Loe raamatut: «Чисто римское убийство», lehekülg 13

*****

Для поимки Аякса Статилий Тавр выделил четырех человек, которые разговаривали между собой на лающем германском наречии. Командовал отрядом латинянин Анфидий, человек скупой на слова и жесты. Трое из гвардейцев Тавра были вооружены короткими дубинками и кривыми фракийскими мечами. Четвертый дубинки не имел, но зато, словно заправский ретиарий нес под мышкой плотно скрученную сеть.

Поднимавшийся от Тибра тяжелый гнилостный аромат наполнял воздух. Запахи реки, Великой клоаки, конюшен Большого Цирка и двух рынков, смешивались в зажатой между трех холмов долине в неповторимую вонь, настолько густую, что ее, кажется, можно было бы нарезать кубиками. Никакого освещения здесь, как, впрочем, в любом другом районе Рима не было, но луна давала достаточно света, чтобы можно было не зажигать захваченные с собой фонари.

"Хромая лисица" была одной из полудюжины грязных и подозрительных таверн, густо рассыпанных в квартале, ограниченном Тибром, Авентином и Большим цирком. На первом этаже таких заведений обыкновенно располагалась харчевня, а на втором дешевая гостиница или правильнее сказать ночлежка, в которой было принято расплачиваться за постой вперед и не было принято задавать вопросы.

Сам этот район пользовался дурной репутацией, как почти никакой другой в Городе. Облюбовавшие здешние таверны гладиаторы и рудиарии часто разрешали свои разногласия усвоенным на арене способом, а протекавший рядом Тибр предоставлял идеальное место для того, чтобы скрыть последствия излишне горячих дискуссий.

Таверна, где поселился Аякс, представлялась отличным выбором для человека, которому в любой момент могут потребоваться запасные пути отступления. От реки ее отделяли остов недавно сгоревшего здания и небольшой пустырь, заканчивавшийся крутым, но не слишком высоким обрывом, с которого в случае чего можно было нырнуть в Тибр.

Когда отряд добрался до места, Сагум отправился вперед. Он постучал условленным стуком, дверь слегка приотворилась, и гладиатор скользнул внутрь. Обратно он вышел через несколько минут и уже не один. Неприметный молодой человек в серой тунике сообщил, что Аякс дома и что его аресту никто из персонала или постояльцев гостиницы мешать не станет.

После этого в таверну отправился Анфидий с двумя германцами. Еще двое остались снаружи, возле хлипкой на вид деревянной лестницы, которая вела на второй этаж. Сагуму и второму человеку Батиата досталась соседняя улица, куда выходила дверь харчевни. Что до Петрония, Лоллия и Иосифа, то они должны были перекрыть дорогу к реке.

Как только Анфидий со спутниками скрылись за дверью, один из германцев, с дубинкой наперевес встал у самой лестницы. Второй, без спешки и суеты, развернул сеть.

Некоторое время ничего происходило. Вдруг тяжелый грохот, чей-то крик и последовавший за ним поток ругательств разбили вдребезги ночную тишину. Дверь распахнулась, и на верхнюю площадку с ножом в руке выскочил Аякс. Вся одежда гладиатора состояла из небрежно захлестнувшей бедра повязки. Из-за густо покрывавших все его тело волос, он был похож сейчас не на человека, а скорее на медведя, вставшего на задние лапы.

Вооруженный дубинкой и мечом германец бросился вверх по лестнице, но гладиатор не стал его дожидаться. Мгновенно оценив обстановку, он забросил нож на крышу, потом подпрыгнул, с силой оттолкнувшись ногами от лестничной площадки. Хлипкое сооружение пошло ходуном, но Аякс уже ухватился за выступающий край крыши и одним мощным рывком забросил себя наверх.

Его преследователь буквально взлетел на верхнюю площадку, готовый последовать за беглецом. Германец, вооруженный сетью, отставал от своего товарища ровно на один лестничный пролет.

