Тоя Багенге. Чумной квартал

Управление Абрафо – город в городе. Царство в царстве. Квартал тайной и не тайной полиции хоть и не обнесён высокой стеной, сторонясь площадей и улиц Эйоланда, но его мрачные здания чужеродны, словно опухоль на молодом теле.

Граница жилых кварталов с кварталом Абрафо воспринимается населением совершенно чётко – одна сторона улицы пестрит буйством красок, неона, пластика и стекла; вторая – кирпичные стены без облицовки. Первая возвышается над второй, но возвышается не горделиво, а скорее от попытки в страхе отшатнутся.

Жители города стараются не смотреть в сторону Абрафо. Несчётное количество мифов и городских легенд гуляет про него и многие из них действительно имеют под собой не только выдумки. Мифы плодятся, забываются, вспоминаются, видоизменяются, вновь забываются и также вновь всплывают на поверхность городского фольклора.

Жители ненавидят Абрафо, власти мечтают стереть его с лица города. Но Абрафо стоит уже не одно столетие, являясь гарантом стабильности, зачищая кварталы с бандами и пресекая бунты, ставя на место зарвавшихся властителей и особо ретивую оппозицию.

Они – равновесие огромного мегаполиса, возведённого почти три тысячи лет назад. Возведённого совершенно другим народом, даже отдалённо не напоминающим его сегодняшних хозяев.

Квартал Абрафо делится на жилые здания, складские помещения и штаб управления – самое большое здание в тридцать пять этажей, бросающее своими размерами вызов высоткам из соседних кварталов.

Здесь часто решается судьба города и населяющих его жителей.

Именно потому квартал Абрафо так ненавистен.

За его реальную власть.

***

Письменный стол колченого брыкнулся и в очередной раз попытался скинуть с себя груду бумаг. Плоды его предыдущих усилий валялись на полу повсюду, и некоторые из них уже успели обзавестись грязными отпечатками лап.

Просторный кабинет с тремя столами казался тесным из-за бардака и стен, сплошь покрытых хаотичными надписями, рисунками и материалами из расследуемых дел.

Рисунки хозяйка кабинета наносила на стены сама, обычно в приступах ярости или в депрессивном настроении. Предметом её творчества часто становились провинившиеся подчинённые и разыскиваемые преступники. В редкие периоды влюблённости она предпочитала пейзажи, но так как никогда не видела их вживую – только на чёрно-белых картинках старых книг – то пейзажами в её понимании становились руины городских застроек на растрескавшейся и почерневшей от пожаров земле.

Депрессии порождали поля битв. Их она тоже никогда не видела, а потому дальше тронутых тленом тел, ржавого оружия и разграбленных замков – тоже подсмотренных в книгах – её фантазия не продвигалась.

Радостное и восторженное настроение картин не рождало вовсе. В такие дни подполковник Тоя Багенге занималась исключительно работой и ничем больше.

Тоя с трудом успокоила грозившую расползтись по кабинету очередную порцию бумажной массы и подняла с пола один из документов. На странице с донесением явственно проступил жирный след от завтрака – то ли её, то ли кого-то из коллег.

Скорее всего, её завтрака, подумала она. Сомнительно, будто кто-то из подчинённых осмелился бы есть на предназначенных ей сводках. Впрочем, даже если и так, она отнеслась бы к этому с пониманием: бумагами в Абрафо завалились все.

Сервер центрального управления вышел из строя неделю назад. Техники работали круглосуточно и обещали послезавтра вновь восстановить доступ к базам данных и избавить всех от бумажного ада, лавиной захлестнувшего управление.

Пять миллионов населения города обеспечивали Абрафо неиссякаемым потоком информации, которую требовалось оперативно обрабатывать. Компьютерная обработка данных широко использовалась последние двести лет, но столь крупная авария случилась впервые. Силовое оборудование за два века попросту выработало свой ресурс, а обслуживающим подстанцию электрикам в голову не пришло почесаться заранее и собрать аварийную схему.

