По лепесткам сакуры

Глава вторая
Встреча с резидентом

Ничего из того, что мне грезилось перед посадкой в самолет, увидеть не удалось: авиалайнер приземлился ночью. И по дороге из аэропорта Джакарты в Бандунг я мог любоваться только звездами над джунглями, полями и деревнями, не освещенными ни единым огоньком. Крестьяне ложились с заходом солнца и вставали с первыми проблесками рассвета. Неудивительно, «день год кормит» не только в России, но и в этой стране, где собирают по три урожая за сезон. Почему меня так интересует здешнее земледелие? Потому что по легенде я бизнесмен именно в сфере сельского хозяйства, а мой принцип – отрабатывать легенду даже в мыслях, так меньше шансов, что однажды застанут врасплох.

С резидентом я созвонился еще с вокзала Гамбир, перед посадкой на поезд. Мы условились о месте и времени встречи, после чего я вынул из телефона сим-карту, сам аппарат тщательно протер спиртовой салфеткой и отдал уличному мальчишке. Симку уничтожил, разломив надвое, и спустил ее в унитаз. Может, это лишние и, с точки зрения обывателя, даже бессмысленные предосторожности, но, как показывает опыт, в нашей работе мелочей нет. Мишка Бывалов пять лет назад погорел в Бхопале на том, что не оставил чаевых официанту в кафе – выбился из образа богатого иностранца, который по легенде обязан был поддерживать постоянно.

Русский бизнесмен, каковым я должен быть в Индонезии, оказавшись в Бандунге, не может не заглянуть в ресторан «Кам-понг Даун», где каждый стол накрывают в отдельной беседке, стилизованной под хижину, которые стоят посреди живописной поляны с видом на реку и водопад. Если посетитель решил здесь поужинать, то от входа в ресторан до места трапезы ему предстоит совершить путь при свечах. Но поскольку резидент назначил встречу на утро, этой романтики тут явно не будет. Одна надежда, что батагор – обжаренные шарики рыбного фарша с арахисовой пастой и соевым соусом, мартабак – плоские пироги со сладкой и пикантной начинкой, сото бандунг – мясной суп с бобами, ми айям – куриную лапшу с различными приправами и прочие вкусные блюда здесь подают в любое время суток.

Ночь за окнами вагона таяла. Звезды поблекли, проступили очертания далеких холмов. Вблизи экватора солнце садилось и вставало почти вертикально. И едва сквозь серую пелену рассветных сумерек пробились алые пятна рассвета, как тут же показался и сам их источник – малиновый шар дневного светила, поднимающийся все выше и выше над джунглями. К железнодорожному вокзалу Бандунга поезд подошел, когда от ночной прохлады не осталось и следа. Ступив на перрон, я словно перенесся лет на сто назад. Недаром же этот город, административный центр Западной Явы, называют Парижем в тропиках. Мне было не до красот, но полюбоваться зданиями, построенными в стиле ар-деко еще голландскими колонизаторами, можно было и из окна такси.

Кстати, таксист, владеющий английским, удивился, когда я назвал «Кампонг Даун» как цель поездки. Популярный у туристов ресторан был еще закрыт. Стремясь туда с утра пораньше, я рисковал наткнуться на запертые двери. Почему же резидент назначил встречу именно там и именно в это время? Ведь это явное нарушение нашего принципа «не выделяться». А с другой стороны, чем меньше посторонних глаз будет нас видеть, тем лучше. Я вполне допускал, что Сарип Дасаи использует это заведение неслучайно. Он мог давно «прикормить» менеджера и персонал ресторана, что в нашей практике случается. Впрочем, меня это не слишком волновало. Я здесь проездом.

Машина притормозила у ворот ресторана. Я расплатился с водителем, подождал, пока он уедет, и принялся рассеянно озираться, как и полагается чужеземцу, плохо представляющему, куда он заехал. Слежки не было, да и не могло быть. Вряд ли у Орлова дела идут настолько хорошо, что он контролирует передвижения всех россиян, прибывающих в Юго-Восточную Азию, но правила есть правила. В нашем деле лучше перебдеть, чем недобдеть.

