Он пристально вглядывался в шевелюру своих редких желтых перьев. Расправляя свое левое крыло, он следил за тем, как, вторя этому движению, приподнимается левая нога. Он разглядывал свой орлиный профиль и гордился тем, что у него такой горбатый клюв. Но целыми днями он сидел перед зеркалом на ненавистной ему жердочке не потому, что он безумно любил себя. Наоборот даже: он часто укорял себя за то, что не родился голубем. Ему очень нравились голуби: они летели куда хотели, кружили в воздухе сколько хотели и ворковали когда хотели. А он всё смотрел с зеркало, потому что ему совершенно было нечем заняться.

Какаду жил в большой трехкомнатной клетке, в которой с ним вместе обитали люди. Он с ними не любил играть, и когда они предлагали ему присесть на руку и поговорить, попугай презрительно отворачивался и делал вид, что безумно занят собой. Из-за этого люди не оригинально назвали его Нарциссом. А ведь они не знали, что скрывается за этим самолюбованием! А за ним скрывалось желание. Желание жить по-другому. Желание быть свободным. Сво-бод-ным! Как он этого хотел! Как он об этом мечтал! Лететь, ловя перьями крыльев полет ветра. Лететь, когда встречный поток заставляет каждое перышко трепетать от каждого его прикосновения. Лететь, вдыхай эту бесконечную свободу! Это было там, за окном. А тут: жердочка, зеркало, три комнаты со стенами и эти приставучие человеки!

А люди любили его, очень любили. Он даже не представлял себе насколько! Они никогда не сажали его в клетку и разрешали летать по всей квартире, они никогда не заставляли его много разговаривать, потому что знали, как он занят собой. А если попугай вдруг заговаривал с ними, они тут же хвалили его огромным кусочком мякоти белого хлеба. Но какаду всё равно мечтал о свободе.

Однажды кто-то из членов семьи, уходя туда, где, думал Нарцисс, и есть свобода, очень торопился и плохо закрыл дверь. Точнее, он ее не захлопнул. Осталась малюсенькая щель, которую можно было увеличить легким прикосновением к двери. Сердце попугая застучало быстрее, быстрее, еще быстрее, и когда стук стал настолько частым, что, казалось, наступило беспробудное счастье, какаду ринулся с места и рванул на волю.

Как это было прекрасно! Он летел, ловя перьями крыльев полет ветра. Летел, когда встречный поток заставлял каждое перышко трепетать от каждого его прикосновения. Летел, вдыхай эту бесконечную свободу!

Он так увлекся свободой, что от удовольствия закрыл глаза. Пришел в себя он от громчайшего грубейшего воркования. Он открыл глаза и меньше чем за долю секунды успел заметить, что навстречу на огромной скорости на него несется птица, и резко свернул вниз. Они встретились с этой птицей на земле. Какаду приходил в себя, ведь только что он чуть не попал в воздушно-перьевую аварию, а птица спустилась к нему, чтобы его поддержать. Это был голубь с узорчатым хвостом, как будто вырезанным из белоснежной бумаги. Он настолько плавно и нежно взмахивал крыльями в воздухе, что, когда он приземлился, его движения казались резкими. Какаду к этому быстро привык, ведь перед ним стоял голубь. Сам голубь! Один из тех, за кем он наблюдал из окна своей неволи! Какое счастье в первый же день своей свободной жизни встретить голубя!

А виновник чуть не произошедшей аварии подошел к попугаю и стал что-то ворковать. Нарцисс не слушал его, он наслаждался его изящными изгибами от головы по шее к телу, переходящими в хвост. Он не понимал ни звука, но ему так приятен был этот неразборчивый лепет, что он опять чуть было не закрыл глаза, но потом вспомнил, что чуть не произошло с ним несколько минут назад, и не дал векам расслабиться.

Кажется, голубь его куда-то зовёт. Нарцисс согласился. И действительно, голубь хотел познакомить его со своими друзьями. Какаду был рад безумно всему, что происходило в этот день вокруг него. Голуби выделили ему веточку на дереве, и он уснул.

Проснулся попугай оттого, что его правая лапка стала будто железной от холода. Ему захотелось, чтобы кто-нибудь помог ему, укрыл его тёплой тряпочкой. Но когда он разбудил рядом спящую птицу и на своих замерзших пальчиках объяснил, чего хочет, голубь только посмеялся над ним и показал, как надо нахохлиться, чтобы стало чуточку теплей. Какаду в эту ночь очень плохо спал.

