Loe raamatut: «Мой тюремный дневник»

Евгений Скобликов

Мой тюремный дневник

от сумы и от тюрьмы не зарекайся …

2024 год

Содержание:

Предисловие

Пролог

Арест, тюрьма и суд

Колония

Эпилог

Послесловие

Приложение 1

Приложение 2

Синопсис

Совсем кратко:

Невыдуманная криминальная история с неожиданными поворотами сюжета и счастливым концом.

Наше время. Учёного С. арестовали за реализацию его успешной идеи, в тюрьме создают невыносимые условия, чтобы он признался в мошенничестве. Семья рушится, мать с горя теряет зрение. Отбыв несправедливое наказание, С. добивается отмены приговора. Получив свободу, создаёт новую экономическую теорию, пишет книги и учебники, обрёл новую семью и переехал в другой город.

Подробнее:

Советский кандидат экономических наук Евгений С., чтобы вписаться в рынок, придумал свою систему приобретения квартир в условиях галопирующей инфляции без переплаты банкам по ипотеке, и практически реализовал её в городе П. Проект оказался очень удачным – день в офисе его фирмы начинался и заканчивался очередью граждан, желающих купить жильё или просто сохранить деньги. И понятно почему – люди реально получали квартиры, а те, кто просто спасал деньги от инфляции, могли получить их с учётом роста цен на недвижимость. Но в 1995 году лопнули пирамиды МММ, Русской недвижимости, Селенга, Тибет и прочие, а обманутые вкладчики стали осаждать областную администрацию. Но т.к. офисы устроителей финансовых пирамид были в Москве, губернатор К-н, у которого предстояли выборы, даёт команду начальнику следственного управления области Г. найти своего, местного пирамидчика. И примерно наказать, чтобы люди видели, что администрация борется с такими мошенниками. А Г. и искать долго не пришлось – клиенты фирмы С., не понимая, что вкладывали деньги не мошенническую пирамиду, а в строительство квартир, ринулись к нему в офис спасать свои взносы. Но люди не хотели понимать, что деньги им можно было вернуть только по завершению строительства, что и сделало выполнение задания губернатора легко выполнимым: вкладчиков С. стали приглашать в РОВД, где настойчиво предлагали написать заявление с требованием привлечь С. к уголовной ответственности. И когда было собрано более 20-ти заявлений, его арестовали и отправили в СИЗО.

Вот так, два учёных (Г. и К-н тоже были кандидатами наук) посадили третьего учёного, хотя у следствия были все документы и аудиторское заключение, что деньги не присваивались: фирма С. и квартиры давала (154 семьи их получили за 2 года), и деньги исправно возвращала (более чем 800-м клиентам). Ну, а сам С. не обзавёлся ни коттеджем, ни крутой иномаркой, ни крупным счётом в банке – он работал за идею. Поэтому и при обыске ничего не нашли …

Но следствию никак не удавалось обзавестись царицей доказательств – признания от С., что он присваивал деньги своих клиентов. Поэтому в тюрьме по заданию кума отморозки избили его в камере, и его же посадили в холодный карцер, где он заболел, потом подсадили туда наркомана, бросали из одной хаты в другую, где в каждой его донимали братки вопросами: «Где зарыл кубышку?», содержали полгода в компании с убийцей-психопатом, бандитом с большой дороги и туберкулёзником. От такой обработки у С. обострилась гипертония, и сколько он не просил режимника перевести его в 48 камеру, где сидели чиновники-взяточники, директора и бизнесмены, чтобы перестали донимать урки, он ему в ответ: «Переведём, но услуга за услугу – сообщать нам всё, о чём они будут говорить в камере. Они изворовались, жируют, а мы сидим без зарплаты. Поможете нам?». Но он и под страхом смерти не согласился бы стать сиксотом, а потому ему пришлось до суда сидеть с убийцами, насильниками, ворами и наркоманами. А всё, что происходило с первого дня ареста, он время от времени записывал тайно в дневник, шифруя записи, чтобы через чур борзые зэки не прочитали, и менты не отмели при шмоне (обыске).

