Loe raamatut: «Ангелы не курят. Откровения начинающего грешника»

Время собирать камни

В утренний час в пивную, что в самом центре города, ввалился потрепанный человек. Входная дверь распахнулась от удара его модного ботинка, покрытого слоем пыли. Рубаха с оторванным карманом была заправлена в джинсы «Montana» только с левой стороны. Игнорируя небольшую очередь, он по-свойски направился прямо к барной стойке, из которой торчал кран, разливающий живительную пенную влагу. Облокотившись, парень положил на ладони свои небритые скулы и, расплывшись в улыбке, принялся гипнотизировать стоящую у крана служащую общепита. Какое-то время она делала вид, что не замечает его. Через минуту все же раздраженно кинула в его сторону:

– Чего тебе?

– Плесни кружечку.

– В долг не наливаю.

– Ну, что тебе жалко, я разве когда-нибудь не рассчитывался?

– Хватит бухать! Тебя уже на работе потеряли. Иди, проспись. Не налью, – сурово отрезала девушка.

– Ох, и стерва же ты, Валька! Сколько раз в кабаке за мой счет гуляли, я хоть копейку пожалел когда?

С этими словами он ловко перехватил только что налитую кружку пива для дождавшегося своей очереди вполне приличного гражданина и жадно засадил ее одним залпом. Первой завопила Валя. Облапошенный посетитель пивбара схватил наглеца за грудки, тот ответил ему ударом под дых. Окружающие взялись их разнимать. Завязалась не то что бы драка, а скорее, пьяная возня, в результате которой кто-то толкнул высокий пивной стол. Он, недолго покачавшись, опрокинулся на витрину. Стекло громко зазвенело, вывалившись на тротуар. Тут же через разбитое окно послышался милицейский свисток. Возмутитель спокойствия понял, что пора уносить ноги. Ловко избавившись от объятий своего поединщика, дебошир выскочил в дверь, перебежал через дорогу и хотел было уйти сквером. Но для этого ему предстояло перемахнуть через старинную кованую ограду. Высота плевая – метра полтора. Он оперся руками, оттолкнулся – ноги с запасом преодолели препятствие, а вот спина чуток не прошла. Кожаным ремнем своих импортных джинсов прыгун зацепился за торчащую вверх пику старинного литья. В результате комично повис на кружевном заборе на радость постовым и на потеху зевакам. Он напоминал повешенного на гвоздь Буратино. Беспомощно болтал ногами и просовывал за спину руки, тщетно пытаясь спрыгнуть, соскочить.

– Слышь, пацан. Помоги дяде, дай опереться, – в отчаянии прохрипел он проходящему мимо пионеру.

Так я познакомился с Казанцевым. Помочь ему, увы, не смог. Тут же подбежали двое постовых, сняли Буратино с крюка и, умело заломив руки, увели в отделение.

Спустя две недели я увидел его вновь в пионерском лагере. На открытие и закрытие каждой смены приезжал вокально-инструментальный ансамбль, и танцы в клубе проходили не под магнитофон, а под живую музыку. По краям сцены стояли большие колонки, посередине барабанщик, справа от него – девушка на ионике, слева – бас-гитарист. По центру с гитарой у микрофона стоял он.

Михаил Казанцев руководил коллективом, играл и был основным солистом группы. На сей раз мой случайный уличный знакомец выглядел вполне прилично. На нем были дефицитные кроссовки «Адидас», модные брюки из плащевой ткани и красивая рубашка. Завершали образ кудрявая шевелюра и усы. Словом, он вполне соответствовал статусу эстрадной звезды, пусть и районного масштаба. Конечно, меня не узнал.

В те годы Михаил много работал и, случалось, пил по-черному. Поговаривали, что временами хоть святых вон выноси. Одаренный музыкант, после армии закончил эстрадно-джазовое отделение училища искусств по классу гитары. Прекрасный вокалист. Сами понимаете, с такими талантами пройти мимо ресторана его судьба не имела никакого шанса. Так все и вышло. Как говорят в подобных случаях, деньги – пачками, девки – тачками.

