Апостолы Антимира

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ВОСХОЖДЕНИЕ

1

Я не понимаю, как умудрился попасть в аварию. Да, шёл дождь, да, дорога была узкой, проходившей по краю скалистого обрыва, но я ездил по ней сотни раз, причём в любую погоду: в дождь, в снег, в гололёд. Я всегда очень аккуратно водил машину, и в тот вечер ехал не больше пятидесяти километров в час. Уже смеркалось, дорога была мокрой, противная морось налипала на лобовое стекло, но её тут же счищали дворники, так что я отлично видел, что находилось впереди. Угольная змея автомагистрали делила лесной массив надвое. Справа он заканчивался обрывом, за которым начинался следующий, но уже на гораздо меньшей высоте. Слева леса упирались в голые скалы.

И вот на мгновение я прикрыл глаза, просто моргнул, а в следующее уже очнулся в морге. В холодном помещении без окон лежали тела на кушетках, накрытые белыми простынями.

Надо мной склонялось бесстрастное лицо патологоанатома. Он сообщил, что я пережил клиническую смерть. Мне было холодно. Безумно холодно. Голова раскалывалась. Врач ненадолго отлучился. Я был дезориентирован и плохо соображал. Мне показалось, он отсутствовал лишь мгновение. Доктор принёс мне тёплый плед и помог подняться. В моём теле не было переломов, только ушибы и царапины, что удивительно, поскольку мой внедорожник после падения с обрыва оказался смят, как консервная банка. Я получил сильную черепно-мозговую травму и впал в глубокую кому. Меня посчитали мёртвым. Пульс полностью отсутствовал. Врач скорой помощи констатировал смерть и отправил меня в отделение морга. К счастью, оно находилось при больнице, и как только я вернулся с того света, мне немедленно оказали медицинскую помощь.

Удивительным образом я довольно быстро шёл на поправку. Хотя не понимал, как вообще мог встрять в подобное приключение, едва не лишившее меня жизни. Днями напролёт, лёжа в отделении интенсивной терапии, я прокручивал в голове события, предшествовавшие аварии, и не мог вспомнить ничего необычного. Собственно, вся прошлая жизнь воспринималась мною, как чья-то чужая. Настолько отдаленными казались события даже месячной давности, будто произошли они не со мной. Всё было как в тумане. Но единственное, что я знал совершенно точно и мог поклясться в этом, что был трезв тогда. Перед аварией после работы я встретился с приятелем. Мы пошли в бар посидели, пообщались. Пил он, а я довольствовался лишь безалкогольным коктейлем. Потом я подвёз его до Театральной площади и поехал домой. Жил я за городом и каждый день наматывал по сорок с лишним километров. Мой путь на работу и с неё, вернее его треть, проходила по краю того злосчастного обрыва. Видно, в тот вечер удача отвернулась от меня. Когда-то это должно было произойти. Каждый год на том участке дороги бились десятки машин. Примерно по две-три каждый месяц. Местные власти рассматривали проект по установке специального импортного заграждения, но на него постоянно не хватало денег, поэтому его реализация всё откладывалась и откладывалась на неопределённый срок. Я же после случившегося со мной готов был лично идти к мэру и требовать, чтобы эту проблему решили, готов был даже судиться, только когда я вышел из больницы, всё это отодвинулось на второй план, потому как… В моей жизни стали происходить события, на фоне которых эта авария поблекла и превратилась в пустяк, тем более, я почти не пострадал.

Анализы показали, что в моей крови на момент аварии не было обнаружено алкоголя или иных, изменяющих сознание веществ. Но что тогда произошло? Трагическая случайность? Дорога была совершенно пуста. Я никого не обгонял, плёлся как черепаха и бац… В какой-то момент автомобиль будто сам по себе летит в пропасть. Задремать я точно не мог. Слишком громкая музыка в баре взбудоражила нервы, тем более, я был совой и обычно бодрствовал до двух-трёх часов ночи. Вечернее время для меня являлось самым продуктивным. Всё это я и рассказал инспектору ГИБДД. Он понимающе выслушал меня. Если б в моей крови обнаружили алкоголь, он бы разговаривал со мной в другом тоне. Тогда бы меня точно лишили водительских прав и выписали штраф, а так… Собственно, теперь они были мне не нужны. Мой автомобиль не подлежал восстановлению, а на новый не было денег. Я не был уверен, что вообще когда-нибудь ещё сяду за руль чисто по психологическим причинам. На работу теперь приходилось ездить на общественном автобусе, маршрут которого был гораздо безопаснее, но в два раза длиннее.