В редкие часы, когда сокамерники не донимали его, он и в тюрьме занимался научной работой, читал книги, собирал материал из газет и журналов, что передавали, через адвоката опубликовал статью «Блеск и нищета финансовых пирамид», писал в правительство и Центральный банк с предложения, как повысить эффективность экономики. Более того, написал свой вариант Уголовно-процессуального кодекса (УПК), в котором были чётко разделены функции и обязанности следствия, прокуратуры и суда, что актуально и для нынешнего времени. Это ведь нонсенс – прокурор не ведёт следствие, но выступает на суде как государственный обвинитель, тогда как и следователь действуют от имени государства, однако лишён права защищать в суде результат своей работы.

Несмотря на то, что следствие тянули 2 с лишним года, С. вины своей так и не признал, а боролся как мог за своё честное имя – писал во все инстанции об отсутствии состава преступления, и даже в знак протеста против неправомерного обвинения держал голодовку 14 дней в карцере, кормя там клопов. Но председателя районного суда Ленинского района В., которая приняла дело к рассмотрению, не смутило ни топорно сляпанное обвинительное заключение, ни то, что в 74 томах дела были бухгалтерски подтверждённые списки тех клиентов С., которые получил квартиры и свои деньги. И полностью отсутствовали доказательства о присвоении денег клиентов подсудимым. Поэтому, выполняя задание начальства, слушание дела судья В. провела чисто формально, пропуская мимо ушей доказательства отсутствия присвоения денег клиентов и не принимая ходатайства его адвокатов. И под возмущённые крики «потерпевших» вынесла приговор: 6 лет лишения свободы с отбыванием наказания в колонии общего режима.

Линия семьи и защиты. Жена В., когда нависла угроза ареста, уговорила мужа развестись, чтобы семью не лишили квартиры, и по договору о разделе имущества всё переходило к ней. А когда мужа арестовали, оплачивать адвокатов наотрез отказалась. Выручать приехала сестра С. (она жила в другом городе), и поэтому передала деньги на адвокатов первой жене С. Это был опрометчивый выбор – та не забыла, кто её бросил, поэтому хороших адвокатов у С. не было. Как и судья, они формально защищали его, что и показала потом отмена приговора после отбытия наказания областным судом.

Колония. Через 2 года пребывания в душных прокуренных камерах С. испытал восторг, увидев берёзки в прогулочном дворике, окна без решеток и возможность гулять, когда захочешь. Сначала С. определили в 1-ый отряд, в котором отбывали наказание те, кто выполнял хозработы в колонии. Но через неделю его вызвал хозяин (начальник колонии) и задал вопрос: «Чем собираетесь помогать колонии?». Но поскольку С. с арестом лишился всего, он так и ответил: «Я помогал людям, а не крал, поэтому у меня нет ничего». И на следующий день его перевели в 13-ый отряд, где отбывали наказание пожилые, инвалиды и те, кому с воли никто не помогал. Тогда он стал просить, чтобы его перевели в колонию-поселение, где режим позволял бывать дома. Несмотря на то, что из-за гипертонии ему отказывали, С. сумел добиться своего – перевели. Однако там он простудился и его положили в областную больницу. А т.к. его дом был рядом с ней, 1-ого мая С. решил навестить сына. Но как раз во время его отсутствия пришёл проверяющий из колонии-поселения и его, больного, отвезли назад, посадили в холодный карцер, а потом вернули в прежнюю колонию. За этот, как считалось, побег, выйти по УДО стало сложнее – надо было снимать взыскания, но С. буквально бредил свободой, выучился на оператора котельной и добился их снятия. И всё же вышел досрочно. Паспорт его следователь потеряла, и когда он стал оформлять новый, в УВД выдали справку, что он «не судим» за подписью Г.!