Играл в кабаке почти каждый вечер, сыт, пьян, и нос в табаке. Бесконечные халтуры и пьянство уже скоро почти довели до отчисления из училища. С горем пополам его все же закончил, но с ресторанами пришлось на какое-то время завязать. Перебрался из областного центра в родной провинциальный город, получил в местном Доме культуры хорошую должность руководителя ВИА, а через два года – новую двухкомнатную квартиру. Все бы ничего, но подвела востребованность. Вокально-инструментальные ансамбли в конце семидесятых были очень популярны, а специалистов на периферии не хватало. Город хоть и маленький, но промышленный, каждый порядочный директор каждого предприятия желал иметь свой личный ВИА. А в городе, где работал Михаил, такое ощущение, что директора соревновались в порядочности. Молодого музыканта выручил его предпринимательский гений.

В понедельник он руководил ансамблем на деревообрабатывающем комбинате, во вторник – на машиностроительном, в среду – на ликеро-водочном заводе и так далее по графику на все дни недели. Восьмой творческий коллектив из уважения к представителям профессии тоже был включен в рабочий график и размещался в красном уголке местного РОВД. Везде платили зарплату, и Казанцев работал бы еще больше, но, увы, физически не успевал.

При этом никто не отменял единственный в городе ресторан, где он тоже был руководителем ансамбля и главной эстрадной звездой легендарного по местным меркам ВИА «Время». Востребованность, видимо, воспитала в нем удивительную самоорганизованность и работоспособность. Но не питайте иллюзий, что в этих условиях его пристрастие к алкоголю испарилось. Черта с два! Оно лишь претерпело организационные изменения и было адаптировано к условиям жизни. Правило первое – не пить с утра. Похмелиться – дело другое. Вечером на эстраду посуху выходил редко. Но здесь Михаил разработал целую систему. В зависимости от крепости напитка, состояния организма, продолжительности выступления и некоторых других факторов он пытался соблюсти меру. Другими словами, задача состояла в том, чтобы не перебрать лишнего. С одной стороны, нужно быть навеселе, с другой – необходимо руководить группой, не забыть тексты песен и попадать в аккорды. Проколы, конечно, случались.

Бывало, ресторан оставался без главного солиста на несколько дней. Пока шел запой, остальные музыканты как-то выкручивались. Окончательно и бесповоротно пить он бросил, когда случился первый сердечный приступ. В то же время от него ушла жена, справедливо оставив за собой ту самую двухкомнатную квартиру. Спустя много лет Казанцев рассказал мне, как в тот момент ему было плохо, страшно и одиноко. Позади музыка, кабаки и пьянство. Состояние предынфарктное, врачи не дают никаких гарантий. Жена ушла навсегда, жилья нет. Он лежал один в пустой комнате съемного жилья, глядя в потолок. В этот момент раздался жуткий звон и грохот. Висевшие на стене старинные часы рухнули на пол, корпус раскололся, отдельные элементы раскатились по полу.

Время для Казанцева остановилось. Ему предстояло делать выбор, как жить. Видимо, он все решил правильно. Вот уже почти 29 лет Михаил живет по новому для себя времени. Не пьет. Совсем. Не стесняется признаться, что был законченным алкоголиком. И, насколько я знаю, искренне пытается спасти от пьянства и неминуемой гибели одного нашего общего хорошего знакомого.

У Бога нет других рук, кроме твоих

Михаил Казанцев завязал не только с пьянкой, но и с ресторанной музыкой. К счастью для него, на дворе тогда сменилась эпоха. На смену вокально-инструментальным ансамблям пришли дискотеки. Теперь для проведения танцевального вечера, юбилея или свадьбы требовался всего один человек и один магнитофон, а не банда талантливых и порой пьющих музыкантов. Выходило дешевле и спокойнее. Так в начале восьмидесятых прогресс потихоньку вытеснил коллективное творчество и живую музыку. Следом пришли перестройка, новое веяние, демократия, гласность и их первое детище – кооперативы.

