Мой любимый шотландец

– Тогда возьмем с собой Люси, – кивнула Катриона. – С логистикой она справляется отлично.

Их сестринская беседа закончилась с появлением тетушки, хорошо отдохнувшей после приятного сна и твердо убежденной, что настало время проследить за сбором вещей для отъезда в Лондон.

При прощании Хэтти прижалась щекой к лицу Катрионы.

– Как думаешь, не будет большого вреда, если я схожу на экскурсию по галерее? – прошептала она.

– Нет, если не станешь отходить от матери, – тихо ответила Катриона.

* * *

– И почему я не удивлена? – пробормотала мать Хэтти, заметив миссис Хьювитт-Кук в центре небольшой группы, которая окружила Блэкстоуна в холле. – А вот Оукси увидеть не ожидала.

Среди присутствующих лорд Оукси был единственным аристократом. В основном собралась публика попроще – жены и сыновья богатых промышленников. На их фоне отсутствие девушек возраста Хэтти резко бросалось в глаза.

– Оукси владеет одной из самых крупных в Англии частных коллекций картин эпохи Ренессанса, – тихо заметила Хэтти. – Наверное, ему очень любопытно.

Причем настолько, что он готов рискнуть и нарушить этикет, снизойдя до общения с Блэкстоуном. Вернувшись на место своего недавнего преступления, Хэтти разнервничалась, во рту у нее пересохло.

– Ох уж этот мистер Гринфилд и его деловые махинации! – неодобрительно проворчала мать. – Иногда я задаюсь вопросом, не туманит ли возраст его разум.

Хэтти молча согласилась. Такое чувство, словно Джулиана Гринфилда перестало устраивать нынешнее положение и ему захотелось большего. Но для человека, который и так достиг практически всех вершин, стремление к большему выглядит чудачеством, особенно если чисто из принципа он решил монополизировать некого кровожадного коммерсанта.

Пока Хэтти с матерью обменивались приветствиями с другими посетителями, к ним устремился мистер Ричард Мэтьюс, и сердце Хэтти упало. Однако помощник Блэкстоуна, одетый в чрезвычайно модный сюртук бордового цвета, ничем не выдал, что ее узнал: посмотрел поверх головы и объявил, что посетители могут пройти за ним в приемную, где их ждет угощение.

Облегчение сменилось предательским разочарованием, и Хэтти замедлила шаг. Вдруг Блэкстоун вообще не появится? Она готовилась встретить его во всеоружии – нарядилась в любимое бледно-сиреневое дамастовое платье с тремя рядами белой бахромы на подоле. «Тебя привлекает коллекция картин или ее одиозный владелец?» Похоже, что второе. Несмотря на пережитое унижение, Хэтти понравилось беседовать с Блэкстоуном на фуршете неделю назад. Под его пристальным взглядом она нервничала и потому говорила все, что взбредет в голову, но цвета в столовой казались ярче, аромат еды – насыщеннее. Она чувствовала себя бодрой, веселой, живой! Примерно то же она испытывала, когда удирала от мистера Грейвса, только в десять раз острее. Ей захотелось ощутить это снова.

Проходя через двери в конце коридора, группа застопорилась. Увлеченная беседой с лордом Оукси, мать тут же пролезла вперед, невольно позабыв про Хэтти.

– Смотрите, Дега! – раздался голос лорда. – Полагаю, только что привезен с Монмартра.

Повинуясь минутному порыву, Хэтти отступила к стене и укрылась в тени статуи. Когда группа исчезла за углом и гул голосов стих, она проворно поспешила к двери. Так и есть: боковой вход в галерею. Комната тянулась в глубину и в ширину под сводчатым стеклянным потолком и напоминала внутренний двор. Полуденное солнце стояло высоко, и помещение заполнял яркий белый свет. В воздухе пахло полиролью из пчелиного воска.

