Белла накинула халат и побежала в Наташину спальню. Мать к ней не заглянула, уехала вскоре. Минут через сорок приехал Григорий Семёнович:
– Поживу у вас, пока Максим Ильич вернётся. Есть спальня свободная?
– Устрою вас в этом крыле, к нам поближе, что-то мне не по себе.
Денисов вернулся из деловой поездки с почерневшим лицом. Только Наташин бурный восторг при встрече немного оживил его. Краем уха Белла слышала часть разговора с юристом, когда уговаривала Наташу пойти погулять, оставив отца в покое: «По контракту она не имеет права ни на что». «Но Наташа!» «Отобьём! Она не может претендовать на ребёнка, у неё жильё скромное, работы нет». «Но…» «Да. А ведь Инна Леонидовна предупреждала. Но на шантаж поддаваться нельзя, иначе он никогда не кончится».
Не сказать, что эта история стала сенсацией. Чего-чего, а разводы в наше время вполне обыденны хоть среди бюджетников, хоть среди богатеев. Велись переговоры, хотя о чём бы, спрашивается? Если дочь Людмила Кирилловна сама оставила в доме мужа, если подписан восемь лет назад брачный договор, так решайте всё в суде! Но было что-то в этой семье, может быть, жена какие-то тайны мужа могла продать?
Максим Ильич попросил Беллу временно отказаться от выходов с ребёнком за пределы усадьбы. Она отмахнулась:
– Да я и в одиночку пока выходить не буду. Какие-то пройдохи у ворот крутятся, с вопросами пристают. Оно мне надо, чтобы какую-нибудь сплетню сплели, опубликовали и на меня сослались?
Как-то утром она спустилась в кухню на завтрак и увидела, как кухарка суетливо запихивает газеты в ящик стола.
– Ладно уж, дайте и мне почитать!
– Ох Белла, глянь, что пишут. Ведь это срамота какая!
От прочитанного её затошнило. Написано было явно не со слов Людмилы Кирилловны, она и слов-то таких не знала. Стенания от тоски из-за разлуки с дочерью, бескорыстие, любовь к новому избраннику («я впервые узнала, что такое любовь, не страсть, нет, но нежность и единение душ»), невозможность жить дальше с этим жёстким, если не сказать жестоким человеком («не буду рассказывать всего, спросите любого его подчинённого о стиле общения в холдинге, его за глаза зовут Змеем Горынычем»), а к дочери… нет, он к дочери совсем иначе относится, это его единственная любовь. И так последнее высказывание выглядело, что стало понятно, каким будет следующий намёк. Сука!
Последнее слово она не только подумала, но и вслух брякнула. Поскольку она сидела спиной к входу, то не видела, что они уже не вдвоём.
– Полностью с вами согласен, – произнёс мужской голос.
Она вздрогнула и обернулась.
– Ой, напугали, Григорий Семёнович. Мне показалось, что это Максим Ильич. Только ему не хватает эту гадость увидеть!
– А вы думаете, не видит?
– Бедняга. Мне ли не знать, как бывает, когда тебя с навозом смешивают!
Кухарка включилась в разговор, вереща о том, что если кто-то из дома со всякими шпионами разговаривает, то это не она, а Галя. В общем, за всеми этими шумными эмоциями Белла Родионовна не расслышала сигнал радионяни, и к ним присоединилась ещё одна собеседница со всклоченной головой и неумытая, которая сунулась в газету, спросила, что за дядя с мамой обнимается. А ещё сказала, что Галя и Тома говорили в холле, что мама папу бросила.
– Да чего там, – вздохнула Белла. – Всё равно теперь уж назад пути не будет, и, как мы ни заизолируемся, всё равно информация будет сюда проникать. Максим Ильич должен был с дочерью поговорить и объяснить на доступном ей языке, что ничего особого не происходит, это жизнь. Так вот, Наташа, ты ведь с бабушкой сериалы смотрела, знаешь, что живут муж с женой, а потом поссорятся и разойдутся. Мама полюбила другого мужчину, и теперь будет жить у него. На фото новый мамин муж. Ты же любишь и маму, и папу? А нового маминого мужа тебя никто любить не заставляет.
– Он противный.
– Ну, и не ходи к нему в гости. Пусть мама сама к тебе в гости приходит. Без дяди. Пойдём-ка зубки почистим и будем кашу есть.
