Loe raamatut: «Заповедь Варяга»
Часть 1
ВАРЯГ, ЛОВИ ЗОЛОТУЮ ПУЛЮ!
Глава 1
ПРИЕХАЛИ, СЭР, – ТЮРЬМА!
Любезно улыбнувшись, стюардесса наконец пригласила пассажиров на выход, и Нестеренко в числе первых шагнул в открытый люк. Едва ступив на трап, он понял, что одет не по погоде. В Москве было пасмурно и бушевал ливень, старенький черный плащ пришелся там весьма кстати, но здесь, в Нью-Йорке, стояла самая настоящая жара. Нестеренко улыбнулся, подумав о том, что раньше всегда привозил за собой слякотную погоду. Да уж, меняются времена...
В общем потоке прибывших Нестеренко сошел с трапа и уверенно направился к микроавтобусу, стоящему неподалеку. В Америку Нестеренко прибыл уже в третий раз.
Первое свидание с этой страной состоялось много лет назад, когда он, будучи молодым ученым, побывал на Конгрессе по международному праву. Вернувшись из поездки, он месяц не мог отойти от навалившихся впечатлений. Лежа на диване, заложив за голову руки, он неделю разглядывал мелкие трещинки на низком потолке в душной и затхлой коммунальной квартире, куда сумел прописаться почти сразу после освобождения.
Его вторая встреча с Америкой произошла около десяти лет назад. Тогда вдруг неожиданно выяснилось, что в Чикаго проживают дальние родственники Нестеренко по материнской линии. Опасаясь своего дворянского происхождения, они выехали из Санкт-Петербурга почти сразу после Октябрьской революции. Нестеренко не без интереса всматривался в своего вновь обретенного двоюродного брата, еще крепкого мужчину, огромными темно-карими глазами напоминавшего давно уже усопшую бабушку. В тот раз он не без труда справился с искушением поменять грешную родину на уют и благополучие американской столицы, где ему неожиданно предложили работу. За время своего второго пребывания он успел полюбить эту страну, ему даже показалось, что он связан с ней какими-то мистическими узами. Если у него и была первая жизнь, то наверняка он провел ее где-то на Диком Западе.
Сейчас он прилетел сюда уже в третий раз.
Нестеренко прибыл в Нью-Йорк без своего обычного сопровождения. Как правило, оно состояло из двух-трех телохранителей, сейчас же Нестеренко путешествовал в одиночестве, причем по гостевой визе. И для большинства окружающих был одним из многих чудаков, которые ради собственного удовольствия разъезжают по миру и, не скупясь, тратят пенсионные накопления, чтобы взглянуть на чужой быт хоть одним глазком.
С недавних пор присутствие охраны стало сильно угнетать Нестеренко. Он стал всерьез подумывать о том, чтобы запереться в крепеньком особняке, в котором можно было бы прожить остаток дней в окружении любимых книг...
Двери автобуса бесшумно распахнулись, и пассажиры, вполголоса проклинающие влажную жару, ступили на асфальт. Вместе со всеми, с черным плащом, перекинутым через руку, вышел и Нестеренко. В небольшом магазинчике аэропорта он купил ворох газет, бегло просмотрел их: они по-прежнему бойко продолжали комментировать события, произошедшие два дня назад неподалеку от коттеджа главы местной мафии. Было видно, что журналистов практически не интересует ни надвигающийся циклон, ни открытие баптистской церкви, а встреча лидеров государств в одном из столичных городов Европы и вовсе заняла последние полосы газет. Нет, гораздо больше пишущую братию интересовала пара неопознанных трупов, найденных у дома «крестного отца».
Таксисты терпеливо дожидались клиентов, лениво развалившись на мягких сиденьях своих автомобилей, и через прозрачнейшие стекла с надеждой посматривали на каждого пассажира, покидающего прохладный зал аэропорта. Нестеренко вышел одним из последних. Он лениво поднял палец, и тотчас к нему подкатил «Форд», за рулем которого находился крупный мускулистый негр с кожей цвета крепкого кофе. Улыбнувшись, он профессиональным взглядом оценил пассажира и радостно воскликнул через открытое окно:
– Вам куда, мистер?