Хэтти кралась на цыпочках. Главный вход остался справа. На стенах слева и впереди на равном расстоянии друг от друга висели картины. Лорд Оукси не ошибся: действительно, Дега, ведь его балерин в белых пачках ни с кем не спутаешь. Силуэт девушки медленно полз по ряду квадратных зеркал, установленных на противоположной стене; вероятно, они помогали освещать комнату в пасмурные дни, отражая естественный свет. Блэкстоуну следовало бы закрыть крышу – конечно, газовые лампы не идеальны, но солнце со временем повредит экспонаты. Впрочем, белая масляная краска при таком свете не желтеет слишком быстро…

Она обнаружила «Офелию» в центре левого ряда, и поток ее мыслей иссяк. Юная девушка в пышном платье, вышитом звездами, лежит на воде под изогнутыми ветвями плакучей ивы. И вот уже Хэтти стоит на берегу, вдыхая прохладный влажный воздух и землистый запах тлена. Вокруг зеленые тени, усеянные красными и синими полевыми цветами. Лицо Офелии залито призрачным светом, что показывает ее промежуточное положение между миром живых и мертвых. Хэтти знала: вместо того чтобы сделать набросок на пленэре, а потом закончить картину в студии, Милле писал пейзаж прямо на берегу реки Хогсмилл, возле Суррея. Его натурщица, мисс Сиддал, сама художница, ужасно простудилась, пока лежала в студии в остывшей ванне. И все же эти факты ничуть не умаляли волшебства, исходившего от картины. Хэтти знала и другие вариации этого сюжета, к примеру, Александра Кабанеля; они казались ей грубыми и назидательными, почти неприкрыто сообщая: безумных красивых женщин непременно ждет гибель. Милле же дал своей Офелии покой. Ее бледные руки расслабленно лежат на поверхности ручья, ладони подняты к небу за пределами рамы. Взгляд из-под полуприкрытых век безмятежен, губы приоткрыты. В ее покорности чувствуется намек на блаженство.

Блэкстоун обвинил Хэтти в том, что трагедия ее завораживает. Пожалуй, в жизни каждой женщины наступает момент, когда она чувствует, что тонет, и единственным утешением ей служит осознание, что и в смерти могут быть и красота, и достоинство.

Как Милле умудрился передать эти чувства? Он мужчина, теперь уже пожилой; его кисть явно не знала подобных ограничений – она погружалась прямо в сущностный опыт человечества. Как ему удалось преодолеть таинственную пропасть, извечно разделяющую замысел художника и безупречность исполнения?..

Внезапно по шее Хэтти побежали мурашки, вырывая ее из грез.

На пороге бокового входа, спокойно глядя на гостью, молча стоял Блэкстоун.

Девушка смутилась гораздо меньше, чем следовало, хотя сердце и заколотилось как бешеное. Из глаза встретились; потом Хэтти отвернулась к «Офелии». Шаги Блэкстоуна эхом отдавались в пустоте. Когда он подошел совсем близко, в голове Хэтти не осталось ни единой мысли, во рту мигом пересохло.

– Ну как, соответствует картина вашим ожиданиям? – спросил Блэкстоун.

Хэтти мотнула головой.

– Она даже лучше.

Голос шотландца звучал так, словно он разговаривает редко, и хорошо сочетался с натруженными руками – некоторые сочли бы это привлекательным. Внезапно девушка осознала, что ей не следует находиться с ним наедине, к тому же в комнате с такой хорошей акустикой.

– Наверное, интересно видеть нечто большее, чем пятна краски.

Хэтти взглянула на него искоса.

– Неужели это все, что видите вы?

– Да, а еще я предвижу, сколько она будет стоить лет через двадцать.

Блэкстоун был во всем черном, не считая серого жилета, и снова зачесал волосы назад – видимо, в ожидании респектабельных гостей; на затылке лежали непослушные темные завитки, словно перышки на хвосте у дикой утки. Эта маленькая слабость придала Хэтти смелости, впрочем, как и уверенности в том, что он намеренно ее задирает.

– Полагаю, пятна краски, нанесенные на холст художником вроде Милле, опровергают ваше утверждение.

– Какое утверждение? – не понял он.

– Вы сами говорили, что люди в основном руководствуются комфортом, тщеславием или жадностью.

Блэкстоун кивнул.

– Вы запомнили…

Поцелуй она запомнила тоже и хранила воспоминание о нем в своем теле – оно разлилось огнем по жилам и другим, безымянным местам, стоило лишь Хэтти взглянуть ему в глаза. Нет, это не влечение. Женщин, которых влекут мужчины ниже их по происхождению, ждет самая суровая кара – их считают умалишенными и даже иногда помещают в специальные клиники.