После завтрака Наташа потребовала обещанную поездку в аэропорт, а Белла сказала ей, что сегодня они будут участвовать в субботнике. Рассказала, что это такое, вручила ей грабли поменьше, и они стали сгребать в кучки веточки, которые садовник состригал с кустов. Вышел Григорий Семёнович, который разминулся с хозяином, срочно сорвавшимся куда-то с утра пораньше, забыв о намеченной встрече. Белла тихо спросила его, есть ли у Людмилы Кирилловны какие-то козыри кроме намёков на ею же придуманные пакости? И собираются ли они и дальше отмалчиваться? Юрист вздохнул и отвечать не стал. Ну, понятно, не его секреты.
Тут послышался вскрик: «Доченька!» Держась за ажурную ограду, стояла Людмила Кирилловна. Рядом с ней круглый мужичок с портфелем, сзади ещё трое, один из них с камерой. Не выпуская из рук грабель, Наташа помахала ей рукой. Даже Григорий Семёнович опешил. А Белла сказала:
– Наташа, позови маму сюда. Пусть с нами погуляет, – и, обращаясь к Григорию Семёновичу, попросила. – Вы не встретите даму у калитки?
Юрист крякнул, но потом приблизился к ограде и спросил:
– Людмила Кирилловна, что это через решётку в родной дом? Там калитка закрыта? Прошу прощения, я пойду открою.
– Нет, пусть Наташа ко мне выйдет!
– Как можно! После вашего выступления тут жёлтая пресса на всех обитателей дома набрасывается. Вы же не хотите подвергать ребёнка опасности? Ваше материнское сердце не разорвётся, если о дочери напишут какую-нибудь гадость?
К приглашению она готова не была. Но и отказаться от встречи с дочерью после того, как жалобно взывала к ней из-за забора, она тоже не могла. После препирательств она согласилась зайти на участок в сопровождении своего адвоката. Мать расцеловала дочь, вручила ей куклу. Наташа ей вместо спасибо сказала удивлённо:
– Мама, это розовая Линда! У меня такая есть!
Потом заявила, что видела её нового мужа в газете, и он ей не понравился. Что в гости к ней поэтому приходить не будет, и пусть она приходит к ней сама. А на мольбу сквозь слёзы страдающей матери о том, чтобы перейти жить к ней, она ответила:
– Ну мам, у тебя же новый папа есть! А у папы новой мамы нет. Я ему буду оладушки маслом намазывать.
Душераздирающего прощания тоже не поучилось. Наташа возила грабли по газону, и от этого занятия отвлекаться не пожелала. Выдираясь из объятий, сказала:
– Пока! Приходи потом ещё, когда я поработаю.
Проводив гостей, Григорий Семёнович вернулся, ухмыляясь:
– Как вы кстати с девчушкой поговорили! Кажется, фильм у них не получится.
Но на следующей неделе та же газета опубликовала страдающее лицо бедной матери за решёткой дома мужа-богатея. Не той, кстати, решёткой, хоть и похожей: «Мы продолжаем следить за трагической историей Людмилы Денисовой, разлучённой с малолетней дочерью». И далее текст со всхлипами. И фотографии: с бывшим теперь мужем на приёме, с дочерью, в одиночестве на отдыхе. Что-то знакомое промелькнуло. Ах, так вот почему она с первого дня почувствовала фальшь в этом доме! Но как поговорить об этом со Змеем Горынычем? Он вообще разговаривать не умеет. И вот она звонит Григорию Семёновичу, а он звонок сбрасывает. Ну и пошли вы все!
Перезвонил он, когда Белла, уложив воспитанницу, сама решила лечь пораньше. Голос нетрезвый. Ну, ясно, у них, у богатеев, все переговоры либо пьянкой кончаются, либо с самого начала пьянкой являются. Сказала, что располагает информацией, которая требует проверки. Но говорить сегодня не будет, потому что собеседник под градусом. И отключилась. Назавтра он прилетел с утра. К счастью, хозяина уже не было.
– Вот, – ткнула она пальцем в снимок. – Это конец декабря прошлого года в Масноу.
– Нет, я точно знаю, что она тогда летала в Милан на рождественские распродажи.
