Loe raamatut: «Жизнь и любовь. Сборник рассказов», lehekülg 14

Но я ничего не сказал, а только улыбнулся девочке, и её губы тоже робко шевельнулись. Тогда я подошёл к ней и раза три спросил, как её зовут, прежде, чем она решилась ответить:

– Бабита.

С этого момента несмелая девочка с широко раскрытыми глазами и немного пухлыми губами стала встречать меня каждое воскресенье и прочно заняла место Ситы, быстро осознав свои новые права просить больше других. Она никого не прогоняла, ни на кого не кричала, и её голос не был слышен издалека, как у Ситы, но она неизменно находила меня и следовала за мной, даже если я уже дал ей бакшиш.

Сейчас я пока не вижу Бабиты и тороплюсь к овощным рядам. Дорогу преграждает всегда улыбающийся Мурти. Это мальчик лет двенадцати. Он постоянно носит на подносе, сплетённом в виде корзины, то мелкие, величиной со сливу, лимоны, то зелёный лук, а сейчас несёт укроп. Он останавливает меня и радостно кричит:

– Намастэ! Кроп бери!

Я говорю, что укроп мне не нужен. Показываю список овощей, который мне всегда даёт жена перед выходом на базар. Мурти с любопытством заглядывает в клочок бумаги, тычет наугад пальцем и говорит:

– Вот кроп, бери, – и хохочет, засовывая прямо в сумку несколько пучков укропа.

Любопытно, что если ему дать просто бакшиш, он ни в коем случае не возьмёт и даже обидится. Зато очень доволен, если купишь у него хоть немного зелени.

Длинные, широкие цементные возвышения сделаны специально для продавцов, чтобы их товар был в относительной чистоте и не смешивался с грязью, которую месят ноги покупателей, выискивающих товар подешевле, и коров, важно прохаживающихся между рядами и зорко следящих, где и что можно быстро ухватить.

Брезентовые тенты, но чаще из грубой мешковины или цветного целлофана, прячут продавцов от дождя и солнца. Укреплены они на шатких тростниковых палках и потому кажутся весьма неустойчивыми. Они похожи скорее на временные сооружения, чем на постоянные, хотя базар существует давно, и продавцов я вижу одних и тех же, каждого на своём месте. Картошка рассыпана невысокими горками, чтобы не занимать много места. Тут же репчатый лук, огурцы, баклажаны.

Как только продавец увидел, что я остановился и собираюсь покупать, он бросает круглую плетёную посудину, куда можно отбирать картошку. Индийские женщины, я заметил, почему-то выбирают картофелины помельче, тогда как мне хочется найти самые крупные. Мою работу неожиданно прерывает коровья морда, просунувшаяся у меня под рукой и потянувшаяся к луку. Я отшатываюсь в сторону, а зазевавшийся продавец едва успевает схватить длинную палку и опустить её на широкий лоб коровы, украшенный красивыми, изогнутыми внутрь рогами. Но две луковицы уже схвачены большими мягкими губами, и нарушительница невозмутимо отвернула голову от следующего удара, шелестя кожурой поедаемого лука.

Однажды я приехал на базар с кинокамерой и специально ходил за коровами, чтобы поймать наиболее интересные кадры.

Ждать долго не приходилось. Охраняемые законом святые рогатые животные пользуются любой возможностью, чтобы схватить всё, что плохо лежит. И своей наглостью они порой до того доводят спокойных индийцев, что какой-нибудь чересчур разозлившийся продавец в ярости соскакивает со своего постамента и с палкой в руке несётся за коровой по всему базару или хватает её за хвост и крутит его. Редко кто пытается вырвать добро изо рта коровы, так как это почти никогда не удаётся, но всё же случается и такое.

Я спрашиваю продавца, сколько стоит лук, съеденный коровой, и кто будет за него платить. Он улыбается, понимая шутку, и начинает взвешивать мою картошку. Взвешивание – довольно интересная операция.