Темнокожий служитель-индонезиец у входа молча поклонился мне и провел к одной из крытых соломой беседок-«хижин». В ней было светло, но прохладно. Свет проникал через широкие оконные проемы, а прохладой веяло от горы, высящейся над рестораном. Склон ее зарос мелкой зеленью, по листьям которой струилась роса. Близился сезон дождей. Скоро влаги на Яве станет слишком много для комфортного здесь пребывания. Меня это не тревожило: я покину тропический остров уже завтра. И все-таки, как это непохоже на нашу московскую осень, когда воздух пропитан запахом увядания, а опавшая листва быстро превращается под ногами в бурую грязь…

С подушек, раскиданных по ковру, поднялся еще один индонезиец. Смуглое лицо, умные карие глаза. Это он, наш резидент в Индонезии Сарип Дасаи. Гринев показал мне его досье. Следовательно, о нем я знал все, что было известно нашей службе. Бывший военный, бывший полицейский. Некогда учился в Советском Союзе, так что по-русски говорил прекрасно. Кроме знания языка, обладал множеством других талантов и способностей. Хрупкость телосложения могла ввести в заблуждение. У Сарипа Дасаи был черный пояс по карате, пятый дан. Сложив ладони в традиционном приветствии, он мне поклонился. Я слегка согнулся в ответном поклоне.

– Selamat pagi!

– Selamat pagi! – откликнулся он и перешел на русский: – Как добрались?

– Спасибо, – сказал я. – Нормально.

– Сейчас принесут завтрак, – продолжал резидент. – Я взял на себя смелость заказать по своему вкусу.

– Благодарю вас, – кивнул я.

Для людей моей профессии вкусовые предпочтения – непозволительная роскошь. Однажды в пустыне Намиб мне пришлось довольствоваться мясом черной мамбы.

– Готовят здесь небыстро, – проинформировал меня Сарип. – Как это у вас говорится?.. «Держат марку»? И это хорошо. Есть время для разговора.

– Понимаю. Да, такие разговоры лучше вести на голодный желудок.

Резидент кивнул, хотя по взгляду его трудно было понять, принял ли он мои слова всерьез или все-таки счел шуткой.

– Номер вам забронирован, – сообщил он. – Переночуете – и завтра в аэропорт до Джакарты. Оттуда рейс на Токио. Все данные в чате.

– У меня нет с собой телефона, – напомнил я.

Зря я это сказал, словно усомнился в его компетентности. Взгляд резидента стал печальным, но общее выражение лица не изменилось. Я его понимал. Мы, конечно, профессионалы, но все-таки люди. И каждый со своими слабостями.

– Я знаю, – произнес Сарип. – В этом портфеле есть все, что вам понадобится до Токио, но там от него лучше избавиться.

Я кивнул, задержав голову склоненной чуть дольше обычного кивка. Это было мое извинение по-местному.

– Насколько здесь, в Бандунге, «грязно»? – осведомился я.

– Об этом можете не беспокоиться, – развеял опасения резидент. – Мои люди все зачистили. И не только здесь. Так что чувствуйте себя спокойно вплоть до выхода из самолета в Нарита. За Токио и Киото ручаться не могу.

Я опять кивнул. Восток – дело тонкое. А Юго-Восток тем более. Даже думать не хочу, каким именно способом люди бывшего полицейского инспектора все зачистили в этом красивом, по-своему элегантном городе. И сколько крокодилов в местных водоемах теперь долго не проголодаются. Вот почему меня всегда коробило от высокопарных речей, до которых так охочи наши начальники. Неразборчивость в средствах во имя высокой цели сплошь и рядом приводит к ее мутации. Может, потому Димка Орлов и превратился в международного террориста без всякой иной цели, кроме личного обогащения? Естественный результат нашей работы.

– Значит, здесь смогу расслабиться, – задумчиво проговорил я.

И это был не вопрос.

– На всякий случай за вами присмотрят, – добавил Сарип.