– В том-то и дело. Я здесь с первого дня мучилась, что-то в доме вызывало тревогу. А это она, я её прежде видела. Хоть и мельком! Не узнала бы, дома она иначе одевается. А эти шорты яркие с абстрактным рисунком, да из-под них ноги бесконечные – это не может не запомниться. Видите, за спиной яхта «Пелагея»? Так-то она обычная по размеру и оснастке, но скандальная. Построена в Питере, дошла до Барселоны и сгорела. Молодняк устроил на борту гулянку с пиротехникой, ну и…
– Что, она эту яхту сожгла?
– Да нет, это привязка к месту и времени. Снимок удачный, вот она и не удержалась, дала его в печать. И прокололась. Дело в том, что ниже нашего бунгало почти на береговой линии располагалась вилла Палей. Я на неё обратила внимание из-за имени, а Людмила… ну, вы знаете Гимлиных?
– Мы с Лёвой в одной школе учились.
– Ну вот, Людмила просила меня с детьми к тыльной ограде не ходить. Да мы и не очень по дворику шлялись, детям больше на берегу нравилось. А сама она по двору с палками ходила и туда частенько заглядывала. Наблюдала там такие оргии на застеклённом втором этаже виллы, какие, говорила, мне с моим левым сайтом и не снились. Людмилу Кирилловну она там точно не видела, иначе бы сказала. А вот я её как-то видела выходящей из ворот с тогдашним арендатором виллы. Наверное, она туда не водички попить заходила.
– Да, Белла Родионовна, вы меня удивили, а вот она, увы, нет. Кажется, эти история будет стоить боссу ещё пучка седых волос, но в нашем деле может помочь. Как, вы говорите, зовут этого арендатора?
Через пару недель состоялся развод. Обычно семье с детьми суд даёт время на примирение, но Денисовых развели сразу. Людмила Кирилловна явилась туда без адвоката. И материальных требований она никаких не выдвигала.
Уже потом кое-что Григорий Семёнович Белле рассказал. Нужные испанские картинки он о Людмиле Кирилловне разыскал. Обошлись они дороже, чем если бы Денисов выделил жене законную долю.
– Почему же она не разошлась без всей этой грязи, – удивлялась Белла.
– Это не наша война. Не моя, не ваша и даже не её. Она не субъект, а орудие.
– Рейдеры?
– Ну. Эта испанская история, я полагаю, не первая. Ну, скучно ей с мужем, мало ей одного мужика, вот и возмещала семейную скуку свальными радостями. Альфонса ей позже подставили, она до самозабвения увлеклась, да так, что всерьёз испугалась, что он о её хобби узнает. Но картинки убойные, если бы они на публику вышли, её репутации конец. А так ещё, может, какого-нибудь господина богатого бобра подцепит. Квартира у неё от родителей осталась, денег немножко на первое время Макс ей дал… это по её меркам немножко, вам бы на всю жизнь хватило.
– А альфонс?
– Сразу ноги сделал. На кой ему сорокавосьмилетняя тётка без капиталов Денисова?
– Сколько? Она что, Наташу в сорок четыре родила? Или кто-то другой за неё родил? Точно, не может мать так ребёнка бросить, да ещё нагадить!
– Тише, тише, деточка! Я знаю, для вас это больная тема. Вы уж поддержите ребёнка и отца, сложный у них период.
– Да я со всей душой! Только ведь Максим Ильич на меня теперь второй головой глядит. Изрыгает ядовитый дым в мою сторону. Я понимаю, он простить не может, что я о его позоре знаю.
Месяц после суда всё было спокойно, беспокоен был сам Денисов. Белла видела, что приезжает он домой вымотанный, ему хочется с дочерью пообщаться. И в то же время понимает, что в таком состоянии лучше сначала разрядиться. Выпивать чаще стал. Не на переговорах, как это принято у них, а вечером.
И как-то очередным вечером, когда Белла уложила девочку спать и спустилась на кухню попить чая, она наткнулась на Денисова, который неловко крошил свой дежурный лимон. Чай пить расхотелось, но поворачивать сразу назад она сочла неудобным, поэтому включила чайник и полезла в холодильник за сыром. И чуть не порезалась, когда на неё внезапно повеяло перегаром. Как он при таком градусе сумел бесшумно подойти к ней вплотную? Она невольно отскочила и посмотрела на его ноги: ну точно, он где-то оставил свои туфли. Максим Ильич потряс головой и вдруг сказал:
– А вы такая трогательная, хоть и стараетесь выглядеть синим чулком! Нежная и трепетная, как одуванчик на ветру!