Как человек трезвомыслящий, Казанцев быстро сориентировался в окружающей действительности. Арендовал кафешку, в которой когда-то работал барменом, создал собственный кооператив, а затем небольшое хлебопекарное производство. Много лет он пахал на новой работе по восемнадцать часов, без отпусков и отдыха. Времена были лихие. Чего только не случалось в бизнесе. Гранату в его магазин кидали, а после тяжелого ДТП его буквально чудом собрали врачи. Особенно пострадала левая кисть. Та самая, которой гитарист ставит на грифе сложные аккорды. Что-то все время его пасло и хранило для чего-то большего и нужного.

Через годы его детище разрослось до масштабов приличного холдинга. Сеть магазинов, большая производственная база. Хлебопечение он довел до серьезных масштабов и высоких стандартов качества, выпекая в промышленных объемах, но исключительно на основе старинных рецептов и только на дровах. Хлеб в его городе, кстати, в народе до сих пор с любовью и доверием называют «Казановским». Есть в холдинге и свой ресторан, в котором маэстро иногда поет по вечерам перед зрителями. Без денег, просто так, для души и всегда трезвый. Два раза Михаила Казанцева избирали депутатом городской думы. И не по партийным спискам, а как кандидата по одномандатному округу.

Несколько лет назад он ушел и с этой работы, передав бразды правления фирмой наемному директору, но оставив за собой пакет акций. Все началось с того, что в глухой, умирающей деревне он купил старый деревянный дом под дачу. Оказалось, напротив его дома когда-то стоял деревянный храм Казанской иконы Божией Матери. Уцелел в лихолетье тридцатых-сороковых годов, но сгорел дотла в начале восьмидесятых, когда его использовали под склад для сена, аккурат в то время, когда друг мой, говоря языком современной молодежи, жег по ресторанам и кабакам. Уж не знаю, какие параллели он проводил, но только на месте алтаря Казанцев решил установить большой поклонный крест. Торжественно освятили его 4 ноября – в престольный и государственный праздник.

Слух прошел по округе, что в селе, где проживают четыре человека, поселился городской чудак. Журналисты отовсюду поехали, репортажи давай снимать про бизнесмена-отшельника. Этакий Герман Стерлигов районного масштаба получился. Благодаря этому сюда потянулись местные с окрестных деревень и поселков, выходцы из здешних мест. В какой-то момент всем стало понятно, что для сохранения жизни на селе и в память о предках здесь нужно восстанавливать церковь. Но что значит восстанавливать? Читай, строить заново.

Фундамент залили чуть в стороне от креста. Конечно, Казанцев вкладывал немало личных средств. По Божией милости, было у него кое-что за душой. Даром разве он столько лет свой бизнес развивал. Но и добрые люди помогали. Здесь, что немаловажно, крепко выручал наработанный годами в бизнесе авторитет. Михаила многие знали и доверяли ему. Если кто помогал деньгами или стройматериалами, то не сомневался, что ни копейки, ни гвоздя не пропадет и не будет прикарманено. Местные жители из окрестных деревень и поселков часто приезжают сюда потрудиться, дети здесь нередкие гости.

Сейчас на высоком угоре уже стоит красавец-храм, сияя золотым куполом и крестом. Издалека видно. Михаил собирает и изучает историю Казанско-Богородицкой церкви, находит в архивах судьбы священников, служивших здесь и пострадавших в годы гонений. Растет и приходское подворье. Здесь своя столярная мастерская, пасека, домик для паломников. Недавно впервые за сто последних лет была совершена первая Божественная литургия архиерейским чином. Народу собралось множество. Говорят, Владыка любит бывать в этих уединенных местах, где на сотню километров бескрайняя таежная даль. Жаль, дела нечасто позволяют приехать. Особенно красивые виды открываются от самого храма осенью в ясный и солнечный день. Панорама здесь такая, что хоть картины пиши, и благодать непередаваемая.

Удивительным образом плетется нить судьбы. Кабацкий лабух мог спиться еще в середине семидесятых, а бизнесмен Казанцев погибнуть в лихие девяностые. Но все происходит наоборот по чьему-то мудро составленному плану, по кем-то разработанному алгоритму программы, где нет случайностей, и даже, на первый взгляд, изъян оказывается необходимой деталью, дающей впоследствии свои результаты. Как Бог выбирает таких людей? По силе таланта, данного Им же? А может быть, по чистоте сердца. Мы не знаем, что там сказал Ему Казанцев, когда со стены с грохотом упали часы. Это был его разговор с Богом. И мне кажется, что Михаил свое слово сдержал. Причем имейте в виду, что эта история еще не закончена.