Наутро все отправились на поиски пищи. Нарцисс не вспоминал больше эту ночь, несмотря на то, что совершенно не выспался. Он решил, что вначале новой жизни всегда даются испытания. Этот холод и был испытанием, и попугай его успешно прошёл, значит впереди будет только всё самое хорошее! Но когда все вернулись на дерево с завтраком, а Нарцисс – без него, ему стало немного грустно, ведь делиться с ним никто не собирался. А когда пришло время обеда, под дерево, где любили сидеть голуби, пришли люди и стали крошить печенье. Какаду обрадовался. Он думал, что теперь еды много и все птицы будут есть поровну. Но ожидания его совсем не оправдались: голуби выхватывали у него куски печенья прямо изо рта. В конце концов, кто-то наелся и стал таким круглым, что выглядел всегда нахохлившимся, а кому-то перепало всего несколько крошечек.

И тут попугай задумался. Не то, чтобы он разочаровался в голубях из-за того, что остался голодным. Есть ему действительно хотелось до вздрагивания перьев на животе. Но он не понимал такой свободы, в которой каждый был сам за себя. Он не знал, что свобода такая. Он хотел не такую, он хотел другую. Он долго размышлял и всё отчётливей понимал, что свобода хороша только тогда, когда ты кому-то принадлежишь. А кому она нужна, если ты сам никому не нужен?

Какаду снова окинул взглядом всех голубей и понял, что он всем им – чужой. Они сами друг другу чужие. Свободные, но чужие, не нужные, а значит и бесполезные. Он оттолкнулся лапками от ветки, нарисовал прощальный эллипс над деревом и улетел. Домой. Только сейчас он понял как его там любили! Там ведь совсем не плохо: целых три комнаты для полетов! Этого очень даже достаточно, чтобы расправлять крылья и держать себя в хорошей форме! Там есть зеркало, с которым можно играть. Там есть любимая жердочка. Но главное, там есть те, которые нуждаются в тебе, которым ты принадлежишь.

Он залетел обратно в приоткрытую дверцу. Люди специально оставили маленькую щелочку, надеясь, что их желтохохлый друг вернётся. Их нежность и восторг были нескончаемыми, когда они услышали скрежет коготков по паркету. Нарцисс! Он вернулся! Он теперь так изменился! Он целыми днями был готов болтать с людьми обо всём, он дарил им улыбки и радостно приподнимал свой яркий ирокез, демонстрируя всем своим видом, как он счастлив. Он знал, что именно сейчас он по-настоящему свободен. Ведь без свободы жить невозможно, только нужно найти в себе силы проститься с надуманной внешней свободой, чтобы обрести внутреннюю, чтобы ощутить, что ты нужен не только себе и зеркалу. Просто ощутить, что ты нужен.

Что такое чудо?

Он никогда не видел ночи, ведь в Африке, когда становится темно, видно одну сплошную бесконечную черноту, а так в Африке всегда светит солнце…ему очень хотелось полюбоваться на луну, но в Африке всегда светит солнце…он мечтал о том, чтобы когда-нибудь в его домике засияла маленькая звездочка, но он не знал, как выглядят звезды, потому что в Африке всегда светит солнце…

Алан проснулся от неизвестных ему до сегодняшнего дня стуков. Слоник был еще настолько маленьким, что пока еще мало что видел, кроме бесконечно голубого неба, пустыни, редких деревьев и обжигающего лучистого шара. Он тихо приподнялся, чтобы не разбудить маму, уткнувшись в бок которой он спал, и аккуратненько стал подходить к выходу из пещерки. Он крался, потому что ему было страшно, а стук и шум, похожий на нескончаемый шелест листьев, всё не прекращался. Но любопытство было сильней. Алан поджал хвостик и, растопырив ушки и широко открыв глаза, приближался к выходу. Оказавшись прямо перед границей между домом и улицей, он приостановился, закрыл глаза, глубоко вздохнул и резко рванул на свежий воздух. Но не прошло и нескольких секунд, как слоник вбежал в пещеру и спрятался за маму. Слониха уже давно не спала.

–Что случилось, Алан? – спросила она.

–Тт..тт.там…шш..шш..что-то с небба…наппппало на меня! Он..онн..оно уккралло сс..ссолнце! – в ужасе пролепетал слоненок.

Мама улыбнулась.

–Пойдем, – сказала она, взяв малыша хоботом. Малыш вцепился в него и еще долго не отпускал.

–Смотри, – сказала мама, высунув из пещеры хобот и поймав несколько капель воды.

Слоник весь зажался, но всё-таки решил посмотреть на то, что мама показывала ему на хоботе.