«Ну вот, началось, – подумала она, с трудом сдерживая нервный смешок. – Сбылось Светкино предположение, что на этом уровне можно поймать жирного спонсора. Нет, пора возвращаться в Новогорск! Чёрт с ней, с тёткой. А может, киллера нанять?»
Денисов обидчиво среагировал на гримасу по поводу тётки:
– Что, не нравлюсь? Старый? Скучный? Злой?
– Ну, давайте разберёмся, – успокоившись и решив успокоить свежего кавалера, сказала она, устраиваясь с чашкой и бутербродом за столом. – Присаживайтесь, поговорим. Значит, так. Первое. Старый? А сколько вам вообще-то?
– Пятьдесят два.
– Ну, не старый, но ведь и не молодой. Мне двадцать девять. Вы вполне могли бы быть моим отцом. Кстати, понятия не имею, кто мой отец. В свидетельстве о рождении в графе «отец» пусто. Именно по этой причине все мужчины в возрасте выше сорока пяти для меня табу. Не дай бог к блудливому папеньке в койку попаду…
– Всё? А второе?
– Мало? Ну, злой… а вы знаете свою кличку?
– Теперь знаю. Змей Горыныч.
– Огнедышащий многоголовый дракон. Дым и пламя ему изрыгать на собеседника так же естественно, как человеку углекислый газ. Вы меня не просто на работу брали, а доверяли мне самое дорогое, дочь родную. Но даже при этом не потрудились выглядеть любезным. Ещё я видела, как вы с этой стажёркой разговаривали, которой какую-то самостоятельную работу поручили. Рычание и громыхание! Она, конечно, испугалась, и даже на простые вопросы не могла ответить. Это не злость, это или недалёкость, или неуверенность в себе. Помните слова Аль Капоне, что добрым словом и пистолетом можно добиться гораздо большего, чем просто добрым словом? Но ведь и просто пистолетом добиться можно немногого. Третье. Скучный. Не вообще скучный, это вопрос вкуса. Конкретно со мной о чём вы говорили? О дочери. Скучно не было, но и доверяли мне как специалисту вы не очень.
– Но хотя бы мою Наташу вы любите?
– А вы свою профессию любите?
– А при чём тут профессия?
– Это моя профессия – воспитывать и обучать. Начинала я с детьми работать в пятнадцать лет, будучи сама ещё ребёнком. Имела дело с детьми самыми несчастными, детдомовцами. Моя первая наставница в профессии, царствие ей небесное, тогда мне сказала: главное в нашей профессии – отстранение. Ну, не может врач умирать с каждым пациентом. А ты, нянька малолетняя, не сможешь забрать из ада даже одного сироту. Для меня это стало очень тяжёлым и длинным уроком…
– Почему?
– Отстранение – это очерченные вокруг тебя круги. В первом я и мои близкие, а за его пределом – подопечные, друзья, приятели и так далее. Для нормального человека это естественно. Я, как и мои первые воспитанники, сама сирота. Нам трудно принять тот факт, что во внутреннем круге мы в одиночестве. Мы чужую любезность с любовью путаем.
– И вы путали?
– А как же! Пять лет в браке с человеком, который меня не любил и не уважал, а пользовался. Девушка из нормальной семьи разобралась бы за пару месяцев.
– И всё? Один опыт любви-нелюбви?
– Да нет. Я и в дружбе границы нарушала. Настолько растворялась в подруге, что в моём внутреннем круге оказались её проблемы, её собачка, её муж.
– Вот как? И что же с мужем?
– Опомнилась и отстранилась.
Денисов встал, отодвинул блюдце с порезанным лимоном и пошёл к выходу. От дверей сказал неожиданно трезвым голосом:
– А здорово вы меня отшили… отстранили.
– Максим Ильич, если вы в опасности, может, стоит увезти Наташу в безопасное место?
– Прорвёмся!
Это же предложение она повторила при встрече Григорию Семёновичу.
– Я ему давно об этом говорю, – вырвалось у него.
