Loe raamatut: «Племя с левого берега реки»

Font:

Введение

Какая участь ждёт того, кто преступил закон в 2150 году? На простое тюремное заключение можно не рассчитывать! Сперва – громкий судебный процесс, где под трибунал люди попадают сразу сотнями, вспышки фотокамер, вопросы белозубых репортёров, ловко превращающих чужую беду в шоу, а потом… Колесо фортуны… И никто не знает, в какую часть Земли или Вселенной занесёт ветер перемен…

Новая партия заключённых, собранных со всех уголков мира, получила страшный приговор. Им предстояло осваивать новые территории далеко в космосе. Хуже участи и представить нельзя. Сначала – долгое путешествие на звездолёте, когда нет ни дня, ни ночи, когда прошлое осталось позади, а будущее не наступило, когда кругом люди, не отличающиеся гуманным отношением к ближнему. А потом – неизвестность. Чёрная бездна уже разверзла свою пасть. Кто сможет выжить там, вдали от дома, где ничто не знакомо, ничто не понятно? Кому суждено кануть в небытие? Какие испытания и приключения выпадут на долю преступников, чьи прегрешения равны перед лицом закона, но не перед лицом совести?

Часть 1. Ускорение свободного падения

А чего не знаю я – ты научи меня.
Иов. 34:32

Пролог

– А мы напоминаем, что официальный спонсор центрального суда Капитолия – крематорий «Огонёк». «Крематорий “Огонёк”. Отожги напоследок!» Правосудие прерывается на рекламный перерыв. Но новая команда обвиняемых, номер пять, уже на подходе. Оставайтесь с нами.

Широкие ворота судебного зала медленно и, как всегда, с характерным скрипом открылись, в лицо ударил голубой свет прожекторов, и нас погнали вперёд. Заиграла бодрая музыка рекламного ролика. А поверх музыки – речь: «Центральная энергетическая компания. “ЦЭК. Кто владеет ресурсами, тот владеет миром!”»

Снимали, наверное, сразу с десяток камер. Пока нас гнали сквозь клетки по длинному коридору, я насчитал четырёх операторов. Ещё двоих – пока стояли на широкой сцене в ожидании своей очереди на объявление и попутно уворачивались от предметов различной степени тяжести, что швыряли зрители первых рядов. К этому можно добавить ещё две камеры, которые просто парили в воздухе над зрителями.

– Газета «Истина» – наш информационный спонсор. «Газета “Истина”. Истина продаётся!» А мы возвращаемся в зал суда.

Хорошо надзирателям в пуленепробиваемых наглухо закрытых костюмах и таких же закрытых шлемах. А мне вот помидором в висок заехали. И не жалко людям помидоров?!

Краем глаза увидел, что на широкоформатных экранах, висевших над потолками, показали растерянное исполосованное шрамами лицо крупного рыжеволосого мужчины средних лет. Он тоже это заметил, и его лицо стало ещё более растерянным. С левой стороны на сцену поднялась одна из журналисток вместе с оператором.

– Мы находимся возле одной из представительниц команды заключенных номер пять. Представьтесь, пожалуйста, – журналистка упёрла микрофон в лицо белокурой девушке в рабочей спецовке шахтёра со свежими угольными пятнами на одежде и бледном лице.

– И-ир-рина, – заикаясь, проговорила девушка. – Иррина Романова. Магнитогорск.

– Ирина, за что вас осудили? – зубы журналистки были настолько сильно отбелены, что ими наверняка можно было пускать солнечных зайчиков.

– Кража госимущества и создание аварийной ситуации на предприятии. Но я невиновна, – на глазах у девушки выступили слёзы.

– О-о-о, наша полиция так не считает. Ну, что ж, Ирина, пожелаем вам удачи перед лицом судьи. Какое пожизненное наказание вы бы хотели?

Журналистка продолжала улыбаться и тыкать микрофоном в лицо шахтёрке. Если бы не магнитные кандалы на руках и электрошокеры надзирателей, можно было бы попробовать пробиться через толпу и сунуть ей пару раз в белоснежные зубы, которые наверно стоят больше, чем весь мой костюм вместе с галстуком.

– Я… Я, наверное, хотела бы на очистительный завод. Или в госшахты… Лишь бы не на колонизацию, – тут девушка почти завопила. – Пожалуйста, только не на колонизацию!