У всех продавцов весы ручные и довольно примитивные. Это обыкновенная палка, на концах которой висят тарелки. Несложное устройство поднимается одной рукой за верёвку, привязанную посередине палки. Второй рукой товар высыпается в правую тарелку, при этом всё рассыпается частично, ибо тарелки хоть и имеют конусовидное дно, однако всё же тарелки. На левую сторону кладутся гири, иногда до пяти килограмм, так что в руке оказывается вес вместе с товаром десять. Сидя, держать такую тяжесть на весу, конечно, не очень легко, поэтому взвешивание выполняется очень быстро и приблизительно, чаще с перевесом в сторону покупателя. Правда, никому не приходит в голову проверять, правильно ли отцентрованы тарелки. У некоторых есть железные весы, то есть вместо деревянной палки металлическая со стрелкой посередине.

Расчёт происходит не всегда быстро, так как, если есть ещё покупатели, то внимание уделяется в первую очередь им, а уж потом тем, кто успел взять товар и ждёт сдачу. Деньги продавцов обычно лежат под куском материи, на которую высыпаны продукты. Но это разменные, а крупные купюры заворачиваются в целлофан и прячутся за пазуху.

Я наклоняюсь к сетке с картошкой, пристраиваюсь, чтобы поудобнее взять её. С лица на руку капает пот. Жара. Температура около сорока семи градусов в тени. А ведь покупки только начались.

К продавцу подходит невысокий паренёк с чайником в руке и по-деловому быстро достаёт откуда-то стакан, наливает сероватого цвета чай с молоком, получает мелочь и торопится дальше. Другой парень разносит воду, чтобы поливать овощи – так они выглядят свежее. Ещё один ходит и раздаёт пан, ловко разворачивая зелёный лист и кладя в него небольшую порцию белой кремовидной массы. Покупатель уже сам сворачивает лист с содержимым в трубочку, затем разрывает её на мелкие кусочки и начинает долго растирать на ладони двумя пальцами, время от времени постукивая ими по краю ладони, чтобы встряхнуть получившийся порошок. Вот почему, когда любители пана, а их в Индии очень много, хотят попросить пан или наоборот предлагают угостить им, они стучат двумя пальцами по ладони, показывая, о чём идёт речь.

После того, как растирание закончено, ладонь подносится ко рту, и резким движением руки пан направляется на язык, который сразу перемещает его за нижнюю губу. Пан не глотают, а только жуют и сосут. Это вообще слабое наркотическое средство, но если его много употреблять, то он может вполне прилично дурманить. Некоторые любители жуют пан целым листом, не растирая на ладони.

Я не часто хожу в конец базара, где уже значительно меньше порядка, продавцы сидят прямо на земле без навесов. Там, правда, цены бывают несколько ниже, но не всегда, и качество может быть хуже. Здесь же всё рядом, и, загрузив одну сетку, я сразу отношу её под большое дерево, где специально устроена цементная платформа, на которую мы складываем свои полные товаров сетки и сумки и идём за следующими продуктами. Порядок такой: сначала находим все нужные овощи, а потом принимаемся за фрукты, поскольку они отдельно в других рядах.

Бабита уже нашла меня, и мы вместе отправляемся за капустой.

В это время слышу знакомый голос:

– Бабу, маленький бакшиш!

Передо мной женщина с крошечным ребёнком на руках. Не знаю, кто мог научить её, но только она одна из всех просящих говорила свою единственную фразу, понятную русским: «Бабу, маленький бакшиш!»

То, что слово «бабу» с ударением на последнем слоге означает уважаемый, знают почти все, кто в какой-то степени интересуется местным языком. Никаких других слов на любом языке я от неё не слышал. На мои попытки узнать, как её зовут, она не отвечала и твердила только одну свою фразу. Поэтому про себя я назвал её Бабу-маленький бакшиш.