Свобода. Хотя С. был в разводе, жена не выгнала его из ставшей её собственностью квартиры, поэтому с первого дня перед ним встал вопрос – а на что жить, на что пусть распавшуюся, но семью, содержать? Фирмы не стало, у неё не было ни денег, ни имущества, хотя юридически в налоговой она ещё числилась. Но желания восстанавливать активы ради тех, кто кричал «Что б ты сдох!» на суде, у С. даже не возникало. Надо было искать другой источник заработка. Перепробовав несколько вариантов: организация Общества доноров, кадровое агентство, Общество социальной защиты населения, пришлось вернуться к операциям с недвижимостью, чего не хотел, но давало возможность зарабатывать. И за 10 лет заработал и на квартиру, и на машину, и на отдых в Карловых Варах, и чтобы построить финскую баню на даче и выучить сына на инженера, а также женить его. А создав материальную основу, С. отошёл от коммерции и вплотную занялся экономическими исследованиями, познакомился с прекрасной, доброй и отзывчивой женщиной, ставшей его Музой и женой. Ему исполнилось 85, а он всё ещё полон творческими планами, хочет обосновать Новую теорию роста.

Занавес.

А что в остатке от этой истории?

Бороться и искать, найти и не сдаваться!

Или: Жила бы страна родная, и нету других забот!

Так жил сам С., он себя не терял, а искал и боролся, поэтому и приобретал. Не всё было гладким в его жизни, но на вопрос: «Ты счастлив?» Он, конечно, твёрдо ответит: «Да, я прожил счастливую жизнь.»

Предисловие

Богиню правосудия Фемиду изображают, как правило, в виде золотой статуэтки юной, прелестной девы с завязанными глазами, которая держит в одной руке весы, а в другой меч, сама же она опирается ножкой на свод законов, к которому прижимает голову змеи Но те, которые ваяют её такой, представляют богиню беззакония: она слишком юна, чтобы быть мудрой и много знать, а повязка на глазах для того, чтобы она не видела, что кладут участники процесса на чаши её весов, правду или ложь. Сама она сделана из золота или позолоченная, что говорит о её продажности – недаром же она своей ножкой попирает свод законов, который, кстати лежит корешком вперёд, т.е. закрыт

¹

.

Моя книга – именно о такой Фемиде, Фемиде беззакония. А само правосудие начинается с чего? Со следствия. Но чтобы Фемиде было удобно – а вовсе не для установления истины – человека помещает в тюрьму, которую называют следственный изолятор. Вот как же точно, ёмко назвали это учреждение: изолятор! – чтобы изолировать посаженного туда от всякой возможности положить на чаши весов правду. Предугадываю замечание, ну есть же адвокаты! Да, есть, а в моём деле их было несколько, но они, увы, точно также олицетворяли такую Фемиду, которой надо сначала позолотить ручку. А у меня, выставленного вором и мошенником, не было денег, чтобы их золотить их ручки! Поэтому в моём деле они равнодушно, а может и с участием смотрела как на чаши весов правосудия накладывают одну ложь за другой …