Между тем Аякс, подхватил нож и в два прыжка достиг дальнего конца крыши. Не задумываясь, перескочил на крышу соседнего, одноэтажного здания. Упал на четвереньки, вскочил и тут же метнулся вниз.

Гвардеец Тавра, уже оценивший дерзость беглеца, был готов к такому трюку. Не трогаясь с места, он швырнул свою сеть, которая должна была накрыть гладиатора сразу после его приземления.

Лоллий не знал, выступал ли Аякс в качестве мирмилона, но от брошенной сети он уклонился со сноровкой настоящего профессионала. Тут же перекатился по мостовой и упруго вскочил на ноги в нескольких футах от бывшего хозяина и Петрония.

Вдвоем у них, возможно, был маленький шанс задержать Аякса на несколько мгновений, необходимых слугам префекта, чтобы добежать до места схватки. Но если бы Лоллию пришлось делать ставку, он бы поставил на то, что воспользоваться этим шансом гладиатор им не позволит. Каким-то особенным, стремительным и в то же время плавным движением Аякс метнулся в их сторону, но вдруг, словно споткнулся, схватил воздух широко распахнутым ртом и как подкошенный рухнул лицом вперед прямо к ногам Петрония.

Из-за руин сгоревшего дома выступил Иосиф, на руке которого болтался длинный ремень. Люди префекта спешили к поверженному врагу со стороны гостиницы, однако вольноотпущенник успел первым. Деловито опустившись на корточки, он положил руку на шею гладиатора и спустя несколько мгновений ни к кому особенно не обращаясь, произнес:

– Крепкая голова, кто бы сомневался. Без сознания, но скоро придет в себя.

– Ты рисковал. Чуть правее и у нас не было бы главного свидетеля, – неодобрительно заметил Петроний.

К этому времени Анфидий и трое из его бойцов добежали до места несостоявшейся схватки. Четвертого нигде не было видно. Только теперь Лоллий сообразил, что ремень, который вольноотпущенник деловито смотал и спрятал под одежду, был на самом деле пращей. Более опытные в подобных делах германцы поняли это с первого взгляда.

– Ловко, клянусь Вотаном! – с грубым акцентом восхитился один из них.

Иосиф невозмутимо пожал плечами:

– На всякого Голиафа найдется свой камень.

Подчиняясь командам своего начальника, два стражника проворно скрутили Аяксу руки за спиной кожаными ремешками. Третий отправился в гостиницу за пострадавшим товарищем. Из последовавшего обмена репликами выяснилось, что Аякс поджидал нападавших за дверью. Когда первый из германцев ворвался в комнату, гладиатор оглушил его и забаррикадировался, швырнув в дверной проем сундук, который, Анфидий и второй германец не сразу сдвинули с места вдвоем.

После таких подвигов, было неудивительно, что даже к лежащему без сознания Аяксу люди префекта отнеслись с уважительной предосторожностью. Лишь убедившись, что руки пленника надежно скручены, его начали приводить в чувство. Для этого потребовалось два кувшина воды и некоторое количество доброжелательных, но чувствительных пинков.

Сагум, которому не пришлось принять участия в схватке, не стал дожидаться пока пленник оправится. Коротко переговорив о чем-то с Анфидиеем, он попрощался с Петронием и исчез в темных переулках вместе со своим напарником.

– Куда вы его? – поинтересовался Петроний, когда гладиатора наконец поставили на ноги.

– Префект велел доставить арестованного к нему, – коротко бросил Анфидий.

Обратный путь продолжался большей частью в молчании, если не считать периодически вспыхивавшей перепалки между стражниками и их пленником. Вопреки расхожему мнению о гордом нраве варваров, германцы не выглядели оскорбленными потоком брани, который обрушил на них гладиатор. Выглядело так, что они скорее считают перебранку своего рода бесплатным уроком латыни. Всякий раз, когда из уст Аякса вырывалось неизвестное им прежде, ругательство варвары восхищенно цокали языками и обменивались одобрительными репликами на своем грубом наречии.