И я снова кивнул, на этот раз с чувством глубокого удовлетворения. Так-то лучше. Честнее. И гораздо ближе к реальности, чем уверения в том, что силами резидента, даже бывшего полицейского, можно «перекрыть» двух с половиной миллионный город. Тем более два города! Наш противник обучен тому же, чему и мы. И мыслит он точно так же. Прореха в агентурной сети – это сигнал тревоги и повод задействовать другую сеть, резервную. Как там говорил наш препод по диверсионно-разведывательной?.. «Если вы обнаружили растяжку, значит, есть та, которую вы не заметили»…

В дверь «хижины» постучали. Резидент откликнулся по-малайски. Вошел официант. В руках у него был такой огромный поднос, что при желании он мог бы улечься на нем спать, свернувшись калачиком. Пристроив поднос на согнутую в колене ногу, официант принялся выгружать блюда на низкий резной стол. Похоже, Сарип угадал мои голодные мысли на расстоянии. Здесь были и батагор, и мартабак, и сото бандунг, и ми айям. А еще несколько разновидностей экзотического напитка джаму и освежающий десерт эс догер. Разговоры пришлось прервать. За едой можно болтать лишь о том, что не имеет значения. Жаль только, что в нашей профессии разговоры ни о чем – удовольствие слишком редкое.

– Теперь о главном, – вернулся к основной теме резидент, когда пиалы, тарелки и чашки опустели. – По сведениям, которые мне удалось собрать, акция готовится на конец сентября – начало октября. Характер акции, место проведения, способ – это вы должны выяснить сами. Никто из моих людей не смог настолько близко подобраться к Васи…

– К Васи? – переспросил я.

– Да, это слово по-японски означает «орел».

– А по-русски это имя – Вася, Василий.

– Кодовое обозначение согласовано с Центром, – уточнил Сарип.

– Я не возражаю… Простите, что перебил.

– Всей агентуры Васи мы тоже не знаем.

– Ясно, – буркнул я. – Большую часть работы мне предстоит проделать самому, да еще в считаные недели.

– Погибли многие, – напомнил резидент. – И мои люди, и ваши.

– А я думал, они все наши…

Сарип промолчал. Он был прав. Это лишний разговор. А мне надо собраться и не тратить время и нервы на то, что не относится к выполнению задания. Резидент может сообщить в Центр о том, что присланный из Москвы агент не соответствует требованиям, но это ничего не изменит. Другого Центр не пришлет. А я, если съеду с катушек, провалю задание. И тогда… Где-то произойдет взрыв или еще какая-нибудь смертоносная пакость. И погибнут люди. Наши, не наши – люди. И мне до конца дней не отмыться… Хотя бы перед собственной совестью.

– Сейчас подойдет машина, – прорезался сквозь мои размышления голос Сарипа. – Она отвезет вас в отель.

Я поднялся. Взял его портфель и оставил свой. Мы обменялись рукопожатиями.

Снаружи меня поджидал тот же служитель ресторана и повел к выходу – но уже другому. Это и понятно. Даже если какая-то наружка имеется, она вряд ли держит под контролем все здешние лазейки, предусмотренные резидентом. Служитель и впрямь вывел меня к крохотной калитке, замаскированной вьющимся растением с широкими листьями. Из калитки я выскользнул в небольшой переулок. Там стояла машина. Не такси, а обыкновенная Honda Brio, каких много встречается на здешних улицах.

В номере отеля я сразу завалился на боковую, проспал до вечера, а когда проснулся, то сразу понял, что на приключения меня не тянет. В том смысле, что я, конечно, мог бы довериться Сарипу Дасаи и побродить по вечернему городу, заглянуть в бар, потрепаться с первой случайной туристкой – с местными лучше не связываться – и вообще слегка оторваться, но настроения не было. Позвонил на ресепшен, заказал ужин в номер. Поел, глядя в экран лучшего телевизора на свете, то есть в окно, наблюдая, как солнце садится за крыши, с каждым мгновением становясь все более похожим на раздавленную вишню.

И тут меня настигло видение. Со мною такое случается, к счастью, редко, иначе бы меня забраковал наш мозгоправ. Да и происходит это, лишь когда я полностью расслаблен, а не во время работы. Это очень похоже на сон, вроде того что я видел накануне появления в СНТ полковника Гринева, только наяву. Сначала возникают запахи… Вот и сейчас я почувствовал тонкий аромат. Знакомый, но сразу вспомнить его источник мне не удалось. Когда вот так, ни с того ни с сего, галлюцинируешь, анализировать происходящее сил не хватает. Затем я услышал шелест и тихий посвист. Так шелестит ткань шелкового кимоно во время стремительного движения и посвистывает стальной клинок.

