшийся поставленным перед свершившимся фактом, тут же поехал в загс, начал поднимать документы и все-таки нашел зацепку. Свидетельство о разводе Гале выдали значительно раньше, чем это было положено по закону. И только тогда, когда Милаев положил на стол Брежневу бумаги, подтверждающие то, что закон был нарушен, Леонид Ильич стал срочно принимать меры. Он позвонил в сочинский цирк. В это время мы были на пляже, и нас нашли только через пять часов. Однако телефонная линия за все это время даже не была разъединена. Галя сняла трубку и стала разговаривать с папой. Тот потребовал, чтобы она срочно вернулась, но получил категорический отказ. Когда вечером мы пришли в гостиницу, то увидели, что в номере нас ждут два человека. Один из них был начальником паспортного стола, другой – начальником УВД г. Сочи. Эти люди страшно волновались, потому что никто не знал, что будет завтра, если «вдруг она с ним помирится». У нас отобрали паспорта, и после этого началось…

За нами ходили люди из КГБ, снимали на кинопленку, фотографировали – явно, не скрывая. Галя, как человек старший по возрасту, не могла не чувствовать ответственности за все, что происходило и еще могло произойти. Поэтому она улетела в Москву, а я вскоре получил по почте свой паспорт. Но той страницы, на которой стоял штамп о браке, не оказалось, она была просто вырвана. А на первой красовалась надпись: «Подлежит обмену».

Через полтора месяца я прилетел в Москву. Но человека, который мне подписывал сопроводиловку, в паспортном столе на Ленинградском проспекте не было на месте. И люди, не знавшие сути дела, никак не могли понять, зачем мне вдруг понадобилось поменять документ. Естественно, рассказывать им всю историю я не собирался. Просто показал штамп на первой странице, соврав, что сам ничего не понимаю, и попросил, чтобы мне все-таки выдали новый паспорт. Наши отношения с Галей продолжались еще года три. Я вылетал из разных городов. Мы встречались… К этому времени у меня было освобождение от армии, так называемый «белый билет». И должен вам сказать, что Брежнев и в этом случае поступил довольно мягко.

Однажды, когда я еще жил с отцом, ко мне пришли домой и через нарочного передали повестку срочно явиться в военкомат. Внизу нас ждала машина. Мы сели в нее, и я понял, что ехать придется далеко. Я спросил, куда меня везут. Оказалось, в Подольск, в главный военный госпиталь московского округа. Когда уже на месте меня сдавали под расписку, краем глаза я успел прочитать распоряжение, подписанное главным военкомом Москвы: «Тогда-то, такого-то был освидетельствован такой-то призывник и освобожден от воинской службы. Вам (то есть начальнику госпиталя) надлежит его переосвидетельствовать». Другими словами, после освидетельствования забрать в армию. К счастью, у тех врачей, которые меня обследовали, несмотря на такое категорическое предписание, хватило принципиальности и смелости подтвердить, что диагноз, описанный ранее, соответствует действительности.

Почему я начал с того, что Брежнев поступил довольно мягко? Я прекрасно понимал, что для него приказать своим помощникам отправить Игоря Кио служить куда-нибудь на Север было так же просто, как для меня сейчас выкурить сигарету. Но тем не менее, посчитавшись с заключением медицинской комиссии, через две недели меня благополучно выписали из госпиталя и никуда служить не отправили. Однако сама ситуация стала такой, что наши отношения с Галей продолжаться не могли. Помню, когда она прилетела ко мне в Одессу, а вернуться вовремя назад ей не удалось, все моментально стало известно тем, кто был к нам приставлен. После ее отъезда меня вызвал генерал одесского УКГБ, кстати внешне очень похожий на Берия, и начал пространно говорить о том, что обязан заботиться о здоровье нашего Генерального секретаря, а я о здоровье своего отца. Буквально это надо было понимать так, что от меня зависела его жизнь. Знакомая форма шантажа. Все эти обстоятельства безусловно были причиной того, что где-то уже в 1964 году мы прекратили встречаться. Я постепенно взрослел, да и Галя была и взрослее, и умнее меня. Вообще, учитывая разницу в возрасте, наш альянс не мог быть перспективен. Но с тех пор у нас сохранились добрые, хорошие отношения».

