Loe raamatut: «Летопись Кенсингтона: Кенсингтонский народный фольклор», lehekülg 2

– Нет, – поправился Фредди. – Я сначала беру набор, а потом, положа его на стол, ставлю…

– Забирай! – радостно крикнул Мэй.

– Обратно нет, – поднял палец Фредди. – Я беру набор, выношу его на улицу, возвращаюсь и ставлю стремянку.

– Идет! Идет! – вопил Мэй, думая про себя: «Окно-то! Окно! Хо-хо! Шо-шо!»

– Идет так идет, – сказал Фредди, взял набор, вынес его на улицу, вернулся и принялся тщательно запирать окна.

– Ты это чего? – сердито сказал Мэй, не ожидавший такой подлости от друга.

– Что-то у нас как-то сыро, – со лживой заботливостью сказал Фредди. – Заметьте – по рюмашке я вам не предлагаю, а предлагаю я себе отнесть набор домой, облегчиться, и по возвращении поставить стремянку…

– Да ты с ума сошел! – заревел Мэй. – Я изнемогаю!

– Ничего, – утешил его Фредди. – Я тоже. Если бы ты не был таким упрямым, ты бы уже давно был бы внизу. И мы бы вовсю белили бы. А так ты только себе каку делаешь.

– Нет уж, – уперся Мэй, – ставь сейчас, а то обижусь и не сделаю кота без хлопот.

– Шантажист, – устало сказал Фредди, но все же подставил стремянку. Брайан радостно отпустил руки, но, так как ноги его порядком затекли, он не удержался и с грохотом пересчитал все ступеньки лестницы, после чего остался лежать неподвижно у ног Фредди.

– Сколько? – поинтересовался Фредди.

– Семь, – слабо сказал Мэй. – Фредди, выполни последнюю волю умирающего Мэя.

– Да ради Бога, – сказал Фредди. – Все, что в моих силах.

– Тогда, – начал Брайан. -…

– Все, – подтвердил Фредди. – Кроме венского набора.

Брайанова голова, звякнув, упала на пол. Фред пожал плечами и вышел. Через минуту с улицы раздался его ужасный крик:

– Мерзавцы! Злохвосты! Кто спер набор?

А тем временем масконоситель и Брайан, хихикая и перемигиваясь, запихивали набор под диван. Едва они его успели забросать всякой гадостью, как в дом ворвался Фредди в расстроенных чувствах.

– Где сортир? – заорал он с порога. – Иду прямой наводкой по стульчакам, нажитым неправедным трудом! Огонь! Огонь!

– Нет, Фред! – прижался к его клетчатым ногам Мэй. – Не надо! Оставь в покое мой клозет!

– Да! – рявкнул Фредди. – А мой набор? Кто его спер? Вот кто? – и он вцепился в незнакомца. – Ты украл? Раздавлю, как чипсу!

– Нет, – с достоинством сказал масочник. – Не раздавишь. Неизвестных не давят.

– Маска, – сказал Фредди, водя мизинцем перед носом под полумаской. – Маска, я тебя знаю! Ты – Джим Керри!

– Это я Джим Керри! – всунулся в окно какой-то парень со смешной физиономией.

– Ммухх, – сказал Фредди, с презрением выталкивая ладонью в лицо пришлеца. – Керри, снимай маску, я тебя узнал.

– Да это я – Керри! – вновь всунулся тот. – Вот и паспорт!

– Уйди отсюда, – сказал Фредди, выдавливая его из комнаты тем же способом. – Маска, я знаю твой фильм. Ты там играешь. Я читал в «Передовом ударнике Трура»!

– Да я там играю, я! – опять влез безмасочный, складывая свое лицо в жалюзи. – Вот же!

– Ну разумеется, – кивнул Фредди. – Я тоже там играю. На пиле. И не крой мне рож!

Он грохнул ставней, заставивши тем самым пришлеца спланировать вниз.

– Вот молодежь пошла – все им надо! – пробрюзжал Фредди. – Трутни!

– Фред, – мягко сказал Мэй. – Это же и вправду был Джим Керри.

– Да? – растерялся Фредди. – А как же маска?

– Так может, это другая маска? – бросил реплику Джим Керри, который, никем не замеченный, проник через черный ход, и теперь лез на шкаф. – Незеленая.

– Может, ты Фантомас? – с надеждой спросил Фредди.

Масочник покачал головой.

