20:12. Начало

Эпиграф

На просторах маленькой планеты Тетра с незапамятных времён расстилались территории мятных лугов. Там росла самая разная мята: нежная и перечная, мягкая и высокая. Над полями витал её свежий запах, разгоняемый ветром на далёкие расстояния от этих живописных краёв. В своё время именно он привлёк сюда фелесов: статных и гордых созданий из семейства кошачьих. В долине меж гор они обосновали славный город – Тигралин. Каждый странник, идущий в сторону мятных лугов, задолго до их появления на горизонте, знал: близятся угодья фелесов, и на их землях стоить вести себя вежливо и не враждебно. Тогда фелесы будут гостеприимны и добры.

Тигралин был не единственным городом на просторах и окраинах лугов. Фелесы населяли и другие уютные и просторные места: болота, степи. Даже некоторые холодные горные хребты и заснеженные, вечно ледяные леса принадлежали различным породам этих изящных созданий.

Среди широких горизонтов вместе с фелесами бытие разделяли и другие формы жизни: подлые и жадные рептилии, обитающие преимущественно в жарких краях и опалённые солнцем – наггары. Их владения так и назывались: Наггар-Терра.

Были и хладнокровные крылатые фаолы – красивые, надменные, самодовольные. Они таились с противоположных сторон, там, где вечная мерзлота и ледяные катакомбы. Своё студёное царство они нарекли Кальд-гроттеном.

Жизнь шла своим чередом и владения всех трёх рас росли и развивались.

Процветал и Тигралин: фелесы, благодарные тем, что даёт им природа, были к ней очень близки и находили всё больше способов жить в гармонии с окружающим миром.

Древние знахари, колдуны и шаманы научились сливаться с естеством, постигали новые практики, помогали поддерживать вокруг жизнь и чистоту.

Они научились находить свои тотемы и связывать свою душу с животными, которых нарекли лусусами.

Питомец возымел множество разнообразных способностей, среди которых была возможность жить дольше: столько же, сколько и его хозяин, до естественного окончания дней. Фелес, в свою очередь, обретал девять жизней. Девять попыток выжить, если смерть была насильственной.

Союз лусуса и фелеса можно было оборвать убийством одного из них: если погибнет питомец – хозяин потеряет право на девять жизней. Если погибнет хозяин – лусус станет обычным животным.

На этом шаманы не остановились, и их пытливые умы смогли покорить четыре главные стихии всей Вселенной: воду, огонь, землю и воздух. Сосредоточив энергию в себе, шаманы стали поддерживать благоприятный климат в Тигралине.

Много чудес они создали на своём веку. Но, как и всему живому вокруг, постаревшим колдунам пришло время завершить свой жизненный цикл. И тогда, во благо Тигралина, они заточили силы в четыре камня, и выбрали тех, кто унаследует их дело: стражей. А тот, кто высек сосуды для столь мощных сил, был избран их хранителем и передавал этот титул, своим детям по старшинству.

Когда все эти истории превратились в легенду, а древние шаманы, духи которых сопровождали и избирали стражей на протяжении долгих лет, дошли до нашей эры, гордое знамя хранителя выпало нести юному фелесу по имени Сорем.

Он с честью принял звание и камни, держащие под защитой и в жизнеспособности весь Тигралин. Четыре стража стали его хорошими друзьями. Вместе они поддерживали в природном балансе и спокойствии свой городок. Фелес знал, какая на него и стражников возложена ответственность, и что от него зависит очень и очень многое. И он справлялся.

Сорем был влюблён в песчаную самку – Лумини: начитанную и любознательную, которая с помощью своего лусуса могла посещать соседний мир, и с удовольствием его изучала. Ей всегда были интересны люди: она вела целую книгу, где были записаны понравившиеся ей имена и слова, людские традиции, зарисована человеческая одежда.

Но люди ни разу не видели её в своём мире; она была достаточно скрытна.

И, когда Сорем и Лумини обрели семью и прожили ещё десяток лет вместе, завистники покусились на их славную обитель. Покусились на весь их город.