– В городскую тюрьму.
– О!.. Глядя на вас, я бы предположил, что вы пожелаете направиться прямехонько в Сенат! Теперь-то я понимаю, как ошибся!
Не удержавшись, Нестеренко громко расхохотался в унисон с шофером и, распахнув дверь, удобно расположился на заднем сиденье. Всю дорогу шофер без умолку болтал о разных пустяках; он вспоминал свою давнюю подружку, которая променяла его на белого парня, рассказывал о том, как впервые попробовал марихуану, и взахлеб делился своими планами относительно внезапного выигрыша в миллион долларов, на который надеялся с непередаваемой детской наивностью. Из приемника надрывно орала неизвестная рок-звезда, и у Нестеренко уже не единожды возникало желание отключить этот осипший голос, да и самого шофера, если бы такое оказалось возможным.
Наконец, к явному облегчению пассажира, такси добралось до места назначения. Возникшее перед Нестеренко здание ничем не напоминало тюрьму. Современное, красивое, даже помпезное. Если бы не знать, что за его стенами содержатся опасные преступники, можно было бы запросто предположить, что это элитный пансионат для пенсионеров.
– Это и есть тюрьма, сэр, – лихо притормозил автомобиль перед самыми воротами шофер. – Советую вам не задерживаться в ней больше двух лет, иначе вам покажется там скучновато. Ха-ха-ха!
– Я учту твой совет, дружище. – С этими словами Нестеренко небрежно бросил на сиденье стодолларовую купюру.
– О! Сэр, за такую сумму я согласен ждать вас весь срок. Через годик я буду стоять на этом же самом месте. Ха-ха-ха! – продолжал веселиться чернокожий.
– Договорились, – сдержанно улыбнулся Нестеренко и мягко прикрыл за собой дверь. Не оборачиваясь, он направился к зданию тюрьмы.
По его губам скользнула лукавая улыбка. Это была первая тюрьма, куда он входил по собственной воле.
* * *
В комнате ожидания, расположившись на стульях, сидели трое мужчин. Мельком глянув на них, Нестеренко с горечью подумал о том, что заморские порядки сильно отличаются от правил в российских зонах, где за свидание с отцом дочь должна расплачиваться собственным телом.
– Сейчас его приведут, – сказал появившийся сержант, обратившись к Нестеренко. – Но у вас мало времени...
Нестеренко пришлось немало потратиться, чтобы добиться этого свидания. Только на первый взгляд неискушенному человеку могло показаться, что американская фемида слепа и следует только букве закона, на самом деле многое здесь зависело от большого числа мелких чиновников, каждый из которых имел семью и хотел неплохо жить. А потому основная задача мудрых людей, заинтересованных в том, чтобы система работала в их пользу, заключалась в том, чтобы угадать место, где шестеренки государственного механизма были особенно скрипучими, и вовремя «смазать» их долларами. Такая «смазка» заставляла машину провернуться нужным образом. Нестеренко удалось сделать это, хотя, надо признать, не без труда. Пришлось заинтересовать весьма серьезных людей, с чьими именами все поневоле были обязаны считаться. Когда-нибудь они тоже обратятся к нему с серьезной просьбой, и академик будет вынужден употребить все свое влияние, чтобы вернуть им долг.
Через несколько минут действительно привели Варяга. Егор Сергеевич не без боли отметил, что за время, прошедшее после их последней встречи, Владислав сильно осунулся, а на впалых щеках прорезались длинные глубокие морщины, которые добавили к его возрасту, по крайней мере, еще пяток лет. Собеседников разъединяло толстое пуленепробиваемое стекло, однако ощущение было такое, что между ними пролегла гораздо более серьезная пропасть, равная нескольким годам разлуки.
Нестеренко занял один из стульев, Владислав присел напротив. Взяв телефонную трубку, Нестеренко вместо приветствия произнес:
– Ты слишком похудел, мой мальчик.
