На просторах судьбы

Рисунок обложки Зуфара Равиловича Гиззитдинова

© Эжен энд Урд, 2020

ISBN 978-5-0053-0446-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ПРОЛОГ

Великая Пустота, изначальная мать всего, что еще не существовало, была сумеречна и пустынна.

Эта предвечная бесконечность не имела края или какой-то понятной границы и в это время, ещё до рождения собственно времени, её бездонная чаша была погружена в состояние, которое будущие творения назовут небытием.

Но небытие не более чем понятие, характеризующее непонятное, ибо Великая Пустота живёт по иным законам, чем те, кто живет в её теле. Сообразуясь с этим принципом, вечные частицы будущего многообразия живого мира, медленно перетекали в великой чаше, собираясь в единый центр. Эта точка рождения и жизненного роста будущего Творца не имела координат и не была зафиксирована временем, это просто происходило где-то в Великой Пустоте, пока еще не измеренной временем и пространством.

Весь предвечный период Великая Мать, силой собственной воли собирая в единый центр мельчайшие частицы предшествующего творения, с любовью растила своего единственного сына, которого еще не рожденные мудрецы будущего мира назовут Познаваемым Творцом.

Сей отец всего сущего, весьма отличный по своему состоянию от непознаваемой и воистину вечной матери, постепенно рос и становился все более видимым и осязаемым, если бы существовал кто-то, кто мог его видеть и осязать. Набираясь сил, он все более уплотнялся, готовясь исполнить свое высокое предназначение, которое являлось изначальным парадоксом мироздания. Этим предназначением была смерть. Ибо лишь смерть Познаваемого Творца являлась началом творения многообразной жизни в чаше-теле собственной матери. Тогда как его новое зарождение означало небытие, временную смерть и разложение Вселенной, полную остановку движения в творении многообразия.

И вот, наконец, наступил тот момент икс, когда Познаваемый Творец достиг точки роста, выше которой расти, уже не мог. В теле Матери-Пустоты доселе безмолвном, раздался самый первый неповторимый звук-хлопок. Материя, составлявшая тело творца и разорванная неумолимой силой энергий творения начала разлетаться по лону Великой Пустоты. Божественные энергии, дремавшие с конца последнего, жизненного цикла, обновлённые и вновь призванные к жизни, высвободившись, начали свое движение, творя новую Вселенную, а возродившееся вслед за звуком время начало отсчет новой вечности.

Проявленное пространство быстро наполнялось частицами тела Творца, которые в свою очередь, сообразуясь с собственными понятиями о творчестве, приступили к строению тел, наполняя бездонную чашу многообразными формами жизни.

Сын Великой Матери умер, чтобы стать зримой частью всего живого!

ПРЕДНАЧЕРТАННАЯ ВСТРЕЧА

ГЛАВА 1

Чудеса это такие законы природы, которые нам ещё не известны.

Майкл Фарадей

Стояло раннее утро, когда молодой человек в одеянии жреца, раздвинув двери, вышел из храма и решительным шагом направился навстречу восходившему из-за горизонта божественному светилу. Почти сразу за его спиной вновь послышался звук отворяемой двери, и кто-то дрожащим от едва сдерживаемых слез голосом, обратился к нему, прося остановиться. И без этих слов молодой жрец знал, этот кто-то был его друг или возможно младший брат – так, во всяком случае, считал он сам, да и все остальные жрецы храма Сесис.

Когда накануне молодой человек заявил, что желает покинуть храм, ибо считает для себя невозможным оставаться здесь дальше, Сесис долго умолял его одуматься, напоминая, как недавно сам едва не совершил столь же опрометчивый поступок, однако брат сумел в тот момент оказать ему нужную помощь и поддержку. Молодой человек искренне любил своего брата-друга и не стал ничего ему возражать, но для себя решил уйти пораньше, дабы избежать ненужных слов. Только Сесис, похоже, не спал всю ночь, хорошо зная характер брата, он правильно оценил его выразительное молчание. И сейчас, забежав вперед, он упал на колени, схватил молодого жреца за руки и жарко заговорил, вновь умоляя его не уходить.