–Это всего лишь вода! Ты просто промок.

По слоненку и правда стекали хрусталики дождя.

–Это дождь! Радость для всей Африки! Маленькие звездочки, которые могут сделать нас немного счастливее.

–Звездочки?! – восторженно переспросил Алан, выбежал на улицу и с хохотом стал ловить дождинки сначала на хобот, потом на язычок. Он весело смеялся и кричал маме, что проглотил много-много звездочек, а значит стал очень счастливым! Слониха улыбалась и умилялась своему сыночку.

Прошло время, Алан вырос, и понял, что никакие это не звездочки, а так – обычные капельки воды. А когда-то он думал, что его мечта сбылась, что теперь он знает, как выглядят звезды, которые способны осветить его дом.

У Алана был друг – длинношеий жираф. Слоник рассказал ему о своей печали, а жираф ответил: в детстве тебя грели эти капельки дождя, ведь так? Значит они и были твоими звездочками.

–И правда…грели…но я так хочу сохранить у себя хотя бы одну звездочку! Хотя бы одну! Я ведь даже не знаю, как светят настоящие звезды! Я так мечтаю о чуде, но понимаю, что это невозможно…еще ни у кого и никогда не было звезды в доме…

Однажды случилась беда: жираф убегал от львиц, желающих им поужинать, но был так неосторожен, что не заметил камешек, споткнулся и сломал себе ногу. Друзья помогли ему отбиться от хищниц, но спасти его у них не получалось. Тогда, откуда ни возьмись, появились двуногие, связали жирафа и в тайне от всех увезли в свою страну. Алану стало совсем грустно…Теперь он не верил ни во что…

Одним обычным жарким утром слон гулял по пустыне. Он присел под деревом, чтобы немного отдохнуть и подумать. Он смотрел на солнце и не мог ему простить, что никогда не увидит звезд. Вдруг он почувствовал, будто что-то упало ему на голову, он потянулся хоботом и нашел на самой макушке какую-то золотую пятиугольную фигурку. Он взял ее и стал внимательно рассматривать. Сердце его забилось в два раза чаще.

–Это звездочка, – услышал слоник знакомый голос.

Он обернулся, слегка приподняв голову, и увидел рядом с собой своего лучшего друга жирафа. Какая нежданная потрясающе-восторженная радость!

Жираф рассказал ему, как люди увезли его на свою землю, что он им сначала не доверял, а потом понял, что ему хотят добра. Его вылечили и отпустили на волю. На ноге жирафа еще болтался бинтик, да и сама ножка еще побаливала, но люди решили, что с этим длинношеий сможет побороться и сам.

–Друг! Звезда! Откуда она?

–С неба! – ответил жираф.

–Ты видел звезды?

–Да. Эта упала мне прямо на ладошку, и я понял, что она упала для тебя.

–Это же просто чудо!

–Да, чудо!

–И теперь мой дом будет освещать настоящая звезда?! Спасибо, друг!

Слоник был безмерно счастлив! Он обнимал жирафа хоботом, прыгал, подбрасывая звездочку к небу и довольно мотая хвостиком. Он не знал, что это – самый обычный кленовый лист, сорвавшийся с дерева. Для него это была звезда. Он верил в это, а значит знал, что это – чудо. Чудо не потому, что это что-то невозможное, а потому, что то самое, казавшееся когда-то невозможным, случилось с ним. Ведь в Африке всегда светило солнце, а в его доме теперь сияла звезда. Не чудо ли? И он счастлив!

Что такое судьба?

–Высота тебя погубит! – сказала старая гадалка с грязно-зелеными глазами, пристально рассматривая руку пятнадцатилетнего мальчишки. По её завораживающему взору и черным, хоть уже и изрядно поседевшим волосам, можно было сказать, что в молодости она была безупречно привлекательна. О взмах её когда-то смолянисто-черных длинных ресниц, о воздушную походку, о роковую улыбку, о лебединый поворот шеи разбивались миллионы сердец. Это сейчас её лицо жизнь изрезала морщинами, обострила взгляд, сделала более грубыми черты лица. Но даже такой старой она излучала какое-то непреодолимое обаяние. Может быть потому, что у этой цыганки было сумасшедшее прошлое. Ей удалось познать и преодолеть многое, живя в своем таборе. Она предавала, предавали её, она приносила радость, и другие тоже порой вызывали у неё улыбку, ей было что скрывать…Ей было что скрывать, и это неминуемо притягивало к ней. Хотелось раскрыть все её тайны, погрузиться во всё то, о чем она так долго молчит. Но она не раскрывала своих секретов никому, даже тем, кто был ей дороже всех на свете. Она была гадалкой.