Глава 1

Капитуляция

Тигралин озаряло яркое жёлто-красное пламя. Горели дома, накалился воздух; всюду сновали жители города, то появляясь, то исчезая в густом удушающем дыме, заполняющем всё пространство.

Ничто не предвещало атаки наггаров, пришедших со своих земель, и напавших без объявления войны. Как самый бесчестный и гнусный народ. Жгли город своим пламенем те, кто умел его изрыгать, продвигаясь вглубь. Крылатые – парили над полыхающими домами, влетали в окна, добираясь до мелких лусусов. Если находили – тут же рвали на части, душили. Неподготовленные фелесы ощутили сполна их жестокость, и отбивались, как могли. Матери прятали лусусов и детей; отцы, вооружившись, вышли на оборону.

Первыми из вышедших на защиту были Стражи и Хранитель – мой папа и его друзья. Предводитель наггарского войска объявил свои требования: он пришёл за камнями стихий, и эта новость передалась из уст в уста за считанные минуты.

Будучи десятилетним ребёнком, я уже знала наизусть важность камней и Стражей, потому что должна была унаследовать звание Хранителя.

Сквозь гул и шум, в панике бежавших прочь жителей, я потерялась: знала, что отец вышел защиту с остальными, видела слёзы на его глазах; а мы с мамой покинули горящий дом. Она отбивалась от атаки крылатых наггаров, в прыжках вспарывая их глотки металлическими когтями. Эти демоны знали слабые места фелесов: первым делом выискивали и убивали детей и лусусов, а потом – ослабевшую и потерявшую право на девять жизней, взрослую часть населения.

Мы видели это своими глазами. Шок оглушил; в этом безумии я потеряла из виду маму с сестрой и братом, но точно знала, где папа. И бежала к нему: к самому центру этого ада, лишь бы не оставаться одной в толпе. Скопища наггаров продолжали наступать, улочки Тигралина чадили, и из последних сил этот смрад разгонял страж Ветра. Остальных не было поблизости.

Увидев меня, он окликнул отца, и тот, хромая, вышел из чёрного дыма.

Страж воздуха молча обратился к папе, ловкими жестами и мимикой вещая: «Сорем, отдай ей камни. Тогда им ничего не достанется, а у тебя будет шанс отбиться. Остались только мы вдвоём, ясно чем кончится это нападение. Нужно капитулировать, Тигралин захвачен».

Лица обоих сквозили отчаяньем. С незапамятных времён не было таких жестоких и подлых набегов.

Покрасневшими глазами отец пронзительно посмотрел на меня. Они слезились. И, вглядываясь в эти слёзы, я очень надеялась, что их вызвал едкий дым и отгоняла другие мысли. Папа не может плакать, он ведь сильный!

– Па, – шепнула я вслух.

 Приблизившись, отец опустился рядом со мной. Страж передал ему камень с символом воздуха, и он, положив его поглубже в стёганную сумку из кожи, затянул потуже верёвки, закрывающие её. Затем, оглядываясь, протянул мне: «Дальше – без папы. Я люблю вас, беги».

В красном небе показалась крупная фигура, через завесу марева отчётливо виднелись угловатые крылья. Страж ощетинился, принимая атаку на себя, а отец ещё раз рявкнул мне: «БЕГИ И НЕ ОГЛЯДЫВАЙСЯ!».

Покорно кивая, я перескочила на четыре лапы и устремилась прочь, с тяжёлой сумкой на спине. Бежала так быстро, как могла. Но, всё же, оглянулась.

Окутанный огнём силуэт папы стал каким-то незнакомым, пугающим. Зрачки в светящихся глазах пропали. Я никогда не видела подобного в живую: потемневший силуэт выпрямился, за спиной засветилось что-то цветное, похожее на крылья.

Со всех сторон на отца сбежались наггары, и я умчалась прочь, теряясь в дыму.

Растерянная, я бегала туда-сюда среди горевших домов, зная, что где-то наверху, за слоем смрадных облаков, над нами летают крылатые черти. Потому, старательно прижимала тело к земле.

Те, у кого крыльев нет, сновали рядом с папой, в центре города, жадно выискивая камни стихий.