Думаю, она была бы очень красивой, если бы причесать её длинные волосы, вместо грязного куска материи, в который она закутана, надеть одно из огромного количества прекрасных индийских сари и обуть её побитые босые ноги. Индийские женщины умеют быть красивыми. И Бабу-маленький бакшиш тоже была бы красавицей. Мне думается, что её родина – Западная Бенгалия. Именно там девушки славятся, как мне говорили, тремя достоинствами: коля, кая, кейс, что в переводе означает – искусство, тело, волосы. То есть эти девушки способны к различным видам искусства и обладают красивыми, стройными фигурами, особую прелесть которым придают длинные светящиеся таинственным блеском волосы.

У этой женщины волосы в пыли, никогда не мылись шампунями, да и простого мыла, может, давно не видели, а потому не блестят. Лицо выглядит измождённым, усталым от той жизни, которую приходится вести. Взгляд глаз болезненный, умоляющий, и длинные ресницы, кажется, бессильно упадут вниз, если не поддержать.

Сколько ей может быть лет? В таких случаях определить возраст бывает очень трудно. Но молода. Конечно, молода. Может, лет двадцать, а то и меньше. А выглядит старухой. Ни одной морщинки на лице, а кожа, видно, тоже устаёт и оставляет своё впечатление старости.

Бабу-маленький бакшиш носит своего ребёнка на руках, очевидно, для того, чтобы все его видели. Обычно местные женщины размещают своих детей на бедре под сари, если они ещё очень маленькие. Тогда нет необходимости поддерживать их рукой. Если же дети побольше, то они сами сидят на боку у матери, держась то ли за шею, то ли за плечо, не мешая ей нести тяжести в руках и на голове. Правда, держать ребёнка перед собой на руках иногда удобно, потому что можно на ходу кормить. Эта мысль приходит мне в голову, как только я увидел, что Бабу-маленький бакшиш выпростала тощую грудь из-под перекинутого через плечо конца сари, а ребёнок опустил голову и начал сосать грудь скорее, как пустышку, ибо вряд ли там могло быть молоко. Эта процедура совершенно не мешала женщине подойти ко мне ближе и снова пропеть монотонно:

– Бабу, маленький бакшиш!

Я никогда не заставлял её ждать и сразу доставал кошелёк, но раньше она приходила всегда к автобусу, когда я уезжал, и прямо направлялась к моему окну, а уж потом обращалась к остальным. А тут я впервые вижу её на самом базаре. Бабита осторожно прикасается к моему локтю и говорит:

– Давай бакшиш! – показывая рукой на женщину.

Мне очень нравится то, что она просит не себе, и я говорю ей:

– Бабита лёрки ачаге, – что в переводе означает «Бабита хорошая девочка».

Достаю деньги и даю женщине. Она мне кажется сегодня более усталой, чем обычно. Движения её, как в кино с замедлением.

Идём с Бабитой за капустой, морковкой и огурцами. Она мне начинает что-то настойчиво объяснять. Наконец, понимаю по жестам, что она просит меня принести в следующий раз платье и трусики. Моя дочка Алёна совсем недавно уехала на Родину, и кое-какие предметы её одежды мы оставили здесь. Поэтому я обещаю Бабите выполнить и эту её просьбу, хоть Алёна значительно выше неё, но это ничего, даже лучше.

Продавец огурцов – индус. Голова его обвязана каким-то шарфом. Но это не чалма, которую носят сикхи. Видимо, он просто накрылся от палящего солнца. Усы длинноваты и топорщатся, требуют парикмахера. Он набрасывает на тарелку огурцы и уже взвешивает, когда я слышу недовольный крик Бабиты. Продавец не обращает внимания, но я вижу, что Бабита показывает рукой на самый большой огурец. Снимаю его с весов. Оказывается, он наполовину испорчен. Индус, как ни в чём не бывало, кладёт другой огурец, а я глажу Бабиту по её растрёпанным волосам. Она очень довольна и, улыбающаяся, возвращается со мной к дереву, где я собираюсь оставить сетку и идти за фруктами.