Об этом мне не пришлось вспоминать. Этот звук запечатлелся в памяти еще с того злосчастного дня, когда я заполучил свой шрам. А за звуком пришло и видение, то есть галлюцинация зрительная. Сначала все обозримое пространство заполонили лепестки сакуры. В Японии, когда цветет это дерево, словно начинается снежная буря, но розовая и теплая, как кровь из вен, стекающая в ванну… Однако эти лепестки не мчались по воле ветра – они сплетались в фигуру женщины, вернее юной девушки в шелковом кимоно, которая то ли танцевала, то ли…

Нет, это не танец, а тренировка. В руках девушки катана. Она совершает стремительные выпады и ставит блоки, сражаясь с незримым противником. И происходит эта тренировка в знакомом мне додзё. Вот только там никогда не занимались девушки. Во всяком случае, при мне. Да и вообще, такое ощущение, что это происходило давным-давно, может быть сотни лет назад… И лишь однажды видение оставило мне памятку, хотя проще было предположить, что старый учитель случайно взял не тренировочную, а боевую катану, а девушка и лепестки японской вишни мне почудились от боли и крови, залившей глаза.

Видение не прекращалось. К счастью, оно было бесплотным, иначе меня бы уже располовинило бритвенно острым лезвием клинка. Так что же это – лишь галлюцинация или какое-то послание?.. Верующим я не был – работа не располагала; однако несколько раз удавалось уйти от верной смерти буквально чудом, так что невозможно было не допустить наличия высших сил. А если это послание, то от кого? И что оно гласит? Бессмысленные вопросы. Надо просто переждать. Само пройдет, как проходило прежде. Ну, если не считать шрама на щеке и резкого рывка за плечо, чтобы убрать меня с траектории движения меча. А что на этот раз?

Девушка вдруг остановилась. Повернулась ко мне. Я увидел ее лицо. Японка, очень красивая – словно из анимэ, только без этих дурацких, не по-монголоидному широко раскрытых глаз. С красавицей что-то происходило… какая-то метаморфоза. Судорога прошла по ее лицу и телу… Катана выскользнула из внезапно укоротившихся рук и со звоном упала на татами… Голова уменьшилась и втянулась в ворот кимоно, которое вдруг осело на пол ворохом ткани… И тем не менее что-то под этим ворохом еще было. Шелк шевелился, словно укрытое им существо пыталось выбраться наружу.

Глава третья
Школа единоборств

На рассвете, когда самолет стал снижаться перед посадкой, у самого горизонта, над розовым хаосом облаков проступили очертания вершины Фудзи. Япония приветствовала меня, словно приподняв коническую соломенную шляпу над седой головой. С высоты эта страна казалась такой, какой оставалась на протяжении многих столетий, пока под давлением технического прогресса и желания знати жить по-европейски не отступила от вековых традиций. Однако едва лайнер опустился ниже облачного слоя, сразу же стали видны небоскребы Большого Токио, опутанные транспортными развязками. Призрачный мир далекого прошлого растворился в шуме и суете настоящего.

Я вышел из самолета вместе с толпой обычных пассажиров. Пройдя на втором этаже терминала иммиграционный контроль, сразу отправился на третий, где прошел таможенный. У меня по-прежнему была только ручная кладь, а из одежды – все тот же костюм «русского бизнесмена», хотя на открытом воздухе здесь было заметно холоднее, по крайней мере, если сравнивать с жарой в Индонезии. В портфеле, который передал мне резидент, нашлась внушительная пачка банкнот – японских иен. Это была лишь малая часть суммы, выделенной мне на предстоящие оперативные расходы, но в основном ее составлял безнал, который я еще должен обналичивать в незначительных объемах, чтобы не привлекать излишнего внимания.

В южном крыле аэропорта я купил неброскую куртку и более практичные ботинки на смену туфлям из крокодиловой кожи. Теперь можно было отправляться на конспиративную квартиру в окраинном районе Токио, где предстояло познакомиться с боевой группой и выработать план совместных действий, а заодно получить свежие оперативные данные о банде Димки Орлова.