Сняла рюкзак и прижала к груди, поднимаясь на две лапы с четырёх. Колотилось сердце и звук собственного дыхания заглушал окружающие звуки паникующих и нападающих. Тот факт, что у меня в руках их цель, пугал до полусмерти; ведь когда они поймут, что у отца больше нет искомого – кинутся искать.

Я в страхе оглядывалась по сторонам, ждала опасности отовсюду. И, когда из дыма и огня на меня выскочила мама, с воплем упала, ощетинив хвост.

Замах и шлепок мне по затылку, пока второй рукой она резко поднимает меня с земли и, оскалившись, грозно вопрошает: «Где ты была?!» – увидев в моих руках знакомую сумку, сшитую ею же, мама вздрогнула; в глазах метнулся испуг.

Виновато поджав уши, я объяснила: «Папа отдал» – заглянула внутрь, а там – угасал и почти перестал светиться камень воздуха в то время, как остальные три уже были безжизненно серыми, без привычного света, – «Они не светятся, мам, что случилось? Это ведь пройдёт, просто им не хватает сил?».

Мама отвела ненадолго взгляд, затем, зажмурившись и рвано вздохнув, подхватила маленького серого котёнка и усадила в мой рюкзак, туда же, к камням: «Спрячь сейчас же».

Больше копошиться не было времени: мы украдкой, стараясь слиться с поредевшей толпой, побежали в тихий переулок. В сумке трепыхался серый маленький котёнок – мой лусус. Я старалась прижать его к себе, чтобы не трясти и не мучить, но в этой суматохе сполна обеспечить комфорт вряд ли удалось бы.

А в переулке нас уже ждала, спрятавшись в огромную раковину, улитка. Этот лусус принадлежал маме и был весьма мощным созданием.

Подбегая, мама уже издалека рявкнула, и улитка невозмутимо вытянула голову из своего убежища, поползла ближе к стене. Раковина её заискрила, по завитушкам прошёл свет, молнией выстрелил в стену. На месте, куда попала молния, развернулся портал. Мама присела рядом с нами.

«Смотри на меня внимательно. Сейчас нужно войти в портал. Там – выбери третью планету, где вы найдёте укрытие. Берегите друг друга и лусусов, и ничего не бойтесь» – она спустила с рук на землю моего младшего брата и сцепила наши с ним ладони, – «не забывай, чему тебя учили и не потеряй камни».

Стараясь запомнить каждое слово и вспоминая попутно все свои навыки, полученные за десять лет жизни, я упорно заглушала дурные мысли. Смотрела только на маму. На то, как она жестикулирует дрожащими руками, забрызганными красными каплями. И петля замыкалась: мозг усиленно искал, на что ему отвлечься, чтоб отогнать накатывающий страх, но ему обнажались всё большие ужасы окружающего нас пространства.

Трудно было сполна осознать сразу и разобраться во всём, что происходит. Вокруг всё горит и дым режет глаза, жжёт носоглотку. Спину оттягивает рюкзак, а руку сжал младший брат; сбоку щёлкает искрами огромный портал, внутри которого – неизведанное.

Мама успела упрятать куда-то нашу младшую сестру за то время, что я бродила одна, и теперь, что же – она прощается с нами?

Звук перепончатых крыльев заставил нас вздрогнуть и прервал мою мысль. Тяжело приземлившись на землю, перед нами выпрямился и сложил крылья очередной огромный наггар. Мама ощетинилась и выдвинула металлические когти.

«Вперёд» – дала она команду, отталкивая нас в сторону стены с порталом. Но, оцепенев, широко распахнув глаза, я уставилась на разинутую пасть; заметила, как сначала в ней появилась искра, которая переросла в поток пламени, и мощным выдохом оно заколыхалась прямо на нас. Обдало жаром и отвратительным запахом серы.

Очнулась от обуявшего меня страха только когда больно обожгло уши и завизжал брат, истерично мотыляя меня за руку. Резко всё внутри упало куда-то к земле, и, понимая, что я могла совершить этой паузой страшную ошибку, развернулась и одним рывком нырнула в скопление узловатых молний, утягивая младшего вслед за собой.