– Дамы и господа, с вами была Ирина Романова, расхитительница государственного имущества из Магнитогорска.

Зал взревел. Предыдущую группу только что осудили. Они получили пожизненную ссылку на заводы утилизации радиационных отходов в Мексике. Везёт же некоторым! Журналистка передала слово ведущему. Ещё пара дурацких объявлений. Ещё пара решётчатых коридоров, сквозь которые нас прогнали. Ещё пара интервью в том же ключе. В конце концов, всю нашу группу вывели на широкую антигравитационную платформу и подняли вверх на десяток метров. Мы стояли уже без надзирателей, едва ли среди нас нашлись бы желающие прыгать вниз. «Центральная энергетическая компания. Мы обеспечиваем будущее», – гласила надпись на платформе. А ещё выше, чем мы, парила в воздухе платформа с судьёй, прокурором и адвокатом. Примерно десять минут прямого эфира принималось решение по нашему вопросу.

Итог оказался предсказуем.

Виновны. Все полсотни человек. И все осуждены. И все пожизненно. Оставалось самое интересное. Определить меру пресечения. Здесь это делалось самым демократичным из всех возможных методов – лотереей.

– Но прежде давайте ещё раз вспомним всех наших звёзд! – объявил ведущий.

Сейчас начнут перечислять самых интересных из нас.

– Итак, наши звёзды. Самир Спичка Райтанович. Двадцать шесть лет. Сараево.

– Я! – выкрикнул тощий загорелый босниец с множеством ожогов на руках и лице.

– Четырнадцать поджогов и антигосударственная деятельность! Три поджога нефтехранилищ ЦЭКа. У этого парня явно много душевного тепла! Следующий: Артур Томов. Пятьдесят один год. Москва.

– Я! – отозвался толстый клерк в очках с серебряной оправой. Бейджик на его дорогом костюме гласил, что он первый заместитель руководителя Московского регионального отделения Центральной энергетической компании. Теперь уже бывший заместитель. Действительно крупная птица.

– Хищение казённой собственности в особо крупных размерах, – ведущий перевёл дух. – Оксана Перемога. Двадцать шесть лет. Харьков.

– Я! – отозвалась девушка, которую можно было бы даже назвать симпатичной, если бы не рассечённая губа, мешки под глазами от усталости и местами разодранное розовое платье официантки.

– Терроризм. Участие в угоне звездолёта.

Ого! Оказывается, платье не официантки – стюардессы. А я думал, что среди представительниц прекрасного пола здесь только проститутки и мелкие воровки. Ан нет. Девчонка явно из повстанцев.

– Да боже ж мой, какие мы звёзды, – прошептал мне на ухо кто-то из соседей. – Я вот краем уха слышал, что они взяли самого Фокса, лидера повстанцев. Вот он таки звезда, это да.

– Геворг Кинжал Дайдшутян. Сорок четыре года. Гюмри.

Широкоплечий короткостриженый кавказец в одежде стиля милитари цыкнул зубом.

– Да пошёл ты… – далее он отправил ведущего, журналистов, судью, прокурора и большинство жителей планеты Земля гинекологическим маршрутом, попутно обещав убить или совокупить их родственников. Причём проделал всё это он одновременно и на русском, и на армянском. В целом он произвёл на меня очень благоприятное впечатление.

– Какой вспыльчивый мужчина! Одиннадцать убийств. Из них три особо тяжких. Браконьерство. Разбой.

Мы группа номер пять. Значит, до нас за сегодня уже осудили четыре группы по пятьдесят человек. Интересно, сколько человек из этих двух сотен обматерили граждан в прямом эфире?

– Макс Зайчик Зайцев! Девятнадцать лет. Находка.

– Я!

Кажется он певец в какой-то второсортной мальчиковой группе.

– Да-да. Тот самый Зайчик. Девочки, вот что бывает с вашими кумирами, если они преступают закон. Распространение и употребление наркотических веществ. Ай-ай-ай!

Парню нет и двадцати. Быстро же закончилась его карьера.

– Милан Анмаш! Тридцать три года. Нови-Сад.

Ух ты, я тоже знаменитость!

– Я, – произнес я даже с интересом. Любопытно, что мне впаяют?

– Два особо тяжких убийства и крупная государственная измена.