– Методом дедукции, – сказал Фредди, – я вычисляю, что ты не кто иной, как Зорро.

– Нет, – сказал незнакомец. – Я не Зорро. И даже не зять его Бандерас.

– Может, однофамилец? – с надеждой спросил Фредди.

– Ни в коем разе, – сказал маскоголовый. – Задом наперед – совсем наоборот.

– Ну не Брайан же ты Адамс, – устало сказал Фредди. – Кто же ты? Может, Моффи?

– А это еще что за чудеса? – удивился Мэй.

– Моффи – это Моффи, – пояснил Фредди. – Все. Отныне ты – Моффи. И даже если ты ни кто иной, как Брайан Адамс – что маловероятно – для меня ты отныне Моффи.

– Ну уж простите! – и из-под маски выкарабкался вспотевший и злой Брайан Адамс. – Не желаю! Зовите хоть Леопардом, только не Моффом.

– Для меня ты – Моффи, – отсутствующим голосом заявил Фредди. – А никакой не Леопард. И уж во всяком случае, не Адамс.

– Нет! Клянусь моим мегафоном, нет!

– Да, Моффи, – ласково прошептал Фредди. – Да. И перестанешь ты быть им только в том случае, если поможешь мне сейчас же найти мой венский набор…

Как ни подавал Мэй Адамсу отчаянные знаки ушами, тот повелся на моффианский блеф. Он, всхлипывая, полез под диван и вытащил облепленный разной гадостью короб с набором. Фредди заверещал и кинулся целоваться с посудой. Мэй же стоял особняком и говорил в адрес Адамса слова, хоть и нехорошие, но не лишенные некоего налета гуманности и эстетизма. Например, «форшмак».

– Не говори дрянь, – сурово сказал Ринго, возникая на пороге. – A то – штраф. Ты меня не узнал, может быть? – и он затряс носом.

– Йеху! – и ноги Брайана, мелькнув, исчезли за окном.

Ринго, высунувшись за ним, долго и безуспешно свистел, после чего, обернувшись к друзьям, внушительно протрубил не до конца вытряхнутым носом в огромный клетчатый плат, и загремел:

– За выгонятельство оскорблятеля Блюстителя и за укрывательство особо ценного для блюстителя же венского набора – штраф в крокодильском размере!

– В энтаком? – вытащил из-под кровати крокодила Фредди и протянул его обмершему Ринго с выражением глубочайшего почтения и преданности. Старр крепился три секунды, после чего с жутким ревом вылетел в окно. За ним, возмущенно вереща, последовал Джим Керри – он ревновал всех к зеленым.

– Ишаки, – сказал Фредди, заботливо запихивая крокодила ногами вперед обратно под диван.

В окне показалась взъерошенная голова Брайана.

– Ушли? – прошипела она.

Фредди вместо ответа сложил губы трубкой и издал поцелуйный звук и, взяв под мышку вожделенный набор, собрался уходить.

– А ремонт? – взревел разобиженный Мэй. – Ремонту подавай!

– Сейчас подам, – проворчал Фредди, мимоходом отвешивая злополучному Брайану внушительную оладью по мягкому месту.

– Нy и сдохнут твои звери смертию неминучею! – провыл вслед Мэй.

– А я им панадолу дам, – прозвучал ответ удаляющегося Фредди.

Тогда Брайан замыслил кровавую месть. С помощью безмасочного теперь Адамса он кое-как доделал ремонт, затем поскакал в «Шинок», они с Филом заперлись там и долго о чем-то совещались за закрытыми дверями. Как ни пыталась их взломать заинтригованная общественность в лице Васи Стрельникова и парней из «Aerosmith» под коноводством губастого Тайлера, который, под звуки трещащей двери, вопил: «Так им! Гапоны плешивые!»

Когда же дверь слетела с петель, они узрели уже прощающихся негодяев. Один из заговорщиков обозвал взломщиков тунеядцами, гуслями и ползучими зелибобами, опосля чего заставил их заменять ему дверь. А второй заговорщик неспешно удалился, горлумкая и гложа свои черные пальцы в предвкушении мести…

На другой день Фредди проснулся у себя в особняке… И так зарррррычал, что проснувшийся по ту сторону Кенсингтона дедушка Джорджа Харрисона, не разобрав в чем дело, в одних подштанниках выскочил на балкон с берданкой и пару раз выпалил в воздух, после чего сиганул через перильца и помчался по улице, крича, что наконец-то настало его время. Что он имел в виду, стало известно, когда через неделю по телевизору в новостях сообщили, что Ирландия опять объявила войну Северной Англии и ее колониям в других странах. Правда, дальше сообщения дело не пошло, но все равно то тут, то там в Ирландии еще долго раздавались одиночные выстрелы из берданки…

Но мы отвлеклись. Фредди заорал из-за того, что по всему его персидскому ковру были разбросаны клочки из брошюры про здорового и безхлопотного кота, а одна из кошек, жалобно стеная, таскалась по комнате с привязанной к хвосту гирляндой консервных банок.