NB Дочь Галины Виктория Евгеньена Милаева в одном из интервью с досадой заметила, что Кио не навестил ее мать в «дурке» и не появился на похоронах. Впрочем, не стоит забывать, что отцом Виктории был Милаев, с которым в мире Галина прожила-то всего год, а потом съехала обратно к родителям.

«Ну что ни говори, жениться по любви не может ни один, ни один король», – пела Пугачева в 70-х. Я не раз беседовал на эту тему с Галиной Леонидовной.

«Показания совпадают».

По словам Брежневой-Милаевой, их с Кио действительно развели насильно.

Пришли, вырвали листок из паспорта.

И, извинившись, ушли.

Все это, считает она, происки первого ее суженого:

– Когда мы развелись с Милаевым, я в тот же день расписалась с Игорем. Что, оказывается, не положено. Но, понимаете, мы торопились. Игорь опаздывал в Сочи на гастроли. Мы в загсе все объяснили, и нам пошли навстречу (мог бы здесь пробросить пару душевных комментариев о традиционной отзывчивости мягких чиновников. – Е.Д.), поставили штамп. Мы улетели в Сочи, жили там в цирковой гостинице. Там нас и… – Галина Леонидовна определенно с трудом подбирает подходящее слово, потом как-то космически обреченно констатирует, – развели. Пришли, сказали: «Ваш брак недействителен».

Кто? Ну-у… – я задаю явно нелепые вопросы. Но все-таки хочется знать ее версию. Вполне, между прочим, резонной она оказалась:

– Милиция, – четко и победно, как Кио после успешного трюка рассматривает первые ряды, произносит дочь бывшего генсека.

И без всякой усмешки детализирует, чтобы, видимо, я не подробничал по поводу приезда спецгруппы из Москвы (так в свое время писали на Западе):

– Местная милиция.

Помолчали.

– Вот. Игорь очень переживал. Сейчас он, наверное, прекрасно себя чувствует. Потом он женился на Иоланте, которая работала с попугайчиками. – Брежнева коротко задумывается и как-то очень беззащитно откровенничает: – Игорю-то тогда и двадцати не было, мы с ним во время японских гастролей, м-м, познакомились. Жарко там было, – и тут же торопится пояснить: – Эмиль Кио из-за этого почти не работал, все делал он, Игорь. Вот.

Добавлю, что генсек пытался организовать призыв фокусника в армию, но у юного мага был хронический лимфаденит.

Сейчас в таких случаях поступают проще. Нашли бы кокаин в багажнике, вот и весь фокус.

1962

Разоблачена группа расхитителей. Они выбрали в качестве площадки универмаг «Москва», директор коего Мария Коршилова, возглавлявшая до этого ЦУМ, дала взятки чиновникам Министерства торговли СССР и с их позволения организовала трикотажный цех. Рулил там любовник директора Александр Хейфец. Продукцию цеха (трикотажное белье) покупали гости «Москвы», при этом выручка шла в карман «организаторов». За пять лет работы украдено 2,5 миллиона рублей. Напомню, обед в лучшем московском ресторане стоил в те времена 2—3 рубля, а номер в приморской гостинице Сочи – 2 рубля 50 копеек. Марию Коршилову крышевала сама Екатерина Фурцева, поэтому по делу директор «Москвы» шел как свидетель. Ну а вот Александр Хейфец и сменивший его на посту начальника полуподпольного цеха Юрий Евгеньев получили высшую меру наказания.

На Кубу, для архиважного участия в разборках вокруг тревожного Карибского конфликта, чуть не опрокинувшего весь наш хрупкий мир в радиоактивную преисподнюю советско-американской ядерной дуэли, съездил Рашидов.

По иронии кокетливой судьбы именно из-за Карибского кризиса задержан был дембель 19-летнего солдата Тельмана Гдляна, служившего на земле Рашидова – в Узбекистане. Того самого Гдляна, чья следгруппа через четверть века соберет многотомные улики на грандиозного взяточника и вора, которого в газетах величали отцом узбекского народа. В 62-м Тельман Хоренович вступил в партию, авторитет которой, по словам его оппонентов, будет позднее подорван его расследованиями. Заслуженно, добавлю, подорван…

Но до андроповского импульса, позволившего лавиной расследований и процессов прорвать кабинетную завесу кастовой неприкасаемости вокруг заворовавшейся правящей элиты, было долгих 20 лет.