Мой друг зачем-то записался на миссионерские курсы, изучает церковные науки, помогает на всех службах батюшке в одном их городских храмов. Недавно с гордостью сообщил, что ему доверили читать «Апостола». Что из этого выйдет? Ведь в его Казанско-Богородицком храме до сих пор нет штатного священника.

Михаил никогда не был мне наставником в прямом смысле этого слова. Но, глядя на него, я многому учусь. Навсегда запомнились три его любимые выражения, которые он порой нет-нет да и скажет: «В гробу карманов нет», «Хочешь сделать хорошо – делай сам» и «У Бога нет других рук, кроме твоих».

Тень граненого стакана

Мой друг Михаил – человек удивительно многогранный. Он успешно развивал свой бизнес, параллельно вел домашнее хозяйство и держал скотину. При этом никогда не бросал занятий музыкой, каждое его утро начинается с полуторачасовой пробежки и физкультуры, в какой-то момент он увлекся пчелами. Причем все, за что он берется, делает основательно и фундаментально, предварительно дотошно изучив в теории всю матчасть и уже имеющийся чужой опыт. Меня всегда поражало, как у него на все начинания и проекты хватает энергии и времени. Все, за что он брался, заканчивалось успехом. Он, как батарейка «Энерджайзер» с ее знаменитым слоганом: «Ничто не работает дольше, чем Energizer. Он продолжает идти и идти». Но Казанцев – это вам не рекламный трюк и не батарейка, а живой человек из плоти и крови, который много лет молотит на моих глазах, не останавливаясь. В чем источник его энергии и побед, я долго не мог понять.

Один из обязательных пунктов его годичного цикла – распилка дров на подворье неблизкого монастыря. Казалось бы, пустяк. Ан, нет. В монастыре 24 прожорливые печи, в чреве которых в течение года исчезает около 150 кубометров дров. Находятся люди добрые, жертвуют лес. Но его кто-то потом должен распилить. Несколько раз в бригаде пильщиков довелось оказаться и мне. Много нового о монастырской жизни открыл я для себя в тех поездках.

Один человек в монастыре сразу привлек мое внимание, впрочем, думаю, не только мое. Отец Павел, рядовой монах, становился другом каждому в силу открытого и веселого характера. Мы встретили его, как только прошли за монастырские ворота. Первым к нему бросился обниматься Казанцев, они братались и целовались, как родные, долго похлопывая друг друга по плечам. Михаил ростом под метр восемьдесят, а у монашествующего по макушке клобука было от силы полтора метра.

– Мишка приехал! – кричал инок на всю округу.

Я подумал сначала, что они старые друзья, может быть, даже раньше в одном ансамбле играли или учились вместе. Видимо, у них было что-то общее в прежние годы, что-то, очевидно, их объединяло. Казанцев не очень коммуникабельный человек, а тут, ну, просто душа нараспашку.

Отец Павел по-хозяйски проводил нас до места расположения. Он ключарь, говоря мирским языком, заместитель игумена монастыря по хозяйственной части. Все это время отец Павел балагурил, шутил, был явно на кураже. Все его рассказы и наставления по хозяйству сопровождались шутками да прибаутками. «Надо же, какой веселый монах», – подумал я. Он совершенно не соответствовал моему представлению об иночестве. Но его развязность испарялась, как только он переступал порог храма. Я даже не сразу узнал его. Мы уже стояли на службе, когда мимо нас пронесся ураган. Он шел очень быстрым шагом, отбивая ритм по напольным металлическим плитам каблуками своих кирзовых сапог. Ленты клобука и монашеская мантия развевались за стремительно идущим хозяином. Подбородок был поднят, лицо серьезно и исполнено чувства долга. Отец Павел зашел на клирос, где и простоял до конца всенощной.

После службы была трапеза. За ней последовали молитвы и наставления игумена на завтрашний день. Отец-наместник распорядился вначале что-то относительно богослужений, далее последовали указания по хозяйству. Добрались и до нас. Батюшка поприветствовал нашу бригаду, представил братии, благословил на труды и определил фронт работ.