На пути опять встречаем Бабу-маленький бакшиш. Она нас не видит. Под мышкой у неё большой пучок зелени. Кажется, она собирается ещё что-то купить. В это время мимо нас проходит массивных размеров корова. Она тоже замечает пучок зелени, неожиданно быстрым движением головы выхватывает его из-под рук не заметившей её женщины и тут же сжёвывает, продолжая путь.

Бабу-маленький бакшиш растерялась и, по-моему, просто не имела сил выхватить хотя бы клочок украденной зелени. Меня поразило, что даже корова понимала бессилие этой женщины и сочла возможным ограбить, её.

Несколько человек, наблюдавших эту картину, расхохотались. Лишь малышка Бабита, возмущённая до предела, подскакивает к корове и изо всех сил шлёпает ладошкой по толстому коровьему боку. Корова нехотя ускоряет шаг, а Бабита бежит за ней, бьёт её и что-то кричит.

Бабу-маленький бакшиш стоит неподвижно. Ребёнок, согнувшись, старается что-то высосать из её груди. Нещадно жжёт солнце. У неё нет в глазах слёз. Они просто закрываются. Она мягко оседает и опрокидывается на спину. Ребёнок продолжает сосать грудь, и его вместе с матерью несут в сторону от торговых рядов.

На следующий день я проезжал через мост недалеко от базара. На берегу разжигали костёр. На высокой куче хвороста лежало завёрнутое в серый материал тело. Я попросил водителя остановиться. Мы вышли, и он объяснил мне, что сжигают женщину, которая умерла вчера прямо на базаре от солнца. Сжигать умерших – обычай индусов.

Да, я читал в газетах, что число жертв солнца каждый день растёт. Солнце даёт жизнь, оно же её и забирает, но далеко не у каждого. Сытые от солнца не погибают.

До нас доносится треск сучьев и дым костра. Мне казалось, что я всё ещё слышу знакомый голос:

– Бабу-у, маленький бакшиш.

И я бросил монету в воду.

ЗАПИСКИ ПЕРЕВОДЧИКА

Вот ведь бывают в жизни истории, в которые просто невозможно поверить, но, слушая которые, всё же задумываешься над таинством нашего существования и мириадами неразгаданных загадок жизни.

Есть у меня товарищ, голова которого заполнена огромным количеством всяких историй, связанных, как правило, с именами известных личностей. Все они в основном писатели, музыканты, художники, артисты. И всех-то он обычно знает, со всеми чуть ли не за руку и на ты. Нельзя сказать, что б он кичился этим, но между делом, когда речь заходит о том или ином человеке, у него часто находится эпизод, связанный с этим, скажем, композитором или поэтом. Рассказы его никогда не походят на сплетни, вьющиеся вокруг каждой сколько-нибудь известной личности. Поэтому слушать их всегда приятно и интересно, хоть не всегда и веришь в рассказанное.

Как-то раз заговорили мы об одном очень интересном писателе-переводчике.

– Кстати, читал ли ты, – спрашивает меня мой всеведущий товарищ, – его книгу «Записки переводчика»?

– Ну, читал, – говорю. – Весьма оригинальная книга.

– А знаешь ли ты, что написал он её на английском языке, а переводил на русский совсем другой человек?

– То есть как? – удивляюсь я. – Он же русский писатель и пишет на русском. Зачем же ему писать на английском и просить кого-то переводить? Чепуха. Может, он раньше русского языка не знал?

– В том-то и дело, что знал. История с этой книгой очень любопытная, но она настолько невероятна, что важнейший момент жизни этого писателя никогда не отражается ни в его биографии, ни в предисловиях к изданиям его произведений. Люди часто не верят ему, если он рассказывает об этом, что, как ты со мной согласишься, вполне естественно, и поэтому он предпочитает умалчивать и нигде не писать об этом. Хотя, повторяю, случай произошёл с ним не совсем обыкновенный.