Хэтти прочистила горло.

– Люди готовы проехать десятки миль, чтобы полюбоваться на картины прерафаэлитов просто потому, что те прекрасны. Где тут тщеславие или жадность?

– Туше́, мисс Гринфилд!

Несколько крошечных шагов – и расстояние между ними исчезло. Она точно сошла с ума, если пытается незаметно вдохнуть его запах, вместо того чтобы спасаться бегством.

– Скоро все закончится, – заметил шотландец, – я имею в виду реалистическую живопись и даже расплывчатые стили, как у этих французов. Импрессионизм стал началом конца.

Хэтти нахмурилась.

– Почему же?

– Теперь появилась возможность снимать реалистичные изображения более эффективно. Зачем нужны художники, если машина воспроизводит предметы гораздо лучше?

– Что вы имеете в виду?

Блэкстоун посмотрел на нее с таким видом, словно она должна была знать.

– Фотографию.

Девушка отпрянула.

– Я с вами не согласна!

– Отчего же?

– Фотографический аппарат не способен схватывать эмоции в той же манере, что и кисть!

Он пожал плечами.

– Если все сделать правильно, то кто знает?

Перед мысленным взором Хэтти замелькали застывшие, безжизненные фотографические портреты. Конечно, Блэкстоун думает, что этого достаточно, – ведь он всего достиг сам и выбился из низов не благодаря доблести в битве или на ниве, а на железнодорожных рельсах и в клубах фабричного дыма.

– У фотографического аппарата нет души, – выпалила Хэтти. – Это всего лишь техника!

– Кисть тоже инструмент, – напомнил Блэкстоун, – только более примитивный.

В серых глазах читалось высокомерие, словно он говорил: что вы на это ответите? Блэкстоун наклонился к ней и теперь стоял слишком близко. Дыхание Хэтти участилось. Это уже не смешно!

– Я так понимаю, вы полагаетесь на машины. Я же предпочитаю людей.

– Я ни на кого не полагаюсь, мисс Гринфилд, – прошептал он. – Впрочем, если бы я на это решился, то доверился бы будущему, а не прошлому.

Неужели этим она и занимается – смотрит назад? Воспроизводит величие давно минувших дней? В глубине души Хэтти всегда знала, что топчется в арьергарде. Мысли путались. Черные как смоль волосы Блэкстоуна на солнце отливали красным.

– Россетти и Милле показывают, что красота и истина вовсе не исключают друг друга! – охрипшим голосом воскликнула Хэтти. – Почему весь мир настаивает на том, что признания достойны лишь машины или старики?

– Иными словами, – заметил Блэкстоун, – почему никто не принимает всерьез вас?

Слова вошли в ее сердце, словно нож в масло. Либо Блэкстоун гораздо проницательнее, чем она предполагала, либо же у нее все на лице написано. Хэтти почувствовала себя нескладной и беззащитной из-за того, что подобный мужчина осмелился сказать ей такие вещи о ней самой, или же из-за того, что она его недооценила. Она негодовала – и на тягучее напряжение, пульсирующее между ними, и на его пристальный взгляд. Тепло его тела проникало сквозь сиреневый дамаст прямо в кожу, словно жар от огня. Внезапно Хэтти заметила, что почти касается грудью его жилета. Взгляд Блэкстоуна медленно упал на ее губы.

Сейчас это случится снова!

До поцелуя оставалась пара дюймов. Сердце забилось гулко и часто. Блэкстоун стоял неподвижно, темным монолитом возвышаясь среди затянутого белым маревом мира.

Девушка подалась вперед.

Губы шотландца едва уловимо скользнули по ее губам. От нежного прикосновения она взмыла ввысь и покачнулась, и он придержал ее за талию. Левая рука Хэтти легла на лацкан сюртука; она поразилась, какой маленькой та выглядит… и еще тому, что трогает мужчину.

Так они и стояли, когда дверь главного входа открылась. С широко распахнутыми глазами застыли на пороге мать Хэтти, лорд Оукси и миссис Хьювитт-Кук. Блэкстоун выпустил Хэтти и повернулся к ним лицом, медленно и вполне владея собой.