– Встань брат! – произнес жрец. И видя, что тот не поднимается, схватив за плечи, сам поднял его.

Некоторое время они стояли как прикованные и, не произнося ни слова, что-то читали в глазах друг друга, пока уходящий, первым не нарушил молчания.

– Я тебе уже всё объяснил. Пойми, я не могу больше оставаться среди тех, кто, пытаясь познать бога и истину, в то же время пустыми словами прикрывает собственную трусость. Они позволили убить наших братьев! И кому, этим дикарям? Стоя смиренно, словно овцы, и не желая защищаться! А когда я решил самостоятельно наказать него-дяев, они не позволили мне этого сделать. Как после всего произошедшего, я могу внимать главному жрецу и остальным, которые вроде бы стоят по знанию выше нас, если считаю их за трусливых, страшащихся за свою материальную жизнь смертных!

– Мудрый сказал, что такова была их судьба. Вспомни, как спокойно расставались жрецы с собственными телами, они уходили с улыбкой, – возразил Сесис. – Да и воины царя, никого больше не тронув, сразу ушли обратно.

– Это только отговорки! Сам Мудрый неоднократно говорил нам, что зло должно быть наказуемо, ибо непротивление ухудшает судьбу того, кто позволил злу избежать справедливого возмездия. Я правильно сделал, когда назвал Мудрого и других трусами, заслуживающими лишь презрения, буде их речи не соответствуют делам. Поэтому отойди с дороги, Сесис, и не мешай мне.

Но видя, что брат, опустив руки, не трогается с места, молодой жрец сам обошел его и, вновь встав на выбранную линию, двинулся дальше.

Он уходил широкими шагами, не оглядываясь, по-прежнему всем телом ощущая прикованный к себе взгляд младшего брата. До жреца доходили и мысленные послания последнего, в которых тот вновь и вновь просил его одуматься. Чтобы они ему не мешали, ибо чужая мысль может причинять большие неудобства, если она особенно назойлива, жрец воздвиг вокруг себя мощную защитную стену, искусством построения которой овладел совсем недавно. Этот барьер Сесис пробить ещё не мог, и теперь только сила мысли главного жреца была способна его достичь.

Возведя эту невидимую стену, молодой жрец мгновенно ощутил, как вокруг него воцарилось полное, невозможное в обычном мире спокойствие. Исчезли даже все звуки, словно он находился под герметичным материальным колпаком, а не за невидимой энергетической защитой собственного поля.

«Вернись, вернись», – напрасно твердил про себя Сесис. Брат уже не слышал и уходил все дальше и дальше, пока окончательно не исчез за линией горизонта.

Сесис пришёл в отчаяние. Он так и не смог остановить того, с которым по утверждению главного жреца, был связан знанием. И сейчас, когда брат-друг растворился в песках, ему показалось, что теперь он навсегда ушел не только из храма, но и из его жизни.

Не желая с этим мириться, Сесис бросился к главному жрецу. Теперь оставалось только припасть к его ногам и молить, чтобы он вернул заблудшего.

У двери, ведущей в келью главного жреца, Сесис остановился и приказал себе успокоиться, ибо не мог врываться к мудрому учителю сломя голову. Когда же он, наконец, пришел в себя, то сразу почувствовал невидимую благожелательную силу, изливавшуюся из кельи и, собравшись с духом, вошел внутрь.

Не поднимая глаз от пола, Сесис быстро пересек пространство до скамьи, где сидел главный жрец и упал перед ним на колени, не решаясь заговорить первым.

Обычно все жрецы, а также продвинувшиеся в познании ученики храма, общались между собой мысленно. Однако никто из них не был в состоянии уловить мыслей главного жреца, хотя сам он, без сомнения, читал все.

