*****
– О нет. Боги не могут быть так жестоки. Клянусь волосами Эвменид38, я ничем не заслужил этой участи. За что? Скажи мне Эбур, за что?
Эбур, который принес хозяину печальное известие, откликнулся на горестное восклицание хозяина сочувственным вздохом.
– Боги иногда бывают, несправедливы, мой господин.
– Вот именно. Именно несправедливы, – Лоллий швырнул табличку на стол. – Но почему ко мне?
– Еще герои бессмертного Еврипида задавали себе этот вопрос.
– И что?
– Чаще всего они не получали ответа. В этом обычно и заключалась суть его весьма поучительных трагедий.
– Ты знаешь, чем меня можно утешить. – Лоллий подобрал табличку со стола и перечитал еще раз, как будто надеясь, что ее содержание после этого изменится. – Приезжает сегодня. Ты можешь себе это представить?
Эбур без сомнения мог представить себе многое, но предпочел промолчать, понимая, что любой его ответ повлечет за собой лишь новые стенания. Вместо этого он с вежливой невозмутимостью поинтересовался:
– Прикажешь позаботиться об обеде?
– Да. Уж будь добр, распорядись.
Пребывая во власти печальных мыслей, Лоллий даже не заметил, как управляющий вышел. Вновь швырнув табличку, он дважды пересек комнату из конца в конец, потом с тяжелым вздохом опустился в кресло с ножками, украшенными орнаментом в виде виноградной лозы. Визиты Квинта Лоллия Лонгина, любимого, (пропорционально расстоянию), дядюшки и в обычное время редко наполняли дом весельем и беззаботной радостью. Что уж говорить о нынешних печальных обстоятельствах? Можно только представить себе, сколько упреков обрушится на голову племянника позволяющего хоронить в своем саду трупы посторонних разбойников. Сколько полезных советов о ведении домашнего хозяйства ему предстоит выслушать и сколько язвительных насмешек предстоит проглотить. Нет, он ничем не заслужил такое наказание. В конце концов, он и так достаточно уже пострадал из-за своей ошибки.
Глава 6
Настоящий римский дворецкий
То ли потому, что пропитанный роскошью особняк Лоллия Лонгина нисколько не располагал к работе, то ли от того, что сама эта работа казалась Иосифу пустой тратой времени, но к исходу десятого часа дня39 он чувствовал себя опустошенным. Так, словно вернулся во времена своей бурной молодости, когда ему случалось весь день играть с храмовой стражей в прятки на извилистых улицах Иерусалима.
Хуже всех, даже, пожалуй, хуже Лидии, хоть это и трудно было себе представить, оказался некий Бриарей. Выживший из ума старик исполнял необременительные и бессмысленные обязанности привратника на воротах, соединяющих двор с садом. Теоретически можно было представить, что, занимая такой стратегически важный пост, Бриарей мог видеть или слышать что-нибудь полезное. Практически, даже если бы мимо него промаршировала целая когорта гладиаторов, старик, чей разум жил во временах Цезаря и Помпея, вряд ли вспомнил бы об этом на следующее утро.
Когда привратника удалось, наконец, выпроводить иудей не смог сдержать вздох облегчения. Сразу вслед за этим в кабинет вошел Эбур и сообщил, что, по его мнению, в усадьбе не осталось больше никого, с кем имело бы смысл разговаривать.
Иосиф с первой встречи проникся симпатией к управляющему Лоллия. Тот факт, что Эбур догадался прихватить с собой поднос с закусками и кувшин с вином, основательно укрепил это чувство. Сам Эбур, хоть положение его в иерархии римских дворецких было несравнимо выше, чем положение иудея, не стал задирать нос и разделил с гостем его обед.
Управляющий Лоллия был галлом. Однако, попав в Рим еще ребенком, Эбур немногое мог рассказать о галльских обычаях и образе жизни. Его родители погибли во время осады Алезии40, родственники частью умерли, частью рассеялись по стране. Став в сорок лет вольноотпущенником, Эбур обнаружил, что Рим сделался его настоящей родиной.