Имея творческий склад ума, можно проникнуть в самые темные глубины, и порой Хэтти пыталась представить момент, когда с ней произойдет какая-нибудь грандиозная катастрофа. Каково это – почувствовать, что твоя жизнь кончена? Ей и в голову не могло прийти, что это случится в гробовой тишине.

* * *

Спустя два часа после инцидента в галерее Люциан явился к Джулиану Гринфилду, чтобы начать торг насчет дочери. Дворецкий встретил его холодно-враждебно и провел прямо в кабинет отца семейства. Гринфилд сидел за столом; рядом с ним стоял его наследник и сверлил посетителя убийственным взглядом.

– Мне следовало бы вывести вас через заднюю дверь и пристрелить, – проворчал банкир вместо приветствия. – Назовите хоть одну причину, по которой я этого не сделаю!

– Как насчет тридцати? – осведомился Люциан. – Мой пакет акций в концерне «Пласенсия – Асторга». Насколько я понимаю, они нужны вам для консолидации активов в Испании.

Гринфилд откинулся на спинку кресла. Сосредоточенный взгляд свидетельствовал о том, что он быстро прикидывает варианты: сделка для смягчения скандала. Весомая репарация за нанесенный ущерб. Достойная причина пожертвовать одной из нескольких дочерей.

– Даже не надейтесь, что я заплачу за них хоть пенни, – заверил банкир.

– Я готов расстаться с ними за полцены, – ответил Люциан.

Гринфилд скрипнул зубами и указал на стул перед столом.

– Садитесь!

От удивления Закари Гринфилд гневно хмыкнул.

– Оставь нас, сын, – велел Гринфилд-старший.

Отец с сыном уставились друг на друга в безмолвном поединке взглядов. Люциан обнаружил, что праведный, хоть и тщетный гнев юноши вызывает у него больше уважения, нежели холодный расчет отца семейства. Когда отчим продал его в детстве за бесценок, поддержка ему точно бы не помешала.

Молодой Гринфилд вышел, едва сдерживая чувства. Люциан уселся и смахнул несуществующую пылинку с рукава, и взгляд Джулиана Гринфилда посуровел.

– Ни пенни! – повторил он.

Поразительно, что у этого красномордого сквалыги с сомнительной растительностью на физиономии уродилась такая дочка. Пока Люциан одно за другим отклонял предложения Гринфилда, его мысли постоянно возвращались к Хэрриет. Ей удалось преподнести ему один из величайших сюрпризов всей жизни: она сама подалась ему навстречу. В тот момент для него не существовало ничего, кроме ее лица, и он не замечал ничего, кроме прикосновения нежных, словно лепестки, губ. В высшем обществе много красивых девушек, которые могли бы послужить его планам, но Люциан хотел только ее. Неожиданно для себя он осознал, что готов отдать Гринфилду все, что тот ни попросит. Впрочем, если Хэрриет узнает подробности предстоящей помолвки, они ей определенно не понравятся.

Глава 8

– Хэрриет, скажи своему отцу, что тебя принудили!

Поздним вечером родители вызвали Хэтти в библиотеку, и она вошла, сама не своя от тошноты и головокружения. Отец стоял у камина и смотрел на пламя, сунув руки в карманы брюк. Мать маячила возле кресла у стены, и лицо ее было таким бледным, что она походила скорее на мумию, чем на живую женщину. И все же ей хватило сил пригвоздить Хэтти к месту властным взглядом.

Девушка застыла, не веря своим ушам. Мать была там и видела все. Зеркала на правой стене галереи оказались двусторонними. В ярком дневном свете комната уподобилась круглому аквариуму: все посетители, стоявшие в полутемном коридоре за этими коварными окнами, наблюдали и как Хэтти беседовала с Блэкстоуном, и как целовалась, причем охотно. Неужели для того, чтобы кошмар закончился, нужно просто солгать? Хэтти робко взглянула на отца, но тот ее проигнорировал. Слово «да» так и рвалось с губ. Матери безумно хочется его услышать. Впрочем, какая разница? Принудили ее или нет, родители все равно отошлют порочную дочь подальше с глаз. Кроме того, лгать в подобной ситуации подло. Она потупила взгляд.

– Нет. – Хэтти знала, что жизнь кончена.

– Что ты сказала?

Она не смогла посмотреть на мать.