– Ты пришел просить за брата? – видя нерешительность Сесиса, первым заговорил жрец.

– Прошу, мудрый отец, сделай так, чтобы он вернулся. Я знаю, брат незаслуженно оскорбил тебя и других, но сейчас, когда его нет рядом, мне стало страшно за его буду-щее. Прости, он осознает свое заблуждение! – с жаром воскликнул Сесис.

– Я не могу вернуть твоего брата, ибо он сам выбрал свою судьбу. И ни я, ни кто—то ещё, не имеют права мешать его воле, воле свободного существа. Если он сделал то, что сделал, значит, ему необходимо через это пройти. Вполне возможно лишь для того, чтобы избавиться от излишней категоричности, – мягким ровным голосом ответил жрец.

Сесис поднял глаза, они были сухи, но сердце, Мудрый ясно это видел, в прямом смысле слова обливалось кровавыми слезами.

– Предшествующей ночью я пребывал в объятиях ужасного сна, – взволновано начал Сесис. – Это был кошмар, являвший собой многие последующие жизни брата. С каждым будущим воплощением он все больше и больше будет погрязать в материи. Он станет убивать, ненавидеть, презирать, с каждой жизнью скатываясь всё ниже и ниже.

– Я знаю, это один из возможных путей его развития. Знаю с того самого дня, когда вы впервые появились у стен храма, – ответил жрец. И, перед его внутренним взором, вновь предстал тот, казалось бы, совсем недавний день, когда к храму крепко держась за руки пришли два мальчика. Младшему из них было всего несколько лет от роду, другой был ненамного старше. Мудрый, который тогда только вступил в должность главного жреца, увидел детей и всю их будущую судьбу, находясь в медитации. Он немедленно вернулся в тело и собственноручно завел мальчиков в храм. Эти дети, жертвы войны, не зря пришли сюда.

– Твоему брату предстоит пройти очень тяжелый и сложный путь, – снова заговорил жрец. – Однако он вступил на него добровольно, и мы обязаны уважать этот его выбор. Но когда он опустится в самый мрак и пройдет всё, что сам себе устроил, именно ты в тяжелые дни его жизней протянешь конец той спасительной нити, за которую ему предстоит ухватиться. В тот период ты станешь много выше его, и сам захочешь помочь тому, кто некогда был твоим братом по крови и навечно, как и любой член нашего ордена, останется им по духу. И вот когда это время наступит, тебе придется пустить в ход все свои знания, весь дар убеждения, чтобы старый друг поверил и повернул свою жизнь. Это будет очень сложная задача, ибо за минувшие воплощения он окончательно перестанет доверять кому-либо, кроме самого себя. Я тебе не завидую, – мягко улыбнулся жрец.

От этой улыбки, ободряющих слов и от энергии, которая излучалась из этого полубога, Сесису сразу стало легче. Он поднялся с колен, а жрец протянул руку и провел ею по лбу ученика, благословляя его.

– Ты обязательно встретишься с ним, – снова повторил Мудрый. – Время быстротечно и не имеет значения, пока учись и надейся, ведь впереди у тебя очень много дел.

После этих слов Сесис окончательно овладел эмоциями своего тела. Да, Мудрый как всегда прав, и он должен учиться, дабы в отдаленном будущем помочь своему современному брату найти себя.

А брат Сесиса больше не вспоминал о тех, кто остался позади. Всё что находилось у него за спиной, было теперь в прошлом. Накануне он решил идти на восток, навстречу солнцу, в надежде, что это меньшее божество, порождение великого и непостижимого Творца, своими лучами укажет ему путь в новую жизнь.

Жрец знал – по другую сторону пустыни живет множество народов, а к северу плещут волны большого моря. Этот морской берег был на данное время конечной целью его путешествия, и он ещё не решил, куда направится дальше. Вот только путь, которым он продвигался к цели, имел странную форму прямого угла.