Ощущение дежавю возникло, едва я вышел из здания терминала – и не потому, что вокруг ничего не изменилось с того времени, когда я жил в Японии. Некогда свято придерживавшаяся традиций, эта страна теперь стремительно менялась, особенно в том, что касалось технологий. Хотя, по моему мнению, японцы сами не слишком изменились с тех пор, когда им в руки впервые попали созданные в западных странах механические игрушки.

Помню, во времена моего детства японская бытовая электроника считалась вершиной научно-технического прогресса. Каждый мечтал о японском магнитофоне или радиоприемнике, а уж видеомагнитофон и тем более персональный компьютер находились за пределом мечтаний. Уже после распада Союза на наш рынок хлынули все эти вожделенные устройства, правда в основном тайваньской сборки, которые с каждым годом становились все дешевле, а значит, доступнее. Вскоре китайская продукция не только вытеснила японскую, но и развенчала миф о техническом чуде Страны восходящего солнца.

А вот в самой Японии, по-моему, просто не заметили этой своей славы. СССР был для нее не самым емким рынком сбыта как бытовой электроники, так и автомобилей. Куда интереснее стали США и Европа: самые экономически развитые на тот момент страны не хотели пускать к себе столь изобретательного и трудолюбивого конкурента, но тем азартнее японцы стремились к тому, чтобы их продукция вытесняла с рынка то, что производили у себя американцы и европейцы. И во многом им это удалось.

Я впервые оказался в Японии десять лет назад. Никакого задания у меня не было, не считая стажировки, и я отправился на обучение к опытному старому мастеру единоборств. Мой учитель Уэна-сан в молодости служил в пехоте. Его богом был император Хирохито, его матерью – великая империя восходящего солнца. Рядовой Уэна готов был умереть ради них, но, когда император подписал капитуляцию, а великая империя оказалась униженной, словно уличная женщина, пехотинец пересмотрел свои взгляды. Погибло так много людей – и все для того, чтобы вчерашнее божество отдало свой народ на поругание американцам, которые сбросили две атомные бомбы, в одно мгновение убившие сотни тысяч человек и еще сотни тысяч обрекшие на медленную смерть от страшных ожогов и незримого излучения, проникающего в кости и кровь…

Убедившись, что в мире нет ни добра, ни справедливости, Уэна принялся искать мудрость, но не в умственных построениях, а в боевых искусствах, и стал учеником одной из школ в Киото. Другие ученики смеялись над ним: он казался им слишком старым, но Уэна не обижался, ведь они были для него несмышлеными малышами. «Старый» ученик не только упорно тренировался, но и прислушивался к каждому слову своего учителя. При этом не гнушался никаким трудом по хозяйству. За учебу Уэна не мог платить: у бывшего солдата в разоренной Японии не было ни своего пристанища, ни доходного ремесла, поэтому школа стала для него и домом, и местом работы. Прошло много лет, прежде чем Уэна был благословлен учителем на открытие собственной школы.

Уэна-сан открыл ее на севере префектуры Киото. Ему очень понравились эти места. Особенно вид с вершины холма на основанный в далеком VIII веке храм Курама-дэра. Популярная легенда утверждает, что один китайский монах увидел во сне своего наставника Цзяньчжэня, который сообщил ему, что гора Курама наделена волшебными свойствами. Ученик не отмахнулся от этого сна и отправился в дальний путь, чтобы выстроить на священной земле храм. Несмотря на то что японцы приняли чужеземное для них учение Будды, они до сих пор верят, что в этих местах обитают тэнгу – горные духи.

Как бы то ни было, монахи в Курама-дэра свято следовали буддийскому вероучению, основанному на традициях трех разных школ, но по окончании Второй мировой войны настоятель храма Коуун Сигараки основал собственную религию, постулаты которой во многом отличаются от канонов буддизма. С тех пор монахи, обитающие здесь, следуют эзотерическому учению, утверждающему, что сама природа окрестных гор пронизана духовностью. Любой паломник или просто турист, который решил преодолеть путь наверх по крутой извилистой тропе, может убедиться в справедливости этого учения, настолько прекрасный вид открывается ему с площадки перед храмом.