– Блэкстоун меня не принуждал.

– Тогда как – как это могло произойти?!

Если бы только она сама знала. Вот они с Блэкстоуном бурно обсуждают живопись, а в следующий миг ее неудержимо к нему потянуло. Удержаться от поцелуя было все равно что усилием воли остановиться в воздухе, упав со скалы. Она поддалась порыву, и начался кошмар! Застывшие лица и взгляды… Хэтти вздрогнула. Ей хотелось выползти из кожи и броситься прочь от жгучего стыда, раздиравшего нутро.

Хэрриет закрыла глаза.

– Мне ужасно жаль, – прошептала она.

– Ты прекрасно знаешь, что теперь это не важно, – заявил отец.

И тогда Хэтти поняла, что с учебой в Оксфорде покончено. Ей больше никогда не сделать ни единого шага без сопровождения. Люди будут шептаться у нее за спиной на каждом приеме, на каждом балу и обсуждать ее распущенность. Ни одна порядочная девушка не поставит себя в положение, в котором ее поцелует неподходящий мужчина – на самом деле ее вообще перестанут куда-либо приглашать! Подруги отвернутся… Хэтти прижала руки к животу, борясь с приступом тошноты.

Мать набросилась на отца:

– Моя дочь невиновна! Негодяй сам на нее накинулся – это все видели!

– О да, там было на что посмотреть, – протянул отец, уставившись в шипящее пламя. – Насколько мне известно, сложно сказать, кто на кого накинулся.

– Мы ведь ничего о нем не знаем…

И тут банкир повернулся к ним обеим.

– Говорю же, мне кое-что известно, – повторил он. – Блэкстоун ничуть не беднее Эсторп-Венейблзов, может, даже богаче. Ему двадцать девять лет. Он внебрачный сын. – Гринфилд помолчал. Внебрачный. Слово прозвучало так, будто разбилась вдребезги драгоценная ваза. – Внебрачный сын покойного сэра Мюррея, владельца поместья в Аргайле. Отчим дал ему свое имя, так что не понимаю, зачем раскрывать такие подробности – разве что Блэкстоун хотел добавить насмешку к нанесенному нам оскорблению. Его мать, тоже ныне покойная, работала у сэра Мюррэя судомойкой.

– Внебрачный сын! – Адель тяжело осела на кресло. – Господи, нельзя даже помышлять о таком абсурде!

– Вы ведь сами во всеуслышание заявили, что они помолвлены.

Помолвлены! Хэтти видела, как двигаются губы и руки родителей, однако ее ушей не достигало ни звука. В галерее она упустила эту подробность, но теперь поняла: родители не отошлют ее с глаз долой. Они выдадут ее замуж!

Мать вскочила с кресла:

– Я должна была сделать хоть что-нибудь! Зеркала там как окна…

– Ты поступила правильно, Адель.

– Я этого не вынесу, – простонала мать. – Хэрриет могла бы выйти замуж за пэра…

Отец всплеснул руками.

– Вот и развлекалась бы с пэром, желательно на глазах у самых завзятых светских сплетников!

– Но ведь он мужлан, к тому же с вредным характером! – вскричала Адель, раскрасневшись. – И дети от него получатся мужиковатые и противные!

– Я бы тоже такого зятя не выбрал! Впрочем, если тебе нужны красивые внуки, то соглашайся на этот брак – иначе Вильгельмине вообще не светит предложение от прекрасного сэра Брэдли…

– Мистер Гринфилд!..

– Вариантов немного. Либо мы отречемся от Хэрриет и станем объектом сплетен до конца своих дней, либо наша окаянная дочь выйдет за Блэкстоуна, будет верной супругой и улучшит его генеалогическое древо! – Обращаясь к жене, банкир смотрел налитыми кровью глазами на дочь. – После такого безобразия она утратила право называться моей дочерью! Хотел бы я воздать ей по заслугам, но Гринфилды стоят друг за друга горой, и если кто полагает, что я отойду от семейных традиций, то сильно ошибается. Мы своих не бросаем, и я не намерен позорить предков лишь потому, что Хэрриет повела себя как потаскушка.

Пол под ногами Хэтти угрожающе качнулся.

– Нет! – крикнула она или же, вероятно, прошептала. – Ты ведь не всерьез!