Как только мы шагнули внутрь, края сомкнулись. Земли на этой стороне не было. Не было ничего, кроме фиолетово-синего пространства, и парящих среди него звёзд. Нас закрутило в разные стороны, да так сильно и быстро, что всё вокруг смешалось в одну тёмную кашу. Ухватиться было совершенно не за что, нечем дышать. И, будто в свободном падении, с тем лишь отличием, что ветер не встречает наши тела, мы, мотаясь вокруг своей оси, пролетели невесть сколько метров, или километров. Кто знает, есть ли тут какая-то мера времени, расстояния, скорости вообще? Есть ли тут лево и право, север и юг? Ощущения, чувства? К космосу стоит вернуться чуть позже.

Прилагая усилия в борьбе со страхом обо что-то удариться, я разомкнула веки, попыталась углядеть в играющем с нами пространстве хоть что-то, напоминающее планеты. И, где-то вдалеке, их обнаружилась целая вереница. Ослепила звезда: огромная, яркая и тёплая. Стараясь сфокусироваться и поймать хоть какое-то равновесие, я отсчитала: раз, два, три!

И указала в третью пальцем, куда нас послушно понесло неведомой силой.

Глава 2

Ангел-хранитель

Пространство снова разверзлось молниями прямо перед нами, и второй портал проглотил наши маленькие тела, выплюнув где-то ближе к земле, и хорошенько приложив о встретившуюся стену.

То ли проснулась, то ли пришла в сознание – я не помню. Рядом валялась сумка с камнями, из неё выполз мой маленький серый котёнок, и уже ошивался вокруг. Очень неприятно щипало бедро. Поднимаясь над землёй, потянулась проверить, что с ним, задрать штанину.

Но задирать её не пришлось – одежда оказалась разорвана в, вероятно, месте, которым я соприкоснулась с землёй, и на бедре тянулась борозда содранной шерсти, измазанная кровью. Я зашипела от отвращения, отвела взгляд от неприятного зрелища, и стала искать младшего брата. Арти – таким странным и чужим именем назвала его мама – обнаружился неподалёку, выглядывающим из-за угла кирпичной стены. Он навострил уши и вытянул шею, испуганно и любопытно разглядывая что-то снаружи. Упираясь одной лапкой в землю, другой он прижимал к груди своего лусуса.

Я, прихрамывая, приблизилась к ним, и он вздрогнул, бросив на меня короткий взгляд, а потом уставился обратно вдаль.

А там – гладкая улочка, усыпанная всяким мусором. Вдалеке лают собаки, и слышны какие-то непонятные гудки и сигналы.

После мрака в Тигралине сложно понять, какое здесь время суток, зато небо чистое-чистое, внушающее своей безмятежностью маленькую толику покоя. Чуть позже, когда оно порозовело, стало понятно: наступает вечер.

К этому времени мы разгребли нору в куче какого-то хлама, и спрятались там. Арти подвывал тихонько, постоянно спрашивая, когда придут родители, и я обнадёживала и его: «Подумаешь – прошло всего каких-то несколько часов, они просто заняты, и не могут так позорно сбежать сейчас, и оставить всех наших; конечно же, они придут, просто немного позже».

А у самой из головы не выходили два образа: папа, которого, как огромные чёрные крысы, окружают наггары. И мама, повёрнутая к нам спиной, загородившая руками своё лицо и принявшая на себя поток пламени, того самого, которое ввело меня в злосчастное оцепенение. Наверное, если бы не я, мы смогли бы удрать втроём.

Я снова залезла в сумку, достала камень, на котором был высечен маленький вихрь. Он – последний, который ещё светился, когда я добежала до мамы. А теперь – они все стали серыми, будто опустели.

Пытаясь прокрутить в голове момент, когда в последний раз увидела отца, заострила внимание на том, что за его спиной что-то засветилось. Вспоминая цвета этих «крыльев», порылась в закоулках своей памяти и, сопоставив все детали между собой, осознала кое-что важное и жуткое. И по коже прошли мурашки, вздымая шерсть.