Когда я впервые прибыл сюда, тоже не смог удержаться от искушения и поднялся к Курама-дэра. Не скажу, что мне это далось с трудом – все-таки физическая подготовка в нашем ведомстве всегда была на высоте, – но я сумел оценить мужество и выносливость монахов, многие из которых уже далеко не молоды. А ведь они проделывают такой путь если не ежедневно, то точно несколько раз в неделю, ибо то здание, фотографии которого растиражированы в Интернете, представляет собой лишь часть всего храмового комплекса, хотя и самую главную.

Я не просто поднимался по склону, а пытался проникнуться красотой этого места. Начиналась осень. Листва окрестных деревьев уже наливалась пурпуром и золотом. Шагая по тропе, невольно останавливался возле небольших святилищ, посвященных младшим божествам то ли буддистского, то ли синтоистского пантеона – я недостаточно об этом знаю, чтобы различать. Однако, судя по оставленным паломниками подношениям, ни одна из этих кумирен не обойдена вниманием верующих.

И все-таки главная цель всякого пустившегося по этой тропе – это просторный храмовый двор с величественным зданием в центре. Отсюда открывается вид на горные хребты и долины. И отсюда же начинается живописная тропа, ведущая в долину Кибунэ с одноименной деревней, где и расположена школа, которую основал Уэна-сан. Налюбовавшись здешними красотами, я начал спускаться, гадая, какие из старинных черепичных крыш с круто загнутыми козырьками относятся к сооружениям школы.

«Кибунэ» в переводе означает «желтая лодка». Название связано с поверьем, что однажды сюда явилась Аматэрасу – богиня-солнце. Она совершала путь на борту желтой лодки вверх по реке, из Осаки по направлению к северным горам. Там, где богиня сошла на берег, в ее честь был возведен синтоистский храм, а желтая лодка погребена неподалеку. Моя «желтая лодка» тоже прибилась к этим берегам, хотя вряд ли когда-нибудь в честь этого события будет воздвигнуто святилище. Усталый, я брел по старинной улочке, высматривая нужный двор.

Иностранцу непросто найти в Японии дом по адресу. Названий улиц как таковых здесь нет, а нумерация домов отображает очередность их постройки: если в данном квартале дом был воздвигнут первым, то и будет обозначен номером один, а рядом вполне могут оказаться дома тринадцать и двадцать четыре. Правда, это касается в основном жилой постройки в больших городах, а школа единоборств относилась к общественным зданиям. Мне помогли знание японского языка и навыки разведчика, позволяющие ориентироваться даже в тундре или пустыне, не то что в населенном пункте…

Все эти мысли вперемешку с воспоминаниями промелькнули у меня в голове, когда выходил из поезда на вокзале в Киото, оставив под сиденьем вагона пустой портфель с тщательно стертыми отпечатками пальцев. Сегодня у меня не было времени на совершение пешего паломничества – предстояла еще одна поездка, более короткая, до станции Курама. Я купил билет и вскоре сидел в вагоне местной линии. Странно, но было ощущение, что возвращаюсь домой. Даже лица окружающих – как местных жителей, так и туристов – казались знакомыми. А выйдя на станции, я не удержался и подмигнул гигантской статуе Содзёбо – птицы-царя тэнгу с громадным красным носом вместо клюва.

Канатная дорога вознесла меня над багряными кронами растущих в горах деревьев к обзорной площадке у Курама-дэра. Я спешил, поэтому бросил лишь мимолетный взгляд на серебристо-серую крышу храма и сразу же двинулся вниз, к долине «желтой лодки». Что ни говори, а служебная командировка мало походит на ностальгическое возвращение – предаваться воспоминаниям могу лишь на ходу, да и то когда не надо оглядываться и в случае обнаружения слежки отрываться от нее. Самое печальное, что, даже если моя миссия завершится успехом, у меня не будет возможности снова приехать сюда – ведь, скорее всего, у полицейских властей Японии ко мне могут появиться вопросы… Если наслежу, конечно.