Шагая по залитому солнцем пространству, жрец наслаждался полным покоем и одиночеством, которое было прервано лишь раз в самом начале путешествия. Это произошло в тот момент, когда главный жрец в разговоре с Сесисом вспомнил день их появления в храме, и его мысль, настигнув уходящего, вызвала в нём порядком забытую картину.

Молодой жрец без особого труда одолел пустыню меньше чем за половину луны, ибо за долгие годы, проведенные в храме, научился многому. Отсутствие пищи и воды никак не сказывалось на состоянии его физического тела, он умел использовать для этих целей энергии стихий. И это было, в сущности, просто пустяком по сравнению с другими вещами, которыми ему также удалось овладеть.

Выбравшись из песков, он сидел под пальмой на краю пустыни и, прислонившись головой к стволу дерева, созерцал небесный свод, когда в поле его зрения неожиданно появился вышедший из-за ближайшего холма караван.

Жрец заметил караван, только когда его авангард оказался с ним на одной линии. Невольно оторвавшись от своего приятного занятия, он перевел взгляд на незнакомцев. В них не было ничего необычного – груженные вьючные животные, которых сопровождали вооруженные люди, большей частью передвигавшиеся пешком.

Хотя ранее жрец никогда не покидал стен храма, каждодневные специальные упражнения подарили ему возможность при взгляде на человека безошибочно определять его принадлежность к какому-либо народу. Вот и сейчас смотря на этих людей, он сразу понял – они не местные жители, а прибыли с востока, из страны, лежащей возле двух больших рек. Вся эта информация пронеслась у него в голове в виде серии картин, и он равнодушным взглядом провожал спешащих по своим делам пришельцев.

Жрец не беспокоился, что чужестранцы могут причинить ему какой-то вред или покуситься на жизнь и свободу. Да у него не было никакого видимого оружия, кроме собственных сил, но зато этих сил вполне хватало, чтобы легко остановить сразу несколько десятков человек, а при желании он вообще мог лишить нападающих жизни. И хотя всем жрецам их храма было строжайше запрещено использовать божественную силу для убийства даже в целях собственной защиты, жрец знал, что при крайней необходимости он обязательно прибегнет к этому способу.

Но пока никто не собирался на него нападать и молодой жрец также не проявлял к незнакомцам враждебности, действуя согласно установленному для себя правилу – только защищаться.

Неожиданно взгляд жреца встретился с глазами женщины, или вернее девушки, которая, полулежа в носилках, с интересом смотрела в его сторону. Жрец равнодушно отвернулся, его не интересовали женщины, впрочем, как и все другие люди на этой земле. Однако почти сразу вновь обратил взор на чужестранку, ему внезапно показалось, что он где-то её видел. В ответ память услужливо выдала недавний сон, пришедший к нему за несколько дней до нападения на храм. Эта девушка как две капли воды была похожа на изображение женщины, принесенное оттуда, из-за завесы времени. Только у той были странные короткие волосы и такая же, не менее странная одежда, но в этом и состояло единственное отличие.

Теперь жрец уже сам не отрывал взгляд от незнакомки до тех пор, пока она не скрылась из виду, и только собрался обдумать свое видение, как к нему подбежал человек.

– Госпожа хочет, чтобы ты подошел к ней, – произнес посланец, обращаясь к жрецу на ломаном языке.

Не отвечая, жрец, молча, встал и направился вслед за ушедшим караваном. Раз женщина из сна пожелала его видеть, необходимо было к ней подойти, возможно, они должны сказать друг другу нечто важное.

Широко шагая, жрец быстро догнал караван и, приблизившись к носилкам, на которых находилась девушка, вопросительно на неё посмотрел.

– Как тебя зовут? – приветливо спросила она.

– А тебя? – последовал ответный вопрос.