Отец прищурился.

– Думаешь, я шучу? А чем ты думала, когда устроила это представление на публике?

– Папа, ты не можешь выдать меня за него замуж!

– Еще как могу. Сегодня он явился ко мне свататься, и я как глава семьи дал согласие.

– Джулиан! – всплеснула руками мать. – Посмотри на нее! Разве она сможет стать женой такому мужлану? Джулиан, Хэрриет, конечно, упрямица, но при этом всего лишь невинная девочка…

– Она вовсе не такая невинная овечка, как ты думаешь, – перебил отец. – Эта девчонка, – он указал пальцем на Хэтти, – по крайней мере дважды сбежала от своего охранника и разгуливала по Лондону без сопровождения. Так они с Блэкстоуном и познакомились. Непристойная сцена в галерее – не первая их встреча. Кстати, Грейвса я вышвырнул вон.

Желудок Хэтти подскочил к горлу, словно она сорвалась в яму. Бедный, бедный мистер Грейвс! Что же она натворила!

На лице матери проступил ужас.

– Ты сбегала? Ты была без защиты?

– Прошу, папа! Ты ведь один из самых влиятельных людей в Англии…

– Самых влиятельных? – Внезапно он стал вдвое выше. – Самых влиятельных, говоришь? – Отец ткнул себя пальцем в грудь, и Хэтти вздрогнула. – Как думаешь, насколько влиятельным я выгляжу теперь, – проревел он, – если не способен управиться с женщинами в собственном доме?!

Неприкрытая ярость отца вытеснила из комнаты весь воздух. Чего Джулиан Гринфилд никак не мог вынести – так это показаться слабым. Хэтти погрузилась в вязкий кошмар, и теперь в глубине ее души не было ни малейшей уверенности, что рано или поздно она проснется. Все происходит на самом деле, и придется расплачиваться сполна…

* * *

Жизнь была кончена, но рассвет все равно наступил. Хэтти лежала на спине, уставившись на балдахин саднящими после бессонной ночи глазами. Над Лондоном разливалось розовое свечение, мимо дома проезжали первые наемные экипажи, на другой стороне улицы что-то неразборчиво кричал мальчишка-газетчик. Ее похождения наверняка попали в новости… Мистер Блэкстоун – ее будущий муж. Миссис Как-Его-Там Блэкстоун. Хэтти даже имени его не знала. Глаза остались сухими – все слезы она выплакала еще до полуночи. Все свои варианты она тоже перебрала, ведь их было два.

Первый – уйти из дома. Куда податься опорочившей себя девушке? При мысли о том, чтобы подвергать риску доброе имя своих подруг, Хэтти вспыхнула. К тому же до совершеннолетия ей оставалось еще три месяца. Сейчас она – собственность Джулиана Гринфилда, а связываться с подобным человеком не рискнет никто.

Второй – сбежать с другим любовником. Увы, в такой короткий срок кандидата просто не найти.

Наверное, это ей заслуженная кара, причем не только за дурацкое поведение, но и за вызов судьбе: нельзя предъявлять к будущему мужу непомерные требования! С тех пор как Хэтти позаимствовала из тетушкиной корзинки для вышивания свой первый любовный роман, она грезила о разбойниках в масках и о дерзких пиратах – суровых, бесстрашных мужчинах, которые привыкли брать, что хотят. Однако жениха Хэтти желала совсем другого, вроде лорда Скеффингтона или мистера Бингли. Доброго, с титулом, молодого и, конечно, красавчика! Мужчины с опасным блеском в глазах и умеющие держать меч пусть остаются в книгах. А в жизни у нее получилось ровно наоборот…

Дверь в спальню открылась без стука, и вошла Мина с подносом. Глаза опухшие, нос красный. К горлу подкатила тошнота, и Хэтти отвернулась.

Мина брякнула поднос на тумбочку и что-то швырнула на кровать. Утренняя газета. Хэтти покосилась украдкой.

НА ВЫСТАВКЕ В ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ГАЛЕРЕЕ БЛЭКСТОУНА ГЛАВНЫМ ЭКСПОНАТОМ СТАЛА МИСС Г.!

Огромные черные буквы заголовка занимали полстраницы. Перед глазами Хэтти заплясали белые точки.