– Отец Павел, вечером после работы организуй для наших гостей баню, устанут, помоются, – сказал спокойным голосом отец Федор.

– Батя, помилуй, – явно вызывающе отвечал Павел. – Мне ж молиться надо! Я им все покажу, сами справятся. – Затем он повернулся в нашу сторону, продолжая вещать, явно работая на публику. – Меня, когда на работы определяют, я всегда говорю, что приехал сюда молиться. Если на службу зовут, говорю: а кто работать будет?

– Паша! – грозно постучал пальцем по столу наместник.

Отец Павел сразу урезонился, остальные монахи как-то странно не отреагировали и даже не обратили внимания на этот его перфоманс. Судя по всему, не первый на их веку. Уж не знаю, был ли еще какой разговор между начальником и подчиненным после, но только на следующей трапезе возмутитель спокойствия почему-то сидел на сундуке, ничего не вкушая, а лишь болтал ногами, глядя по сторонам. После благодарственных молитв вновь была планерка. Перед тем, как расходиться, наместник негромко обратился к своему ключарю, охранявшему не понятно от кого стоящий в углу сундук.

– Отец Павел, брось! Иди поешь, хотя бы чаю с пряниками попей.

– Спасибо, Рождество придет, тогда и наемся, – с покаянием в голосе ответил ключарь.

Отец Федор покачал головой, все разошлись.

В один из вечеров мы с Казанцевым навестили отца Павла в его келье, где он смирял свою душу и вел нехитрый быт. Кто-то из монашествующих жил в братских комнатах по несколько человек, а половина, как мой новый знакомый, самостоятельно. Его рубленый «особняк» имел размеры не больше чем два на три метра, с холодным тамбуром. Деревенские бани и то больше. Внутри была неказистая печка, напротив топчан во всю ширину, у единственного маленького окошка столик, под ним единственная же табуретка, на полке книги, и иконы в углу.

Втроем на этом пространстве мы уместились едва-едва. Отец Павел был гостеприимен и предложил чаю. Михаил протянул ему небольшой съестной гостинец. Хозяин не отказался, поблагодарил, но отложил в сторонку.

Говорили про жизнь в монастыре, Казанцев интересовался судьбой монахов и людей, которые подвизались здесь в прежние годы. Кто-то уехал, иных уж нет. За разговорами выяснилось, что мы с отцом Павлом коллеги. Вот те на! Мы даже нашли общих знакомых.

Уже потом, спустя время, я навел справки и узнал о непростой судьбе Василия Ивановича, как его звали в миру. У него трагически погибла единственная взрослая дочь. Убитый горем отец еще крепче сел на стакан. Рассказали, что пил крепко, бывало, подолгу. По понятным причинам менял работу. Наверное, совсем бы оскотинился и сгинул, если бы его не подобрал один иеромонах (тот самый отец Федор), служивший на городском приходе. Уже не молодого человека батюшка отлучил от пагубного пристрастия и обратил в святое православие. Когда священника перевели на новое место службы, Василий Иванович поехал с ним обустраивать обитель. Вскоре уже здесь принял монашеский постриг.

Словом, они не играли с Казанцевым вместе ни в каком ансамбле, никогда не встречались, пока оба волею судеб не оказались в одном монастыре. Совершенно разные, они интуитивно почувствовали друг друга. Беспробудное пьянство в прежние годы – вот что было их общей гранью. Но куда важнее другая общность – их победа над зеленым змием, усилия, которые пришлось приложить обоим, чтобы избавиться от зависимости. И, конечно же, вера да святая православная церковь, спасшая их от неминуемой гибели. Ей теперь они оба служат каждый по-своему, как могут. Друг для друга они – доказательство своей правоты и правильно сделанного в свое время выбора.

Иной – значит не такой, как все

Я тоже благодарен отцу Павлу за одну ситуацию и науку. Как-то на распил дров в монастырь я решил взять с собой в помощники подрастающее поколение – моего сына Севку и крестника Женьку. Одному было пятнадцать, другому – четырнадцать лет, и я решил, что эта поездка, несомненно, пойдет им на пользу для физического и тем более духовного развития. Если с сыном мы периодически вместе ходили в храм и на причастие, то с крестником дела обстояли сложнее. Он жил в другом городе, и, к сожалению, я не давал ему должного православного воспитания. Формат паломничества подходил как нельзя кстати.