Варяг сдержанно улыбнулся:
– В отличие от российских тюрем здесь неплохо кормят. Просто у меня совсем нет аппетита. Тебе, наверное, недешево обошлось свидание со мной.
– Не будем об этом, – сказал Нестеренко. – У тебя есть что сказать?
– Накопились вопросы, на которые я никак не могу получить исчерпывающих ответов.
– Спрашивай, мой мальчик, я постараюсь тебе помочь.
– Мой первый вопрос: как Света? Она ни разу не была у меня, и я даже не знаю, где она и что с ней. – Нестеренко лишь слегка смежил веки. – И почему меня, наконец, не отпускают, ведь даже полиции известно, что Монтиссори я не убивал? – Умные серые глаза ненадолго застыли на похудевшем лице Варяга, а потом Нестеренко произнес:
– Ты отказался от адвоката.
Владислав отрицательно покачал головой:
– Это не отказ, это протест!
– А теперь выслушай меня, Владислав, внимательно. Со Светой все в порядке. Сейчас она находится под охраной твоих ребят в очень надежном месте, так что не переживай. Не стоит мне возражать, Владислав!.. Мы не можем рисковать ею, а тем более ребенком. А что касается вопроса, почему тебя не отпускают... Все очень непросто. В этой стране все намного сложнее, чем ты себе представляешь. Теперь они не предъявляют тебе обвинение в убийстве Монтиссори.
– Тогда кого же они обвиняют? Сержанта?
– Труп не был найден! Может, Монтиссори и не был убит. Полиция решила задержать тебя совсем по другой причине.
– В чем там еще дело? По какой такой еще причине?!
Лицо старика оставалось спокойным. Казалось, он не обращал на беспокойство Варяга никакого внимания. Он слегка наклонил голову и проговорил:
– Не кипятись, выслушай меня спокойно. В Америке пресса давно раздувает слухи о засилье русской мафии. Так вот, все газеты в один голос вопят о том, что ты один из боссов преступной организации русских. Думаю, что уже завтра утром они выдвинут против тебя новое серьезное обвинение.
Варяг помолчал, обдумывая услышанное, а потом негромко произнес:
– Они могут отпустить меня под залог?
– Власти считают тебя очень опасным преступником. И это просто чудо, что мне удалось добиться с тобой свидания. Ты закрыт для всех. А по поводу залога... Очень сложный вопрос. Я уже прорабатывал этот вариант и пытался договориться на очень высоком уровне, – академик возвел взгляд к потолку, тем самым давая понять, до каких вершин ему удалось достучаться. – Но ты сейчас в центре внимания, о тебе пишут столько же, сколько разве что о президенте Соединенных Штатов. Так что, надеюсь, тебе не нужно объяснять, какая проблема передо мной возникла?
– А если предложить им очень большой залог?
Нестеренко печально улыбнулся:
– Пока это не работает. Я предлагал им такой залог, который сопоставим разве что с годовым бюджетом небольшого государства. Однако они не согласились даже на это.
– Неужели ничего нельзя придумать? На воле у меня осталась масса незавершенных дел. – В голосе Варяга не было ни малейшего намека на отчаяние, а только желание услышать ответ.
– Не волнуйся, мой мальчик, я использовал далеко не все свои рычаги, – неожиданно улыбнулся Нестеренко и добавил: – А как ты знаешь, крапленого туза всегда оставляют на конец игры.
– Вы уверены, что ваши рычаги сработают? – озабоченно осведомился Варяг.
– Я твердо тебе обещаю, что сделаю все возможное... и даже невозможное для того, чтобы ты вышел отсюда, – искренне пообещал Нестеренко.
– Однако я реалист и привык трезво смотреть в лицо действительности. В худшем варианте какой срок ожидает меня?
Нестеренко не отвел глаз и ответил вполне спокойно:
– О худшем варианте говорить не стоит. Ты же сам знаешь, что мы тебя не сдадим. У тебя будут серьезные адвокаты, люди с именем, со связями...
– Я хочу знать правду, – жестковато произнес Владислав.
– Правду, говоришь, – задумался академик, как если бы решал трудную аналитическую задачу.
– Да.