Эх, если бы вы знали правду. Вы бы классифицировали это как очень-очень крупную, просто крупнокалиберную государственную измену! Я даже улыбнулся своим мыслям. А руки в магнитных кандалах продолжали чесаться. Кому бы я первому врезал? Судье или ведущему? Или тому меткому зрителю, из-за которого по моей щеке всё ещё стекают остатки помидора?

– А теперь, дамы и господа, самая интересная часть судебного процесса! То, что мы все так любим! И это… – ведущий сделал паузу.

– Колесо фортуны!!! – взревел зал.

– Именно. И я напоминаю, что генеральный спонсор правосудия – Центральная энергетическая компания. «ЦЭК. Кто владеет ресурсами, тот владеет миром!» И сегодня для наших горячо любимых врагов цивилизации в колесе фортуны приготовлено… – на экранах высветился широкий круг, разделённый на шесть одинаковых полей. В центре круга была стрелка. Ведущий начал объявлять варианты нашей дальнейшей судьбы.

– Номер первый – фармацевтическая лаборатория в Токио. Будете подопытными крысами, и ваша смерть послужит науке. Номер второй – глубоководная очистка Индийского океана. Не умеете плавать – там научитесь, если только не утонете сразу. Номер третий – служба внешнего ремонта космического оборудования. Погибнуть в открытом космосе – есть в этом что-то поэтическое. Номер четвёртый – шахты на Луне. Говорят, там опасно? Врут. Некоторые оттуда возвращались. Номер пятый – переработка вторсырья на Новой Земле. Ну, это вообще как отправка на курорт. И, наконец, номер шесть – наша любимая…

– Колонизация!!! – хором ответил зал.

– Станьте героями Земли. Освойте новые миры! Создайте свою цивилизацию!

Стрелка забегала. По залу разнеслась тяжёлая мелодия с мерзким бряканьем. Бряк-бряк.

Мы затаили дыхание…

Бряк-бряк!

Господи, если ты есть, ну, отправь нас в шахты!

Бряк-бряк!

Сзади кто-то упал в обморок от волнения.

Бряк-бряк-бряк!!!

Стрелка замедлила свой бег.

У меня даже испарина на лбу выступила.

И наконец, она совсем остановилась.

Ну?!

– К-о-л-о-н-и-з-а-ц-и-я!!! – объявил ведущий. Зал взорвался овациями.

– Выдра мне в гланды! – выругался рыжий мужчина, стоящий рядом со мной. Я выразился лаконичней.

– Дерьмо.

Пять минут и пятьсот громких фраз спустя нам объявили приговор.

Его краткое содержание было таково: мы все нехорошие люди, насолили великому людскому сообществу. Но оно даёт нам второй шанс. Мы станем героями освоения космоса во имя славной земной цивилизации. Прощайте, не поминайте лихом. Приговор вступает в силу в ноль часов ноль минут шестого марта две тысячи сто пятидесятого года. То есть через три дня.

Вот и все.

Бряк-бряк…

Глава 1

В сердцах их болезнь.
Пусть же Аллах увеличит их болезнь!
Для них – мучительное наказание.

Коран. 2:10

В космосе нет дня и ночи, а значит, нет режима дня. Каждый космический корабль в открытом космосе отсчитывает своё собственное время.

Красная лампочка загорелась, когда на часах была уже половина первого. Топот сотни людских ног заглушал рёв сирены.

– Живее, скоты, живее!!! – подгонял старший надзиратель. – Вы не одни!

Люди бежали, спотыкались, падали, ударялись о тесные стенки коридоров, но всё равно бежали. Надзиратель был прав. Сегодня отправили уже восемь капсул из запланированных десяти. Восемь кирпичей (именно так на сленге называли колонизаторские капсулы – железные ящики с десятисантиметровыми стенками на полсотни человек каждый) уже летели вниз, преодолевая сопротивление атмосферы неведомой планеты. Планета называлась Фарида. Больше о ней не знали ничего. Поговаривали, что в начале прошлого, двадцать первого века названия звёзд и планет продавали всем желающим, и многие влюблённые приобретали сертификаты, называя звёздные тела в честь своих избранников, и Фарида – это женское имя. Однако точно этого никто не знал.

Группа встала. Перед ними была финишная прямая их прошлой жизни. Коридор длиною в сотню метров, заканчивающийся зияющим отверстием открытого люка капсулы. По обе стороны коридора через каждые пять шагов стоял надзиратель с шоковой дубинкой. Эту сотню метров они шли молча, короткими шажками строем по двое. Пятьдесят одинаково выбритых голов, сто пар ног в одинаковых серых ботинках без шнурков на резиновой подошве. Руки сковывали тяжёлые чёрные браслеты, охватывающие половину предплечья, соединённые друг с другом, – магнитные кандалы.