– Анкур. Мой отец – хозяин всех этих людей и животных и мы идём в вашу страну, – по-прежнему доброжелательно улыбаясь, просто ответила девушка. – Так как твое имя?

– Зачем оно тебе? – спросил жрец. – Те, кто знал мое имя, теперь далеко, и я вряд ли когда-нибудь встречусь с ними в этой реальности. Так что, пожалуй, лучше мне будет остаться безымянным.

– Так мне звать тебя безымянный? – фыркнула девушка.

– Не думаю, что в данный момент наше знакомство продлится долго, но если желаешь, можешь называть меня жрецом. Я с детства был учеником храма и имею эту степень.

– Хорошо господин жрец, – рассмеялась Анкур. – Но раз наше знакомство будет недолгим, зачем ты откликнулся на мой зов?

– Ты напомнила мне женщину из сна, – прямо ответил молодой человек.

– Вот как? – уже серьезно взглянула на него Анкур. – А мне почему-то стало интересно, что за одинокий человек сидит под пальмой. Куда ты направляешься?

– Туда, куда стремится моя душа, и несут ноги, – последовал лаконичный ответ.

Девушка смотрела на молодого жреца с неподдельным интересом, этот человек был явно какой-то необычный. В нём достаточно трудно было увидеть слугу богов, но и на простого бродягу он также не походил.

– Если хочешь, можешь идти с нами, заодно подробно расскажешь мне о своем сне, – предложила она.

Но жрец отрицательно покачал головой.

– Не стоит. Я лишь недавно покинул землю, которую, весьма относительно можно назвать местом моего рождения в этом мире, и не думаю, что мне необходимо столь быстро возвращаться назад. Что же касается сна, поверь, теперь нас с тобой ждут впереди новые встречи, а значит, ещё будет время рассказать обо всем что необходимо, – закончив фразу, он остановился и молча смотрел, как носил-ки, на которых находилась девушка, медленно удалялись.

А Анкур в свою очередь, повернув голову, также наблюдала за неподвижной фигурой жреца, пока его не растворил горизонт.

Сейчас они пошли каждый своей дорогой. Жрец повернул на север к морю, а караван, с которым была Анкур, продолжил свой путь на запад. И хотя молодые люди расстались так же неожиданно, как и встретились, встреча эта не прошла бесследно, и теперь образ каждого из них прочно поселился в душе другого.

Достигнув моря, жрец целыми днями занимался тем, что с раннего утра садился на большой плоский камень и, входя в состояние полной отрешённости, оставался в нём почти до полудня, посвящая вторую половину дня размышлениям и повторению полученных в храме знаний. Ночью он спал прямо на песке, ел один раз в день какие-то ягоды с близлежащих кустов, или иногда плоды с пальм, что росли на самом берегу моря, и ему всё больше и больше нравилась такая жизнь. Слившись в одно целое с окружающей природой, жрец наслаждался почти полным покоем и одиночеством.

Но в действительности, это одиночество не было полным. Хотя на много дней пути вокруг места обитания жреца окружающее пространство было абсолютно безлюдно, образ девушки, словно ставший частью его самого, теперь уже ни на миг не покидал ни мыслей, ни чувств. Даже когда жрец находился в медитации, перед ним время от времени проявлялось лицо Анкур.

Сначала жрец пытался отогнать видение, оно мешало ему отключаться. Но когда он смирился с ним как с чем-то само собой разумеющимся, видение немедленно исчезло и уже никогда не приходило во время медитации. Вскоре жрец захотел ввести девушку в сон, к его собственному удивлению это получилось довольно легко. И теперь, во сне, ему стали являться обрывки каких-то странных картин, в которых всегда присутствовали два главных действующих лица – Анкур и он сам.