– Однако и птицы весной возвращаются из теплых стран, и всякий зверь избегает далеко отходить от своего логова. – Иосиф недоверчиво покачал головой.
Эбур пожал плечами.
– Признаться вначале и мне казалось, что если я буду слышать вокруг себя галльскую речь, то воспоминания детства проснутся. Мой покойный хозяин вместе со свободой, оставил мне небольшое наследство. Я уехал в Нарбон, где занялся торговлей кожами.
Однако бизнес Эбура в Провинции41 не заладился, а нравы соотечественников показались ему дикими и варварскими. Спустя несколько лет он вернулся в Рим, где после неудачных попыток продолжить собственное дело, в конце концов, поступил на службу к Лоллию Лонгину.
– Я управляю домом, в котором вырос и вполне доволен своей участью, – закончил он.
– Ты начинал службу у покойного Лоллия-старшего? – уточнил Иосиф.
– Нет, нет, – Эбур отрицательно покачал головой, – я вырос в семье Арариков, родственников Лоллиев.
– А как же… – Иосиф удивленно поднял брови.
– Это печальная история, в которой была замешана политика. Она разбила сердце старого хозяина и свела его в могилу раньше срока. Лоллии унаследовали состояние после его смерти. Но с твоего позволения я не хотел бы вспоминать подробности. Дела минувшие, и люди все уже ушли за Стикс, но мне все еще нелегко об этом говорить. Я был пестуном Арарика-младшего с самого его детства, и мне тяжело было перенести случившееся с ним несчастье.
Хотя Эбур старался сохранять свою обычную невозмутимость, Иосиф отметил, что его рука слегка дрожит.
– Видно ты был к нему привязан, – с сочувствием заметил врач.
– Арарики были хорошими господами. Я ни разу не видел от них несправедливости, – подтвердил Эбур и после некоторой паузы уточнил. – Признаться, мне вообще везло с теми, кому приходилось служить.
– Особенно с последним, – насмешливо произнес Иосиф. Однако собеседник не поддержал его тон.
– Бесспорно, я не могу сказать, что здесь у меня всякий день Сатурналии, но молодой Лоллий хороший человек. Хороший, хоть и немного легкомысленный. Как говорится: "Ни из отроков не вырос, ни до юных не дорос»42.
– Мудрые слуги для того и существуют, чтобы исправлять ошибки хозяев, – заметил Иосиф.
– Понимаю, что ты имеешь в виду. В том, что Аякс появился у нас в доме моя вина вряд ли меньше, чем вина хозяина, хотя слуге и не всегда просто устоять перед напором двоих господ.
– Двоих? – переспросил иудей.
– Лоллия и Корвина, – ответил Эбур и, видя недоумение на лице собеседника, пояснил. – Публий Сульпиций Корвин, который гостил в нашем доме в злополучную ночь. За несколько дней до этого мой хозяин был у него в гостях. Они вышли прогуляться и увидели представление, что Аякс устроил у старого Капитолия. Поскольку к тому времени оба успели опрокинуть не одну чашу с вином, кому-то из них показалось хорошей идеей нанять этого силача на службу.
– И кому же пришла в голову эта счастливая мысль?
– Я не присутствовал при этом, – Эбур развел руками и тут же поспешно добавил. – Но я говорю все это не к тому, чтобы оправдаться. Если бы я посчитал нужным, Аякс не появился бы в нашем доме. Однако, по моему убеждению, наемные работники ничуть не хуже рабов, а в некоторых отношениях даже полезнее. Я поговорил с Аяксом и нашел его человеком, заслуживающим доверия и весьма неглупым.
– Редкая характеристика. Прочие домочадцы высказывали противоположное мнение.
– За внешностью люди часто не видят внутренней сути. Аякс не слишком образован, выглядит сущим медведем, и его манеры не из тех, которые приняты в приличном обществе. Но у него глубокий, практичный ум, а его суждения о людях основаны на хорошем знании человеческой природы. Поэтому я счел возможным принять его на службу. Боюсь, однако, что я ошибся, и свой ум он направил не на благие цели.
– Ты хорошо успел его изучить.