Глава 13

Утренние заботы

Когда Юний вышел в переднюю, служившую по совместительству кухней и убогой столовой Фрасон, еще спал. Дома подобное поведение было бы немыслимо. Воспитанный, приличный, раб должен вставать раньше хозяина, заботиться о завтраке и одежде в то время, пока господин еще спит. К сожалению, к описанию купленного по дешевке сирийца больше подходили слова подлый, ленивый и вороватый. Первыми звуками, которые Юний услышал, отворив дверь, был негромкий, но удивительно мерзкий храп, доносившийся из угла, в котором лежал свернувшийся калачиком Фрасон.

В жалкой квартире не нашлось места для второго ложа. По этой причине рабу ничего не оставалось как спать на полу. Он наваливал в угол груды разнообразных тряпок и зарывался в них, как зверь зарывается в кучу опавших листьев. Юний подошел ближе и ни слова ни говоря пнул лежащее перед ним тело.

Фрасон проснулся сразу, но, наученный опытом, вместо того чтобы вскочить, сжался в комок. На его счастье сегодня Юний чувствовал себя слишком разбитым, чтобы тратить силы на воспитание нерадивого раба.

– Что с моей тогой? Ты привел ее в порядок? – Юний говорил, с отвращением проталкивая слова сквозь зубы.

Убедившись, что экзекуция окончена, Фрасон осторожно поднялся на ноги. Его мерзкая рожа скривилась в некое подобие заискивающей улыбки. Но стоило слуге открыть рот, как молодой человек невольно отшатнулся. Вчера, когда Юний ночью ввалился в квартиру, от Фрасона ощутимо разило дешевым вином. Отчетливые нотки несвежей кровяной колбасы и бобовой каши, проявившиеся к утру, не сделали его дыхание более благоуханным.

– Как я мог, хозяин? Тут в прачечную надо нести. Потом портному отдать, – забормотал сириец, глядя в пол.

Юний не выдержал. Он экономно, без замаха ткнул слугу кулаком в зубы и тут же пожалел об этом: содранные вчера костяшки пальцев напомнили о себе. Юний слизнул проступившую на засохших за ночь ссадинах кровь и, глянув на Фрасона, нарочито спокойно поинтересовался:

– Ты ведь уже отнес тогу в стирку?

Фрасон отрицательно помотал головой:

– Я не успел. И у меня не было денег…

Юний вздохнул и еще раз посмотрел на свой сжатый кулак. Стоящий перед ним слуга испуганно сжался.

– Возьмешь у меня денег и отнесешь немедленно. А пока почисти мой греческий плащ.

– Конечно, хозяин, – Фрасон с облегчением закивал. Потом, окончательно осмелев, поинтересовался. – Это пятно, господин, которое на груди… потому, что если это кровь, так ее непросто будет вывести…

На этот раз Юний поступил умнее. Вместо того чтобы снова травмировать руку, он просто пнул слугу по голени деревянным носком сандалии. Эффект получился еще лучше. Фрасон охнул от боли и заткнулся.

– Принесешь мне на завтрак яйца, хлеб и маслины, – распорядился Юний и с достоинством скрылся в своей комнате.

Он все еще не мог прийти в себя, от того, что случилось вчера. Нет, ему не в чем было себя упрекнуть. Он все сделал правильно. Каждый получает, что заслуживает. Он мог даже немножко гордиться собой. В конце концов он проявил ловкость, выдержку и даже, в каком-то смысле отвагу. Проник в дом, затерялся среди бесчисленных комнат, долждался ночи и сделал то, что должен был сделать. Ведь не мог же он знать, чем это обернется. Но теперь, теперь он не мог решить, было ли произошедшее нелепой случайностью, либо он, как глупый кролик, попал в заранее расставленную ловушку.

*****

– Ты Гай Волтиний и тебя послал ко мне Батиат.

Петроний стремительно вошел в атрий. Иосиф и посетитель сидели друг напротив друга на длинной узкой скамье возле имплювия. На полу между ними стояли медный кувшин и небольшая чаша. Вторая робко выглядывала из узловатой руки гостя.