– Хорошо. Правда такова, что тебе грозит не менее двадцати лет тюрьмы, мой мальчик. Даже для такого молодого человека, как ты, это очень большой срок. Поэтому дела твои обстоят очень серьезно. Ты раскрыт. И теперь для всех ты не доктор Игнатов, а вор в законе по прозвищу Варяг.
– Вот оно как!
– Удивляться, думаю, не стоит. Ты устроил такой переполох от Санкт-Петербурга до Владикавказа, что об этом до сих пор говорит вся Россия. Тебе часто приходилось появляться в многолюдных местах и называть свою кличку, вот и произошла утечка. Мне думается, что ты был засвечен на сходняке в Австрии. Кто это сделал, нам еще предстоит выяснить. А теперь крепись и надейся, что все обойдется.
– Есть ли надежда, что меня переправят хотя бы в российскую тюрьму?
Нестеренко улыбнулся отеческой улыбкой и мягко спросил:
– Тебе здесь плохо живется? Может быть, не так сытно кормят, как хотелось бы?
– Вам я могу сказать правду. Я не привык быть вторым ни на воле, ни в тюрьме, однако здесь я всего лишь один из многих зэков. Приходится начинать все сначала. Мне нужно время, чтобы достигнуть того положения, что я имел в российской тюрьме. К тому же здесь совершенно другие порядки, чем у нас.
– Я тебя понимаю, Владислав, и попытаюсь сделать все, что смогу. Обещаю... что сделаю даже больше! Беда состоит в том, что тебя взяли не в самое благоприятное время. Истерия, слухи о бессилии президента затронули самые верхние эшелоны власти, и сейчас силовики предпринимают очередной натиск на воров в законе. Твой же случай особый, он находится в поле зрения прессы, и вряд ли следует ожидать перемен в ближайшее время.
– Спасибо за откровенность, Егор Сергеевич.
– Я еще не все сказал... Ты должен беречь себя, мой мальчик. Ты нужен нам, и я очень беспокоюсь за тебя. Пока ты находишься здесь, тень покойного Монтиссори будет дышать тебе в спину. Прошу тебя, будь очень осторожен. Американские тюрьмы, несмотря на внешнюю гуманность, мало чем отличаются от наших самых беспредельных «сучьих» зон, и за хорошие деньги здесь могут вспороть живот любому.
Появление Нестеренко в Америке оказалось для Варяга большой неожиданностью. Вообще-то старик не любил покидать свой огромный уютный кабинет с обилием мудрых книг. Крайне редко Егор Сергеевич выезжал даже на многочисленные конференции. Поэтому вояж за Атлантический океан следовало воспринимать как нечто экстраординарное. Этот человек ничего просто так не делал, и, если уж он пустился в такое далекое путешествие, значит, поступить по-другому было невозможно. Скорее всего, он рассчитывал одним только своим присутствием оградить Варяга от надвигающейся беды. Нестеренко действительно умел это делать, как никто другой. Именно он учуял опасность, таившуюся в Сержанте, и подсказал, что следовало бы держать киллера на коротком поводке, как поступает осторожный хозяин, когда выгуливает бойцовскую собаку. Именно старику принадлежала идея с внезапным исчезновением Варяга и воскрешением его в Америке в качестве хозяина российского общака. Егор Сергеевич обладал незаурядным аналитическим мышлением и, подобно опытному гроссмейстеру, мог предвидеть ситуацию за несколько ходов вперед, а в случае необходимости находил способ нейтрализовать ее. Нестеренко имел крепкие связи практически на всех уровнях власти, и значительная часть денег шла именно на укрепление дружеских отношений. Благодаря незаурядной способности распахивать без стука двери самых высоких кабинетов Нестеренко легко получал информацию об очередной смене экономического курса. Всегда знал, где вложенный рубль принесет десятикратную прибыль. В зависимости от политической погоды ценности менялись, и Россия разрушающим циклоном вклинивалась в экономический климат западных держав. В зависимости от конъюнктуры Россия вдруг меняла свои привязанности, как молодая куртизанка любовников. Не воспользоваться этим обстоятельством было бы грех! Если президент заигрывал с канцлером, то ставку полагалось делать на нефть, и даже бочка мазута приносила немалую прибыль. Если вдруг пресса лестно отзывалась о японском премьере, то каждый килограмм цветного металла приравнивался к золотому яичку. Если парламентские делегации зачастили на Ближний Восток, то более выгодного бизнеса, чем продажа оружия, не существовало.