– Это случилось только вчера вечером, – прохрипела она. – И уже в газетах?!

Не удостоив сестру ответом, Мина с прямой как доска спиной направилась к двери.

– Мина!

Девушка резко обернулась, словно кошка, которую схватили за хвост.

– А чего ты хотела? – прошипела она. – Блэкстоуна застигли с Гринфилд! Странно, что специальный выпуск не сделали!

Хэтти закрыла глаза.

– Да, конечно…

Мина тяжело дышала.

– Как ты могла? – дрожащим голосом спросила она.

– Я не хотела.

– Мама с папой полночи ссорились, обвиняя друг друга в твоей своенравности! Тетушка глаз не сомкнула и выглядит очень плохо.

Хэтти с трудом сглотнула.

– Тетушка тоже меня ненавидит?

– Не совсем, – признала Мина. – В основном винит наших предков, которые перебрались в Лондон и перешли в англиканство.

– О боже! – А Закари? При мысли о том, что любимый брат знает о ее порочности, Хэтти содрогнулась.

– Если теперь сэр Брэдли не сделает мне предложение, я возненавижу тебя навеки! – пообещала сестра, едва сдерживая готовые пролиться слезы.

Хэтти села в кровати.

– Мина, он тебя обожает…

Ручки Мины взметнулись в воздух.

– Конечно, обожает! Будь моя воля, я с ним бежала бы, но он человек чести, поэтому мы не можем… Сейчас мое положение настолько шаткое, что я вот-вот стану испорченным товаром из-за нашего с тобой родства. Святые небеса, как тебе в голову пришло встречаться с таким мужчиной, да еще и у всех на глазах?

– Я…

– Почему не с лордом Скеффингтоном? Я думала, ты к нему неровно дышишь…

Хэтти посмотрела на свои руки.

– Я тоже так думала…

Мина обожгла сестру яростным взглядом.

– Я знала, что ты барышня эксцентричная, но не подозревала, что вкусы у тебя столь низменные!

– Вовсе нет, – пробормотала Хэтти и покачала головой, с горечью вспомнив слетевшее с губ отца слово «потаскушка».

Мина скрестила руки на груди. Рыжие локоны взметнулись вокруг сердитого лица, словно язычки пламени.

– Ты лишилась шанса на удачную партию, – заявила сестра. – Однако еще можешь сделать так, чтобы его не лишилась я. Прошу, поступи правильно!

Она выскочила из спальни, высоко задрав курносый носик. Несомненно, Мина могла бы стать великолепной женой для рыцаря.

Выйти замуж за Блэкстоуна?! Хэтти откинулась на подушки, вновь ощутив головокружение. Если не согласиться, то газетный заголовок вроде сегодняшнего – только начало. Если она отвергнет его руку, то обречет себя на медленную, верную смерть. Ах, смотрите, это же Хэрриет Гринфилд, которая занималась непристойностями на публике, точнее, в художественной галерее. И винить сплетников сложно – понятное дело, иные находят удовольствие в том, чтобы перемывать косточки оступившейся женщине, но большинство просто не представляют, как с ней себя вести. Мало кто отважится быть замеченным в ее обществе: стоит добрым и праведным сбиться в толпу, как третирование отверженной становится единственным безопасным способом избежать сомнения в их собственных моральных устоях.

Хэтти накрылась одеялом с головой. Мысленно она перебирала одни и те же доводы, приходя все к тем же выводам: если выйти за него замуж, скандал удастся предотвратить. Межклассовые браки становятся все более распространенными с тех пор, как несколько лет назад Дженни Джером нагло похитила с ярмарки женихов лорда Черчилля, тем самым открыв шлюзы для других американских долларовых принцесс, готовых обменять приданое на титул. Увы, кроме спасения от скандала, семья Хэтти мало что выиграет от брака с Блэкстоуном: в средствах они не нуждаются, а из-за сомнительного происхождения социальный статус Блэкстоуна гораздо ниже их собственного. И все бледнеет по сравнению с тем, какую цену придется заплатить самой Хэтти: если она вступит с ним в брак, все надежды обрести истинную любовь рухнут. В худших кошмарах она выходила замуж, потом неожиданно встречала свою вторую половинку, переглядывалась с ним через комнату и понимала, чего именно лишилась, связав жизнь не с тем человеком. Трагедия! В любом случае теперь даже эта возможность утеряна: ни один уважающий себя джентльмен не станет ухаживать за девушкой с подмоченной репутацией.