У них уже не было своего имени. На одинаковых светло-серых робах был только личный номер и надпись «Восточноевропейская группа» под ним. От стен медным эхом отскакивали слова из Книги плача Иеремии:

«Я человек, испытавший горе от жезла гнева Его.
Он повёл меня и ввёл во тьму, а не во свет».

Кто-то шёл, понурив голову. Кто-то плакал. Кто-то проклинал надзирателей, стоявших, словно изваяния.

«Огородил меня и обложил горечью и тяготою;
посадил меня в тёмное место, как давно умерших;
окружил меня стеною, чтобы я не вышел, отяготил оковы мои».

И вот случилось то, чего все ждали. Кто-то психанул. Этот кто-то – крепкий мужчина с рыжеющей лысиной и кучей шрамов на лице. Используя свои соединённые руки словно молот, он наотмашь ударил стоявшего рядом надзирателя. Надзиратель не ожидал удара и отлетел к стене. Строй вопреки командному духу шарахнулся к противоположной стене, оставив рыжего смельчака самого разбираться со следующим надзирателем. Его оставили все. Все, кроме одной молоденькой девочки ростом метра полтора. Именно она, после того как рыжий удачно пнул нового противника ногой в живот, бросилась его противнику на шею, норовя откусить ухо.

Впрочем, драка закончилась довольно быстро. Рыжий получил электрический заряд в бедро от третьего надзирателя, зашедшего со спины. А вот девочку сначала несколько раз ударили кулаком, пока стаскивали её со спины служителя закона. А затем добавили шокерами, сразу три раза. Рыжего подняли за шкирку и вернули в строй. Хромая, он побрёл вперёд.

Один из носителей шоковых дубинок склонился над храброй заключённой и пощупал её пульс.

«Мертва», – показал он жестом.

У Рыжего подкосились ноги. То ли от удара электричеством, то ли от этой новости. Благо, что до капсулы оставалось не более десяти шагов.

В отверстие заходили по одному. Перед входом стояли старший надзиратель, снимающий кандалы, и капеллан, распевающий плач и крестивший всех желающих. Первый, второй, пятый, десятый. Рослый крепко сбитый армянин, личный номер BC-8-120, остановился на секунду, взглянул в глаза надзирателю, пообещал вернуться и отрезать ему голову, после чего с чувством выполненного долга всё же влез в железный ящик.

«Сокрушил камнями зубы мои, покрыл меня пеплом.
И удалился мир от души моей; я забыл о благоденствии,
и сказал я: погибла сила моя и надежда моя на Господа».

В капсуле было темно. Железный пол, железный потолок. Какой-то большой ящик (два на три метра) с красным крестом, привинченный к полу. И кресла с держателями, как на американских горках. Люди садились в кресла, опускали держатели, устанавливали головы в фиксаторы и мысленно прощались с жизнью.

И вот все места оказались заняты. Все, кроме одного: маленькая смелая девушка с личным номером Е-14-50 на робе вылетит отсюда уже в качестве космического мусора.

– Спокойной ночи, уроды! – лицо надзирателя в последний раз мелькнуло в отверстии, и крышка люка начала медленно закрываться.

Тусклая полоска света сползала вниз по лицам и телам заключённых.

– Эй, это у вас одного человека убили? – голос явно принадлежал не старшему надзирателю. Кому-то другому, кто намного старше.

– Да.

– У нас замена.

Полоска света остановилась… и поползла назад.

У него была прямая походка. Рослый, крепкий, казалось, что оковы совсем не тяготят его. Так же, как не тяготит и глухой чёрный мешок на голове. Его конвоировали шесть человек. Не с шокерами, а с автоматами и в полной броне. Впереди него шёл пожилой мужчина в кителе с маршальскими погонами. Просвещённые узнали в нём министра обороны.

– Вот мы и пришли, – произнёс министр, когда вся процессия остановилась у капсулы.

Заключённый был в такой же робе, как и прочие, только чёрного цвета, и на груди у него был номер А-00. Надзиратель потянулся снимать кандалы. Автоматчики передёрнули затворы. Заключённый не повёл головой.