И сразу хочу ответить на неминуемый вопрос: а нужна ли ещё одна книга, если детальное и в разных вариациях описание тюремных мытарств людей, попавших в заключение, можно встретить во многих книгах? На этом же, собственно, и построено детективное чтиво, начиная от Графа Монте-Кристо и достаточно свежее описание пребывания в американских застенках Марии Бутиной. И вообще – таких книг просто разливанное море! Читай – не хочу. Нет-нет, этим я вовсе не хочу принизить пользу издания уголовно-детективной литературы. И хотя почти все из них описывают события, как это можно определить, в извращённо писательской форме, почему бы их не издавать, если они позволяют неплохо отдохнуть? Надо только предупреждать читателя, сопровождая своё произведение надписью на обложке: «Описываемые события не имеют ничего общего с реальной действительностью». Я до того, как оказаться в тюремных застенках, такие книги тоже читал, и также с удовольствием смотрел детективные фильмы и сериалы. Всегда же интересно следить за судьбами героев и перипетиями сюжетов следствия и судебных разбирательств, сидя на диване. А вот таких, чтобы там были воспоминания учёных и предпринимателей, которые так же, как и я, были бы подвергнуты незаконному уголовному преследованию (и даже законному!), я не обнаружил, просмотрев в интернете рекламируемый список тюремной литературы. Допускаю, что вполне возможно, я что-то пропустил – ну что же, если найдётся такой въедливый читатель, то пусть сообщит, я немедленно отреагирую. Тогда в чём отличие моей повести от них? В том, что если детективно-тюремные романы сочиняют писатели, не будучи ни следователем, ни судьёй, ни адвокатом, и не пробыли за решёткой ни дня, то здесь читатель прочтёт дневник учёного, в котором детально описаны все его злоключения на всём протяжении заключения. Но если шок, глубочайшее эмоциональное потрясение и психологическое давление, которое я испытал на деле, вас затронет при прочтении книги, а главное, если вы сумеете соотнести мои переживания со своим характером и своей пока безмятежной жизнью, значит я не зря подготовил дневник для публикации.

То, что каждый человек может очутиться в тюрьме, не секрет – это знает каждый. И если вы туда ещё не попали, то, как любят говорить уголовные преследователи: «Это не ваша заслуга, а наша недоработка!». Но шутка шуткой, а недоработкой чаще всего является то, что в тюрьму попадают не преступные элементы, а те, в ком ни природа, ни воспитание не заложили криминальные наклонности. И это при том, что в уголовном кодексе очень чётко прописано, что уголовное преследование и наказание должны вестись с учётом личности подозреваемого – слова «личность», «личности» 21 раз упоминается в тексте УК РСФСР, который действовал на момент предъявления мне обвинения. Конечно, читатель вправе засомневаться, что я раньше никого не обманывал, не брал тайком чужие вещи и не присваивал деньги, но следователь и прокурор, прежде чем выдавать ордер на арест, обязаны были это проверить и документально зафиксировать.

Но это всё лирика, общие слова.

Итак, я был арестован в апреле 1996 года, а вышел на свободу в августе 2000 года. И прочтя это, у читателей может сразу возникнуть вопрос: а стоило ли мне ворошить прошлое по прошествии более четверти века? Ведь сегодня в России действует верховенство права, а рыночная демократия предоставила всем личные свободы, не то, что при советской власти! Но не торопитесь с выводами, господа-товарищи, юноши и девушки, да и всякий зрелый гражданин новой России – всё в основном то же самое, что было в царской России. Да-да, это описали, Горький в романе «Тюрьма», Лев Толстой в романе «Воскресение» и Достоевский «Записки из мёртвого дома», две книги из которых я прочитал уже в тюрьме. Да и при советской власти тюремные порядки, увы, остались практически теми же, что и при царе – сами прочтёте, даже лжец с соответствующей фамилией Со-лже-ницин тут не соврал. Но и в так называемых демократических странах соблюдение прав заключённых ничем особо не отличается от содержания в наших местах заключения – читается на одном дыхании «Тюремный дневник» Бутиной. Но вы, надеюсь, будете читать это на воле – я же для вас пишу: не попадайтесь! Плохо там, очень.