В Кибунэ я не заметил никаких изменений, что неудивительно: таким местам любые значительные перемены только во вред. Туристы со всего света едут сюда ради старины и традиций, поэтому местные жители относятся к нововведениям с осторожностью и стараются сделать их незаметными. Как я ни торопился, а все же покружил по окрестным улочкам, стараясь обнаружить слежку, если та имеется, при этом помня, что за мной могут присматривать и свои. И все же отличить вражеского соглядатая от неявного телохранителя можно: последний не станет прятаться, если поймет, что я его обнаружил, хотя и специально лезть на глаза тоже не будет.

Не обнаружив ни врага, ни друга, я отправился к комплексу зданий школы, где преподавали стиль Уэти-рю, который создал мастер Камбун Уэти на основе окинавских стилей единоборств. Меня охватило волнение: неужели опять увижу мастера? Я знал, что Уэна-сан жив и по-прежнему преподает, хотя уже и не занимается непосредственно силовыми упражнениями. Это ведь только в дешевых боевиках мастер карате-до даже в глубокой старости остается непревзойденным мастером единоборств, способным одним движением уложить на татами молодого здоровяка… Увы, это не так: возраст, травмы, полученные на тренировках, все же дают о себе знать. С новым поколением занимаются его ученики, он же – хранитель мудрости, самой философии, духа, заложенного основателем учения Сакугавой.

Вход в школу, как всегда, был свободен. Злоумышленников здесь не опасались. Во-первых, потому что учитель исповедует принцип, который на русский можно перевести как «не ожидать зла», во-вторых, потому что никаких особенных ценностей, кроме духовных, в комплексе зданий школы не хранилось, а в-третьих, мало найдется сумасшедших, которые рискнут проникнуть с недобрыми намерениями в место, где круглосуточно обитают с десяток мастеров единоборства.

Так что входящему здесь были рады. И иллюзий по поводу того, что мне – особенно, я не питал. На месте учителя я бы точно не обрадовался, если бы мой дом превратили в конспиративную квартиру. Однако логику руководителей операции понять можно.

Если наш противник все-таки пронюхал о том, что Владимир Макаров опять появился в Японии, то пусть думает, что тот всего лишь решил посетить своего старого учителя. Хотя вряд ли Васи этим проведешь… Ну так в нашей работе мало в чем можно быть уверенным на сто процентов. Хотя бы потому, что мы никогда не играем против слабого, а тем более глупого противника.

Я уложился в тот отрезок времени, который был выделен на мое перемещение от аэропорта до деревушки в горной котловине, поэтому меня ждали. Японец в обычной гражданской одежде встретил у ворот и проводил к небольшому дому в глубине двора. Мощенная диким камнем дорожка проходила мимо здания, где находилось додзё, и до моих ушей донеслись ласкающие слух звуки – отдаваемые мастером команды и глухие удары, парируемые блоками. В школе шли занятия. Я бы тоже с удовольствием вышел на татами, но сейчас имею другую задачу.

В домике ждала моя боевая группа – двое парней и девушка. Негусто, особенно если учесть сложность задания, но зато эти уж точно были лучшими из лучших. Когда я вошел, они поднялись и поклонились мне: как-никак, я был старшим, сэнсэем. Не произнеся ни слова, оглядел их всех. Досье на каждого из них было у меня в голове. Нода Хирота, двадцать пять лет, уроженец Хоккайдо, образование высшее техническое, наш компьютерный гений, при этом за плечами служба в спецназе Сил самообороны. Уэда Ямато, двадцать три года, коренной житель Осаки, образование среднее, чемпион префектуры по автогонкам; кроме того, черный пояс, первый дан. Мацумото Мэй, двадцать лет, родилась на Окинаве, образование высшее, специальность – криптография, при этом отлично владеет огнестрельным и холодным оружием.

Досье, однако, было неполным. Я не знал главного – почему они работают на нас. Симпатия ко всему русскому? Желание очистить свою страну от всякой нечисти? А может, все трое просто хладнокровные наемники, готовые работать на кого угодно, лишь бы платили? Последний вариант устраивал менее всего: не хочу, чтобы мою спину прикрывали люди, которых можно перекупить – пусть даже чисто теоретически.