По гнусному закону подлости, существующему, безусловно, во всех мирах, серверы отключились ровно тогда, когда требовались больше всего. Именно сейчас Абрафо завязло в расследовании нескольких запутанных дел, грозящих городу крупными беспорядками.

Эйоланд кипящим котлом трещал по швам, являя миру всё то, что бережливо взращивал все предыдущие годы.

– Брось всё и хорошенько напейся, – посоветовала Лика Камо, коллега, подчинённый и единственная близкая подруга. – Ты уже три дня отсюда не вылезаешь. Так и свихнуться недолго.

Лика знает, что такое пейзаж. Она знакома с запахами леса, болот, вкусом листьев и свежей добычи вместо синтетического мяса. Её уши слышали журчание ручьев, стрекотание насекомых и пение птиц, а язык ещё помнит вкус ледяной родниковой воды.

А потому на стены она старается не смотреть.

– Не могу, – кротко ответила Тоя. – К тому же через час выезжаем на ликвидацию банды в Чумном квартале.

Барсица, высокая и стройная, с длиннющим пушистым хвостом, сидела на соседнем столе и болтала ногами. Хвост покоился на груде бумаг, спускался на стул и свисал почти до пола. Его загнутый кончик время от времени чуть подёргивался, в такт весёлому настроению владелицы.

– Мы прекрасно управимся без тебя. Минимум убитых, максимум пленных. Тщательный обыск и напиток правды всем без исключения. Ничего особенного. Я проведу операцию, а ты отдохни. Твоя ошибка, вызванная усталостью, встанет всем гораздо дороже.

– Не выйдет, – покачала головой Тоя. – С сегодняшнего дня у тебя другая задача, приоритетная над остальными. Найди Алекса Багенге. Привези его живым или мёртвым. Даже не знаю, каким лучше. Мёртвым, пожалуй…

Она бросила взгляд на стену. В облик Алекса Багенге она вложила всю свою ярость. Теперь он болтался повешенным на фонарном столбе, с высунутым языком и обвисшим до асфальта хвостом. Картинка выглядела донельзя реалистичной.

После побега Алекса из тюрьмы Тоя потратила на неё несколько часов, замазав картину массовой казни электриков из коммунальных служб – к облегчению последних.

Лика вздохнула. Несмотря на безуспешные попытки объяснить, как выглядит нетронутая природа и что та совершенно не связана с разрушенным городом, талант подруги она всячески поддерживала.

Но иногда Тоя перегибала палку. С Алексом, например. По поводу электриков Лика была солидарна.

– Мёртвым…Ты уверена?

Вместо ответа Тоя запустила в барсицу папкой с фотографиями из тюрьмы.

Лика поймала снаряд и положила рядом на стол. Папка тут же сползла, прихватив с собой несколько листков, и шлёпнулась на пол, рассыпавшись содержимым.

Задумчиво посмотрев сверху и не заметив ничего нового – в тюрьме после побега Алекса она побывала лично – Лика вновь перевела взгляд на подругу.

– А всё-таки?

– А тебе мало? – удивилась Тоя. Её уши прижались к голове, подавая признаки злости и плохого настроения. – Он убил их быстро и легко, словно вылакал чашку воды. Алекс непредсказуем и опасен. Нам неизвестна даже его настоящая сущность и конечные цели.

– А ты веришь ему? Ну, что он из другого мира и мечется по мирам в поисках Читемо?

Тоя устало пожала плечами. Этот вопрос она и сама задавала себе каждый день.

– Не знаю. Но роли моя вера в его сущность или даже знание о ней не играет. Скольких он убил? Сотню, две, три?

– Больше.

– Вот именно. Он маньяк, Лика. Ещё более страшный, чем разыскиваемый им Читемо.

Барсица призадумалась. Её руки машинально скрестились на груди и оказались близ рукоятей пистолетов. Ноги замерли и возобновили движение снова, уже быстрее.