Вот с чем вы столкнётесь, когда вас арестуют? Совсем не с тем, что нам показывают ежедневно в беспрерывно сменяющих друг друга детективах и сериалах, в которых прекрасные актёры в ролях честных оперов, мудрых следователей, неподкупных прокуроров и судей быстро, чуть ли ни в один день, расследуют сложнейшие преступления, вычисляют злодеев и те получают заслуженное наказание. Но если это допустимо для компьютерных игр, где у преступника много жизней, то в реальной жизни следователь никогда не отправляется по адресам собирать доказательства и опрашивать потерпевших, свидетелей и подозреваемых, т.к. он всегда должен вести допрос у себя в кабинете, ибо просто не имеет права проводить их без оформления протокола. И любое уголовное дело длится не день, не неделю – многие месяцы, а порой и годы, тогда как подозреваемый сидит в тюрьме. Вот реальный пример: пацифистка А.Скочиленко пробыла в СИЗО 1,5 года, хотя там абсолютно нечего было расследовать: она призналась, что заменила в супермаркете 5 ценников на призывы к прекращению СВО. И я половину отбытого срока просидел в СИЗО. Но почему я, как и другие писатели, приравниваю пребывание в СИЗО к тюремному, а следственный изолятор называю тюрьмой? Просто тюрьма в обыденном представлении есть собирательный образ для мест лишения свободы, но мало кто знает, что на самом деле пребывание в СИЗО является куда более жёстким наказанием, чем тюремное заключение. Откуда это я знаю? Мои сокамерники, которые прошли через тюрьму, все как один говорили – там лучше, хотя бы потому, что заключённый может выбирать с кем отбывать срок, его не могут беспричинно переводить из камеры в камеру, и т.д.. Но дело даже не в этом. В тюрьме сидят осужденные, т.е. признанные преступниками судом и потому они несут уже назначенное наказание. В СИЗО же, хотя ты ещё по закону не преступник, более того, до окончания следствия ещё и обвинение не предъявили, к тебе сразу применяют самые жёсткие меры по ограничению свободы и создают такие условия содержания, чтобы максимально ослабить волю к защите. Вот чтобы не выходить за рамки обыденных представлений, в моей повести СИЗО и названо тюрьмой.

Впрочем, прочитать повесть будет полезно и тем, кто ведёт и не слишком праведную жизнь и уже внутренне готов к заключению – там вы обнаружите совсем не то, что показывают в сериалах: чтобы сломать человека, не нужно никаких пресс-хат, само нахождение что в тюрьме, что в колонии сделают своё чёрное дело одной обстановкой жизни там. У известного российского шансонье Ивана Кучина, который провёл в заключении около 12 лет, припев одной из своих песен содержит вопрос: «Что страшнее все же, смерть или тюрьма?». В ней нет на него ответа, но для меня тюрьма была смертью всей моей прежней жизни, планам, возможности творить и потерей семьи – из заключения ты выходишь совсем другим человеком. Некоторые – законченными негодяями, и снова возвращаются туда. А Кучин, который был вором, на воле стал популярным бардом. И я по выходе из колонии был уже не тем романтическим рыночником, что до ареста. Я перестал стараться для людей и стал выполнять только ту работу, которые обеспечивали мне сносное существование и возможность заниматься наукой, чтобы публиковать статьи и книги по экономике.

Хотелось также донести до читателя, что романтизация кодекса морали, чести и солидарности тюремного мира не имеет ничего общего с тем, с чем реально встречаешься в заключении. Например, меня сильно избили в камере, хотя по уголовным понятиям старых зэков, даже если они виноваты, вообще нельзя наказывать физически. Но на практике мне предъявляли претензии, что это я поступил против понятий, а не расправившиеся со мной отморозки, т.к. по неопытности искал защиты у администрации, что потом обернулось негативным отношением ко мне до конца срока. С другой стороны, мне там не довелось наблюдать и часто живописуемых по ТВ жестоких расправ в пресс-хатах – в тюрьме всё достаточно буднично, там главный фактор наказания время, бесконечно долго текущее, без видимого движения по твоему делу, которое ты ускорить никак не можешь.