Сначала жизнь его была в общих чертах такая же, как и у тысяч других. Я говорю «в общих чертах», поскольку ясно, что двух одинаковых жизней не бывает. У каждой есть свои особенности, как положительные, так и отрицательные. Но не в этом дело.

Жил наш будущий писатель в небольшом приморском городке, после школы поступил в институт иностранных языков и стал работать переводчиком в «Интуристе». К языкам у него было, очевидно, болезненное пристрастие. Окончив институт, он продолжал заучивать наизусть различные фразы, разговорные выражения, жаргоны, сопоставлял различные языки, писал статьи в научные журналы.

Основным языком, с которым он работал, был английский. И мечтал он так его знать, как свой родной русский, чтобы переводить с одного языка на другой, не задумываясь.

Ну, тот, кто более-менее знаком с иностранными языками, знает, что практически невозможно знать в совершенстве язык той страны, в которой не живёшь. Ведь мы, например, изучаем наш родной язык с самого рождения, ежедневно слыша его, постоянно имея с ним дело, и всё же мало кто может похвастать, что знает его досконально во всём многообразии. Нет-нет, да и встретится незнакомое словцо, от которого приходишь в ужас, думая, что его неправильно применяют, а потом к стыду своему узнаёшь, что это старинное русское слово, о котором ты и не слыхивал здесь в Москве, тогда как в глухой рязанской деревушке этим словечком пользуются уж несколько веков.

Что же касается грамотности письма или произношения с правильными ударениями, то и говорить не приходится. Даже дикторы центрального радио и телевидения в последнее время забыли все правила, а что уж брать с политиков, которые, наверное, вообще считают зазорным учиться правильной речи.

В тысячи раз больше незнакомого в иностранном языке, как бы хорошо ты его ни изучал. И, тем не менее, каждое новое выученное слово – это приближение к цели. Так вот наш будущий, как я уже говорил, писатель, назовём его по имени Алексей, так как в детстве его звали Алёша, выписывал и учил новые слова постоянно, где бы ни находился. Однако труд этот не только весьма кропотлив, но и малоэффективен без постоянного практического применения языка. Тем не менее, это обстоятельство сыграло решающее значение в его жизни.

Однажды ему предложили поехать в Англию с нашей делегацией. Событие приятное, хотя и не столь выдающееся. Подумаешь быть всего десять дней в стране настоящего английского языка. Сотни переводчиков ездят таким образом, и это не делает погоды в их жизни. Так бы случилось и в этот раз при обычных условиях, но произошло вот что.

Готовясь к поездке, Алёша буквально не вылезал из словарей, читал книги только на английском языке. Ему было очень боязно, что не сможет перевести что-то. Целыми днями ходил будто в каком-то забвении, бормоча английские фразы. Быть может, его не стоило тогда посылать в таком возбуждённом состоянии, но никто по-настоящему не понял в тот момент его психического расстройства, которое, очевидно имело место.

И вот самолёт прибыл в Лондон. Представители компании «Аэрофлота» их встретили в аэропорту и помогли оформить документы при прохождении таможни, так что даже говорить по-английски Алёше тут почти не пришлось.

Делегацию посадили в автобус и повезли в город, над которым в тот день нависал типичный лондонский туман. Видимость, разумеется, была плохая. И вот тут произошло то, что всегда случается неожиданно. Несущийся навстречу Мерседес вдруг запетлял по шоссе, скользя по мокрому асфальту, и врезался в автобус.

Легковая машина так сплюснулась, что о жизни её водителя не могло быть и речи. С громадным туристическим автобусом ничего не случилось, и только когда он резко отвернул в сторону, безнадёжно пытаясь избежать столкновения, наш Алёша выпал из своего сидения в проход, ударился головой о другое сидение и потерял сознание.