Мальчик случайно оказался в её доме. Какая-то неведомая сила притягивала его к ней. Когда он впервые увидел её, он испугался. Она шла, ссутулившись под тяжестью своей сумки. Её длинный большой нос выглядывал из-под платка, и от неё веяло каким-то колющим холодом. Вот тогда он и решил, что обязательно узнает, кто эта женщина. Он пришел к ней в дом. Она усадила его перед собой, и начала рассматривать руку. Рассматривала она очень долго, впиваясь взглядом в каждую малюсенькую полосочку на руке. Она то улыбалась, то вдруг резко хмурилась. В конце концов, она отодвинула его руку и произнесла только одну фразу: «Высота тебя погубит – будь с ней осторожен». Мальчик был ошеломлен. И ради этого она так долго его мучила! Так долго терла его руку, пуская по ней легкие судороги и мурашки. Он хотел было рассердиться, но не смог. Гадалка была очень сильна.

Через год цыганка умерла. Мальчишка не понимал почему, но его сердце разрывалось от боли, когда он увидел гроб, в котором несли её. Он проводил глазами процессию, а потом рванул следом за ней. Спрятавшись за ближайшим деревом, он наблюдал, как её погружают в землю, как засыпают песком. Все разошлись, а он еще какое-то время смотрел на холмик, под которым теперь спала она, и на ворону, усевшуюся на надгробие. Он вспомнил предсказание. Ему показалось, что смерть гадалки – доказательство правдивости пророчества. Почему он так подумал – он и сам не знал, но по телу проскакали ледяные мурашки.

Ничего не изменилось, просто с этого дня он подсознательно стал избегать полетов на самолете, больше не ходил на крышу любоваться закатом, не поднимался на вышки, и ему больше не хотелось посидеть в кабинке высотного крана. Он не думал о словах гадалки постоянно, но когда ему предлагали полететь или поехать, он выбирал ехать. Всё это было так до тех пор, пока однажды, в теплый декабрьский денек, друзья не позвали его на крышу любоваться новогодним салютом. Он очень долго сопротивлялся, но они убедили его. Со дня смерти гадалки прошло уже больше трёх лет. Он твердо решил, что сегодня он должен разрушить эти надуманные чары, должен стать выше высоты, и больше её не страшиться. На последней ступеньке перед подъемом на крышу он засомневался, но за ним шли его друзья и он уже не мог развернуться и спуститься. Оставался один шаг: вверх. В лицо тут же дунул зимний ветер, поколебав уверенность парня. Он не показал виду.

Салют был потрясающим! Ребята были рады, что не зря поднялись на вершину дома. Он тоже был доволен, но всё же очень обрадовался, когда салют закончился. Он мигом побежал к двери, чтобы выйти. Тут его друзья засмеялись. Когда-то он рассказал им про предсказание, поэтому они часто потешались над его суеверием. Такой взрослый, а боится такой ерунды!

Услышав смех, он развернулся и подошел к самому краю крыши. Друзья испугались, и стали просить его отойти. Он улыбнулся, довольный собой, и сделал шаг назад от обрыва, потом еще один, поскользнулся и под вопль ужаснувшихся людей, полетел вниз с пятого этажа. Говорят, что перед смертью человек вспоминает всю свою жизнь, самые яркие и поразительные моменты. Врут! Он не вспомнил ничего! В голове пронеслось одно только «Прощайте»…

…Дышать было невероятно тяжело. Казалось, миллионы игл воткнуты в тело со всех сторон, а работать легким помогает кто-то другой. Он очнулся. Вокруг были белые стены, на которых рефлексивно светилось серое пасмурное небо. Он был совершенно один. Ноги и рука были в гипсе, на изгибе, у локтя, стоял катетер, за него дышала трубка, проходящая через все тело. Он лежал в реанимации.

–Значит, я не умер? – подумал он.

В этот момент к нему в палату ворвались врачи и с возгласами «ну слава Богу! А мы-то думали, что всё!», стали крутиться вокруг него.

Два года он приходил в себя. Через год он вышел из больницы, через полтора стал уже немного ходить, а через два уже совсем выздоровел. Друзья чувствовали себя очень виноватыми, и много и долго извинялись перед ним. Он улыбался, и каждый раз прощал их. Он был уверен, что избавился от рока, что преодолел смерть, что теперь ему не нужно остерегаться высоты.