И буквально через несколько дней юрист позвонил и сказал, чтобы она собирала Наташу в дорогу, а он уже в пути за ними. Собралась она быстро, и только потом сказала Наташе, что они едут в путешествие, и ей нужно взять с собой игрушки, без которых она ну никак не обойдётся. Пока девочка крутилась среди игрушек, Белла подошла к окну. У ворот стоял микроавтобус с логотипом телекомпании. Как же они будут прорываться мимо них? В это время из коридора её окликнул Григорий Семёнович. Она удивилась:
– Как вы сюда попали?
Юрист подошёл, поглядел в окно и сказал:
– Как сказал дедушка Ленин, мы пойдём другим путём. Вы все свои вещи собрали? Мы сюда больше не вернёмся.
– Свои все, я сюда возвращаться не собираюсь. А Наташины рассортировала в три варианта. Первый – с достаточным количеством летних вещей. Второй – необходимый минимум осенних. В третьем зимние.
– Берём все, – он покатил чемодан, держа в другой руке сумку. – Ждите.
Через пять минут вернулся с садовником, они собрали остальную поклажу и чёрной лестницей вышли во двор. За мангальной зоной оказалась открытой калитка, на которую Белла никогда не обращала внимания, потому что отделяла она от соседнего участка. Там их ждал молодой парень, закрыл за ними калитку и проводил к воротам. Они оказались на другой улице, загрузили вещи в машину и отъехали.
– Надо дружить с соседями, – прокомментировал Григорий Семёнович, выруливая на шоссе.
– Так это вряд ли хозяева дружат, скорее, вы мосты наладили.
– Ну да, – засмеялся он. – И не с хозяевами, а с их водителем.
– Рассказывайте, что случилось.
– Позже, – сказал Григорий Семёнович и покосился в зеркало.
Белла поняла и замолчала.
Привёз он их в свою квартиру в Одинцово. Огромная квартира в старом доме, а в ней старушка-мама, очень недоверчиво поглядевшая на Беллу, но ласково принявшая Наташу, с которой, как оказалось, они были знакомы. Здесь наконец-то она смогла поговорить с Григорием Семёновичем. Утром в аэропорту при прилёте был задержан Максим Ильич. За что? Не имеет значения. За бабло. За него и сядет. Он пень упёртый, но дело даже не в этом. Он делиться, хоть и не часто, но в случае необходимости мог. Но на этот раз запросили слишком много. Сколько? Практически всё. А вывести его бизнес за пределы страны невозможно – бизнес к земле привязан. Что-то он успел себе на дальнейшую жизнь припасти, что-то на других раскидал, что-то запутал. В общем, по принципу «не съем, так понадкусываю». Зная с детства его пакостный характер, Григорий Семёнович понимал, что хорошего ждать не приходится, и давно уговаривал вывезти дочь, чтобы она не стала предметом шантажа. А он, самоуверенный болван, всё не мог с ней расстаться, утверждая, что всё под контролем!
– И куда её теперь?
– Надеюсь на родственников, – понуро выдавил он.
– Чьих?
– Наших.
В первый день они не выходили из дома. На следующий день Белла плюнула и повела ребёнка на детскую площадку, она и так изнылась, что обещали путешествие, а отвезли к дяде Грише. А когда вернулись, дома обнаружилась ещё одна гостья. Белла сразу поняла, что это и есть та самая родственница.
Это была несимпатичная полная дама в возрасте под полтинник, с арбузной грудью, толстыми голенями и в сильных очках. Но хозяин дома глядел на неё с такой радостью, словно к нему фея явилась. А она поглядела внимательно на девочку и улыбнулась, отчего лицо её вдруг словно осветилось. И вовсе не такая уж она непривлекательная:
– Здравствуйте, меня зовут Инна Леонидовна. Наташа, я твоя тётя Инна. Меня позвали путешествовать вместе с тобой. Поедем?
– Поедем, – решительно кивнула Наташа. – А куда?
– Дай подумать. Так, а в деревне ты когда-нибудь была?
– Нет.
– Лошадок, коровок, свинок, курочек, козочек видела?
– Лошадок видела. А ещё понь.
– Чего? А, пони? А остальных не видела? Надо съездить посмотреть, – она вытащила телефон и позвонила кому-то. – Лёша, у вас коза окотилась? Слушай, щёлкни там свою живность во дворе. Надо нашей племяннице показать, что такое деревня… да, Наташа. Но никому ничего, всё объясню потом при встрече. Да, завтра.