– Я знаю, – сказал Фредди злобно, – чьи это происки. Только Боуи у нас жрет «Килька в мас…", – не договорив, он выскочил из дома и побежал к будочке, откуда вскоре на весь район стали доноситься вопли: «А ты кто такой?» и звон разбиваемых о чью-то голову банок и бутылок. Наконец оттуда выкарабкался Фредди, трижды поклонился и на карачках уполз обратно в особняк.

– Ошибочка, – бормотал он, втаскивая свое щуплое туловко по ступенькам. – Выходит, не один Буй жрет рыбу… Хо! Это что?

И Фредди потянулся к почтовому ящику, из которого умильно выглядывал кончик конверта. Фредди вытащил письмо и быстро его развернул, а там оказалась дохлая крыса, восемь паучков, три сушеные ящерицы и одна вяленая вобла. Под всем этим было уничижающе подписано «Так будет со всяким!» Фредди сразу почуял неладное.

– Наверняка это храбрые львы, называемые Роджер и Джон, – подумал он. – Хотят сделать мне козью морду. Но я буду начеке. Или начеках, – добавил он, подумав, как следует. После чего кинул присланные пакости в мусорный бак, вытер руки об дверь и вошел в дом.

Через секунду его тоскующий крик потряс сердца и уши каждого трезвого кенсингтонца, а поскольку сейчас был файф-о-клок, то единственный сухой в районе – Джордж Харрисон – расчувствовался и по этому поводу устроил грандиозную пьянку. Дело-то было в том, что по особняку разгуливали уже все четырнадцать товарок баночно-хвостатой кошки точно с такими же украшениями.

Откричавшись, Фредди сел писать тревожные письма. Королеве. Потом – канцлеру, принцессе Диане, Роберту Карлайлу и еще тридцати влиятельным лицам королевства. Дописав, он с чувством глубокого удовлетворения зализал конверты и улегся прикорнуть в корзинке. Вскочив через полчаса с твердым намерением идти на почту, он кинул взгляд на стол и громко, с чувством сказал:

– ВОТ…!!!

Больше он ничего не сказал. Да и не требовалось – на столе вместо готовых к отправке писем нагло лежал Ангус Янг, расклячив живот, и ел бутерброд с жирной колбасой. Рядом с ним примостился баран Фила и жевал траву, принесенную с собой. На шее у Янга был плакат «Инглиш воровайка», а на шее у барана – «Венский набор не выдержит двоих». Посреди стола аккуратно догорали все письма. На подоконнике сидел, свесив ноги, Брайан и со зверским выражением лица держал веревку, к которой были привязаны за хвосты все кошки. А Коллинз, последнее действующее лицо в этом фарсе, держал наизготовку таз с «Кенсингтоном», чтобы раз и навсегда оградить Фредди от глупостей и поползновений к выручательству кошек и прочим дерзостям.

– Мэй, – сказал Фредди стальным голосом. – Дай кошек.

– И не подумаю, – отозвался чрезвычайно довольный Брайан. – Еще одно слово – и я превращу их в пюре, – и он выразительно покачал вервием.

– Птички мои, – тоскливо спросил Фредди. – Что там с вами?

Ответом ему был нестройный вой по ту сторону окна.

– Душегубы, – сказал Фредди с легкой грустинкой. – Живодеры. Шпана сельская. Обезноздрить бы вас. Каленым железом.

– Отдай собственность, – громко сказал Мэй.

– Не могу, – еще более грустно сказал Фредди. – Я ее променял Васе Стрельникову на галапагосскую черепаху и карпа кои. Черепаха сбежала сразу, вон она, несется, я ее в окошко вижу, а карпа могу предъявить хоть щас.

– ВАСССЕ?!! – взревел Брайан, и его лицо сменило сто восемнадцать выражений – дело в том, что Стрельникова знали в Кенсингтоне не только как почетного донора, хаммерсмитского беса и ведущего масскульта, но и как заядлого бойца посуды, и если Стрельникову удавалось разбить особо ценную вазочку или стакан, он ходил гордый и считал, что день не прошел зря.