Те читатели, которые в дневнике прочтут про то, как часто у меня были сердечные приступы, простуды и прочие проблемы со здоровьем, могут засомневаться в том, что заключение сильно подорвало моё здоровье, если я описываю это через 25 лет, пребывая уже в довольно преклонном возрасте. Значит, там было не так уж и плохо? Опровергать с пеной у рта не стану, просто сошлюсь на примеры долголетия жизни известных людей. Например, философ и вольнодумец Вольтер с юности страдал многими заболеваниями, но прожил почти 84 года. Он придерживался принципа, что труд должен доставлять наслаждение: "только работа избавляет нас от трех великих зол: скуки, порока и нужды", а также считал, что её надо сочетать с физическими упражнениями. Так и я неукоснительно следовал этим принципам: никогда не пил, не курил, с юношеского возраста занимался то гимнастикой, то велосипедом, то лыжами и коньками, то настольным теннисом и туризмом. И даже когда держал в тюрьме 13-ти дневную голодовку, каждый день делал зарядку. Творчество – вот главное условия долголетия. Томазо Кампанелла тоже дожил до почтенного возраста, хотя в тюрьмах пробыл не в пример мне дольше – 27 лет и вынес жесточайшие пытки на дыбе, потому что он, движимый идеями улучшить мир, даже находясь в нечеловеческих условиях, искал и находил возможности творить. Так ведь и у меня основные идеи по реформирования денежного обращения зародились в тюрьме, именно оттуда я написал статью о законах финансовых пирамид, писал письма и обращения председателю Центрального банка Геращенко и другим руководителям страны. И сейчас, несмотря на возраст, продолжаю работать – продвигаю свою теорию денег в научную среду, выступаю с докладами на конференциях и форумах, публикую статьи, веду свой блог …

На возможности заниматься работой и творчеством после освобождения повлияло и то, что вместе со свободой я получил возможность вовремя получать нужную медицинскую помощь, и в итоге стал как дедушка-трансформер: в центральной вене у меня стоит кавафильтр, кардиостимулятор регулирует ритм сердца, а вставная челюсть позволяет жевать. Я перенёс 10 хирургических операций, и только 2 из них пришлись на дотюремные годы. Ковидом я дважды переболел вместе с женой, но в лёгкой форме, потому что делали всё возможное для укрепления естественного иммунитета. Но, конечно, старение организма идёт неотвратимо. И если я раньше ежедневно проходил 8-10 км в день, мог отжиматься и приседать, то теперь уже хорошо, если осилю половину прежней прогулки, а от силовых упражнений давно пришлось отказаться. Вы когда-нибудь испытали, как из вас вытекает ручьём кровь? Я такое пережил – два года тому назад к утру резко подскочило давление и из носа стала хлыстать кровь. Скорая, больница – остановили кровотечение. Но не устранили полностью, чуть что не так, снова кровит из носа, хотя не так сильно. Усталость, скачущее давление, неровный сон тоже не дают возможности трудиться так как раньше. А сколько у меня планов! Главное, успеть бы основное – издать учебник по теории денег, предложить миру свою теорию роста …

И последнее, но очень важное замечание: повесть написана спустя более четверти века после описываемых событий. Все его участники выведены под своими настоящими именами и фамилиями, но я нисколько не опасаюсь встреч ни с бывшими сокамерниками, ни с потерпевшими. Когда меня судили, в зале висела тяжкая атмосфера ненависти, которая разряжалась проклятиями в мой адрес, когда меня выводили из зала суда по окончанию каждого заседания. Но ведь не один из них не встретил меня где-то в тёмном переулке и не приставил нож к горлу: «Верни мои деньги, мошенник!». Вероятно, поняли, что для того, чтобы не стать потерпевшими, именно они должны были требовать не сажать меня в тюрьму. Да и я вряд ли кого из них узнаю при встрече, всё настолько забылось и стёрлось из памяти, что сам с интересом читал свой дневник. Знаю также, что ещё живы некоторые из тех, кто приложил руку к тому, чтобы усугубить мои тюремные злоключения. Но пусть им Бог будет судия и своя совесть. Я не интересовался – продолжает ли кто-то из них нести службу, мне бы больше хотелось узнать, как по прошествии стольких лет оценивают моё «преступление» так называемые «потерпевшие», по милости которых я оказался в тюрьме. Помогло ли им требование самого жёсткого наказания для меня? И поняли ли они, наконец, что вернуть им деньги мог только я, находясь на свободе?