Естественно это вызвало шок у пассажиров. Все заголосили, запереживали. Юношу тот час вынесли из автобуса и уложили на лужайку, подстелив чей-то плащ. Прошло не так много времени после этого, как Алёша пришёл в себя. Первый, кого он увидел, открыв глаза, был английский врач, ехавший по счастью следом за Мерседесом и остановившийся посмотреть не нужна ли его помощь.

Очнувшийся переводчик улыбнулся и спросил на английском языке:

– Sorry! What’s happened?¹

Англичанин, нисколько не удивившись тому, что слышит от иностранца английскую речь, ответил естественно на родном ему языке, что ничего серьёзного не произошло. Небольшой ушиб и только.

Обрадованные члены нашей делегации бурно стали уверять пострадавшего в том, что всё в порядке, но просили его ещё немного полежать. Однако переводчик удивлённо смотрел на них и вдруг произнёс:

– What’s the matter, gentlemen? I can’t understand you. I don’t catch any word from you. What language are you speaking?²

Представитель посольства перевёл его слова, и все на секунду замолчали в изумлении. Стало ясно, что переводчик всё ещё находится в шоковом состоянии, которое напрочь выбило у него понимание русского языка. Никто не мог предполагать тогда, что это состояние продлится для него многие годы.

Алёша поднялся с лужайки. Он чувствовал себя прекрасно, всё помнил, всех узнавал, но не понимал ни единого русского слова. Представитель посольства, разговаривая с ним на английском языке, пробовал иногда неожиданно переходить на русский, но тогда Алёша болезненно морщился, напрягался, пытаясь понять, но переспрашивал на английском.

В тот же день его отвезли в лондонскую клинику, где установили, что кроме лёгкого сотрясения мозга, никаких нарушений в организме нет, и парень отличается превосходным здоровьем и отличной спортивной фигурой.

Алеша на самом деле, хоть и любил больше всего английский язык, но находил всё же время и для спорта, занимаясь почти профессионально боксом, волейболом, теннисом и плаванием. И на здоровье не жаловался.

Через несколько дней безуспешных попыток привести Алёшу в нормальное состояние в плане понимания русского языка, его отправили в Москву. Но отправляя на родину, не сразу сообразили, что там он тоже будет испытывать трудности с языком. Получилась парадоксальная ситуация: Алёша был русским, но возле него пришлось держать переводчика, поскольку он не мог не только понимать речь, но и читать или писать по-русски. Он не смог разговаривать с матерью, которая специально приехала в Москву встретить сына, но ни слова не знала по-английски и только плакала целыми днями рядом с ним.

Бедный страдалец пытался говорить с помощью англо-русского разговорника, но это ему никак не удавалось, так как русские буквы у него ассоциировались с английскими, и он не мог их правильно произносить. Транскрипцию читал, но получалось как у иностранцев.

Его пытались заново учить русскому, но какая-то внутренняя сила выталкивала из него чуть ли не мгновенно то, что он, казалось, успел запомнить. В то же время на английском он говорил так легко и свободно, словно это был его родной язык. Он применял в своей речи массу выражений, которые, как он сам говорил, никогда прежде не помнил, но встречал в книгах. То есть его мозг восстанавливал в памяти всё то, что приходилось даже мимолётно читать в английской литературе.

Но пришло время, когда нужно было решать, что делать. Парень был фактически здоров. Все сеансы гипноза и усилия педагогов были безуспешными. Русский язык ему не давался никак. Работать парню было негде, поскольку всюду ему требовались переводчики. А главное, трудно было жить в своей стране, где почти никто тебя не понимает. И он попросил разрешения переехать жить в Канаду. Почему именно туда, трудно сказать. То ли климат там больше соответствовал тому, что был в его родных местах, то ли по другим причинам. Скорее всего, потому, что в Москве он успел познакомиться с канадским журналистом, и тот предложил Алёше работу в его газете.

Разрешение было дано с правом возвращения на Родину в любое время. Алёша стал жить в прекрасных местах недалеко от озера Онтарио.