Вот почему Брайан с воем вылетел сейчас из дома Фредди и полетел по направлению к почтовому ящику Стрельникова. Вслед за ним выскочил и Коллинз – если Вася успеет разбить набор, а Фил не успеет раззвонить об этом на весь рынок, шинкарь мог считать, что потерял работу – лучшего звонаря, чем Коллинз, еще не знал никто. Фредди подумал и припустил за ними, по пути спустив Ангуса в канализацию при помощи метелки, рожка для обуви, водяного пистолета и пары пустых бутылок из-под «пепси». Баран, почесав в своем бараньем затылке, плюнул на траву и поскакал за остальными.

В почтовом же ящике на углу Ягуляра и Филхама, с парадным и черным ходами и занавесками на окнах, служащем походным домом Васе, было тем временем людно и весело.

– Габон, – нежно позвал Стрельников своего друга – маленькую платяную вошь с накладными усами из лески, которую он давным-давно поймал в канализации, и теперь холил и лелеял. – Гляди, как сейчас хряпнется этот чудный стакашек! ДЗЫНЬ! Здорово? А теперь погляди, как нежно звякнет вот этот сoyсник! БРЯМС! Огого! Ничего себе!

На этом проповедь Стрельникова прервалась – к нему вломились все предыдущие лица. Стрельников посинел от ужаса, сморщился весь и стал похож на старуху Шапокляк, а Габон быстро заполз в свою любимую щель – в дырку ботинка Стрельникова. Брайан, взвыв, как Элтон Джон, которому наступили на очки и съели шляпу, кинулся к остаткам стакашка и соусника, прижал их к утлой груди и принялся баюкать. Фил, запыхавшись и поддерживая руками живот, подбежал к Стрельникову и загородил от него окно, истерически взвизгивая:

– Ба… батюшки! Ох! Не дам! Не лезь!

Стрельников же норовил проскользнуть между ним и рамой. Под окном Стрельникова уже собралась толпа, привлеченная шумом, звоном и криками, а также гулкими ударами гонга.

– Бедный Фил, – посочувствовал Питер Габриел, жадно глядя в окно и записывая что-то на манжете. Джимми же Пейдж подмигнул ему и приготовил лопату.

– Люди! – орал Стрельников, на миг выныривая из-под подмышки Коллинза. – Знаете, за что меня? Стака…

Тут же он пропал, так как одновременно три чьих-то руки одновременно оттащили его от окна за штаны, а еще один внушительный кулак крепко запечатал стрелецкую пасть.

…Чрез толпу, охая и держась левой рукой за правый бок, уже прорывался Фредди верхом на баране.

– Запасайтесь, дьяволы, гробами! – гремел он, – Я иду! Я уже иду!

Подсадив в окно барана, он безуспешно запрыгал, пытаясь залезть туда же сам, в надежде, что кто-нибудь из толпы его подсадит, или же из окна его втащат. Hо в толпе от души потешались над его прыжками, а в квартире Стрельникова было не до него – там уже разгорелась настоящая баталия.

Брайан, закрывая своим длинным телом венский набор и высунув язык от усердия, склеивал черепочки остатками клея «Феникс». Спотыкаясь об него, бегал по комнате Стрельников, пытаясь улизнуть от Коллинза, который таранил его пухлым брюхом, а по полу катались, схватившись не на жизнь, а на смерть, кользенский баран и отважная вошка Габон. Кошки Фредди, которых Брайан подвесил на веревке к люстре, раскачивались, линяли во все стороны и жутко орали. В общем, творился настоящий хаос и даже больше – патология.

– Мерзавцы! – это в окно-таки влез всеобщий любимец Фред. – Я вам покажу…

Он не успел показать – ему под ноги подкатился взъерошенный баран, и Фредди, заорав, встал на голову и побежал, как марсианский богомол, по комнате, пытаясь сохранить равновесие. Но равновесие упрямо не желало сохраняться, что и привело к катастрофе. Фредди, заскрипев от натуги, как столетний хрыч Сэм Джонс, стал медленно заваливаться набок. Клеющий Мэй при виде кренящегося Фредди заверещал, но – хруп! – тот уже свалился на тщательно склеенный coyсник. Брайан безмолвно проводил глазами вываливающегося из окна Фредди, потом утер слезы и вновь принялся за свой скорбный труд.