– Хороший управляющий обязан знать о работниках все что возможно, иначе хозяину не будет от него никакого прока, – согласился Эбур и вежливо поинтересовался. – Позволь спросить с пользой ли ты провел время?
– Я подобен некоему золотарю, который пытается найти жемчужину в телеге навоза, не будучи при этом уверенным, что она там вообще есть. Ни приятелей, ни любовницы, ни близкого дружка. Никого, кто мог бы мне помочь. Я возлагал надежды на привратника, Бриарея, но, должен признать, что ты был прав, когда отговаривал меня от разговора с ним. Старик живет в прошлом и видит не живых, а лишь тени тех, кто давно уже умер. – Иосиф на мгновение заколебался, однако, решил, что нет смысла что-либо скрывать от собеседника, который едва ли не больше всех заинтересован в установлении истины. – Единственную ниточку мне дала ваша прачка, Лидия. Аякс не захотел стать ее любовником, поэтому она следила за ним и однажды увидела, как он говорит с падшей женщиной с Субуры.
– Жизнь полна сюрпризов, – с сомнением проговорил галл.
– Что ты имеешь в виду?
– Не Аякса. Гладиаторы притягивают и матрон, и прачек, и куртизанок. Но Лидия… – управляющий поджал губы. – Да сохранит нас Юнона от таких женщин. Философы учат находить что-то хорошее во всяком человеке, но, если бы меня попросили сказать добрые слова о ней, я не знал бы что говорить. Она болтлива, ленива и глупа. Она попадается всякий раз, когда решает что-нибудь стащить на кухне, и у нее не хватает ума не только на то, чтобы увильнуть от порки, но и на то, чтобы удержаться от воровства в следующий раз. Я не удивлен, что она решила следить за Аяксом, но поражен, что она смогла добиться успеха.
– Думаю, ей просто повезло. К тому же она немного достигла. Знает лишь, что эта женщина живет на Субуре.
– Что ж, желаю тебе всяческих успехов, хотя, – Эбур с сочувствием хмыкнул. – Все куртизанки Рима живут на Субуре. По крайней мере, все глупенькие прачки в этом уверены.
*****
Двухкомнатная квартира, которую Юний снимал на третьем этаже пятиэтажной инсулы43, в самом конце Табернолы выглядела жалко. Заспанный раб, в мятой тунике, долго не отзывался на стук в дверь, а открыв, поначалу не хотел пускать Петрония на порог. Сестерция44, впрочем, оказалось достаточно, чтобы изменить его мнение о госте в лучшую сторону.
– Нет хозяина. Он дома мало бывает. Вечером придет, утром уйдет. Да и то не во всякий вечер. Так, что, если хочешь ждать, только потеряешь время. Может, вообще не прийти, – отбарабанил слуга, суетливо подергивая плечами, после того как впустил Петрония в скудно обставленную переднюю.
Три разномастных деревянных стула, расшатанный стол и давно не чищенная жаровня в углу, составляли всю обстановку комнаты, стены и потолок которой были покрыты разводами копоти.
– Ты знаешь, где его можно отыскать?
Раб был сирийцем и был куплен Юнием уже после приезда в Рим. Поэтому его верность хозяину не выдержала испытания еще одним сестерцием, который выразительно продемонстрировал Петроний.
– Он навещает куртизанку, некую Эвридику. Говорил, что сегодня будет у нее. Она живет в инсуле Друза, на Патрицианской улице. Это просто отыскать. Приметный дом.
Монета скрылась за поясом, как только Петроний уронил ее на протянутую ладонь.
– К куртизанке? Неудивительно, что твоему хозяину не хватило денег, чтобы снять приличное жилье, – Петроний выразительно оглядел убогую комнату и, вновь запустив руку в кошелек, добавил, – и купить достойного слугу.
– Не знаю, господин, уж откуда хозяин берет деньги. Мне он об этом не говорил, – на этих словах раб поперхнулся, зачаровано уставившись на пальцы Петрония, между которыми появилась еще одна монета. И теперь это был уже не сестерций, а полновесный денарий. – Только я не думаю, что куртизанка дорого обходится хозяину. Я думаю, как бы не наоборот, – видя недоумение на лице Петрония сириец поспешил пояснить. – У хозяина денег немного, из дома шлют скупо. Стоит вернуться от Эвридики и в кошельке серебро. Вот и думай, откуда деньги берутся?