Их будущие тела мало походили на те, которые они имели в этом настоящем. Однако для жреца подобное несоответствие лишь подтверждало истинность его предположений, переводя их в уверенность. Как-то раз, словно в дополнение, он увидел широко открытые глаза девушки, которая была чем-то напугана. И даже через тысячелетия, эти неповторимые притягивающие глаза были точно такими, как в её этой настоящей жизни.

Жрец пытался возможно полнее осмыслить увиденное, хотя далеко не всегда картины приходящие в снах могли поддаться осмыслению и ровно уложиться в понятия современного существования. Даже несмотря на то, что его сознание от ежедневных напряженных занятий во время жизни в храме стало весьма расширенным, и он твердо усвоил древнюю истину, гласившую, что всё существующее в этом мире должно постоянно видоизменяться.

Приходящие картины были довольно хаотичны и трудно разбираемы, но общим во всех было одно обязательное обстоятельство – жрецу постоянно приходилось искать девушку. Иногда эти поиски увенчивались успехом, а иногда нет.

Сильное удивление у него взывала и собственная будущая внешность, уж очень она не соответствовала современному телу. Правда один раз, жрец увидел себя почти в таком же теле, какое было у него в этой жизни, то есть уже не столь грубом как у обычных людей. Это вселяло надежду, что будущие события позволят ему, в конце концов, подняться на ещё более высокую ступень развития, нежели он занимал в настоящей реальности.

Теперь во время медитации, будущее регулярно демонстрировало всё новые и новые картины. Но ни одного эпизода из настоящего или прошлого жрец не видел, оно как будто было отрезано и уже не имело для него никакого значения.

Однажды за дверью времени жрец встретил и своего брата Сесиса. Тот был в одеянии священнослужителя, жил в лесу и ухаживал за раненным полудикарем, похожим на тех, что напали на храм. Вскоре жрец понял – дикарь это ни кто иной, как он сам, а брат не только лечит ему раны, но и объясняет истины, которые он и так должен знать. Во всяком случае, в данной жизни они были ему хорошо известны.

Подобная картина жреца несколько встревожила – неужели ему и в самом деле суждено упасть до столь низкого уровня? После долгих размышлений он пришёл к выводу, что ещё ничего не ясно. Вспомнились слова Мудрого, который с самого детства при каждом удобном случае напоминал ему, что люди – полные хозяева собственной судьбы, и прежде чем совершать поступок под действием какой-то эмоции стоит остановиться и подумать, к каким последствиям это может привести.

Ещё более углубясь в размышления, жрец начал понимать – всё, что он увидел, может воплотиться в реальность из-за какого-то его неправильного действия в настоящем, скорее всего, так или иначе связанного с девушкой. Поскольку видения будущего стали приходить после их встречи, значит, они были завязаны друг на друге. В таком случае если он всё-таки сделает неверный шаг, будущие события пойдут по тому пути, который был ему наглядно продемонстрирован. И тогда уже в следующем воплощении он опуститься на одну ступень ниже, а дальше пойдет по нисходящей под действием инерции, пока не достигнет низшей точки падения. Чтобы уже оттуда начать новый подъем вместе с той, с кем его связала вечность и судьба.

Вскоре у жреца возникла мысль записать словами всё, что он увидел. Несколько лет назад, ещё при жизни в храме, он уже ощутил подобное желание, записывать плоды собственных размышлений и картины, которые удавалось увидеть во время длительных медитаций. Тогда он не понял, откуда это пришло и зачем необходимо, ведь его физическая память была достаточно цепкой, с первого раза легко запоминая любую информацию. Но Мудрый, конечно, знал, что молодой жрец скоро должен к этому прийти, и заранее позаботился, чтобы у него было достаточное количество папируса, для реализации открывшихся творческих способностей. Старый жрец был рад уже тому, что этот талант вообще смог проявиться, ибо как никто хорошо знал – его любимый и очень способный ученик обладает врожденным и чрезвычайно мощным талантом разрушителя, который просто необходимо было хоть как-то уравновесить.