А тем временем случилась новая напасть – Дэвид Боуи, в сопли упившийся крюшоном, явился на свет божий и застал возмутительный беспорядок.

– Полундра!!! – заорал он во всю глотку. – Плевать на мой лысый череп! Без меня зубы рвут!

И он мощным рывком подскочил к окну аккурат в момент подлетания Фреда к земле, послужив точкой соприкосновения. Фредди встал и уставился на него.

– О! – сказал он с невыразимым удивлением. – А ты что тут?

– Эх! – радостно сказал Боуи. – Как хорошо! Драться идем?

– Фу, – повернул ноздри по ветру Фредди. – Бе. Господин Дэвид, от вас прет. Удалитесь на лежбище.

– На пастбище! – заревел Бoyи, схватил Фредди в охапку и принялся с ним отплясывать фокстрот. Вокруг них быстро собралась толпа танцующих, и вскоре весь рынок вдохновенно прыгал и скакал под аккомпанемент губной гармошки Джорджа Харрисона и дудки Дикона. А Брайан тем временем уже доклеил набор, и, сдув с него пылинку, поставил в шкап.

– Вот! – сказал он с умилением. – Как красиво!

– Где-е-е??? – в окно всунулась пьяная помятая кудлатая голова Джимми Пейджа. – Хрюк!

– Марш отсюда, свинья! – гаркнул Брайан. – И я за тобой.

Пейдж отдал честь, при этом он убрал руку, которой держался за подоконник и с диким криком упал вниз. Брайан вынул наборчик из шкафа, упаковал его в коробку и направился к двери. Тут его перехватил Стрельников.

– Где мой ГАБОН?!! – заорал он прямо в нос Мэю.

– Вот! – и Брайан сунул ему в руки глобус, ткнув пальцем.

Вася увидел родимую страну под названием Габон и стал ее гладить, и алкать ее, и говорить с ней. К нему незаметно подкрался Коллинз, и —

– НЕЕЕЕЕЕЕТ!!!

Дело в том, что Стрельников сейчас как раз вытащил микрофон, и теперь под прикрытием глобуса рассказывал про битву во всех подробностях, опередив тем самым старого сплетника и наушника.

– И в этот роковой час, – летел его голос по улицам Кенсингтона, – нашелся-таки человек, который спас соусник и стаканчики! Это – я! Ура! Поцелуемся же!

Танцующие на улицах затихли, и только Дэвид Боуи, уже отцепившийся от Фредди, прыгал и скакал вместе с Миком Джаггером, как веселый гну.

– Друзья, возрадуемся! – летел из динамиков голос Стрельникова. – Хироро!

– Я вот тебе покажу «хироро»! – раздался в динамиках вдруг рев Фила Коллинза. – Раз! Два!

– ХООДООДОО!

– Естественные причины, – развел руками Фредди, и бросился спасать Стрельникова. Вслед за ним потянулись и остальные. И едва успели вырвать полузадушенного Васю из цепких щупалец Коллинза.

– Люди, будьте бдительны! – сипел Стрельников, пока его размазывали по кушетке. – Держите шинкарей под замком! Таким не место среди нас – таким место среди них!

– Да вы меня токо пустите! – рвался Коллинз. – Я ему покажу мое место!

– Твое место возле чана, – возразил ему Фредди. – Посему застегни хохотальник и дай выпить!

– Дай! Нам! Пить! – грохнула общественность.

Фил вздохнул, но покорно поплелся в «Шинок». И выпивка в тот день все-таки была бесплатная.

А венский набор и по сей день хранится у Брайана. Было из-за чего шум подымать!

А обои, приклеенные им, отвалились вскоре прямо ему на голову. И штукатурка. Вообще весь дом рассыпался, как плохой сахар. И ушел Брайан жить к… Но это уже другая история.

/ – картинка №4 – /Грибная икра для медведя-шатуна, или Жрите, любезные!/

Однажды Стингов медведь отравился грибной икрой. Икру он делал сам – собирал опятов и маслятов, пихал их в мясорубку, одной лапой придерживал рвущуюся наружу коричневую скользкую массу, а другой – энергично крутил ручку. Потом добавлял соли и специй по вкусу, и немного свежей зелени – для аромата. Выложив на блюдо икру, он также готовил рагу из петушьих гребней и почек, клал на оное пулярку и подавал себе на стол.