Значительные связи у Нестеренко были и в ФСБ. Как правило, со многими из отставных генералов его связывали десятилетия крепкой дружбы, которая и с годами не ослабела. К людям в погонах академик обращался только в крайнем случае, когда нигде не находил нужную информацию. Даже продолжая нянчить внуков, генералы не растеряли своего влияния и, конечно, не отказывали старику в любезности. ФСБ умела быть всепроницающей. Своих информаторов они держали во всех органах власти: в МИДе, кабинете министров. Даже аппарат президента находился под их пристальным вниманием. В последние годы спецслужбы заинтересовались мафиозными кланами, учитывая, что в их руках сосредоточена немалая экономическая и политическая власть. Практически во всех крупных мафиозных кланах ФСБ имела своих людей. Некоторые мафиозные семьи специализировались на краже технических изобретений. Это был весьма неплохой бизнес, доход от которого успешно конкурировал с продажей оружия. Многие «секреты» уплывали из России за океан, а сытые западные мафиози даже не подозревали о том, что кормятся из рук российской разведки. Варяг был убежден, что опасения Нестеренко не напрасны. Возможно, сработал один из его каналов, и беспокойство за своего воспитанника заставило академика покинуть полумрак уютного кабинета.
Варяг улыбнулся, и морщинка на правой щеке, словно шрам, врезалась глубоко в кожу.
– Спасибо за предупреждение, Егор Сергеевич. Я учту!
Варягу неожиданно вспомнилось, что вчера вечером во время прогулки один негр поигрывал длинной заточкой. Это была явная демонстрация силы. Возможно, она была рассчитана именно на Варяга, в качестве акта устрашения. Варяг тогда неторопливо прошел мимо. Он не мог поступить иначе, осознавая, что правила поведения в российских и американских тюрьмах во многом схожи. И дрогни он хотя бы на миг, как об этом мгновенно узнают остальные зэки. Владислав всегда помнил, что чаще всего в драке побеждает не тот, кто сильнее, а кто тверже духом. Варяг осознавал, что не свернул бы даже в том случае, если бы пришлось прорываться с боем. Обернуться он не пожелал, но затылком ощутил тяжелый враждебный взгляд.
Тем временем дежурный сержант вежливо улыбнулся Нестеренко и почти сочувствующим голосом сообщил, что свидание закончено. По его взгляду следовало предположить, что он считал себя виноватым, и Варяг с улыбкой подумал о том, как это не похоже на российские следственные изоляторы, где даже первогодок-«краснопогонник» ощущает себя всемогущим повелителем.
– Я буду рядом, – пообещал Нестеренко. – И не уеду до тех пор, пока не вытащу тебя отсюда.
– Попробуйте перетащить меня в Россию, – в голосе Владислава послышались просительные нотки, что происходило крайне редко. – Даже отечественное дерьмо в подворотнях воняет куда приятнее, чем сортиры в американских тюрьмах, – вполне искренне добавил он.
– Просто так тебя не переведут, – отрицательно качнул головой Егор Сергеевич. – Как бы там ни было, ты не должен признаваться ни в каких противозаконных действиях на территории Штатов. В противном случае тебя будут судить здесь, и бороться за тебя будет куда труднее. Утверждай, что преступления совершались в России. Признайся хоть в убийстве, хоть еще в чем-нибудь...
Варяг поморщился:
– Брать на себя мокруху? Что-то мне не в масть!
– Ладно, этот вопрос мы потом проработаем с адвокатами пообстоятельнее. Как они подскажут, так и сделаем, – перебил его Нестеренко.
– Хорошо.