– Стой, – произнёс маршал. И прежде чем надзиратель снял кандалы, он вынул из кармана два металлических браслета с цепочкой, когда-то их использовали в тюрьмах и называли наручниками, застегнул их на запястьях мужчины, а ключи бросил на пол капсулы.

– Теперь можешь снимать.

Мужчина в мешке хмыкнул. Маршал протёр лоб платком.

– На вашем месте, ребята, я убил бы его, как только доберётесь до места.

Мужчину усадили на последнее свободное место и пристегнули к креслу, после чего люк всё-таки закрылся.

Капсула затряслась. Завибрировала. Кромешная тьма наполнилась гудением и бранью на нескольких языках.

«Я человек, испытавший горе от жезла гнева Его.

Он повёл меня и ввёл во тьму, а не во свет».

* * *

Приземлились. Точнее, плюхнулись на поверхность, пропахав носом добрую сотню метров.

Некоторое время сидели молча. То ли из-за шока, то ли из-за мощнейших перегрузок во время падения, от которых люди теряют сознание.

– Всё, приехали, – раздался первый голос в темноте. – Есть кто живой?

Кого-то вырвало.

– Значит, есть!

Возня, всхлипы, топот, переругивание. Люди начали приходить в себя, вылезать со своих мест и пытаться сориентироваться в пространстве.

– Почему нас так шатает, мы что, в воде? – спросил кто-то.

Пара человек запаниковала. В капсуле было очень душно.

– Да успокойтесь вы. Были бы в воде, уже пошли бы ко дну. А шатает, потому что сами повылазили и давай туда-сюда шлындать. Здесь где-то должна быть дверь.

– Для начала надо определить, где верх, а где низ.

– Верх вверху, низ внизу. Дверь в стене. А внизу что-то влажное, склизкое и липкое.

– Ну, так. Наверное, пока падали, кто-то обосрался.

– Судя по запаху, каждый второй.

Люди продолжали толкаться и скользить в кромешной тьме.

– Я, кажется, нащупал дверь.

– Где?! – отозвалось сразу несколько голосов.

– Идите на голос! Чёрт, она не открывается!

Начались удары. Сначала хаотичные. Затем перешли в монотонные.

– И раз, и два, – командовал один из бьющих. Но дверь не поддавалась.

Кого-то опять вырвало.

– Нам нужен таран!

– Как насчёт твоей головы?

Пара секунд тишины – и вновь монотонные удары.

– Эй, вы что там делаете? – похоже, кто-то только что очнулся.

– Дверь выносим.

– И давно выносите?

– Да вот уже минут десять, а что?

– А то, что вот уже десять минут вы – идиоты.

Стуки прекратились.

– Что ты сказал, повтори? – поинтересовался голос с армянским акцентом.

– Это капсула космического сброса. Десять сантиметров металла плюс амортизаторы нагрузок. Этот гроб должен выдерживать давление до десяти атмосфер. А вы думаете сломать его при помощи ваших кулаков?

Пауза, шушуканье.

– Ну и что ты предлагаешь? Подыхать в этой супертехнологичной кастрюле?

– Здесь где-то должна быть кнопка. Или рычаг. Или задвижка. Что-то здесь должно быть.

Начались поиски кнопки. Люди опять начали толкать друг друга и материться, шаря руками вдоль стен и потолков.

– Блин, да здесь даже стены в чём-то липком. Признавайтесь, кто обоссался в невесомости?

Никто почему-то не признался.

– Во, я, кажется, что-то нащупал!

– Отпусти мою задницу!

Послышался звук пощёчины. Все засмеялись и тут же снова принялись елозить.

– А на что она похожа?

– Мы откуда знаем? Может, кнопка, как в лифте. Может, ключ. Может, рычаг.

– Такой? – кто-то что-то дёрнул. Раздался тяжёлый скрип шестерёнок.

– Опачки…

Звук выпускающегося пара. Железная дверь упала наружу, как подъёмный мост.

В лицо ударила волна свежего воздуха. После нескольких часов кромешной тьмы дневной свет непривычно резал глаза. Возле рубильника, больше походившего на стоп-кран, держась за рукоять, стоял крепко сбитый мужчина среднего роста. Лицо с массивными скулами, носом с легкой горбинкой и широким лбом. Красивые карие глаза. Щурясь от света, мужчина отпустил рубильник и сделал несколько неуверенных шагов вперёд.