После того, как он вышел из больницы, он стал еще более сильным духом и решительным человеком. Его всегда все очень любили и уважали, а теперь особенно. Он стал быстро «расти» на работе. Сначала он был обычным официантом, потом администратором, пока, в конце концов, не «дорос» до генерального директора сети ресторанов. Но не все было гладко. Жизнь устроена так, что получив что-то одно, мы неизбежно теряем другое. Например, в процессе познания мира можно потерять доброту, в погоне за успехом – друзей, в желании быть нужным всем – понимание, в стремлении достичь совершенства – настоящую любовь. Или так: в процессе познания мира можно потерять ощущение тяжести и неинтересности, в погоне за успехом – неуверенность в себе, в желании быть нужным всем – эгоизм, в стремлении достичь совершенства – страх. Величайшая житейская мудрость состоит в том, чтобы научиться терять нужные вещи. Он учиться не любил. Пока он рвался к повышениям, он предал всех своих друзей, и они теперь всё больше избегали его. Увлекшись работой, он потерял всю свою искренность и любовь к людям. Теперь его взгляд стал резким и озлобленным. Желая угодить всем коллегам, он стал лицемерным. Он разбил сердце не одной девушке, но каждая из них оставалась несчастной. Он сильно изменился. И это все ради должности генерального директора. Теперь он был невероятно богат и доволен собой. Ведь он – начальник! Почти что бог.

Ему 42. У него есть всё: миллиарды, два трехэтажных дома, три машины и целая конюшня. Он может себе позволить всё! Всё, что только пожелает! Но постепенно ему это стало надоедать. Ему вдруг захотелось тратить деньги на кого-то, кроме себя. Ему захотелось подарить кому-то радость и счастье. Он вспомнил про друзей, но было уже поздно, он звонил своим девушкам, но никто не хотел провести с ним хотя бы один вечер. И он опять, по уже многолетней привычке, брал жеребца, и ночью, совершенно один, галопировал по бесконечному полю. Он делал так уже давно, как только впервые понял, что не нужен даже себе самому. Он мчался все быстрее и быстрее. Когда летишь, подгоняемый потоком воздуха, никто не видит слёз: их расшвыривает ветер. Он снова почувствовал себя совершенно одиноким и ненужным. А ведь некоторые люди любят одиночество. Любят тогда, когда, насладившись им, есть к кому прийти и к кому прижаться. А ему идти было не к кому. Зачем ему все это? Зачем эти бестолковые бумажки и эта должность, если он – ничей?! Зачем этот мусор?

Он вспомнил, что когда-то занимался фехтованием на шпаге. Как это было давно… Когда он еще смеялся над тем, что у него аристократическое воспитание. Ведь он чудесно танцует, владеет языками, прекрасно скачет на лошади и великолепно фехтует – чем не аристократ? А теперь всего этого нет…Точнее как, есть, только танцевать не с кем, фехтовать и говорить по-английски – тоже. Остался один только конь, который терпел всё, потому что любил хозяина. А Он страдал…Страдал сильно. И ни миллиарды «фантиков», которые в народе называют «у.е.», ни звание генерального директора не в силах были заслонить ту дыру, которая образовалась вместо сердца. Ведь сердце у него было большое, значит и дыра от него осталась такая же огромная.

Он взял в руку шпагу, сделал пару движений так, как будто бы он борется с воображаемым противником, потом провел рукой по лезвию и приложил шпагу к животу. Сейчас он был уверен в том, что поступает правильно, как не был уверен никогда.

–Пусть меня осудит церковь, пусть меня похоронят вдали от мира. Пусть! Пусть одиночество будет мне наказанием за моё одиночество! А еще лучше, пусть я сроднюсь с такими же несчастными идиотами, как я! – и он, ни секунды не медля, проткнул себя насквозь.

И снова перед глазами не пронеслось практически ничего. За последние годы ему нечего было вспоминать, а детство…детство было слишком давно. Самоубийцам детство не вспоминается. В голове только крутились слова гадалки: «Высота тебя погубит – будь с ней осторожен».

И вдруг он понял всё! Он понял гадалку. Та высота, про которую она говорила, вот же она! Сейчас он на ней! Он балансирует на ней! Он – генеральный директор сети ресторанов! Куда уж выше? Теперь можно только падать. И он падает, бросается с этой высоты и летит в самый низ, под землю. Он добровольно срывается.

Ему вдруг захотелось всё исправить, захотелось жить, захотелось жить по-другому. Ему хотелось дожить с пониманием своей жизни, но было уже слишком поздно. Клинок надежно вгрызся в живот и слился с телом.