– С американцами очень трудно сейчас договориться, они крайне несговорчивы. Наши арестовали их агентов. Произошло некоторое охлаждение. По старой дружбе, конечно, могут вернуть тебя. Хотя у тебя немало недоброжелателей и в России. Я думаю, что тебя попытаются там убить. Но ничего, прорвемся. Все-таки в наших судах можно будет от всего откреститься.
Егор Сергеевич Нестеренко был крупной фигурой. Даже на воровских сходняках Владислав постоянно ощущал его скрытое присутствие. Все время казалось, что академик возвышается где-то за его спиной и своей величественной тенью накрывает половину собравшихся. Обычно Егор Сергеевич знал все решения и диспуты на сходняках до мельчайших подробностей. У него были какие-то свои тайные источники, лукавить с Нестеренко было так же бесполезно, как начинающему шахматисту пробовать переиграть гроссмейстера.
Нестеренко никогда не говорил всей правды. Он умел скрывать ее за глубокомысленным молчанием и пространными рассуждениями о нелепости человеческого бытия. Его мозг напоминал матрешку, которую невозможно было разобрать до конца. Поначалу думалось, что воровская жизнь для него была всего лишь данью далекой соловецкой молодости, так сказать, игра подросшего мальчишки. Странная прихоть реализовать свои многочисленные таланты и поиграть в масштабного администратора, распоряжаясь при этом ворами точно так же, как некогда Наполеон своими генералами. И только хорошо узнав Нестеренко, Варяг осознал, насколько был не прав.
Россию Нестеренко рассматривал как некий полигон, на котором он мог воплощать в жизнь свои теоретические разработки. В организации воровского бизнеса он сумел проявить себя просто гениально. Лишь единицы знали о том, что Егор Сергеевич располагал такими суммами, каких не имело даже Министерство финансов. Нестеренко был одним из самых богатых людей России, и если бы он захотел встряхнуть экономику страны до смертельных конвульсий, то сумел бы сделать это в течение одного дня. Но по своей натуре Нестеренко был созидатель, а потому камушек за камушком надстраивал воровской дом. Егор Сергеевич Нестеренко ничего не делал просто так, и даже цепь случайных событий, в которых он участвовал, при ближайшем рассмотрении обретала глубинный смысл.
Помнится, с год назад Варягу показалось, что он увидел в толпе на улицах Манхэттена Ангела, давнего своего приятеля и помощника. Это действительно был Ангел. После того как сходняк в Вене был завершен, Варяг напрямую спросил об этом своего друга. В ответ Ангел лишь улыбнулся, но лукавить не стал.
– Тебе не показалось, Варяг, – отвечал законный, – я действительно тогда был в Нью-Йорке.
Варяг даже не попытался скрыть свое удивление:
– Но почему ты тогда не подошел ко мне?! Мне даже показалось, что ты от меня скрывался!
Ангел не стал увиливать:
– Отчасти это было действительно так. И потом, я знал, что скоро мы с тобой встретимся здесь, на сходняке в Австрии, вот поэтому и не стал беспокоить.
Варяг постарался не показать вспыхнувшей обиды:
– Ах, вот оно что... Тебя ко мне отправил Нестеренко? Проведать, живой ли я?
– Ты проницательный, Варяг, этого у тебя не отнимешь. Умеешь смотреть сразу в суть. Нестеренко меня действительно попросил тебя проведать... Ведь связь с тобой оборвалась, и старик насторожился.
– У меня были трудности! И потом, связь прервалась не по моей вине. Моего связного в Париже убил Сержант, и мне нужно было время, чтобы оклематься и снова заявить о себе.
– Не оправдывайся, Варяг, все уже выяснилось.
– Так, значит, Нестеренко тебе все рассказал?
– Да.
– А мне вдруг показалось, что вы перестали мне доверять.
Ангел смущенно улыбнулся:
– Не обижайся, Владислав, кому же еще доверять, если не тебе.
– Это ты верно заметил.
Появление Ангела в Штатах нельзя было считать случайностью. Владислав не удивился бы, если бы Ангел наставил ему в лоб револьвер и сообщил с приятной улыбкой, что Нестеренко приговорил своего любимого ученика.