Меня ещё мучили головные боли, когда я решил досрочно закрыть больничный и выйти на работу. Три недели пролетели как три дня, но мои соседи по палате успели меня утомить. Со мной лежал паренёк лет двадцати со сломанной ногой и рёбрами после неудачного падения с мотоцикла. До того депрессивный парень, что я иногда незаметно затыкал уши, чтобы не слушать его пространной болтовни. Он был художником. Цитировал Шопенгауэра, от которого уши сворачивались в трубочку. И если не пробовал со мной заговорить, то был погружён в рисование. Несколько работ, которые ему удалось создать, не прерывая постельного режима, меня шокировали и оставили после себя странное послевкусие, будто я отведал инопланетной пищи.

На одном из рисунков был изображён человеческий череп, а снизу, вместо привычного скелета, под ним радиально расходились тонкие серые кости, похожие на множество берцовых. Получался эдакий «дождь» из костей, мгновенно вселявший липкое чувство страха перед неизведанным. Надо сказать, что работа была выполнена великолепно. У парня явно имелся талант. Но сюжет… Сюжет картины пробирал до костей своей обречённостью, отчуждённостью от жизни и всего сущего, своей загадочностью, несмотря на простоту исполнения. Картина называлась «Торжество смерти». И может, до неё уже существовали подобные с таким названием, о которых я не слышал, но тот, казалось бы, обычный рисунок намертво отпечатался в моей памяти. Денис (так звали художника) пообещал непременно перенести своё творение на холст, и когда полноценная картина будет готова, пригласить меня в гости.

Второй мой сосед по палате оказался бывшим военным. Он тоже, как и я, попал в аварию, но ему повезло гораздо меньше, чем мне. Однако когда я оказался в палате, он уже шёл на поправку. Это был мужчина средних лет с густой тёмной шевелюрой и взглядом безнадёжно уставшего от жизни человека. Он почти ничего о себе не рассказывал. Больше молчал. Через день к нему приходили жена с дочерью, которые тоже были не особо разговорчивыми.

К художнику никто не приходил. Его родители жили в другом городе, и ничего не знали о случившемся с сыном. Он решил не сообщать им, что лежит в больнице, чтобы не расстраивать, тем более всё самое страшное уже было позади, и он шёл на поправку.

У меня тоже не было посетителей. В этом мы с художником оказались похожи. Я тоже не сказал отцу, что попал в аварию. Мы-то и созванивались от силы раз в месяц. А наши отношения можно было охарактеризовать лишь двумя словами: «всё сложно».

Пару раз со мной связывались коллеги с работы, но я сказал, что чувствую себя неплохо и приходить не нужно. Наверное, я просто не хотел потом быть должным за то, что меня навестят чужие люди, и не хотел, чтоб на меня смотрели с жалостью и сокрушались по поводу аварии.

Я трудился младшим научным сотрудником в одном из НИИ центрального Урала. Изучал квантовую физику, параллельно писал диссертацию. В моём сухом мире строгих формул не было места чувствам. Я давно так для себя решил, обжёгшись три раза. И тогда чётко понял, что четвёртого не будет. Девушки на работе постепенно бросили попытки пробить мою броню холодности и отчуждённости. А я понял, что ничего, кроме науки, мне не нужно. Меня совершенно не интересовало искусство: ни музыка, ни фильмы. Книги я читал лишь учебные, и когда спустя неделю после выхода на работу я обнаружил у себя на столе толстый конверт из светло-коричневой бумаги, а в нём – художественную книгу, то сильно удивился, размышляя, кто бы мог, зная мои предпочтения, сделать мне такой неуместный подарок. Это был сборник мифов. Книга в ярко-красной обложке, без названия и каких-либо опознавательных знаков издательства, содержала в себе легенды, которых я никогда ранее не слышал в своей жизни.

Перелистнув несколько страниц, я незаметно для себя увлёкся и начал читать. Я погрузился в повествование настолько, что даже забыл о времени и пропустил свою очередь для опытов в лаборатории, а это значило, что следующего раза мне бы пришлось ждать ещё неделю, хотя я ещё официально был на больничном.