– Так, господин, – Волтиний вскочил. Иудей неторопливо поднялся вслед за ним. – Я ланиста. Ланиста из Равенны. Мы, видишь, с Батиатом, партнеры и он сказал, что ты хочешь говорить со мной.

Хотя ланиста Гай Волтиний был уже немолод, а его голова было полностью седой, он выглядел крепким, подвижным и, несмотря на возраст, оставался, видимо, опасным противником. Его лицу, которое в молодости было вероятно даже красивым, жестокий образ жизни гладиатора, а затем ланисты, придал хищное и вместе с тем хитроватое выражение. Гладиаторское прошлое пометило ланисту рваным шрамом на правой щеке и длинным, грубым рубцом, опускавшимся от подбородка в вырез туники почти посередине шеи.

Петроний жестом предложил гостю сесть и подвинул к себе стоявшее чуть в стороне кресло.

– Не знаю, сказал ли тебе Батиат. Я не собираюсь нанимать гладиаторов. Мне нужны сведения об одном из них. Но я готов компенсировать потраченное тобой время, – предложил всадник.

– Нет, господин, это, видишь, такое дело… между мной и Батиатом… свои дела. Раз он просил…. Так что ты получается ничего не должен, – Волтиний с сожалением покачал головой.

– Как хочешь, – Петроний не стал настаивать. – Речь идет о некоем Меланхете. Насколько я знаю, он из Равенны, но, возможно в последнее время жил в Медиолане. Он дружил с человеком, по имени Аякс. Ты слышал о них?

– Ха, дружил! Так дружил, что кровь пустил! – свободной рукой Волтиний яростно помассировал колено. – Мало что не зарезал.

– Как это? – усомнился Петроний. – Я был уверен, что они друзья.

– Уж как они потом спелись, не знаю, а только я между ними дружбы не застал, – Волтиний покачал головой. – За Аякса не скажу, потому что не знаю. Люди говорят, парень душевный. А Меланхет еще тот засранец, прости господин, мои слова. С ним дружить, что волка кормить. Так в глотку и вцепится.

Волтиний замолчал. Задумчиво посмотрел в чашу, сделал небольшой глоток, потом почесал левой рукой загривок

– И, – подбодрил его Петроний.

– Так я говорю. Это в Патавии⁶⁴ было. Тразею-младшего тогда выбрали. Он проставился играми по случаю. Хорошие игры, врать не буду. Город не бедный, а Тразеи первые среди богатеев. Он, конечно, не поскупился. Команды собрал со всего севера. Аякса с Меланхетом в третью пару поставили, – Волтиний пожал плечами. – Не, говорят по жребию, как положено. Только я думаю, со жребием смухлевали. Понятно ж, людям зрелища хочется. А какое зрелище, когда ставят против ветерана сырое мясо? Ну а у этих, конечно, была репутация, – Волтиний старательно выговорил непростое слово. – Что скажешь? По пятнадцать лет на песке. Ставки в общем поровну были. Ну и они дали зрелище. – Глаза старого ланисты загорелись. – Такое зрелище, что через двадцать лет будут помнить. Меланхет, конечно, фракийцем был, потому что, видишь, бешеный он. А Аякс за гопломаха⁶⁵. Не поверишь, бились час, а может больше. Уже щиты вдребезги, у Аякса вместо копья три полена. Грязнючие, в песке, в крови. На ногах еле стоят. Клинки б сломались, зубами б друг друга грызли. Изо ртов мало что пена не шла.

Ну и на трибунах чистая вакханалия. Ревут, свистят, пляшут. Уже кто на кого ставил – все равно. А как стали кричать: «Отпускай», Тразея, конечно, встал, руку так вот поднял, – Волтиний поднял руку на манер триумфатора, – и говорит, что мол обоих освобождаю. Ну правильно! Против народа же не пойдешь. Там им, видишь, прямо на песке деревяшки⁶⁶ и выдали.