– А не врешь? – усомнился Петроний – Легче поверить в милосердного откупщика, чем в куртизанку, которая платит клиенту.
– Клянусь господин, – слуга прижал руки к груди. – Что хозяин ей не платит это точно. Чем он заплатит? Эвридика богаче нас живет.
– Так может быть, она платит твоему хозяину за защиту?
Судя по тому, что Петроний успел узнать о молодом провинциале, подобное предположение казалось маловероятным, но жизнь случается преподносит и не такие сюрпризы.
– Нет, что ты господин. Если ты что-нибудь такое про хозяина думаешь, так зря, – сириец даже хрюкнул от предположения о том, что его господин может быть сутенером. – У Эвридики и получше защитники найдутся. Раньше были два гладиатора, недавно купила германца. Здоровый что Геркулес. А что хозяину денег дает, так всякое бывает. Я думаю так, что клиенты у нее для денег, а девушке ведь и удовольствия хочется, – после этих слов сириец довольно осклабился, поскольку монета, наконец, перекочевала из пальцев Петрония в его ладонь.
На этот раз монета исчезла не сразу. Лишь полюбовавшись профилем Агриппы в ростральном венке и крокодилом на обороте, сириец осторожно спрятал ее за пояс. После чего он предано уставился на Петрония, своим видом выражая полную готовность раскрыть по сходной цене все тайны своего патрона. В этом взгляде было столько надежды, что Петроний не решился его разочаровывать и после минутного раздумья предъявил еще один денарий.
– Что ты знаешь об этих гладиаторах?
– Обыкновенные гладиаторы. У одного на морде шрам, а другой здоровый. Чистый медведь.
– Как зовут?
– Фрасон, господин, – сириец поспешно поклонился.
– Не тебя, придурок. Гладиаторов.
– Того который со шрамами Меланхет. А который здоровый я не знаю, – сириец покачал головой. – Я его и видел то раза два.
– Твой хозяин что-нибудь говорил о них?
– Нет. Что ты! Кто ему гладиаторы? У моего господина мало денег, но много гордости.
По тону Фрасона можно было понять, что лично он такую позицию не одобряет, но, к сожалению, хозяин к его мнению не прислушивается.
– Есть еще что сказать? – Петроний выразительно повертел монету между пальцами, что произвело самое благотворное влияние на память его собеседника.
Фрасон сообщил, что гладиаторы приехали откуда-то с севера и что при этом Меланхет неплохо знал Рим. Одевались небогато, но всегда опрятно. Эвридике служили не за деньги, а вроде бы по старой дружбе. Что среди римских гладиаторов знакомств не водили. Что главным из них двоих был Меланхет и что они покинули дом куртизанки примерно месяц назад.
*****
Аякс понимал, что теперь, когда труп Меланхета был найден, городские власти могут начать на него охоту. Однако, это мало его беспокоило. Конечно, сейчас, в разгар переполоха, посещение Эвридики, было не слишком благоразумным поступком. Как ни старался Аякс не оставлять лишних следов, но стоит префекту объявить приличную награду за его голову и обязательно найдутся люди, которые смогут связать сбежавшего гладиатора из дома Лоллиев и охранника куртизанки с Патрицианской улицы.
Но, во-первых, Аякс не слишком верил, что префекту есть дело до его головы. Наверняка у городского магистрата найдутся заботы поважнее, чем рудиарий самовольно оставивший службу. Во-вторых, таким уж свойством характера обладала Эвридика, что внушала всем, кто был с ней близок необъяснимое никакими рациональными соображениями ощущение уюта и безопасности. И, наконец, в-третьих, именно сейчас экс-гладиатору настоятельно требовалась ее помощь.
– Видишь, я был прав. Его нашли.
Аякс по-хозяйски развалился на широкой кровати. Куртизанка, подогнув ноги, сидела напротив и выглядела рассерженной.