Около года молодой жрец записывал и относил в храмовое хранилище по несколько свитков в день. Но некоторые записи, где были изложены магические действия, до которых жрец частично дошел сам, он высек на камнях и втайне спрятал за стенами храма. В то время жрец и сам не понял причину своего поступка, хотя всё объяснялось достаточно просто. Вездесущее и всё знающе наперёд подсознание ненавязчиво подсказывало – скоро ему предстоит навсегда покинуть храм, и у него на протяжении многих воплощений уже не будет доступа к находящемуся там хранилищу мудрости.

К сожалению, сейчас у него не было при себе письменных принадлежностей. Но чтобы хоть немного пригасить неожиданный творческий порыв, который, по выражению Мудрого, являлся ничем иным как созидающей энергией неведомого божества, жрец принялся чертить на песке сложные геометрические фигуры, каждая из которых несла в себе все тот же божественный смысл, но в скрытом виде.

Молодой жрец без сомнения ещё очень долго предавался бы своим увлекательным занятиям в этом спокойном приятном месте, но всё на этой земле – приятное и неприятное, плохое и хорошее – всегда имеет как начало, так и обязательный конец. Поэтому, когда наступило должное время, жрец был выведен из своего уравновешенного состояния самым неожиданным образом.

Как-то в один из дней жрец ощутил неведомо откуда возникшее чувство тревоги. Он немедленно предпринял попытку усилием воли подавить этот неприятный флюид, сопровождающий, впрочем, жизнь каждого человека, но у него ничего не вышло, ибо это было порождено не его телом, а исходило извне. Сигнал был весьма мощным, а от примененного жрецом волевого воздействия ещё более увеличил силу, заставив жреца прервать своё занятие и встать на ноги. В тот же миг его тело как будто само по себе развернулось в сторону пустыни, откуда он пришел – тревожный сигнал излучался именно с той стороны.

Жрец снова уселся на камень и попытался разобраться в происходящем. Итак, от кого или чего может исходить излучение, которое пробивает его собственное защитное поле? И что самое невероятное – он не может это излучение нейтрализовать! Проанализировав факты, жрец решил – сигнал тревоги исходит не от человека, а из какой-то точки на местности, в которой ему необходимо появиться. Следовало немедленно отправиться туда и на месте узнать, что всё это значит.

На следующее утро, ещё до восхода солнца жрец уже шёл в том направлении, где, как он думал, возникла срочная необходимость его присутствия. Невидимый и неслышимый для других людей флюид был для него верным маяком, он мог, если бы захотел даже потрогать рукой его нематериальную форму. Это было нечто вроде довольно тонкой и в тоже время весьма плотной световой нити. Свет этот был хоть и невидимый, тем не менее, вполне реальный, поступавший из такого же невидимого источника, который ещё находился за горизонтом.

По мере продвижения сигнал был постоянен в своей силе, не уменьшался и не прибывал, и вскоре жрец почувствовал, что почти достиг цели. На следующий день, при подъеме на небольшую возвышенность, он услышал шум, крики ярости и страха, доносившиеся с другой стороны холма. Жрец прибавил шаг, и когда оказался на вершине, его глазам открылось настоящее побоище – дикое племя напало на торговый караван.

Ещё не понимая, для чего он должен всё это видеть, жрец быстро осмотрел местность и заметил прятавшегося за камнями человека, невдалеке от которого лежал убитый верблюд. В этот миг человек повернул голову, и жрец даже вздрогнул, ясно разглядев, несмотря на расстояние, лицо той, что теперь всегда находилась вместе с ним. Он хорошо уловил панический ужас, которым была объята Анкур, и, кажется, впервые в этой жизни сам испугался по настоящему, но только за неё.

К камням, за которыми пряталась девушка, приближались два бородатых воина. Теперь жрец понял, что привело его сюда, и больше не раздумывая, стремглав бросился вниз к Анкур, чтобы защитить её.