Никогда бы не справилась бы с тем, что смог провернуть отец. Он перешёл в состояние, которое у хранителей камней называется Симбиоз. Я слышала о нём только лишь пару раз, а видеть своими глазами до этого не приходилось, потому что это явление только для крайних случаев и очень сложно в управлении. И не хотелось бы никогда наблюдать в этой роли собственного папу, пусть даже он сильнее всех на  свете. Для меня он всегда будет папой, а уже потом – всё остальное.

В реальный мир из размышлений я вернулась от того, что меня толкнул Арти, устраиваясь поудобнее в импровизированном укрытии. Дело близилось к ночи, и становилось всё страшнее: на чужой территории, совсем одни и с ценными вещами, мы слишком малы для такой ответственности.

И как бы я себя не обманывала, как не обманывала бы Арти – нам некого ждать, никто из них не придёт помочь. Больше не придёт.

Кажется, шёл третий день.

Третий, или четвёртый… Мы чаще спали, чтобы экономить силы.

Иногда, снаружи убежища слышался шорох и шаги, а потом мы находили черные мешки с мусором. Немного ждали, чтобы загадочное существо уходило, и ворошили эти пакеты. Так и питались.

Конечно, чувствовали мы себя отвратительно: шатало, было дурно и грязно, волосы спутались, а одежда испачкалась.

В один из вечеров я так же рвала чёрный пакет, и из-за шороха целлофана не услышала чьих-то лёгких шагов, а когда заметила – было уже поздно.

На входе в наш грязный тупик стоял местный житель, статный и высокий, как и положено взрослым – на двух ногах.

Увидев его, я ощетинилась и выгнула спину дугой, но, по сравнению с ним, это не сделало меня крупнее. Хотя, житель, кажется, отшатнулся.

Я украдкой глянула на нору: лишь бы не вылезли лусусы или Арти…

Житель растерянно стоял передо мной, пока не оправился от этого состояния. Потом быстро взял себя в руки.

– Кс-кс-кс… – тихо и неуверенно позвал он, будто спрашивая.

Вот только, что это значит… Боевой клич, или это оскорбительное выражение в мою сторону?

Я совсем растерялась, оскалившись и распушившись ещё больше, поджала уши. Но он не атаковал, а медленно присел, затем так же медленно вытянул руку в мою сторону, а я отошла дальше и зашипела.

Дружелюбным тоном он сказал звучное слово – «Привет», продолжая тянуться ко мне. Я даже удивилась тому, что со мной заговорили не жестами или мимикой, а использовали голос. Но знать бы ещё, что означает сказанное им слово.

Он сунул в карман вторую руку, и достал маленькую коробочку; потом направил на меня, и она издала глухой «щёлк». Я малость отпрянула, но продолжала изучать незваного гостя. Никакие щёлкающие коробочки меня уже не напугают так, как пережитое.

Немного сбавив уровень устрашения, перестала щетиниться и присела.

– Кто ты? – спросил незнакомец. И я непонимающе нахмурилась и наклонила голову.

Он продолжил: – Я – Вальмонт, Ви. А ты…?

Шёпотом, я еле слышно повторила за ним самое простое: – А ты.

Житель улыбнулся, и снова начал тянуть ко мне руки. Выпустив когти, сделала выпад одной рукой. Не чтобы сделать больно, а что бы. И свою ладонь он тут же одёрнул, глянул на меня, и понимающе кивнул.

«Вот и не лезь, правильно!» – показала ладонями крестик и несколько раз дёрнула носом.

Посидев и пощёлкав своей коробочкой ещё немного, житель ушёл, напоследок сказав что-то уверенным тоном, а я тут же спряталась в нору, к своим.

…Валяясь у выхода из тупика, я из-за угла наблюдала за местными созданиями.

На удивление, даже такие же маленькие, как Арти, ходили на двух ногах.

Они такие… интересные? Яркая одежда, странная речь и повадки. Ходят туда-сюда и постоянно что-то говорят, смеются.

Я выглянула посильнее, чтоб рассмотреть стоящих рядом, уловить их запах. Пахнут сильно… Кто-то цветами, кто-то – самим собой.

А в углу тупика, около импровизированного жилища, Арти играл со своим лусусом, пытаясь его развлечь. Глазки обоих котят загноились без нужного ухода и в антисанитарии. Нам нужна была помощь.