– Я наслышана. Весь Рим наслышан, – раздраженно бросила она.
Аякс сделал вид, что не обратил внимания на тон, каким были сказаны эти слова.
– Значит и в остальном не ошибся, – самодовольно произнес он. – Кто из нас молодец? Слушай меня, девочка, не прогадаешь.
– Ой, перестань. Вообще все это глупая затея. Ничего из нее не выйдет.
– Послушай, ты обещала. – Аякс протянул руку к выглядывавшей из-под задравшейся туники белой лодыжке, но Эвридика, вовремя заметившая этот маневр, сердито хлопнула его ладонью и отодвинулась подальше. – Ничего не изменилось. – Аякс демонстративно подул на пострадавшую руку. – Мы получили то, что хотели и, давай будем делать то, что собирались. Эвридика, пойми, уже нет смысла отступать. Дело сулит хорошую прибыль.
– Аякс, я понимаю. Только я боюсь, – куртизанка поежилась.
– Все получится. О тебе он вообще ничего не узнает. А я получу деньги и исчезну, – твердо сказал гладиатор и, потянувшись, накрыл ладонь Эвридики своей. То ли от его прикосновения, то ли от своих мыслей, куртизанка вздрогнула, но руку освобождать не стала. Несколько мгновений они сидели молча. Вдруг в дверь осторожно постучали. Эвридика мягко вытащила свою ладонь из-под тяжелой лапы Аякса и спросила:
– Кто еще?
– Госпожа, пришел господин Юний, – отозвался женский голос.
Эвридика беспомощно посмотрела на Аякса. На гладиатора это известие не произвело ни малейшего впечатления.
– Скажи, пускай подождет. Скажи, что я выйду к нему. Переоденусь и выйду, – крикнула куртизанка.
– Он не хочет ждать. Говорит, это срочно.
– Все равно. Пускай ждет, – велела Эвридика, но рабыня на это ничего не ответила, а только испугано пискнула.
Дверь резко отворилась, и в комнату влетел молодой человек, лет двадцати со злым и решительным выражением лица. Эвридика поспешно вскочила ему навстречу. Аякс, напротив, не счел появление гостя достойным поводом для того, чтобы хоть немного переменить небрежную и несколько вызывающую позу.
– Я не буду ждать, – от зрелища развалившегося на постели гладиатора, лицо молодого человека еще больше перекосилось. – Мне нужно поговорить с тобой. Это срочно.
– У молодого господина кончились деньги, – пробормотал Аякс, как бы про себя, но достаточно громко, чтобы это услышали все в комнате.
Во всяком случае, Юний его слова услышал и, сжимая кулаки, шагнул к кровати. Служанка за его спиной еще раз пискнула, а Эвридика метнулась навстречу, пытаясь заслонить собой то ли гладиатора от Юния, то ли наоборот Юния от гладиатора. Лишь Аякс по-прежнему не шевелился, глядя на юношу снизу вверх со снисходительной и наглой ухмылкой.
В последний момент Юний передумал. Он внезапно остановился и, демонстративно повернувшись к Эвридике, сквозь зубы сказал:
– Пускай он уйдет. Я хочу поговорить с тобой.
– Перестаньте. Перестаньте ссориться, – видя, что угроза драки миновала, куртизанка присела на кровать. – Аякс не дразни его. Ты вечно начинаешь.
– Красавица, разве молодой хозяин собака, чтобы его дразнить? – Аякс высоко вскинул брови.
– С кем ты водишься? Нечего сказать, гладиатор подходящая пара для куртизанки, – презрительно процедил Юний хозяйке, подчеркнуто игнорируя присутствие Аякса.
Однако, рудиарию встречались орешки и покрепче.
– И разве достопочтенного Юния нужно дразнить, чтобы он кого-нибудь покусал? – небрежно бросил он.
– Аякс, пожалуйста. Я сделаю, как мы договаривались, но сейчас уходи. – Эвридика умоляюще тронула гладиатора за руку.