– Неожиданно, – задумчиво проговорил Петроний. – В Риме они были вместе.

– Про что не знаю, про то врать не буду. Дело как было? К ним много кто после боя подкатывал с контрактами. Я-то нет, мне такого бойца, видишь, не сманить, – Волтиний сокрушенно развел руками, – а другие пробовали. Только они не польстились. Всем отказали. Ну а потом ушли оба. Слышал Аякс подался в Тицин⁶⁷. Мать у него вроде там, так, говорили, он ее на призовые выкупил и домик еще купил. А Меланхет, получается за ним увязался. А потом, видишь и в Рим вместе подались. Такое дело, тут контракты, конечно жирнее. Выходит, правда, сошлись как-то.

Петроний медленно кивнул.

– Из твоих слов следует, что ты хорошо знал Меланхета. Тебя известно кто он? Как попал в гладиаторы?

– Ну, так. Знаю, – Волтиний вздохнул. – Я видишь, держу школу в Равенне. Говорят здоровый климат. Маленькую школу. Полсотни бойцов. В провинции трудно вести бизнес. Народ, видишь, беднее. Редко, кто выводит больше десяти пар за раз. Тренеры, врачи, снаряжение. Много расходов. Так что, я к тому, что не очень-то наши дела идут. В провинции. – Волтиний никак не мог решить, что ему делать с чашкой. Он то подносил ее ко рту, не решаясь сделать глоток, то отводил в сторону, не выпуская при этом из рук. Несмотря на то, что вся эта болтовня, казалось, не имела никакого отношения к делу, Петроний не перебивал и был вознагражден за свое терпение. Волтиний в очередной раз тоскливо заглянул в чашу, глубоко вздохнул и сообщил. – Если предлагают крепкого здорового парня, и просят недорого, обычно лишних вопросов не задают.

– Ты хочешь сказать, что с продажей Меланхета в гладиаторы не все было чисто? – уточнил Петроний.

Волтиний в ответ вначале кивнул, потом наоборот помотал головой.

– Понимаешь, не мое дело. Школу-то я купил восемь лет назад. А тогда был у старика Телесфора тренером. Коли, отбивай, выше щит, и все такое. А откуда берется мясо.... – Волтиний развел руками и замолчал.

Некоторое время Петроний ждал, пока ланиста закончит свою мысль, но убедившись, что тот исчерпал запас красноречия, решил прийти ему на помощь.

– Правильно ли я понял, что Меланхет был римским гражданином, которого продали в гладиаторы незаконно?

Волтиний посмотрел на всадника с некоторым удивлением и медленно кивнул.

– Так говорили. Сам-то он больше молчал. Ничего не скажу, парень крепкий. Отчаянный. Только злой очень. Его-то первый раз на убой выставили. Был у нас тогда один галл. Дикий. Настоящий зверь. Звали Волком. Вот Меланхет его завалил: горло перегрыз. Не поверишь, зубами перегрыз горло! Я своими глазами видел. Тот бой у нас надолго запомнили. Ну и… и конечно, решили оставить. Ну парня. Потому что, ну как… народу нравится. Хорошего бойца вырастить стоит денег. А тут готовый. Вот…

– Рискованные дела делаются у вас на севере, – задумчиво проговорил всадник.

– Так. Оно так, – согласился Волтиний. – Только, такое дело, он ведь… как бы это сказать, к властям, не пошел жаловаться. Были, видишь, причины. Да и продавец, понимаешь у него непростой человек. Против такого жаловаться…. Значит вроде и риску не много.

– И кто был продавцом?

Волтиний еще больше смутился, провел рукой по колену, с яростным остервенением помассировал затылок, глубоко вздохнул и, глядя в пол, пробормотал:

– Ну, так, видишь, давние дела… но… я был просто тренер… Батиат просил… в общем да. – Ланиста вскинул голову, посмотрел всаднику прямо в глаза, одним глотком допил остатки своего вина и, грохнув чашей о скамейку, решительно сообщил. – Сирпик, господин.