В 1962-м Андропов был избран секретарем ЦК партии.

«Видный гос. деятель» Кунаев назначен председателем Совмина Казахстана.

Экс-преемник Брежнева на посту первого лица Днепропетровской области Кириленко выдвинут на тихую должность первого зампреда Бюро ЦК КПСС по России.

Секретарь сталинского ЦК 61-летний Игнатов возглавляет Президиум российского Верховного Совета.

«Все хорошо, прекрасная маркиза..».. Заданная одинаковость мышления в нашем государстве казалась неистребимой. Но, отдавая должное «сталинисту в вопросах культуры» Никите Сергеевичу, замечу – жить в двоемыслии стало безопасно. Можно читать одни книги, а восхвалять другие, не страдая от недоверия к соседу. Можно жить пусть голодновато, но легко и безмятежно. Можно не бояться своих детей – их более не учат столь же настойчиво на странноватом примере Павлика Морозова. Маньяк умер, да здравствует кукуруза! И на том спасибо, ведь великий русский философ Бердяев предупреждал: «Ничто так не искажает человеческую природу, как маниакальные идеи». Время коллективного преклонения перед параноиком-вождем, не умевшим предугадывать, закончилось. Начиналось двадцатилетие ленивого воровского партпира, на котором предстояло командовать парадом всесоюзной показухи маршалу, не выигравшему ни одного сражения. Пренебрежение к интеллигенции осталось, но уже никто, по-моему, не гордился тем, что «мы университетов не кончали».

…Тома была уже в положении, когда Юрию «выделили квартиру на работе». Чурбановы-младшие переехали в скромную – как тогдашняя Юрина должность – квартиру. Начиналась новая жизнь. Карьера явно пробуксовывала, но предчувствия, как вспоминают родные Юр Михалыча, нашептывали исполнительному красавцу – все будет чудесно. «А в остальном – все хорошо, все хорошо».

1963. АПН

Галина (по тогдашнему паспорту – Милаева, «из семьи служащего») зачислена на работу в отдел выпуска бюллетеня «Вести из Советского Союза» (АПН) с месячным испытательным сроком и окладом в 130 рублей. Проработала там шесть лет, и в характеристике, подписанной председателем правления Б. Бурковым (было подшито к уголовному делу), охарактеризована как «политически зрелая и способная журналистка, чуткий и внимательный товарищ».

Для Юрия, полагаю, это было хлопотное времечко. Прописаны они всей семьей в одной квартире. Улица Панфилова, дом 2. 55-летний Михаил Васильевич Чурбанов работал заместителем начальника Управления торгового транспорта Моссовета и считал, что более удачливые конкуренты «задвинули» его на подходах к хорошей пенсии. Он часто сетовал по этому поводу, имея верного союзника – супругу Марию Петровну. Юрина мать, как я понимаю, фактическая глава семейства, говорят, даже во время ответного тоста на праздновании своего полувекового юбилея в 63-м не преминула жестко заметить родным, что ей-де труднее и тяжелее всех. Наверное, она была права. Старший Игорь только-только получил МИИТовский диплом, и никому неведомо было, как сложится его карьера. Младшая, Светочка, опять же, только-только окончила среднюю школу №693. Ну, а средний… Повторю, по словам Тамары Викторовны, свекровь недолюбливала ее родителей.

Однако, как бы то ни было, в этом году невестка подарила старикам внука, которого назвали в честь заслуженного дедушки – Михаилом.

Тамара Баясанова (быв. Вальцеферова, быв. Чурбанова):

«При всем его компанейском отношении к окружающим выделялось то, что он любил комфорт, был избалован, ни к какому труду не приучен. И вот, когда сыну было два года, я была вынуждена уйти от Чурбанова. За все эти прошедшие после разрыва 20 лет Чурбанов не сделал ни одной попытки увидеть сына. Сын даже не знал его в лицо, и в настоящее время Миша – уже взрослый человек – имеет семью».

1964

Леонид Ильич – берусь это утверждать – лишь на свой маршальский лад продолжил упражнения в венценосном беспределе, играючи, словно на лисьей охоте, раскручивая дышло закона. Хрущев лично распорядился расстрелять валютчика Рокотова, которому – по действовавшему законодательству – полагалось года четыре. Брежнев собственноручно приговорил в 1964-м к смертной казни 17-летнего убийцу.