И небольшое пояснение. В описании некоторых диалогов используются считающиеся нелитературными матерные выражения, и вроде мне, учёному, это не к лицу. Да, не к лицу, я сам не матерюсь, и потому, многократно возвращаясь к написанному, старался по максимуму избегать использование мата, хотя пришлось буквально жить в его атмосфере, оставив скабрёзные выражения только там, где иначе дело или ситуация выглядели бы совсем по-другому. Ну, книга и так имеет пометку 18+, она исключительно для взрослых.

Пролог

"Отыщи всему начало

и ты многое поймёшь".

К. Прутков

Итак, как я оказался в тюрьме? Что меня довело до жизни такой?

А дело было так.

Как вы знаете, в начале 90-х страна резко встала на путь капиталистической трансформации, а потому работы по хозяйственному расчёту экономической лаборатории главка нашего министерства, которой я руководил в то время, оказались никому не нужными – у всех стоял вопрос как выжить в новых условиях, а не о внедрении современных экономических методов (хотя, возможно, как раз они и потребовались бы …). Пришлось думать, где искать работу – экономисты оказались в первом ряду тех, от кого поспешили избавиться на заводах и в НИИ. Так что надо было идти торговать Сникерсами и барахлом на рынке или заниматься операциями с недвижимостью. Я выбрал последнее и зарегистрировал ИЧП. Удача сопутствовала мне: мой однокурсник был начальником БТИ, где в ту пору регистрировались все сделки, разрешил мне открыть у себя офис. И дело пошло так споро, что я один перестал справляться, у меня появились помощники и стал складываться коллектив. Однако, и текучка была не позавидуешь – не успевал какой-нибудь брокер освоиться и оглядеться, как начинал работать на себя. То есть, офис, телефон, база данных были общие, а он, как мелкий воришка, гонорар от сделки клал себе в карман, получая, кроме того, у меня и зарплату. Таких я сразу выгонял, однако потом многие встречались мне в качестве хозяев собственных агентств, т.е., всё же у меня была неплохая школа, только я от этого ничего не имел ….

Но не всё шло гладко, как вроде следовало из констатации первых успехов. Что ещё мешало работе? Срывались многие сделки, и просто потому, что пока обсуждались детали, собственник поднимал цену, т.к. рост цен в 1992 году был просто запредельный – 2509%. Но я же был типичный совок, и даже в ту пору рыночных отношений у меня в подкорке глубоко сидел известный принцип: «Прежде думай о Родине, а потом о себе!». Поэтому, наблюдая, какой урон людям наносят скачки цен в жилищном строительстве, я подумал: надо им продавать квартиры не целиком, а по метрам в текущих ценах, которые так и останутся приобретёнными метрами, которые они будут добавлять к ранее купленным. У нас был хорошо налажен мониторинг цен на квартиры, и мы знали, что почём и где, в каком районе, сколько стоит квадратный метр жилья и как меняется рыночная конъюнктура. Но чтобы система по-метражного выкупа жилья, как я её назвал, могла начать работать, нужна была фирма-посредник, которая, суммируя взносы своих клиентов, покупала бы квартиры по ценам рынка на себя, а вкладчикам выдавала жилищные сертификаты (ЖС), удостоверяющего их право собственности не на квартиру, а на обезличенные метры. А когда тот или иной из них накапливал ЖС на целую квартиру, переоформлять квартиру фирмы в собственность клиента. И в этом случае его семья получала бы квартиру по цене, которая была в несколько раз ниже рыночной цены, т.к. первые метры приобретались значительно дешевле, чем при новых ценах на квартиры, которые выросли за время, прошедшее с этого момента.