В дверь постучали. Хэтти не шелохнулась. Кто-то вошел и тихонько покашлял. Значит, это не разгневанная сестра. Посмотрев сквозь щелочку, Хэтти обнаружила у изножья кровати Бейли, свою камеристку, нервно теребящую белый фартук.

– Меня прислали сообщить, что мистер Блэкстоун прибудет через час, – тихо объявила Бейли. – Вы должны встретиться с ним и с миссис Гринфилд в Голубой гостиной.

Хэтти была не готова – ни сейчас, ни через час, ни через год.

– Бейли, – попросила она, – налей мне рюмку хереса. А лучше сразу две!

* * *

С двумя рюмками Хэтти явно погорячилась. По пути в Голубую гостиную напиток жег пустой желудок, словно кислота. Когда Хэтти вошла и увидела у камина Блэкстоуна, херес угрожающе ринулся к горлу. Мать выглядела бледной и изможденной, да еще позвала для моральной поддержки Флосси. Нет, так не пойдет. Надо хотя бы попытаться сохранить достоинство.

– Мама, я хочу поговорить с мистером Блэкстоуном наедине.

Адель отпрянула, прижав руку к груди.

– Хэрриет, послушай…

– Наедине, мама.

Что-то в ее голосе заставило Адель умолкнуть. Хэтти не знала наверняка, что именно сделает, если они откажутся покинуть комнату, но могла поспорить, что благодаря выпитому хересу точно закатит безобразную сцену. Видимо, мать тоже это почувствовала.

– Ладно. Флоренс, идем. – Она коротко кивнула Блэкстоуну. – У вас ровно пятнадцать минут – мы будем ждать снаружи.

Хэтти поскорее опустилась в кресло. От камина неприятно пахло остывшей золой, и девушка прижала руку к бунтующему животу. Блэкстоун остался стоять, поскольку сесть она ему не предложила. Он выглядел оскорбительно отдохнувшим и снова оделся в черное и серое. Сюртук, как ни странно, был бархатный – весьма необычный выбор для столь сурового мужчины.

– Мистер Блэкстоун.

Он склонил голову.

– Мисс Гринфилд.

– Вы хотите на мне жениться?

– Да, – без колебания ответил он.

Сердце Хэтти упало.

– Все знают, что вы презираете условности, – проговорила она. – Вы могли бы уклониться от ответственности и бросить меня на растерзание волкам без особых последствий для себя.

Он помолчал.

– Вы этого хотите?

– Зачем страдать без нужды нам обоим?

– Похоже, вы сильно недооцениваете возможности своего отца, – сухо заметил Блэкстоун. – Как бы то ни было, мне нужна жена. В такой ситуации глупо бросать вас на растерзание волкам.

Конечно, он предпочел бы сожрать ее сам. Пальцы Хэтти нервно потеребили подол бледно-зеленого платья. Несмотря на расслабленную позу, Блэкстоун глядел зорко. Девушка чувствовала, как он рассматривает ее лицо и не упускает ни единой досадной подробности: тени под глазами, распухший нос, прочие следы бессонной ночи. Хэтти вовсе не хотелось с ним общаться, однако у нее были вопросы. Разумеется, спрашивать про увлечение азартными играми и развратом – обычные пороки мужа, отравляющие жизнь жене, – казалось нелепым.

Вы жестокий?

Вам приходилось убивать?

Расскажите, откуда у вас неправедно нажитое богатство.

– Помните, как моя тетушка сказала, что я украшаю мир кистью, а не рациональным умом?

Блэкстоун кивнул.

– Она имела в виду, что у меня не все в порядке с головой.

– Неужели?

– Да! – выпалила Хэтти. – Пишу с ошибками, не в состоянии повторить ряд цифр в правильном порядке. – Блэкстоун промолчал, спокойно наблюдая, и она продолжила: – Мой отец денег не жалел: любые учителя, лучшие врачи, новые методики – я совершенно безнадежна. Вы не сможете доверить мне ни переписку, ни ведение домашней бухгал терии.

Блэкстоун раздумывал от силы пару секунд.