А потом начинал так громко чавкать – чав-чав-чав… Нет, вот как: ЧАВ-ЧАВ-ЧАВ, – что заглушал даже лекции преподобного мессира Д. Р. Дикона по христианству, англиканству и, по особой просьбе Фредди, зороастризму. Боуи еженедельно на два часа запирали в хлеву, дабы простой люд мог прочитать лекцию – каждый, про что хотел. А Дикон хотел читать лекции исключительно на религиозные темы. После лекций происходили шумные диспуты, оканчивающиеся, как правило, кучей-малой…

Но вернемся все же к икре. Медведюшка на этот раз дал маху – побросал в блюдо немного тертой брюквы, а даже сапожнику Флетчу было известно, что от смешения брюквы с маслятами здорово пучит живот и жутко хочется летать. Медведь же, однако, этого не знал, да и вообще он жрал брюкву с чем попало – с семгой, с черничным вареньем, и даже с тараканами. Но с грибами ел впервые. И вот вам результат – охолонулся. Брюхо у него раздуло – будьте нате! Поэтому несчастное животное захныкало и, подойдя к Стингу, жалобно сказало:

– Ну, вот и смертушка моя пришла!

– Кто? Что? Куда пришел? – побледнел Самнер, шустро пряча за спину баллон с пивом. – Не дам!

– Никто не пришел, – разозлился медведь.

– А, это просто ты с ума сошел? – натужно рассмеялся Стинг, пытаясь засунуть баллон в штанину.

– Помираю я, – голосом примадонны сообщил медведь. – Дохну. Подыха-аю!

– Да тебя и колом не перешибешь! – отмахнулся Стинг, и присосался к банке. Медведь, до смерти пораженный таким явным равнодушием со стороны хозяина, так расстроился, что тут же побежал топиться. До Темзы, однако, дело не дошло, так как на набережной Гризлу встретился Фредди, деловито жующий что-то, завернутое в бумажку. Да-да, прямо с бумажкой.

– Чего это ты жуешь?

– спросили они одновременно.

– Куда это ты идешь?

– Куда я жyю? – удивлeннo повторил Фредди. – Ясное дело, в живот! Куда ж еще?! Чего же боле? – и он разразился клохчущим, полузадушенным смехом.

– Чего я иду? – удивленно повторил медведь. – Топиться, ясное дело! Куда же еще? – и он уже приготовился тоже вдосталь наквохтаться, но тут вспомнил о своей суицидной миссии и пригорюнился. – Пропускай, чего встал? У нас район свободный, кто когда хочет, тот и топится! Пропусти немедля!

– Meдля! – упер руки в боки Фред. – Топиться, да? И без моего сыновнего благословения? Ты же мне, – и он всхлипнул, – как мать и отец родной. Ы!

И Фредди с медведем, обнявшись, так захныкали, что Темза чуть не вышла из берегов. Из берегов, впрочем, вышел дедушка Джорджа Харрисона с удочкой и чуть не отхлестал плакунов, еле спаслись они. Но рев все равно не стих, что характерно.

– Летать хочу, – плакал медведь, – а животная сущность не позволяет.

– Заратустра позволяет, – ревел Фредди. – Лети, голуба! Лети на здоровье!

– Крылёв нету! – заливался медведь. – Без крылёв – какой я вальдшнеп?

– Обрезали? – ноздри Фредди затрепетали, чуя несправедливость.

– И не было их! – сухо напомнил мишка. – Я же зверь.

– А, стоп! Крылья! – встрепенулся Фредди. – Всего-то делов… Пошли!

И пошли они не куда-нибудь, а к Дэвиду Боуи. Медведь занял позицию в арьергарде, а Фредди присел под окном у Боуи и закукарекал, подражая Хетфилду:

– А во-от продаю старые дубины! А во-от почти даром новые аксолотли!

Буй, высунувшись на миг из окна (ему стали любопытны аксолотли), попал прямо в лапки медведя, который слегка его прижал и содрал с него крылышки. Боуи тут же сел на землю и заплакал, размазывая по щекам грязь и типографскую краску (как раз за распечаткой свежего номера «Вестей с полей» застали его подлые медвежьи заговорщики). Фредди утешил его куском репки и стал играть с ним в бабки и дедки (это игра запрещенная, и о ней не расскажем).

А медведь, нацепив крылья, ринулся вниз с обрыва, радостно заревел, и…

И тут действие грибов кончилось… Не будем же более о грустном!