Лицо стоящего над ней Юния перекосилось еще больше. Зато гладиатор, приготовившийся продолжить пикировку, на мгновение замялся, покровительственно похлопал куртизанку по руке и со словами: "Как скажешь, красавица, как скажешь", – вышел из комнаты.
Глава 7
Второе убийство
Покинув скудную и тесную квартиру Юния, Петроний решил, что нет никаких причин откладывать визит к Эвридике. Не желая возвращаться на многолюдную Табернолу, всадник избрал маршрут несколько более длинный, но, несомненно, гораздо более приятный. Свернув налево за Дубовыми воротами, он поднялся на Эсквилин и вступил под сень садов Мецената. Это детище любимца Цезаря, было, пожалуй, самым замечательным образцом благих перемен, произошедших в Вечном городе за последнее время.
Еще сравнительно недавно, Петроний даже помнил эти времена, восточная часть Эсквилина представляла собой ужасное место. На обширном пространстве, примыкающем к старой стене Сервия Туллия, раскинулось нечто среднее между запущенным кладбищем бедняков и неухоженной городской свалкой. Останки рабов, бездомных бродяг и преступников бросали здесь без разбора, часто не утруждаясь даже тем, чтобы покрыть их землей. Зловонные испарения при любой перемене ветра плыли на город, неся с собой болезни и заразу. Даже днем немногие рисковали появиться в этих местах. Ночью же свалка была целиком отдана на откуп самым отчаянным разбойникам, нищим и колдунам сомнительной и мрачной репутации.
В прежние времена любые попытки властей навести здесь порядок всякий раз заканчивались ничем. Изгнанные со свалок крысы в человеческом обличье неизменно сползались обратно, а снесенные лачуги, словно грибы после дождя вырастали заново за одну ночь. Так было, до тех пор, пока Меценат не разрешил проблему с размахом, достойным потомка этрусских царей. По его приказу гигантская свалка была засыпана слоем земли высотой в несколько футов погребая под собою, и кладбище, и ветхие лачуги. Затем, на месте, где еще недавно тощие псы бродили среди отбросов и разложившихся трупов, был разбит роскошный сад. Умирая, Меценат завещал свои сады Цезарю, который, в вечной погоне за народным расположением, вскоре открыл их для посещения всеми желающими.
Волшебным образом, появление садов изменило облик и всех прилегающих к Эсквилину районов. На месте убогих и жалких лачуг буквально на глазах росли новенькие трех и четырехэтажные инсулы, владельцы которых предоставляли относительно дешевое жилье мелким лавочникам, ремесленникам и небогатым клиентам.
Вернувшись в старый город через Эсквилинские ворота, Петроний спустился на Субуру, и вышел к Патрицианской улице. Как и обещал Фрасон, ему не пришлось долго искать инсулу Друза. Расписанное с первого по пятый этаж здание, массивной четырехугольной коробкой возвышалось над перекрестком, как центурион возвышается над толпой зеленых новобранцев. Легкомысленные картинки на его могучих стенах смотрелись так же уместно, как румяна с белилами на лице ветерана галльских войн.
Весь первый этаж инсулы занимали лавки, которые, конечно, были уже закрыты. Лестницы, ведущие в квартиры второго этажа, располагались во дворе, сохранившем, в отличие фасада девственную серость уже слегка облупившихся стен. Местный житель, с деловитым и озабоченным видом подпиравший спиной одну из лестниц, охотно сообщил Петронию, что куртизанка по имени Эвридика действительно живет здесь, на втором этаже, первая дверь от угла.
Однако подняться наверх Петроний не успел. Дверь на втором этаже открылась, и по лестнице скатился могучий, звероподобный мужчина с непропорционально широкими плечами и огромными руками, покрытыми едва ли не до кончиков пальцев жестким черным волосом. Небрежно помахав рукой двум болтающим во дворе служанкам и скользнув равнодушным взглядом по застывшему у стены Петронию, Аякс, а это, если верить описанию, был он, вразвалку двинулся в сторону Субуры.
Гладиатор мало походил на человека, который скрывается от преследования. Проследить за ним, казалось, не составляло никакого труда.