В книге рассказывалось об устройстве вселенной, какой она виделась таинственному автору или авторам издания. Вернее, речь шла о множественных вселенных. Они образовывали так называемый Круг, состоящий из двенадцати пар – вселенная-антивселенная. В каждой такой паре увеличивалась мерность пространства. То есть начинался счёт с одномерных вселенных, далее шли две двухмерные, три трёхмерные и так далее. Замыкали круг двенадцатимерные. Мы жили в мире, состоящем из четырёх измерений и, как утверждали авторы книги, у него, естественно, тоже имелась пара.

Мне были интересны эти странные мифы чисто с научной точки зрения. Квантовая физика не отрицала существование других: пяти, шести, семимерных миров, но и не подтверждала его. Чисто теоретически это было возможно. Но увидеть, либо как-то доказать существование другой вселенной, становилось невыполнимой задачей, поскольку мы и о своей собственной знали не так много и не могли заглянуть за её пределы.

Первая часть книги оказалась более научной, чем вторая. Во второй авторы ударились в мифическую архаичность. Научные термины заменили художественные сравнения. Повествование велось конкретно о вселенной, в которой жили авторы. Они называли её просто Антимиром. Он был четырёхмерным и отличался от моего (как я смог заметить) лишь в незначительных деталях, ведь являлся его парой. Его создал Антибог. (По аналогии с создателем Мира – Богом). Если верить авторам издания, то в Антимире также жили люди, а планеты и звёзды являлись идентичными тем, которые находились в Мире, но носили другие названия. Собственно, Антимир был своеобразной альтернативной вселенной, отличающейся от нашей в незначительных деталях. У Антибога был единственный помощник – Майнью – непознанное могущественное существо, следящее за тем, чтоб в Антимире чётко выполнялись все законы. Майнью путешествовал по Земле (а в Антимире она называлась Терра) тысячи лет, увлечённый одному ему ведомыми целями. Никто не мог сказать, как он точно выглядел. Он постоянно менял свою внешность. Он появлялся из ниоткуда, незаметно вмешивался в ход человеческой истории и уходил в никуда, оставляя после себя лишь ускользающий туманный образ. Легенды о Майнью были лишены негативного окраса, но и назвать его положительным персонажем не поворачивался язык: слишком противоречивы были его вмешательства: он, то развязывал войны, то прекращал их, то устраивал эпидемии, то давал людям долгожданное лекарство. Вся его деятельность состояла из бесконечных перегибов, будто он не следил за равновесием в Антимире, а напротив, старался его нарушить.

Майнью противостоял Люценк – сын Антибога, когда-то давно изгнанный в Межмирье за свои многочисленные проступки. Уходя, он решил отомстить, и поставил на Антимир Печать, мешающую Антибогу как-либо влиять на своё творение и вмешиваться в ход его развития. С того момента он даже не мог попасть внутрь своей Антивселенной, обречённый всё время находиться за её пределами.

В книге создавался негативный образ Люценка, однако я с самого начала решил не верить написанному, полагая, что раз уж это существо так поступило, значит, у него были веские причины закрыть Творение от его Создателя.

Когда мне оставалось дочитать страниц десять, я будто очнулся, вернулся в реальность и с удивлением обнаружил, что на улице расцвела ночь, и теперь мне придётся вызывать такси, чтобы добраться домой. Можно было, конечно, остаться на работе, но в моём кабинете не было ни дивана, ни удобного кресла, к тому же я испытывал голод и хотел просто отдохнуть в домашней обстановке. Я забрал книгу с собой, закрыл кабинет на ключ, спустился по лестнице и вышел на улицу.

Ночь плавными крыльями опустилась мне на плечи. Было пасмурно, но в тёмном небе едва-едва проглядывало огромное ярко-белое блюдце полной луны, тонущее в косматых стаях облаков. Вглядываясь в их очертания, я представлял себе тот загадочный Антимир, и образы существ, о которых я прочитал в книге, рисовались в моём воображении. Они не пугали меня, они, напротив, манили вдаль, заглянуть за завесу неизведанного и чуждого, того, что скрыто миллиардами, триллионами световых лет и возможно даже непреодолимой стеной иных измерений. Хотя, конечно же, я понимал, что эта книга чистой воды выдумка.

Меня выдернул из фантастических грёз негромкий сигнал подъехавшего такси. Время перевалило за полночь.