Реализация такой идеи, какой бы заманчивой она не казалась, была не по силам маленькому агентству – нужен был солидный первоначальный капитал. Я стал искать соучредителей, чтобы создать акционерное общество, и мне удалось привлечь в него достаточно влиятельных людей Пензы: управляющего банком «Пенза» А.Г.Котломина, начальника Облстатуправления С.И.Дёкина, гендиректора страховой компании «Аско» (фамилию не помню, а сейчас этой фирмы нет), директора НИИ В.П.Сафронова, и ещё ряд юридических и физических лиц, которые все вместе на момент его образования внесли свои личные средства, образовав уставной капитал в размере 1 млн рублей. Разумеется, больше всего внёс я, и так появилось на свет акционерное общество «Торговля недвижимостью и инвестиции», сокращённо «ТоН-Инвест». А я, как инициатор его создания, был избран генеральным директором. Почему меня поддержали? Потому что для того времени я предложил очень удобную для людей схему, ибо тогда накопить на квартиру было практически невозможно – не успеешь получить деньги, как они тут же обесценивались. А вот стоимость каждого приобретённого метра росла вместе с инфляцией. Поэтому для клиента было экономически выгодно покупать квартиру метрами по текущей цене, а мы ещё и льготу предоставляли: когда он набирал таким образом на 60% площади квартиры, то получал право на заселение, продолжая выплачивать оставшиеся 40%². У 60 клиентов, купивших ещё только по 1 кв м, не было права получить квартиру, зато ТоН-Инвест, сложив полученные деньги на 60 кв м, уже мог приобрести 1-комнатную квартиру и поставить себе на баланс. Наши клиенты имели также ещё одну льготу – их деньги не пропадали в случае расторжения договора: их мы возвращали по рыночной стоимости квартир на день возврата, что многие и делали, используя нашу фирму как сберегательную кассу.

Но почти год созданное ЗАО работало просто как агентство недвижимости, лишь предлагая покупать жильё квадратными метрами, и только к середине 1994 года, когда мы реально стали давать квартиры и возвращать клиентам деньги с учётом роста инфляции, утро у нас начиналось с очереди и вечером заканчивалось ею – люди несли и несли деньги. Среди них были две категории клиентов: те, кто действительно хотел улучшить свои жилищные условия, и те, кто просто спасал свои небольшие сбережения от обесценивания, покупая жилищный сертификат, чтобы продать его через некоторое время по рыночной цене. Первые были настроены делать долгосрочные вклады, накапливая купленные метры жилья, а вторые вносили деньги нерегулярно, но суммируемый их остаток позволял нам инвестировать их в приобретение квартир.

Пик нашей деятельности пришёлся на 1994 год и первую половину 1995 года. И каковы полученные результаты? За 2,5 года, вплоть до моего ареста в апреле 1996 года, 154 семьи получили квартиры, а более чем 800-м вкладчикам были возвращены вложенные средства, да ещё с индексацией, причём в уголовном деле фамилии всех этих клиентов, как ни странно, есть. Но почему же такое хорошее начинание закончилось крахом? Беда пришла откуда её не ждали – в стране вместе с МММ насчитывалось около 1700 других финансовых пирамид, и вслед за арестом Мавроди в августе 1994 года их организаторы один за другим стали закрываться, прекратив возвращать деньги своим клиентам. Мы же как ни в чём не бывало продолжали принимать деньги и выдавать жилищные сертификаты на квадратные метры, и у нас в офисе всё также стояла очередь в кассу. Но к лету 1995 года она постепенно стала редеть, а другая очередь, за возвратом денег, расти. Образовался кассовый разрыв, потому что стали приносить меньше, чем надо было возвратить. И вот тут-то на нас и обратило внимание областное руководство.