Аякс неторопливо пересек Субуру, на Кипрской улице задержался у бронзового зеркала, выставленного возле парикмахерской и, тщательно расправив складки мятой туники, направился к Каринам. Обогнул озеро, вышел на Священную дорогу а, дойдя до Африканской улицы резко свернул вправо в сторону Целимонтанских ворот.
Здесь Петронию пришлось ненадолго притормозить: Аякс сцепился с разносчиком зелени, который нечаянно задел его своей корзиной. Схватив несчастного, рудиарий подробно и со вкусом объяснил, как он привык поступать с людьми, которые носятся по улицам сломя голову и не смотрят по сторонам. Перепуганный торговец, плечо которого пальцы Аякса сжимали стальным капканом, в ответ лишь часто кланялся и бормотал невнятные извинения.
Постепенно вокруг собралось десятка полтора зевак, привлеченных ожиданием бесплатного зрелища и подбадривавших участников ссоры одобрительными выкриками. Зеваки уже начали делать ставки на то, после которого удара зеленщик испустит дух, когда Аякс внезапно отпустил свою жертву, да так резко, что та отлетела на несколько футов. Небрежно бросив: "Чтобы я тебя больше не видел, с твоей корзиной", – он стремительно пошел прочь. Толпа разочаровано заворчала, но, поскольку никому не хотелось оказаться на месте зеленщика, бодро расступилась перед гладиатором, чтобы тут, же сомкнуться за его спиной.
В результате Петроний несколько отстал и едва не упустил гладиатора из вида. Буквально в последний момент он заметил, как Аякс свернул в Африканский квартал. Поскольку затеряться в паутине здешних безымянных улочек не составляло никакого труда, Петроний ускорил шаг и, поворачивая вслед за Аяксом, уже едва не бежал.
Здесь, на незначительном удалении от деловитой Табернолы, обстановка разительно менялась. Двухэтажные ветхие дома, стены которых были покрыты скабрезными граффити, вяло карабкались по склонам холма. Улицы своей шириной напоминавшие скорее лесные тропинки, прихотливо и бессистемно извивались между ними. Аякса нигде не было видно.
Свое имя этот район получил от карфагенских пленников, которых селили здесь под охраной во время Пунических войн. За сто лет, прошедших со времени разрушения Карфагена здешнее население, изрядно разбавили сирийцы, иудеи, фракийцы, разнообразные галлы и представители многих иных народов, что стекались в город с самых дальних пределов Республики. Однако, суть района при этом осталась прежней – честному римлянину нечего было здесь делать.
Разумнее всего было прекратить преследование, которое становилось все более опасным, но Петрония охватил охотничий азарт. Всадник прошел немного вперед, потом свернул налево, едва не влетев в кучу гниющих у стены дома отбросов и обнаружил, что попал в тупик. Прямо перед ним уходил вверх крутой склон Целиева холма, а глухие стены домов слева и справа сходились так тесно, что невозможно было вытянуть в сторону руку.
Выбранный им род занятий не раз сводил Петрония с людьми, чьи отношения с законом были далеки от идиллии. Эта практика выработала у него некоторую способность предвидеть опасность. Почувствовав движение за своей спиной, Петроний прыгнул вперед, перескочил через груду мусора, резко развернулся и выхватил из-за пояса кинжал. Аякс стоял в нескольких шагах перед ним, загораживая единственный выход из тупика. Длинный нож в его правой руке не оставлял сомнений в его намерениях.
– Ладно, значит, сначала поиграем, – равнодушно произнес гладиатор и заботливо предупредил. – Только кричать не надо. Тут часто кричат.
– Я тебя искал, не за тем, о чем ты думаешь, – торопливо проговорил Петроний.
Теперь он понимал, что его дилетантская слежка была обнаружена с самого начала. Значит не имело смысла делать вид, будто он случайно проходил мимо. Оставалось надеяться, что ему удастся убедить гладиатора в своих добрых намерениях. Однако, учитывая неблагоприятные обстоятельства знакомства, эта надежда выглядела довольно эфемерной.