2

На следующий день голова была как в тумане. Но я всё равно заставил себя приехать на работу, а после ещё заскочить в больницу на плановый осмотр. Легенды об Антимире упорно не шли у меня из головы. Я не мог сосредоточиться. Работа над диссертацией превратилась в пытку. А главное, мне так и не удалось выяснить, кто принёс книгу. Секретарь сказала, что по почте мне ничего не присылали. Тогда я попросил охранника посмотреть по камерам, кто входил в мой кабинет. Кроме уборщицы туда заходила сама моя помощница, которая брала какую-то бумагу для бухгалтерии, и в её руках не наблюдалось никакой книги. Но таинственным образом она появилась в моём кабинете, будто возникла из ниоткуда! Я бы списал всё на своеобразную шутку, если б прочитанное не завладело моим разумом настолько, что я больше ни о чём не мог думать. Может, я сам её купил, а потом забыл об этом? Признаться, многие вещи после аварии выпали из моей памяти. Например, у меня не осталось практически ни одного детского воспоминания, а также я забыл, в каком году поступил в институт и когда его окончил: пришлось доставать диплом. Также из памяти стёрлись многие люди. Я помнил лица, но не мог вспомнить ни имён, ни фамилий, ни обстоятельств, откуда я знаю того или иного человека. Признаться, такая частичная амнезия меня ничуть не волновала, главное, что мои профессиональные навыки никуда не делись. Все знания остались на месте, и я мог продолжать заниматься научной деятельностью, как ни в чём не бывало.

Спустя две недели после выписки из больницы, я будто случайно столкнулся с врачом-патологоанатомом, который обнаружил, что я живой, на улице. Теперь я понимаю, что та встреча вовсе не была случайностью. И у меня промелькнуло странное чувство дежавю, будто раньше я уже где-то видел этого человека, причём до аварии. Мы поздоровались, он спросил о моём самочувствии, ради приличия либо ради интереса – я уж не знаю, но после той встречи у меня остался какой-то неприятный осадок. Надо было зайти и поблагодарить его хотя бы, а я совсем забыл об обстоятельствах своего возвращения «с того света» из-за какой-то глупой книжки!

Параллельно со мной стали происходить другие странные вещи.

Например, глядя на людей вокруг, я стал замечать, что знаю абсолютно всё о каждом из них. Впервые я заметил свою новоприобретённую способность в общественном транспорте по дороге на работу. Причём я не читал мысли. Стоило мне заострить внимание на определённом человеке, как в моей голове сразу же возникала вся информация о нём. Сначала я решил, что просто переутомился. Но эти знания начали подтверждаться. Например, я узнал, что недавно у одного из наших охранников обнаружили рак. Но он молчал о своём диагнозе. А потом, спустя месяц, он, действительно, ушёл на больничный и лёг на операцию, после чего все и узнали о его болезни. Таких примеров становилось всё больше и больше, и, в конце концов, я убедился, что это не просто игра разума, что после аварии во мне действительно что-то изменилось. Я не мог противиться этим изменениям, не мог никак их объяснить или предотвратить, и главное, никому не мог о них рассказать, иначе меня сочли бы сумасшедшим.

Я не хотел ничего знать о случайных прохожих или попутчиках в автобусе – люди были мне не интересны, однако же, знания насильно внедрялись в мой разум, вследствие какой-то аномалии. Научно происходящее со мной я никак объяснить не мог и надеялся, что «само пройдёт», но знания о чужих людях стали становиться всё ярче и подробнее. В конце концов они начали мешать моей работе, так как я не мог сосредоточиться. Я не представлял, к кому обратиться со своей проблемой. К психиатру? К психологу? Я опасался, что с такими симптомами меня могут отправить на принудительное лечение в психбольницу.

Совершенно случайно я снова столкнулся с патологоанатомом. На этот раз в баре, в который я заходил перед аварией. Я пошёл туда в надежде, что та обстановка поможет мне вспомнить, как я умудрился попасть в автокатастрофу. И там я будто случайно снова встретил врача. Совесть не позволяла мне сделать вид, будто я его не заметил, поэтому я подошёл, поздоровался и решил в качестве благодарности за своё спасение угостить его виски или коньяком. Михаил (так звали врача) пригласил меня присесть, хотя я не понимал, о чём с ним можно разговаривать. Я уже говорил, что люди меня не интересовали. Мне было приятно с ними общаться, только если удавалось обсудить науку, которой я занимался. А о чём я мог поговорить с врачом-патологоанатомом?

– Ничего странного не замечали? – спросил он вдруг.

