Tsitaadid raamatust «Летним днем»

Как ни страшно, думал я, погибнуть от бомбежки, все-таки неизмеримо страшней погибнуть от руки гестапо. И дело не в пытках. В этом есть что-то мистическое. Это так же страшно, как быть задушенным привидением.

мне то, что они называют интеллигентским предрассудком

обыкновенная человеческая порядочность не позволяет мне связываться с ними. «Принципы

Спасибо», – сказал человек и сел в кресло, искоса оглядывая книжные полки. Жена вышла из комнаты

Ловец моей души встал и, вынув из кармана связку

все время было ощущение какой-то неуверенности или даже вины. Это ощущение трудно передать словами, его надо пережить… Оно временами ослабевало, потом опять усиливалось. Но полностью никогда не исчезало… Комплекс государственной неполноценности – вот как я определил бы это состояние. – Вы очень ясно выразились, –

Выпьем, чтоб этого не повторилось, – сказал я, воспользовавшись неожиданной паузой. Мне показалось, что воспоминания как-то слишком его разгорячили, на нас начали обращать внимание. – Выпьем, – согласился он, кажется, несколько смущенный своим долгим рассказом. Мы выпили. Шампанское было уже теплым, и тост мой мне самому показался неубедительным. Мой собеседник

«Откуда ты его знаешь?» – спросил я. «Мы с ним учились. На последнем курсе ему предложили, и он нашел возможным посоветоваться со мной…» «И ты ему посоветовал?» «Ты что, с ума сошел! – вдруг закричал он. – Если человек советуется, идти ли ему в гестапо, значит, он про себя уже решил. Надо быть сумасшедшим, чтобы отговаривать его… Но в чем дело?»

что я называю порядочностью, приобретало бы еще больший смысл как средство сохранить нравственные мускулы нации для бо

Тротуар на этой стороне квартала был почти пуст, люди предпочитали ходить по той стороне