Тошно было оставаться в этом месте: стены давили, тоска жрала изнутри до болючих язв. А может, это уже и не тоска, а что-то физическое.

Я оглянулась на брата. Мы мало разговаривали друг с другом, и не обсуждали случившегося. Может, боялись, или не хотели. А может быть – просто устали и не было желания. Но ему, наверное, ещё тяжелее.

Подойдя к нему, я задала вопрос: «Ты придумал, как зовут твоего лусуса?»

Тот кивнул, дразня котёнка рукой: «Я хотел назвать его Толстяк, но он отказался от этой клички. Он хочет быть Мурзиком. А твоего как зовут?»

Посмотрев на новоиспечённого Мурзика, спросила: «Где же ты, интересно, услышал такое имя?», – и, получив молчаливый мутный взгляд, ответила уже Арти: «мой будет Каце, ему подходит».

Брат согласно закивал, явно оценив оба новых прозвища для питомцев.

К вечеру я снова разлеглась на земле, наблюдая за выходом из тупика, около которого ползали лусусы. Они сосредоточенно нюхали углы и кирпичики, как вдруг завертели головами, и, спотыкаясь, побежали к убежищу.

Я встрепенулась, услышав шаги; быстро запихнула животин в убежище, и притаилась сама.

Из выхода раздалось неуверенное «Ау» знакомым голосом.

Навострила уши. Снова он, тот житель....

Затаившись, прислушалась. Он знал, что я здесь, потому что заметил, как я удираю в убежище. Это был глупый поступок с моей стороны. Житель что-то прошептал, что явно было обращением в мою сторону, потом он шагнул глубже в тупик.

Я оглянулась на Арти: брат и понятия не имел, что это за гость, так как он его ни разу не видел. Глаза Артура блестели, постепенно наполняясь слезами, и, в конце концов, он решился спросить: «Всё?»

Отрицательно помотала головой: «Не высовывайся».

Незваный гость оглядывал место, где мы живём. Выскочив обратно из убежища, я постаралась загородить вход в него собой, и ощетинилась, но статное создание уже даже и не напугалось.

Тем не менее, он вёл себя осторожно. Приветливо помахал мне рукой, и тут же высыпал на землю горсть чего-то, что вкусно пахло.

Голод и скудное питание дали о себе знать, едва перед моим носом появились эти штуки, похожие на тетёрки, которые пекла моя мама.

Я схватила одну и попробовала на зубок, не задумываясь о возможных последствиях. Впервые за долгое время на язык попало что-то вкусное, что приятно пахнет и нежно хрустит.

Улыбнулась, сделав пару простых жестов руками: «Ух ты, очень вкусно!» – и заграбастав всю кучу здешних тетёрок, развернулась, и спряталась в убежище. Потом высунула голову: «Всё, спасибо. Уходи».

Житель, видимо, не понял. Я замахала руками, чтобы было доступнее: «Уходи домой!»

Но он в ответ помотал головой и с улыбкой ответил: —Нет.

Арти глядел на это всё с выпученными глазами, потом получил в руки тетёрку и отвлёкся на неё, краем глаза, всё равно наблюдая. Житель его не заметил, так как брат находился позади меня, в глубине убежища. Но он полностью был поглощён тем, что смог наладить контакт со мной.

– Как тебя зовут? – спросил он, и положил руку себе на грудь, – я – Ви. А ты?

Растерянно посмотрела на него, искренне не понимая, чего от меня просят. Ведь первое предложение звучит явно вопросительно. Житель снисходительно улыбнулся, и повторил, более медленно. На третий раз до меня начало доходить. И я постаралась ответить, ткнув пальцем себе в грудь и неуверенно произнося:

– А ты – Янис, – потом указала на него, – а ты – Ви.

Снова вылезла из убежища наружу, перед этим показав Арти, что ему тоже можно выйти. И, дождавшись, пока он покажется, указала на него: – А ты – Арти.

Лицо жителя по имени Ви надо было видеть. Оно вытянулось, широко распахнулись глаза и растянулась улыбка. Сунув в карман руку, он вытащил снова щёлкающую коробочку, и щёлкнул ею на брата, попутно с ним сюсюкаясь непонятными нам словами. Тот испугался звука, и спрятался обратно.