Я чуть не поперхнулся. Ведь странного в моей жизни теперь было предостаточно.

– Нет, а что?

– Мало ли. Я на всякий случай спросил. После клинической смерти люди… меняются.

– Кхм… Со мной всё в порядке.

– Ну и славно.

Что он имел в виду под словом «менялись»? Неужели как-то догадался, что именно со мной происходит? Может, он и раньше имел дело с подобными случаями?

Михаилу было не больше сорока. Думаю, за свою долгую практику он насмотрелся многого.

Придя домой в тот вечер, я почему-то снова открыл «красную» книгу вместо уместных в моём случае справочников по психологии и принялся перечитывать интересующие меня отрывки.

Откуда же появились двадцать четыре множественные вселенные? В книге говорилось, что причиной их появления стали квантовые флуктуации истинного вакуума, вызванные искусственно. По сути, вселенных было лишь две, но за счёт своей многомерности они образовывали своеобразный Круг миров, который можно было увидеть лишь в разложении пространства на измерения. Таким образом, положительная вселенная образовывала двенадцать своих версий, а её отрицательная пара столько же антивселенных. Люди существовали на четвёртом плане глубины пространства, то есть, им было доступно четыре измерения. Были ли разумные существа на остальных уровнях, в легендах не говорилось. Также я не нашёл ни одного описания или хотя бы намёка на то, как выглядели более высшие уровни. Если как выглядит одно, двух, трёхмерное пространство я себе представлял, то вообразить пятимерное, шестимерное и т. д. становилось невозможно, так как человеческое мышление было ограничено четырьмя измерениями. Даже я, учёный-физик, не мог этого сделать. Нет, создать необходимые формулы можно было без проблем, но они остались бы просто формулами, не подтверждёнными на практике ничем, кроме информации в сомнительной книжке. Я задумался, была ли она связана с моим состоянием? Могли ли изменения, которым я подвергся, произойти из-за её прочтения? Конечно, это выглядело бредом. Я не сомневался, что у произошедшего со мной было рациональное объяснение, только я не мог его найти.

Я решил связаться с Михаилом. Интуиция подсказывала, что он должен что-то знать о моём состоянии. Я пришёл в больницу, где проходил лечение. Проскользнул в отделение морга, но врача там не оказалось. Тогда я упростил медсестру дать его номер телефона, рассказав ей, как Михаил обнаружил меня живым после поступления в морг, и что я хочу его отблагодарить. Медсестре стало меня жалко, и она дала номер.

Врач ответил практически сразу, будто ждал моего звонка. Мы договорились о встрече. Почему-то я совсем не боялся, что он сочтёт меня сумасшедшим. Напротив, внутренний голос твердил, что если кто-то и может объяснить причины моего состояния, то только Михаил.

Врач воспринял мой рассказ скептически.

– Хорошо! – наконец, согласился он. – Что же вы можете сказать обо мне?

Я напрягся, сосредоточив своё внимание на Михаиле. Что-то в его образе отталкивало. От него исходила скрытая угроза, хотя я не мог понять, что именно в его образе мне казалось неприятным.

Итак, я сосредоточился и… ничего. Его жизнь была чиста, как белый лист. Я не смог ничего прочитать.

Я уж думал, что эта способность вдруг исчезла, но обратив внимание на случайного прохожего, находящегося поблизости, мгновенно считал всю информацию о его жизни.

Мы сидели в парке возле больницы. И я ничего не понимал. Мне казалось, будто я попал в другую реальность. Восприятие изменилось. Временами у меня создавалось впечатление, будто я умер в той аварии, а всё, что произошло после, является лишь иллюзией умирающего мозга. Я уже готов был заподозрить у себя развитие синдрома Котара, если б не следующая вещь, которую сообщил мне Михаил.

– Вы ничего не увидели, верно? Это потому, что я специально закрылся от вас.

– Что? Так это всё – правда? Со мной действительно происходит что-то необъяснимое?

– Авария пробудила в вас скрытые способности.

– Но я… Я никогда не замечал… Что вообще происходит?

Михаил посмотрел на меня испытующе.

– Вы прочитали книгу?

– Так это вы мне её подкинули? Что за шутка?

– Это не шутка. Всё, что написано в ней, правда.

– Вы что, смеётесь? Нет, это какой-то глупый розыгрыш!