Вслед за ним вышли ещё трое. Рослый армянин, худощавый босниец и светловолосая девушка с порванной губой.

Больше из капсулы выходить никто не спешил.

Мужчина с шумом втянул воздух ноздрями, а затем так же шумно выдохнул.

Перед ними лежала широкая равнина с зелёным ковром травы и кучей белых цветов. Ближе к горизонту равнина переходила в холмы. А за ними виднелись уже и белые шапки гор. То тут, то там были рассыпаны небольшие пролески из невысоких, метра два в высоту, ветвистых деревьев с ровными треугольными кронами.

– Дорогая, я дома, – произнёс босниец, упёр обожжённые руки в бока и сплюнул на землю.

Они прошли чуть дальше.

Слева и справа равнина убегала в леса из треугольных деревьев. До ближайшего пролеска было не больше двадцати шагов.

– Могло быть и хуже, – прокомментировал босниец. – Температура за бортом – примерно градусов двадцать. Ветер слабый, юго-восточный или северо-западный, хер его знает, где здесь что. Небо безоблачное. Авиакомпания «Безнадёга» благодарит вас за то, что вы воспользовались нашими авиалиниями, и желает вам приятного отдыха.

– Выходите, – не то предложил, не то приказал горец. Однако никто больше из кастрюли не вышел.

– Так, стоп, а почему у меня руки в крови? И роба тоже, – нажиматель рубильников оглядел себя. Затем посмотрел на боснийца и девушку: – У вас тоже.

Заключённые огляделись. По железной поверхности откидного моста текла тонкая красная полоска. Ещё несколько кровавых разводов виднелись на стенах и на полу.

– Так, похоже, долетели не все.

Пассажиры кастрюли огляделись и бросились прочь с невиданным энтузиазмом.

Как оказалось, одно из кресел отпустило свои крепления, и сила гравитации размазала сидевшую в нём женщину по железным стенкам кирпича. И ещё две женщины были найдены на своих местах мёртвыми.

– У одной перелом шеи. У другой просто нет пульса. Наверное, не выдержала перегрузок, – заключил мужчина с прямым носом.

– Ты доктор? – спросил босниец, стоявший за его плечом.

– Что?

– Ты врач?

– А, нет. Я… я бухгалтер.

Босниец недоверчиво посмотрел на его бицепсы, а затем сделал выражение лица из разряда «ладно, чёрт с тобой» и протянул руку.

– Самир.

– Милан, – мужчины пожали друг другу руки.

– Босниец?

– Серб.

– А с этими что? – Самир кивнул в сторону нескольких человек, всё ещё сидевших в креслах или копошившихся вокруг них.

Милан встал и направился к выходу из кирпича.

– С ними всё нормально. По крайней мере, пульс есть, – они вновь вышли на свежий воздух. Полсотни человек расползлись на пятачке вокруг капсулы, расселись кучками по пять – десять человек и принялись живо обсуждать события последних нескольких часов и осматривать свои ссадины и ушибы. Кто-то даже ногу сломал.

– Ни хрена мы на брюхе прокатились! – раздался откуда-то женский возглас. Милан и Самир оглянулись. Позади капсулы стояли несколько женщин. Все они таращились на борозду длиною в добрых шестьдесят метров. А также на огромный белый парашют, лежавший, словно одеяло, позади кирпича.

– Это мы ещё под углом падали. И последние пару тысяч метров с парашютом. А то бы вообще в землю ушли, – произнёс Милан.

Самир провёл рукой по своему острому подбородку.

– Слушай, а ты этого тоже осмотрел? Который чёрный?

– С мешком на голове? – уточнил сербский бухгалтер. – Нет, его не трогал.

– Ну, так это, может, надо посмотреть, как он?

Но претворить свой замысел в жизнь они не успели.

Мужчина в чёрной робе вылетел из кирпича, прокатился брюхом по помосту и растянулся на земле. Неуклюже встал, но тут же получил пинок под дых от человека, вытолкавшего его наружу. Пинавшим был молодой человек. Низкий, но жилистый, весь в веснушках и чрезвычайно ушастый.

– Бей его! Он один из них, – прокричал молодой человек и ещё раз пнул ничего не видящего противника в рёбра. Все повскакивали со своих мест.

– Знаете, что такое чёрная роба с индексом двух нулей? Это одежда смертников! Он смертник. А раз буква А, значит, государственный изменник.