– Только я не могу знать всего, – продолжал между тем Ангел. – У тебя с Нестеренко какие-то особые отношения.
Варяг при этих словах нахмурился:
– Тебе показалось.
– А теперь ответь мне откровенно, Владислав, разве не было у тебя желания оставить себе хотя бы часть общаковских денег и зажить этаким добропорядочным рантье?
Варяг немного подумал, прежде чем ответить:
– Мне стоило бы, конечно, оскорбиться... Но тебе я скажу... Не было! Почему об этом ты не спросил на сходняке? Ведь иные могли не поверить в мою искренность.
Ангел печально улыбнулся:
– Отвечаю... Просто не хотел видеть тебя мертвецом. И еще потому, что лучшего смотрящего, чем ты, не сыскать!
Многим Варяг казался гигантом, на плечах которого стояла не только общаковская касса, но и весь механизм добывания денег. Каждый из воров, собравшихся в Австрии, понимал, что замена этой фигуры болезненно отразится на благосостоянии общака. Если подобное все-таки случится, то уже через пару месяцев касса общака станет напоминать разоренный улей, куда запустил когтистую лапу медведь-батюшка.
– Спасибо, не ожидал... А Нестеренко что говорит по этому поводу? – спросил Варяг.
– Старик сказал мне, чтобы я поддержал тебя на сходняке, – незамедлительно ответил Ангел.
– Понимаю...
– И еще вот что, Владислав, Нестеренко хотел бы тебя видеть.
– Когда?
– Извини, что я не сказал тебе об этом раньше, но в кармане у меня лежит билет на твое имя. В Москву ты должен вылететь завтра.
– А не боишься, что сегодня ночью я улечу, например... в Мексику? – прищурился Владислав.
– Теперь я буду более бдителен, чем в прошлый раз... – серьезно отвечал Ангел.
Разговор этот до сих пор сохранялся в памяти смотрящего, как будто произошел только вчера. Теперь он всплыл в его сознании, словно напоминание о том, что с Нестеренко держаться нужно более чем осторожно, какими бы хорошими ни были в данный период времени отношения между ними.
Из комнаты свиданий Нестеренко уходить не спешил. Терпеливо ждал, когда выведут Владислава. Варяг махнул на прощание рукой и, сопровождаемый конвоиром, вышел. Когда-нибудь он напомнит академику о давнем разговоре.
* * *
Три дня назад на свидание к нему пришел Сивый. Он рассказал, что теперь вместо почившего Альберта Монтиссори во главе клана встал его приемный сын, Луиджи Гобетти. Но их бизнес, несмотря на все старания Луиджи, больше напоминает корабль с дырявым днищем. Многочисленные недоброжелатели нового дона, казалось, только и дожидались того дня, когда какой-нибудь отмороженный продырявит и его холеную голову. Вот тогда сообща и без потерь можно будет быстро разодрать на куски некогда могучую империю.
В одночасье семья Монтиссори лишилась самых прибыльных мест на Атлантическом побережье: китайская мафия наняла убийц из Триады, которые вырезали боевиков в стриптиз-баре; якудза, сменив учтивые поклоны на самурайский оскал, расстреляли помощника Монтиссори – Карло Скальоне. Сумели организоваться даже тихие безропотные вьетнамцы, изуродовав несколько парней дона Альберта, явившихся в их квартал для получения ежемесячной дани. Сивый, торжествуя, рассказывал о том, что империя Монтиссори расползалась, как ветхая рубаха. Каждый из его многочисленных кузенов стремится вырвать и для себя хотя бы небольшой бар, и если старший сын Луиджи не проявит необходимой жестокости, то от прежнего состояния дона останется лишь горсть мелочи.