Работа журналиста увлекла молодого человека полностью. Иногда его посылали в командировку в Москву, откуда он возвращался с прекрасными репортажами. В наших газетах изредка печатали его статьи о Канаде в переводах, сделанных другими переводчиками.

Вскоре появилась и книга, с которой мы начали разговор, «Записки переводчика», в которой Алёша рассказывает о своей работе переводчика в России, когда он ещё знал русский язык. Книга стала одной из самых популярных в Канаде, то есть, как говорится, бестселлером. Тогда-то её и перевели на русский язык.

Бывший переводчик превратился в писателя. Но другой язык не изменил образ его мышления. Он был воспитан в России, и в нём всё было русское. Он прекрасно понимал, что находится в чужой для него стране, и умело обходил конфликтные ситуации, но писал в русском духе. Иными словами, он не был похож на тех эмигрантов, которым только и надо было вырваться за пределы родной страны, чтобы тут же начинать писать на неё пасквили, казавшиеся им правдой, и хорошо оплачивавшиеся только потому, что это пасквиль, но не потому, что он гениально написан.

Я знаю, что есть специалисты, которые пишут целые труды по поводу влияния языка на характер и развитие человека. Не очень верю в это. Скорее национальная принадлежность влияет на развитие языка. Во всяком случае, здесь мы видим пример того, как человек, получив другой язык, совершенно не изменился в своём, так сказать, внутреннем, духовном, что ли развитии. Но это уже философия.

Следующую свою книгу он написал уже на русском языке. Однако пришёл он к ней не как-то просто.

Дело в том, что случай, происшедший с ним, конечно, уникальный. Многие врачи-психиатры не раз обсуждали это на своих коллоквиумах. И вот одному из них пришла однажды в голову блестящая идея. Он и его товарищ, лингвист по профессии, составили пары английских и русских слов, совпадающих или почти совпадающих по звучанию и значению. Скажем, английское слово «Father» никак не соответствует русскому «отец» по звучанию, но имеют один и тот же смысл, тогда как более душевное обращение «папа» в русском и английском языке имеют почти одинаковое произношение и один смысл, даже если иметь в виду не отца, а главу римской католической церкви.

Список таких совпадающих по звучанию и смыслу слов английского и русского языков оказался довольно большим. Наши смелые исследователи составили целые разговорные диалоги с этими словами и сняли небольшой кинофильм, в котором звучат эти пары слов в сопровождении называемых предметов и соответствующих лиц. Главными героями фильма были дети. В простом сюжете мальчик учил девочку русскому языку, доказывая, что это очень легко. Речь их незаметно переходила от английского к русскому с постепенной заменой английских слов одного за другим русскими.

Но это в фильме казалось всё просто. На самом же деле была проделана очень большая работа. Когда всё было готово, известного уже за рубежом да и у нас журналиста и писателя пригласили снова приехать в Москву для психологического эксперимента. Кое-какие русские слова к этому времени Алёша всё же знал, но как их знают иностранцы, часто сталкивающиеся с русскими.

И вот наш Алёша с русскими друзьями экспериментаторами сидят в небольшом кинозале. Начался фильм. В это время кто-то ещё вошёл в просмотровую комнату и сел позади Алёши.

Основной психологический сюрприз фильма заключался в его концовке. После разговора детей на экране вдруг появилась мать писателя, которая, между прочим, все эти годы продолжала жить в своём маленьком городке и встречалась с сыном только, когда он приезжал в Москву. Со дня их последней встречи прошло около двух лет.

И вот теперь она с экрана говорит всего лишь одну фразу:

– Понятно тебе, сынок, да?

В этот момент внезапно включается свет, и Алёша слышит голос матери, но теперь уже за спиной, который спрашивает со слезами в голосе:

– Ты понял, сынок?

– Да! Да! – кричит Алёша и бросается к матери. – Всё понял, мама!

Они долго плакали и задавали друг другу бесконечные вопросы. Алёша говорил на русском языке безукоризненно, словно что-то прорвалось, и хлынул безудержный поток слов.