– Конечно, ты шел за мной, чтобы дать мне немного денег. Или предложить хорошую работу. Не сомневаюсь, в Риме полно добрых людей, и каждый из них готов бескорыстно помочь ближнему.
– Послушай, я хочу знать, что Меланхет делал у Лоллия.
Называя имя погибшего, Петроний рассчитывал обескуражить и заинтересовать противника. И, надо сказать, частично ему это удалось. К сожалению, эффект был совсем не тем, которого всадник добивался.
– Ты знаешь про Меланхета. Думаю, будет лучше, если я тебя сначала немножко порежу, а потом ты расскажешь все остальное, – с этими словами Аякс плавным, даже грациозным жестом вытянул вперед руку с ножом и сделал небольшой шаг вперед. Петроний согнул колени, готовясь отразить нападение, хотя и понимал, что шансов устоять в рукопашной против гладиатора у него столько же сколько стать царем парфян.
Вдруг в воздухе что-то резко свистнуло, глухо звякнул обиженный металл. Аякс охнул и уронил нож на землю. Прежде чем Петроний сообразил, что происходит, гладиатор подхватил упавшее оружие левой рукой, бросил быстрый взгляд вправо, увидел там нечто, что ему не понравилось, одним огромным прыжком отскочил назад и скрылся из вида.
– Я метил в руку, но попал в нож. – Невозмутимый Иосиф, появился у выхода из тупика, на ходу сматывая пращу.
– Это был промах, внушающий уважение. – Петроний спрятал кинжал под плащ и с преувеличенной осторожностью обогнул кучу мусора. – Он не был бы так впечатлен, если бы ты попал.
– Если бы я попал, ему пришлось бы задержаться.
– Боюсь, даже со сломанной рукой он мог создать нам проблемы. Как видно, он заметил мою слежку с самого начала.
– Полагаю, что так, господин. Когда пекарь начинает шить плащи, а портной печь пирожки, горожане обречены оставаться голодными и раздетыми, – наставительно заметил иудей, помогая всаднику отряхнуть одежду.
– Как ты здесь оказался? – спросил Петроний.
– Шел за тобой, – ответил Иосиф. – Однако, господин, если ты не против, нам лучше будет обсудить это по дороге к дому. Я пока плохо знаю Рим, но мне кажется здешние места не слишком подходят для обстоятельных разговоров. Ни к чему лишний раз искушать местных обитателей. Сказано ведь, что соблазнивший малых сих к греху, повинен не менее самого грешника.
Трудно было не признать справедливость этих слов. С наступлением вечера местные аборигены отнюдь не спешили попрятаться по домам. Скорее напротив, подобно ламиям, сторонящимся солнечного света, они начали выползать из своих нор вместе с подкрадывающимися к городу сумерками.
В крытом устье извилистого переулка, две скорее раздетые, чем одетые шлюхи визгливо ссорились с нумидийцем, левую щеку которого пятнало клеймо старого ожога. С трудом разминувшись с подозрительно притихшей компанией Петроний и Иосиф вынырнули на Африканскую улицу.
Они недалеко успели уйти, когда дверь впереди с грохотом отворилась. Оборванец с заплетенными в косички рыжими волосами спиной вперед вылетел на улицу и приземлимся на задницу возле дверей дома напротив. Стайка крыс, пировавших над кучей отбросов, среди которых безошибочно угадывался наполовину обглоданный, разложившийся остов пса, испуганно порскнула в разные стороны. Оборванец выругался, скорее по обязанности, чем от чистого сердца, да так и остался сидеть привалившись спиной к порогу и широко раскинув ноги.
Но самая неприятная встреча случилась уже в конце, когда казалось, что опасный район остался позади. Двое кудлатых фракийцев, словно бы из ниоткуда вдруг образовались на перекрестке Африканской улицы с улицей Весты. Пояс одного украшал кривой, зловещего вида нож, другой аккуратно пристроил на сгиб локтя дубинку, из которой торчали погнутые, ржавые гвозди.
– Господа искать? Женщина хотеть? Мальчик хотеть? Мужчина хотеть? – владелец ножа, чьи черные усы свисали до самой груди, шагнул навстречу.