Отдав нам все свои угощения, Ви распрощался по-свойски, и ушёл. Но ждать его возвращения пришлось недолго: теперь он приходил каждый день, мы привыкали всё больше, а вскоре начали лезть к нему на руки. Он всегда приносил что-то вкусное, мог приласкать и согреть, иногда поднимал над землёй высоко-высоко, и это было так здорово. С помощью Ви даже удалось выучить пару дежурных фраз на их языке, и мы смогли немного понимать друг друга и переговариваться.

Жить в мусорном тупике стало интересно и не так страшно после его появления. Когда он был рядом, на душе сразу становилось спокойно. Живот теперь больше не урчал, а лусусам мы с Ви отмыли глазки и закапали лекарство.

Я и Артур делали успехи: житель называется «человек»; то, чем нас угощает Ви – «печенька», если ты встретил друга, то надо говорить «привет».

Так, потихоньку, мы начали ради забавы и между собой общаться с Арти, всё чаще вставая на две ноги, и представляли, что мы – люди.

Каждый день было что-то новое: Ви приносил к нам угощения, подлечил мою рану на бедре, которая упорно не хотела засыхать. В одно и то же время, ближе к закату, мы ждали, когда же раздадутся шаги в нашем замусоренном тупике и на входе в него появится наш новый друг.

Он приходил, навещал нас всё время. Хмурое лицо освещала улыбка, едва мы вылезали его встречать. А потом настал момент, когда он нас не навестил.

Мы решили, что он задерживается, и взволнованно высунули свои мордочки из-за угла, принюхиваясь, стараясь уловить его запах. Мысли о том, что он не придёт сегодня – вовсе не допускались, а время шло, и как бы я не держала переживания, они крались всё ближе и охотнее к моим вискам.

А его не было, и снова внутри колко заиграло чувство, словно нас оставили.

К концу следующего дня стало совсем грустно, одиноко, когда наш приятель так и не появился. И я, и Арти цеплялись за него, как за спасательный круг, который вытягивал нас из темноты и страха добрую неделю, если не больше. Я потеряла счёт времени.

Темнота пробиралась в тупик, ветер катал листья и мелкий мусор по вымощенной дороге, одиноко светил бело-жёлтым светом фонарь на выходе из нашего убежища. А мы, тем временем, так и не дождавшись, забились в свою нору и стали засыпать.

Нормального сна не было с тех пор, как мы попали в этот переулок, на эту огромную холодную планету. Ночь здесь была чужой и тёмной, неприветливо и жадно поглощала стены нашей маленькой территории. Всё время начинал скулить или шипеть Арти; дёргаться и прятаться, зарываясь глубже в грязное тряпьё. Пугаясь его, просыпалась и я. Или начинала видеть кошмары и просыпалась первой, выхватывая и прижимая к себе сумку с камнями. Мы чувствовали себя в опасности, находились в постоянном напряжении и тревоге.

Сегодняшняя ночь не стала исключением, и сон снова прервался. Ухо дёрнулось в сторону шума, доносящегося с улицы, и, встрепенувшись, я подняла голову и стала принюхиваться. Обычно, когда жители приносят сюда очередной мешок с мусором, вглубь тупика никто не проходит, а кидают его прямо со входа. В темноте, среди мешков и хлама не было видно наше убежище, но беспокойство всё равно не покидало, потому что шаги раздавались всё ближе и ближе, уверенно направляясь к нам.

Шерсть распушилась. Потихоньку, я стала выбираться, чтоб посмотреть, кто явился по нашу душу, высунула голову из жилища. В голове мгновенно нарисовался дружественный образ, но страхи исказили его в уродливого наггара.

Снаружи, когда множество запахов в спёртом пространстве перестали меня сбивать, сразу узнала один особенный аромат.

Он пах воском от свеч; родным, таким, какой витал в моём гнезде, в Тигралине. Смешиваясь с другими, совершенно незнакомыми, едва мой нос улавливал именно эту мягкую душистость, появлялось стойкое ощущение покоя и безопасности.