С тех пор он не возвращался в Канаду, а семья его переехала в Москву. Писатель, и он же теперь снова переводчик, прекрасно владеет обоими языками. Лучшего синхронного переводчика трудно найти, но занимается он главным образом литературой. Стал писателем-переводчиком. А в своей биографии, касаясь периода жизни в Канаде, просто сообщает: «Находился в служебной командировке».

Некоторые, правда, уверяют, что тут имел место прекрасно разработанный трюк комитета государственной безопасности, и что Алёша был в роли разведчика, только я лично в это не верю. Врачи говорят, что подобные случаи в жизни не такая уж и редкость. На то она и жизнь, чтобы загадывать загадки, а нам их разгадывать.

ДВОРНЯГА

Небо над Москвой набухло осенью, и, основательно промокнув, сочилось мелким дождем на ещё неяркие пелерины дневного света, косо спадающие на улицу Горького с высоко задранных голов уличного освещения. Неуловимо быстро капли скатывались одна к одной, свивались в струйки, ручейки, сбегали с тротуара, и вот уже мчится, широко растекаясь по асфальту шоссе, поток воды навстречу несущимся на него колёсам легковых машин, разбрызгивающим воду в разные стороны совершенно беспричинно, лишь потому, что она оказалась на пути их бешеного вращения.

Колёса, колёса. Всегда ли они могут справиться с беззащитной водой? А если её больше и дождь сильнее? Не провернутся ли они вхолостую, неудержимо скользя к аварии?

На площади Маяковского, торопливо стуча каблучками, к подземному переходу шла невысокая женская фигурка. Театр Cатиры, слегка сощурившись от дождя, с любопытством смотрел на прохожих глазами реклам, запоминая их ускорившиеся в последние годы походки, меняющиеся привычки, запросы, тенденции, тесно связанные с ускорением развития века. Заметил он и юркнувшую в переход фигурку, из-под голубого полупрозрачного плаща которой явно излучалось счастье юной особы.

Нет, она не была расстроена дождём. Сказать, что она его не замечала, тоже нельзя, так как голова с высокой причёской аккуратно укрыта капюшоном, плащ застёгнут до самой шеи, а в правой руке весьма беззаботно болтается сумочка с весомым содержимым, которым могли быть вечерние туфли и соответствующая косметика. Её молодость угадывалась, даже скрытая дождевиком, и по лёгкой топ-топ-топ-походке, и по летающей как попало в руке сумочке, и, наконец, потому, что молодость всегда прекрасна и оттого заметна, особенно когда счастлива, какими бы дождями её ни мочило.

Театр своим зорким взглядом с высоты положения, хоть и за мутной сеткой дождя, заметил девушку, вынырнувшую в опускающийся вечер на другой стороне улицы и проследил за нею до ресторана «София», где каблучки быстро несли хозяйку в обход собравшейся очереди прямо к закрытым дверям. Огромное стекло двери, заключённое в прочные тиски креплений, покачнулось и отодвинулось. Девушка сказала «Простите!» и скрылась.

Театр опустил глаза на других, спешащих укрыться в вечерние заботы или от них, ибо то, что произошло дальше за стеклом, не могло быть в поле его зрения, и он вздохнул, поёживаясь.

А девушка действительно была молода, красива и счастлива. Дело, конечно, не в том, что её впервые пригласили в ресторан, хотя и в этом тоже. Ну, кто же в восемнадцать лет не полон сыплющихся со всех сторон надежд, одна другой лучше, ожиданий, одно другого краше, и любви чуть ли не к каждому встречному? А тут ещё произошла целая серия совпадений. Впрочем, почему совпадений?

Судьба. Никто, правда, по-настоящему в неё не верит, но так хочется и так приятно и так уж принято у друзей фатально произносить «судьба», когда либо что-то не получается, либо, напротив, слишком легко удаётся. Сейчас, например, судьба явно улыбалась Настеньке.