Гейдар Алиев назначен заместителем председателя КГБ при СМ Азербайджанской ССР, которым был тогда брежневский родственник (свояк) Семен Цвигун.

30 августа начальник политотдела В. Шехов подписывает прощальную характеристику Ю. Чурбанову:

«Дисциплинирован, общителен, в обращении с товарищами тактичен, исполнителен, документы оформляет добросовестно. На критические замечания реагирует правильно».

1964-й – для Чурбанова год, насколько понимаю, переломный. Он оканчивает заочное отделение философского факультета МГУ. И с новеньким дипломом покидает прежнее место службы. Не то чтобы оно ему было не по нраву. Нет, с коллегами он простился шумно и хорошо. Он уходит из «органов» в связи с направлением на работу в УК ВЛКСМ. «Одновременно» расставшись с Чурбановой Т. В., от которой имеет сына 1963 года рождения». И – в подтверждение Тамариных слов – завершаю цитату документа: «С этого времени никаких связей с ними не поддерживает».

Так что, видимо, верную информацию старушки у нашего подъезда добывали. Во всяком случае, знали не меньше, полагаю, чем в отделе кадров по месту работы улыбчивого инструктора Чурбанова. Впрочем, меня это не удивляет. Имеющий уши да услышит. А работа… Работа в комсомоле тогда была хмельная и развеселая. Приемы, поездки, застолья, маскарад праздных делегаций. Главное – не проколоться.

Вскоре компанейский парень коротко сошелся со своим «соратником по цековской работе» Игорем Щелоковым, который, как и многие сыновья профессиональных аппаратчиков, с младых, как говорится, ногтей «поставил» на комсомол. Подобно Юре, Игорь еще в пажеском корпусе советской номенклатуры – институте международных отношений – сделал «комсовую» карьеру, возглавив вузовский комитет ВЛКСМ. Потом, работая в ЦК комсомола, возглавил отдел, который принято величать международным. Сладкое место.

Октябрьский пленум – переворот. Брежнев занимает место лидера. Хрущев «добровольно» уходит в отставку. Год, переломный не только для Чурбанова, но и для всей страны.

1965. Приговор

Семнадцатилетний цыган Боря Буряца получает свой первый – условный –срок по ст. 144 УК РСФСР (кража).

Во время совместного визита в Варшаву секретарь ЦК партии Ю. В. Андропов предложил Брежневу развить идеи, изложенные в редакционной «правдинской» статье «Государство всего народа» (06.12.1964): выход страны на мировой рынок и сосредоточение партии лишь на политическом руководстве. Эта инициатива вызвала судорожную неприязнь М. А. Суслова, с чьей подачи, вероятно, дерзкий секретарь и был позднее задвинут на пост председателя КГБ, что, впрочем, устраивало, думаю, и Леонида Ильича.

По величественному мнению лидера, и предложения Андропова, и экономическая реформа, одобряемая Косыгиным, были бы шагами опрометчивыми. Возможно, они рывком выведут страну на новый уровень. Но все это лично для Брежнева чревато потерей власти. А этого осторожный центрист (коим он в середине 60-х, бесспорно, являлся) допустить не желал. Он предпочитал надежных и смелых преданным и компетентным. Андропов сочетал в себе оба этих качества. Именно поэтому, вероятно, его и недолюбливал «серый кардинал» Михаил Андреевич.

Еще греют воспоминания об оттепели, еще не остыл накал хрущевских съездов. Еще…

Подымается Шеварднадзе.

Для Юр Михалыча в этом году началась-таки приятная и запоминающаяся «комсомольская халява». Турпоездка по Финляндии.

Саша Градский создает третью в стране рок-команду, «Славяне». 20-летний Юрий Айзеншпис сотрудничает с первой – «Соколом». Ну а советский шоу-биз развивается по своим лекалам.