Она сняла очки и стала их протирать. Без очков Инна Леонидовна выглядела значительно моложе, и очевидным стало родство с Наташей. Такие же густые прямые тёмно-русые волосы, правда, с проседью, большие серые глаза с выпуклыми веками, круглое лицо, курносый нос и подбородок с ямочкой. Это заметила даже подслеповатая пожилая хозяйка, которая было уже сместила своё недовольство с Беллы на новую гостью:
– Ах, Наташа действительно на вас похожа! Вы сестра Максима?
– У нас очень отдалённое родство, – кинув вопросительный взгляд на Григория Семёновича, ответила она. – Но гены Ивановских сильны. Вот, пошли фотографии от моего брата. Сейчас я покажу его дочку, она Наташе вообще четвероюродная, а сходство просто изумительное. К сожалению, мы не виделись раньше, но надеюсь, что быстро подружимся.
Она усадила девочку рядом с собой и сказала:
– Вот, смотри, петушок. Правда, красавец?
Через пару минут Наташа уже сидела у неё на коленях и весело болтала. А потом стала торопить скорее отправиться в путешествие.
Тётка ответила ей, что выедут они попозже, к вечеру. До МКАД доедут на такси, а там на стоянку её сосед пригонит машину.
– Вы водите? – удивился Григорий Семёнович.
– Конечно, нет. Машина мне в наследство досталась. Переоформлена на меня, а поведёте вы. Мы её потом в деревне оставим, а вернёмся автобусом. Через Патриаршее автобус Новогорск-Москва проходит.
– Разумно. Мою машину могут по камерам отследить.
В селе Патриаршем Белла провела три дня, хотя могла бы и на следующий день уехать. Это в соседней с Новогорской областью, всего два часа пути. Предполагалось, что тётя укроется здесь с племянницей временно, пока не уляжется шум вокруг исчезновения Наташи, а потом вернётся в Подмосковье. Но хозяйка деревенского дома сразу сказала: «Инна, зачем создавать себе сложности? Она же наша, посмотри! Будут с Машей вместе расти». Наташа была в таком восторге от деревенской жизни, что нисколько не расстроилась, расставаясь с няней. Помахала рукой и пошла кормить курочек с сестрёнкой Машей. А сестрёнка и вправду вылитая Наташа, только волосы льняные. Ей недавно три годика исполнилось, и её мама Варя вышла из декретного отпуска на работу, она заведует сельской почтой. А папа Лёша – завуч местной средней школы, он в длинном учительском отпуске, за девчонками присматривает. Перед их приездом родители определили дочь в детский сад, а теперь и Наташу туда оформляют. Уже ходили туда на экскурсию, Наташа уходить не хотела, так ей понравилось, что ребятишек тут много. Григорий Семёнович уехал через несколько часов после приезда, сел на проходящий через село московский автобус: «Надеюсь, моего отсутствия никто не заметит». Дал Белле подробные инструкции, что говорить, когда на неё наедут, а наедут обязательно. А Инна Леонидовна сказала, что у неё отгулы до понедельника, а потом вернётся в Москву тем же автобусом.
Белле понравились родственники Наташи, она ясно видела, что девочке будет здесь даже, пожалуй, лучше, чем в родном доме. Её родной отец, любящий её трепетно, всё же был диктатором, Змеем Горынычем, хоть и обращённым к дочери изрыгающей сладость головой, а эти сельские жители были выдержанные и доброжелательные ко всем.
– Никак не могу понять, как вы и Алексей Иванович можете быть в родстве с Максимом Ильичом, – сказала Белла Инне Леонидовне, когда та провожала её до остановки автобуса Москва-Новогорск. – Вы такие надёжные и воспитанные, учителя в третьем поколении, а он… это же крапивный мешок!
Инна Леонидовна вздохнула и сказала:
– Были и в нашей родне паршивые овцы. Но к Денисову это не относится. Если он вернётся, может быть, он вам об этом расскажет. Вы не сомневайтесь, Наташе будет хорошо здесь, мои родственники – очень хорошие люди. Вырастили Вариных двоих детей от первого брака, теперь вот общую дочь воспитывают. [1]
[1] См. «Письмо паршивой овцы»