Это был Ви. По потёмкам, в глубокой ночи пришедший к нам.

Долгожданный друг присел рядом, и, облегчённо выдохнув, я вылезла и крепко обняла его, ощущая головокружение. Будто перевернулся весь мир и за один вечер были пересмотрены взгляды на дружбу и время.

Прижимая меня в ответ, Ви прошептал: – Пойдём со мной. – На немой вопрос в моих глазах он указал на выход из тупика, – мы уйдём отсюда. Бери вещи, своих кошек и Арти.

Я разбудила брата, застегнула покрепче сумки, и мы вылезли наружу, где тут же всё нагретое тело обдало холодом.

Ви поднял Артура на руки, в свободной ладони сжал мою лапку, и мы двинулись к выходу, покидая злосчастный тупик навсегда.

Чем дальше уходила наша компания от тупика, тем больше кружилась голова от новых и новых красот, которые скрывались от нас всё это время. Или же, если быть точнее, это мы от них скрывались, потому что страх неизведанного крепко держал двух маленьких детей на своей цепи.

Все окрестности сверкали жёлтыми и красными огнями, которые не пугали. Даже наоборот – привлекали, как юных мотыльков, своим теплом и уютом в тёмное время суток. Этот город такой красивый, сияющий.

Я крепко сжимала ладонь Ви, и несла сонного Каце, подрагивающего от холода.

Мы восторженно смотрели вокруг, оглядывались и любовались всем, что видим. Расширенные зрачки жадно бегали по сверкающим вывескам и украшениям местной архитектуры, изучая всё вокруг, после длительного переулочного

голода.

Под покровом ночи Вальмонт привёл нас в своё спящее гнездо. Ви не включал свет, не шумел и посоветовал не шуметь и нам. Он назвал это место «дом». Поднявшись на второй этаж, вся наша компания тихо зашла в помещение, где пахло тем, какой запах источает наш друг.

– Сегодня вы поспите здесь, – шёпотом сказал Вальмонт, и указал на кучу подушек и одеял, – это, конечно, не кровать, но явно лучше кучи хлама.

В тысячу раз лучше! Наконец, стало тепло и мягко, и, едва мы с Арти устроились, предварительно попрятав сумки с сокровенными камнями куда-нибудь поближе к себе, тут же оба провалились в сон вместе с питомцами.

Открыв глаза, я не обнаружила рядом Арти, и тут же вскочила, не до конца понимая, куда он мог деться. Помещение наполнено утренним светом. Сегодня – приветливым и добрым, но всё ещё чужим. Здесь по-прежнему пахнет нашим другом.

А лусусов и Арти нет, как и хозяина гнезда.

Спохватившись, я сунула руку под кучу подушек; нащупала плотный материал, облегающий твёрдую материю камней, и немного успокоилась. Всё на месте.

Где-то за дверью, слышалась приглушённая суета. Двинувшись на звук, я покинула комнату, дошла украдкой до ступеней, ведущих вниз, и посмотрела, что происходит на первом внизу.

Суетились три человека, среди них – Ви. Под ногами у них красовался Арти, в какой-то новой одежде, пушистый, чистенький. Эти люди его нахваливали и разговаривали ласковым тоном. Даже любопытно стало, чем заслужил младший брат такое отношение этих незнакомцев.

Вальмонт поднял голову и, увидев на ступенях меня, тут же позвал вниз:

– Иди сюда, Солнце, не бойся.

Остальные двое обратили свои взоры на меня, а Артур побежал навстречу и с энтузиазмом принялся хвастаться: «Смотри, какая у меня кофта! А понюхай, я пахну цветами. Здорово, правда? Ты тоже будешь так пахнуть, если захочешь!»

От брата действительно вкусно пахло, и выглядел он куда лучше, чем вчера. Счастлив, сыт, ухожен…

Мы оба спустились и дошли до незнакомых людей. Вальмонт присел рядом и приобнял меня:

– А эта чуть постарше. Янис зовут, – обратился ко мне, – ты можешь сказать «привет», как я учил? Это мои родители, они не обидят тебя, расслабься.

– Привет, – покорно, но очень тихо повторила я за другом, поджимая уши.