Варягу интересно было знать все. Он подробно расспрашивал, как в этом переделе участвует Грациани. Старик, как выяснялось, тоже не бездействовал – через совет семей он сумел добиться благословения донов на устранение «лейтенантов» Гобетти. А когда отстрел состоялся, он перевел на счета их семей три миллиона долларов и целую неделю молился в церкви. Грациани рассчитал верно. Устранение ключевых фигур в бизнесе Гобетти должно было стать последним ударом по могуществу клана и нанести ему такой урон, какой может сравниться только с торпедной атакой на утлое суденышко. Семье больше никогда не подняться, и она растворится в итальянских кварталах. Конечно, наиболее перспективных бойцов он возьмет себе. Пускай стараются! В этом случае у них появляется неплохая возможность сделаться со временем даже «солдатами». Сивый рассказал и о своих делах. Он был надежный малый, умел не только хорошо организовать дело, но и четко контролировать выполняемую работу. Варяг был уверен, что запущенная им машина движется с нарастающей скоростью, ежеминутно пополняя кругленькой суммой российский общак. Кроме того, Сивый обладал могучей энергией и умел работать не только сам, но и подгонять других, а система штрафов, введенная Варягом, даже на самого нерадивого действовала отрезвляюще. Посмел опоздать на сход – штраф! Выполнил неточно приказ – штраф! Отстрелялся в тире в молоко – опять штраф! Но вместе с тем было введено и поощрительное жалованье за каждую удачно проведенную операцию, и многие из гвардии Варяга через год службы ощущали себя вполне состоятельными американцами.
Даже через толстое стекло Варяг ощущал, что Сивый чего-то недоговаривает, его белесые глаза были наполнены такой тоской, как будто бы он заглядывал в лицо убиенному другу.
– Ты что-то хочешь еще сказать? – не выдержал наконец вялотекущего разговора Варяг.
– Да... Тебе грозит опасность. Этот сучонок... сын Монтиссори, Луиджи, нанял убийцу, – посмотрел в сторону полицейского Сивый.
Краснощекого офицера Макса, стоящего у перегородки, мало интересовало содержание их разговора, он думал об отпуске, который решил провести в Европе в обществе прехорошенькой фотомодели. Правда, приятели предупреждали его, что девушка одаривает своими ласками не только его. Но Макса, по большому счету, это интересовало мало. За свои тридцать пять лет он впервые встретил такую пылкую любовницу и отказаться от ее умелых и горячих ласк мог только под дулом пистолета.
– Откуда тебе это известно? – понизил голос Варяг.
И тоже перевел взгляд на счастливое лицо копа, который уже видел себя прогуливающимся по берегу Сены.
– Я купил информацию у человека, который освободился из этой тюрьмы два дня назад.
– Как ты на него вышел?
– Он сам меня нашел.
– Как зовут человека, который должен убрать меня?
Сивый пожал плечами:
– Этого он мне не сказал.
– Он белый? Черный?
– Он сказал мне, что в эту тюрьму его перевели не так давно. Но он латинос! Высокого роста.
– Ладно, попробую разобраться.
Варяга не мог усыпить почти курортный режим американской тюрьмы, он знал, что утрата бдительности может стоить ему жизни, а потому держался как туго закрученная пружина, готовая в любую секунду стремительно разжаться. Возможно, зэки обходили его стороной не только потому, что от него ощутимо веяло скрытой угрозой. Но еще и оттого, что по независимости, с которой он держался, все угадывали в нем человека, знакомого с неписаными правилами тюрьмы.
Неприятность случилась во вторую неделю его пребывания в тюрьме. Десять дней он делил камеру с худощавым метисом Вилли. Это был невыразительный жилистый субъект, специализировавшийся на кражах в аэропортах и на железнодорожных вокзалах. В России его прозвали бы «чемоданником». Такие люди крайне редко берут в руки нож, разве что в исключительных случаях, а потому в его обществе Варяг чувствовал себя в относительной безопасности. Тюрьму такие типы воспринимали как некоторое временное неудобство в трудной и рискованной профессии вора. Самое большее, на что им хватало отваги, так это ткнуть в удаляющуюся спину полисмена сложенной фигой. Беспокойство Варягом овладело после того, как однажды он обнаружил в качестве своего соседа мускулистого мексиканца по кличке Бык, получившего сто пятьдесят лет тюрьмы за двойное убийство и грабеж. И, надо полагать, это были не единственные его подвиги. Да и не последние!