Юрий Чурбанов вспоминал:

«Я не помню, чтобы по вечерам к Брежневу на дачу приезжали в гости деятели литературы и искусства. Ему нравились песни Пахмутовой и Добронравова, он с удовольствием слушал Кобзона, в какой-то мере – Лещенко, особенно его «День Победы». Леониду Ильичу вообще очень нравились песни военно-патриотической тематики. С большой симпатией он всегда говорил о Зыкиной, особенно о ее лирическом репертуаре. Ему было очень приятно, когда на одном из правительственных концертов, транслировавшемся по Центральному телевидению, Людмила Георгиевна исполнила – в общем, конечно, прежде всего для него – «Малую землю».

Ему нравилась София Ротару – и исполнением, и своей внешностью; Леонид Ильич был уже немолод, но, как и все мужчины, наверное, ценил женскую красоту. В основном он слушал песни по телевидению и радио; я что-то не припоминаю, чтобы он особенно увлекался грампластинками.

А вот рок-музыкантов Леонид Ильич не понимал и не любил. Говорил: «Бренчат там что-то, слушать нечего». Все-таки он был воспитан другой культурой. И упрекать в этом его не стоит. Роком больше «баловалась» молодежь, приезжавшая на дачу, Леонид Ильич относился к этому снисходительно – пусть, мол, слушают – и никому не мешал. Даже когда молодежь смотрела в кинозале зарубежные фильмы о рок-музыке, он относился к этому совершенно спокойно. Но если ему очень хотелось посмотреть какой-то нравившийся ему фильм, молодежь быстро покидала помещение кинозала, и он оставался там один или с кем-то из охраны.

Из молодых звезд эстрады Леонид Ильич выделял Пугачеву, а вот когда внуки «крутили» кассеты с песнями Высоцкого и его голос гремел по всей даче, Леонид Ильич морщился, хотя его записи на даче были в большом количестве, они лежали даже в спальне. Мои ребята-водители постоянно «гоняли» эти пленки – куда бы мы ни ехали».

1967. Развод

В. Е. Семичастный руководил украинским комсомолом в ту пору, когда Н. А. Щелоков заведовал одним из отделов их республиканской компартии. Жили они в одном из лучших киевских домов. Друг друга по-соседски недолюбливали. Позднее Щелокова сняли, по словам Владимира Ефимовича, за неблаговидные делишки. Но Брежнев взял опального аппаратчика с собой в Кишинев, где сделал заместителем председателя молдавского Совмина.

Леонид Ильич, обоснованно страшась очередного переворота (на сытное место лидера слегка прицелился Шелепин) по октябрьскому образцу 64-го года, с медвежьей решительностью – от «добряка» Брежнева не все это ждали – убирает в 67-м с пристального поста шефа КГБ шелепинского друга Семичастного, возглавлявшего охранное ведомство шесть лет. В мае госбезопасность возглавил Андропов. Первым замом к нему пошел Цвигун, которого 44-летний Алиев сменил в кресле председателя КГБ при СМ Азербайджанской ССР.

Июнь. Андропов избран кандидатом в члены всесильного ПБ, что было своего рода компенсацией за прессинг со стороны Суслова, усмотревшего в относительно радикальных взглядах Юрия Владимировича некую угрозу традициям верхнего этажа бетонной системы аппарата.

Пилот-любимец Цугаев назначен первым замом министра МГА, ему даровано несколько нетрадиционно звучащее звание «Заслуженный пилот СССР».

Придумывались ласковые звания, разрабатывались звонкие ритуалы, закладывались краеугольно камни в основание ой неприступной цитадели мирового хамства и бесцеремонного казнокрадства, которую через четверть века Андропов попытается разрушить, зайдя с «милицейского» (чурбановско-щелоковского) угла.

10 ноября. Впервые в нашей истории День советской милиции отмечается в Кремлевском дворце съездов. На собрании – такого тоже раньше не было – выступил (фактически в честь свежеиспеченного министра) только что избранный первым секретарем МГК КПСС Гришин. (До этого он возглавлял совпрофсоюзы.) Все это, по-моему, было аккуратно подогнанной, под стать мрачным пальто с каракулевыми воротниками, акцией своего рода освящения министра-фаворита. Многие на самых верхних этажах уже знали, что еще в самом начале Отечественной секретарь Днепропетровского обкома Брежнев сработался с предгорсовета Щелоковым.