– Кто? – Петроний не поверил собственным ушам.

– Гай Варий Сирпик, – Волтиний по-своему истолковал недоумение собеседника. – В Риме у вас богатеев, видишь, своих полно. Но только у нас, на севере, Сирпика все знают. Рабы, перевозки, свинина из Ближней Галлии, шерсть из Паннонии…. Большой человек. Такому не откажешь.

*****

Корвин стоял у окна и смотрел на свой сад, который надо признать имел мало шансов войти в десятку лучших садов Рима. Честно сказать, то, что он наблюдал, не могло рассчитывать на включение даже в первую сотню. А если говорить совсем откровенно, вид, которым он имел сомнительное удовольствие любоваться каждое утро, был самым унылым, запущенным и убогим из всех садов, в которых Корвину случалось бывать.

А ведь, еще его дед владел усадьбой, простиравшейся от ворот Санка до самого храма Флоры. Но, к сожалению, годы не были милосердны к Сульпициям Корвинам. Хотя бурные шторма беспокойного века не смогли потопить семейный корабль, он получил столько пробоин, что мог пойти ко дну от легкого дуновения ветра. К тому времени как Корвин вступил в права наследства от родовой усадьбы остался лишь медленно, но, верно, ветшавший дом с крохотным и запущенным садом.

В дверь постучали, и Корвин разрешил войти, не утруждая себя тем, чтобы поворачивать голову. Он и без того знал кто пришел. Что-что, а приучить управляющего соблюдать традицию ежедневных утренних докладов Корвин сумел. Доклад полагалось делать по раз и навсегда заведенному порядку, переходя от новостей малозначительных к более важным, оставляя самое главное напоследок.

Домашние новости, с которых начал Юст были такими же тоскливыми и безрадостными, как дюжина старых фруктовых деревьев перед глазами его хозяина. Раб Гармоник подрался с поваром, и Корвин велел выпороть обоих не став разбираться в том, кто был зачинщиком. Вилика из усадьбы под Капеной он распорядился перевести на работу в поле, после того как Юст зачитал его письмо, сообщавшее что из-за внезапного пожара сгорели амбар и несколько, как выразился автор "малозначительных хозяйственных построек". Корвин наказал раба даже не за недосмотр, причинивший хозяйству ущерб, а за равнодушное отношение к хозяйскому добру, выразившееся в этой пренебрежительной фразе. Были еще счета, которые Корвин утвердил, не глядя, и предложение о приобретении нескольких рабов для усадьбы возле Геркуланума, которое он отверг.

Наконец, с рутиной было покончено, и управляющий перешел к новостям действительно важным.

– Утром принесли письмо из Остии, – сообщил он.

Корвин повернулся к двери. В отличие от предыдущих, это сообщение заслуживало с его стороны некоторого внимания.

– Надеюсь, новости хорошие? – осведомился он.

– Я не стал открывать, поскольку ты велел…

– Да, да, – раздраженно перебил Корвин. Не хватало еще, чтобы раб указывал ему на его же ошибки. – Оставь письмо, я прочитаю после.

Юст поклонился и, протянув руку, опустил табличку на крышку сундука.

– Еще… Там пришел человек… Марциан. —

Конечно, ничем иным кроме тона Юст не решился выразить неодобрение по поводу визитера. Корвин, впрочем, в данном случае разделял мнение своего управляющего. Но что делать? Живя в Вечном городе, приходится поступаться принципами. Всегда полезно иметь под рукой человека способного выполнить щекотливое поручение и не задавать при этом лишних вопросов.

– Ты что не мог разобраться с ним сам? Если он сделал, что было велено, заплати, что обещали и пускай убирается, – велел он. – Если не сделал, тем более пусть проваливает.

– Он говорит, что дело он сделал, но все вышло не вполне, так как задумывалось. Он говорит, господин, что хотел бы обсудить это с тобой.

Корвин поджал губы, нахмурился и после короткой паузы недовольно сказал:

– Ладно, пускай ждет.