Милан посмотрел на номер избиваемого – А-00, затем на свой – АВ-10-80. Да, индекс А у заключённого означает деятельность, направленную против государства.

– А кому могут заменить смертную казнь на ссылку за государственное преступление? – продолжал молодой обвинитель. Если кто и не знал, то уж точно догадывался. – Правильно, высшему государственному чиновнику или офицеру. Это тварь из правительства. Он один из них, бей его!

Он снова попытался нанести смертнику пинок, но тот извернулся и поставил блок связанными руками. А затем оттолкнул противника корпусом. Смертник был настоящим атлетом – рост за метр девяносто, вес, наверное, около сотни килограммов, – так что его толчок достаточно существенно отразился на не самом крупном противнике. Носитель чёрной робы поднялся и заметался, как загнанный зверь. Юноша тем временем занял выжидательную позицию, поняв, что связался с достаточно крепким парнем. По-прежнему никто не решался вмешаться.

Смертник пару раз дёрнул мешок на голове, но тот не хотел сниматься.

– У него застёжки на затылке, – вполголоса проговорила девушка, стоявшая рядом с Миланом. Серб присмотрелся. Действительно, сзади мешок держали две заклёпки. Снять их на ощупь самому, да ещё и со связанными руками, – задача не из лёгких. Тем временем юноша вновь накинулся на своего противника и с ожесточением принялся бить его по спине, определив тыл как самое слабое место.

Примерно две секунды потребовалось Милану, чтобы сделать свой выбор. Он решительно шагнул вперёд. Схватил юношу за плечи и оттолкнул в сторону.

– Успокойся, – приказал он здоровяку. – Я помогу.

В ответ из мешка донеслось нечто не членораздельное, однако смертник действительно успокоился. Резким рывком бухгалтер сдёрнул обе заклёпки и стащил мешок. На него в упор уставилась пара внимательных небесно-голубых глаз на аккуратном смуглом лице. На вид ему было где-то между тридцатью и тридцатью пятью годами, и, в отличие от остальных, просто стриженых под ноль, его череп был гладко выбрит, аж блестел. Так они и смотрели друг на друга целых полторы секунды.

– Ах ты тварь, – юноша вновь поднялся на ноги и опять бросился на смертника. Будучи зрячим, тот спокойно врезал нападавшему ногой в живот, а затем, как кувалдой, снизу вверх с разворота проехался сложенными вместе кулаками по молодому лицу. Ушастый нападавший растянулся на траве, заливая зелень багрянцем.

Смертник сначала непонимающе уставился на свои руки, а затем жалостливо на Милана.

– У кого ключи? – спросил Милан у толпы. Никто ничего не ответил. Тогда серб обратился к нескольким мужчинам, пытавшимся оторвать ящик с крестом от пола капсулы. – Эй, у вас там нет ключей?

Мужчины ответили отрицательно. Милан развёл руками. Тут его взгляд упал на юношу. Юноша, видимо, прочухав это, бросился наутёк, расталкивая окружающих.

Смертник двинулся за ним. В три прыжка ушастый носитель веснушек добрался до ближайшего дерева и с обезьяньей ловкостью забрался по стволу на ветку. Лезть за ним в наручниках было не слишком удобно. Смертник встал возле дерева, сверля его взглядом.

– Ну и сколько ты собираешься там сидеть, родной? – спросил Милан.

– Да пошёл ты! – донеслось с ветки.

– Нам тут спешить некуда. А этому парню тем более. Рано или поздно он снимет тебя оттуда, и вот тогда я тебе не завидую.

Юноша немного поколебался, но потом послал всех ещё раз.

– Я этого фраера при всех раскладах кончу, – голос у смертника был низкий, немного хриплый, но приятный.

– Правило переговоров номер три. Хочешь что-нибудь получить – предложи что-то взамен.

Голубые глаза испытующе глянули на Милана. Будто делали рентген и флюорографию одновременно.

– Ладно, командир, – заключил мужчина с личным номером А-00, видимо, удовлетворившись осмотром, и снова повернулся к кроне дерева.

– Отдай ключи – не трону. Клык даю.

На разбитом лице с веснушками отобразились сразу несколько гримас, однако в конце концов он бросил ключи вниз.

Смертник ловко поймал их, не спеша снял с себя наручники. Потёр онемевшие руки.

– Трали-вали, кошки драли, – смертник оглядел людей и улыбнулся. – Чё такие кислые, подельнички?