20 ноября. Инструктор ЦК комсомола Чурбанов награжден юбилейной медалью «50 лет советской милиции». Месяц спустя – другой, «50 лет Вооруженных сил СССР». Самое удивительное, что будущий генерал Чурбанов в армии (подчеркиваю, именно в СА, а не в МВД) не служил и, как явствует из аттестационного листа, даже не проходил сборы! Ну, да ладно.

29 декабря. Решением Дзержинского нарсуда г. Москвы наконец расторгнут мучительный брак между Юрием и Тамарой Чурбановыми. Решение было благословлено в обеих семьях, но, пожалуй, Чурбановы-старшие вздохнули сладостней и глубже: как-никак, но напряг между матерями трепал нервы всем, однако именно Юрина мать первая открыто согласилась на развод. Хотя позднее она в сердцах кляла себя. Позднее. Когда стало уже слишком поздно.

Юрий Михайлович Чурбанов перешел из комсомола в систему МВД СССР – заместитель начальника политотдела Главного управления исправительно-трудовых учреждений МВД СССР (1967—1971 гг.). Сам он об этом вспоминал в своих мемуарах:

«Меня назначили заместителем начальника политотдела мест заключения РСФСР. После комсомола эта работа еще долго казалась мне чересчур академичной, «бумажной», очень хотелось живого и разностороннего общения, к которому я привык, не хватало задора, что ли, но вместе с тем накапливался и первый профессиональный опыт. Я почти безвылазно бывал в местах лишения свободы, объехал многие зоны.

Тогда это были другие колонии, чем теперь. Разница довольно существенная. На месте «общежитий», где сейчас живут зэки, тогда стояли бараки-развалюхи, там было полно клопов и крыс. На территории колоний я крайне редко видел деревья, хотя это средняя полоса, а не пустыня. А офицерский состав, работающий здесь, в основном составляли люди, не нашедшие себя «на гражданке». У них был только один выход – устроиться туда, где нужны хорошие кулаки, – жутко что было.

Еще когда я работал помощником начальника по комсомолу мест заключения Московской области, хорошо помню свою первую командировку в Серпухов. Добрался туда уже под вечер, электричкой, начальник тюрьмы – полковник, бывший фронтовик – встретил меня неласково и говорит: «Ладно, уже поздно, я пойду домой, а завтра встретимся и поговорим». – «Хорошо, – отвечаю, – а я пока что познакомлюсь с комсомольской организацией» (по нашим данным, тюремная организация ВЛКСМ плохо платила комсомольские взносы). Встретился, разобрался – вид у этих надзирателей жалкий, одежонка неважная, ну что тут скажешь, честное слово… Наступила ночь. А где спать? Ведь никто тебе гостиницу не закажет. В кабинете начальника стоял кожаный диван, там я и расположился: дали мне подушку, укрылся шинелью, заснул.

Тут еще вот какое дело: в тюрьме была, конечно, своя контрольно-надзирательская служба, но прибывший из Москвы, из политотдела, офицер для них был в эту минуту старшим начальником. Случись что, решение принимать именно мне. И вот ночью я просыпаюсь от страшного шума. Что такое? Вбегает насмерть перепуганный дежурный помощник начальника следственного изолятора (ДПНСИ) и докладывает: в одной из камер бузят заключенные, надо срочно что-то делать. А я – первый раз в тюрьме, зэков сроду в глаза не видел, и вот мы идем по этим коридорам, мат стоит такой, что невозможно передать, причем, кто хлеще матерился, надзиратели или зэки, это еще спросить надо.

Оказывается, кто-то из зэков обиделся, чего-то им не дали, вот они и «восстали». Ну, успокоили их как-то, я лег спать, хотя заснуть не удалось. Утром пришел начальник тюрьмы, ему доложили все как есть… «Ладно, – говорит он, – разберемся». Остаемся мы вдвоем. «Ну как, страшно было?» – спрашивает. «Конечно, – говорю, – тюрьма бузит!» – «Да это не тюрьма, это же мы тебя проверяли!» Я так и сел… «Ну и шуточки, – говорю, – у вас тут..». А он смеется, хотя я понимаю этого старого фронтовика: он войну прошел, а я для него мальчишка, молокосос… Не знаю, конечно, точно, но мне кажется, что зэков тогда у нас было больше, чем сейчас. Вот так, изо дня в день, я проработал три года, занимаясь вопросами пропаганды и агитации, идейного воспитания как личного состава, так и заключенных».