По дороге я рассказал Евгению историю обители, в меру сил объяснил смысл монашества и особенности жизни здесь. К моему сожалению, оказалось, что уровень его православных знаний оставляет желать лучшего. Он не знал наизусть даже основных молитв. Мы по частям разобрали значение каждого члена «Отче наш». В качестве первого задания я определил ему за время поездки зазубрить молитву Господню. Вечером перед сном повторили еще раз. Он лежал, уткнувшись в книгу, но наука не шла. Женя при проверке сбивался, то и дело забывал текст. Я уже начал злиться.

– Ну, как так! Элементарная же вещь, в школе вам стихотворения, наверняка, длиннее задают учить, и ничего. А тут все намного проще, а результата нет, – возмущался я на крестника.

Не исключено, что с его стороны это была такая форма протеста. Как преодолеть психологический барьер подростка, я не знал. Женька открыто со мной не спорил. Возможно, не хотел связываться и, может быть, побаивался авторитета взрослого человека. Но очевидно саботировал науку.

Думаю, в качестве вызова он, как на грех, перед самой поездкой еще сделал себе дурацкую прическу. Выбрил на голове панковский ирокез. Я, как увидел, аж обомлел. Ну, елки-палки! Едем в святое место, а у него на голове черт те что. А он, как нарочно, куда ни зайдет, шапку сразу снимает, чтобы все видели. Но, слава Богу, в монастыре никто виду не подавал. Никто, кроме отца Павла.

– Ух ты, панки к нам приехали! – возопил инок, как только увидел моего крестника без головного убора. – Что слушаешь, какие группы нынче в моде? – Женька ответил что-то смущенно, а инок не унимался. – Рок – это сила! Мы вот «Арию» в свое время слушали и так же подстригались. – И тут отец Павел рэпчиком начал читать по памяти:

– Пока не поздно, спасайте мир,

Нельзя нам больше терпеть,

Когда мы вместе, то берегись,

Любому чудищу смерть.

Все, во что ты навеки влюблен,

Уничтожит разом

Тысячеглавый убийца-дракон,

Должен быть повержен он.

Сильнее всяких войн

Воля и разум, воля и разум.

Воля и разум, воля и разум.

Смотрю, Женька мой расплылся в улыбке, руками ритм отбивает, пританцовывает. У меня нижняя челюсть отвисла. Отец Павел приобнял пацана, и они запели из «Алисы», кажется, «Небо славян». Женька достал наушники, включил что-то в своем телефоне. Один динамик вставил себе в ухо, другой отдал монаху, и оба вместе ритмично замотали головами. Оставшиеся несколько дней они были не разлей вода. Женька совершенно перестал бояться монастыря и церквей, его недоверие и протест улетучились. На службах они перемигивались с отцом Павлом, и крестник мой выучил не только «Отче наш», но и «Символ Веры».

Уже когда прощались, я в присутствии Женьки поблагодарил отца Павла за внимание к подростку, нарочито подивился его знаниям молодежной субкультуры. Откровенно признался, что никак не ожидал от монашествующего ничего подобного.

– А что тут такого, – ответил он. – Как сказано в сто пятидесятом псалме, «Хвалите Бога во святых Его, хвалите Его во утвержении силы Его. Хвалите Его во гласе трубнем, хвалите Его во псалтири и гуслех. Хвалите Его в тимпане и лице, хвалите Его во струнах и органе. Хвалите Его в кимвалех доброгласных, хвалите Его в кимвалех восклицания. Всякое дыхание да хвалит Господа». А гитара рок-музыканта разве не струны? Все хорошо, что звучит во славу Божию!

Мы обнялись на прощание и сфотографировались. Я обратил внимание, что в тот же вечер на своей страничке в социальной сети Женька опубликовал этот снимок, где он, долговязый школьник с ирокезом на голове, стоит в обнимку с невысокого роста бородатым монахом. А к фотографии прикреплена композиция «Воля и разум» группы «Ария».