Михаил оставался невозмутим, не обращая внимания на моё замешательство. Я вскочил с лавочки и хотел уйти, но он схватил меня за локоть.

– Сядьте. И успокойтесь. Ничего страшного ведь не произошло.

– Как это не произошло? Боже… Кажется, я схожу с ума.

– Нет. В вас просто начинают пробуждаться способности. Думаю, вы догадались, что я не так просто предоставил вам эту книгу.

– Зачем? Даже если всё, что в ней написано – правда… Зачем мне знать об этом?

– Вы – Избранный. Вам суждено снять Печать Люценка, чтобы пустить во вселенную Антибога.

– Антибога? Печать? Что? Какое нам всем дело до Антимира… Я…

Страшное осознание вдруг пронзило мой разум.

– Постойте… Мы… Мы, что…

– Да, именно. Мы живём в Антивселенной. Но, видите ли, Люценк, отправляясь в изгнание, сфальсифицировал все человеческие знания о нашем мире. Собственно, в сознании людей он поменял местами Мир и Антимир. Таким образом, всё, что мы знаем о нашей вселенной, справедливо будет отнести к тому другому Мирозданию, которое мы теперь воспринимаем как Антимир. На самом же деле…

– Подождите… Но в чём отличия? Я имею в виду физические. Если и наша вселенная, и та, другая, четырёхмерные, то, как тогда они различаются?

– Чужая состоит из обычной материи, а наша, как вы догадались, из антивещества.

– Так это всё не просто теории! Боже…

Я не мог поверить в услышанное. То, что долгие десятилетия балансировало на грани теории и реальности, оказалось правдой!

– Но почему я? Я не представляю, как снять эту Печать!

– Необходимые знания со временем придут к вам. Почему вы Избранный? У вас уникальный набор генов ДНК, который как раз и сформировал ваши способности, в том числе, способность снять Печать. А пережитая клиническая смерть пробудила эти способности из дремлющего состояния. Вопрос «почему я» в данном случае некорректен. Если б не вы, на вашем месте был бы кто-то другой – человек с таким же уникальным жизненным кодом.

Вдруг Михаил что-то сделал и тут же поток знаний о нём самом ворвался в мой разум.

– Вы? Вы – Майнью?

Он кивнул. Я не мог опомниться от шока. А Михаил вёл себя так, будто не раскрывал мне непостижимые тайны мира, а всего лишь сообщал о том, какая будет завтра погода.

– Эм… Знаете, я не хочу во всё это вмешиваться…

– У вас нет выбора.

– Как же принцип свободной воли, на котором построена вселенная?

– Антивселенная, – поправил врач. – Но в данном случае вы не можете отказаться.

– Я всё-таки попробую, – настаивал я.

– Поверьте, у нас достаточно рычагов воздействия.

Майнью уже начал мне угрожать. Как быстро, однако, эта сюрреалистичная, гротескная реальность укоренилась в моём мозгу! Может, дело было в моих пробуждающихся способностях?

Я чувствовал, что ни в коем случае не стоит снимать Печать. Антибог представлялся мне чуждой этому миру, враждебной сущностью, помыслы которой были неясны. Одно я знал точно: что Люценк не просто так поставил эту Печать. И я не собирался её снимать.

– Я не буду этого делать! – твёрдо сказал я.

– Обстоятельства заставят вас. Поверьте, в этой жизни ни от чего нельзя зарекаться.

В ночь после того разговора мне приснился Антибог. Он выглядел очень странно.

Он предстал передо мной неким роботом, человекоподобным существом, у которого не было лица. Тело этого существа состояло из твёрдого белого материала и было невероятно высоким, не меньше двух с половиной метров.

Антибог возвышался надо мной, как изваяние, и если б не его голос, звучавший будто внутри моей головы, я бы подумал, что передо мной действительно, не живое существо, а статуя.

Узкая длинная голова была лишена лица, поэтому узнать, какие эмоции испытывала эта непознанная сущность, становилось невозможно. Я считал, что эмоций у неё не могло быть в принципе.

Бесполый механический голос велел мне снять Печать. У меня возникло неприятное ощущение давления, будто меня растянули и расплющили под невероятным прессом. Антибог выворачивал душу наизнанку, сметая всё человеческое, что ещё оставалось во мне. Его «лицо», пустая белая маска, приблизились вплотную ко мне, будто желая вытащить наружу мой разум. Я вскрикнул и проснулся. И понял, что отступать мне некуда.