Оперативник Лика Камо предпочитала набедренные кобуры, когда работала в группе. В одиночке же, особенно при необходимости преследования противника в условиях густых застроек, набедренные слишком мешали, ограничивая скорость перемещения

Гены, доставшиеся ей от диких предков, позволяли совершать длинные точные прыжки как в вертикальной, так и в горизонтальной плоскостях.

Подумав, она заключила:

– Не согласна. Читемо убивает преимущественно детёнышей и самок. Алекс же специализируется на бандах. Специализировался точнее, до того как застрелил двух наших. Но, бойня в тюрьме выглядит пока двояко. Убитые дежурные выбиваются из общей картины. И до сих пор неизвестно, как ухитрились собраться в одной камере пять заключённых.

– Защищаешь его? – фыркнула Тоя.

– Нет. Я тоже считаю необходимым его найти. Но всё же постараюсь привезти живым. Его преждевременная смерть не разрешит наших проблем.

Леопардесса потёрла виски и нахмурилась. На глаза упорно сползала пелена. Проморгаться не получалось. Она взглянула на табло настенных часов, залезла в ящик стола и достала картонную коробочку с жёлтыми капсулами. Проглотила две, запив водой, и прикрыла глаза, откинувшись в кресле.

Лика Камо, не теряя времени, достала из небольшого кожаного рюкзака планшет и начала делать заметки. Её взгляд то и дело отрывался от экрана и обращался к стене с фотографиями Алекса Багенге, картами и схемами его перемещений, краткими аннотациями по жертвам и уничтоженным бандам.

Наверное, подумала она, стоит начать с квартала Лахотэ. Квартал лисьих шаек. Алекс неплохо зачистил его год назад. Вначале на свободное место претендовало сразу несколько группировок, и начался передел территории, со стрельбой и поджогами. Однако Алекс не остановился, приступив к методичному прореживанию всех враждующих сторон. В итоге, после ещё нескольких акций с его стороны, шаткое равновесие установилось, и общий уровень насилия снизился.

Почему Алекс выбрал именно квартал Лахотэ? Вопрос, на который тогда не смогли найти ответ ни они с Тоей, ни аналитики Абрафо.

Однако сейчас Лике не давала покоя мысль о случившемся в тюрьме. По записям в журнале, смена, дежурившая за сутки до инцидента, посадила задержанных патрульными в разные камеры – согласно правилам. Проверка напитком правды показала, что это действительно произошло именно так.

Всех арестованных забрали из разных районов города, за сравнительно мелкие правонарушения. Оказаться вместе они могли только в случае, если камер не хватало по причине переполненности. Тогда бы мелкую шушеру свели бы в одно помещение. Тем не менее, все камеры этажа пустовали, а значит, необходимости всех переводить в одну не существовало.

Алекса Багенге арестовали за массовое убийство. К его камере запрещалось без острой необходимости подходить ближе, чем на один метр – по коридору специально для подобных случаев вдоль решёток проходила особая разметка яркого цвета. Даже будь камеры забиты так, что заключённым в них пришлось бы стоять, Алекс всё равно куковал бы в полном одиночестве.

Как, в таком случае, арестованные тери оказались в одном помещении с леопардом-психопатом?

Потому что кто-то собрал их вместе. В нарушение всех мыслимых правил.

Убитые охранники – обычные ребята из Абрафо, дежурство которых в ту ночь пришлось именно на тюремные казематы. Случайно ли там оказались именно они? Из-за сломавшегося сервера в графике дежурств тоже царил хаос, и разобраться где там случайность, а где умысел, было невозможно.

Допустим, размышляла она, дежурившие в ту ночь сотрудники Абрафо действительно собрали всех заключённых в одной камере.

Специально собрали. Вступили с ними в сговор. Зачем? Чтобы разделаться с Алексом, например.

Леопард убивал в процессе поиска некой истины, для него важной. Но что, если он её уже нашёл, но пока сам об этом не догадался? Или приблизился к ней слишком близко. И она оказалась важной не только для него.

И что за истина такая, за которую Абрафо, столетиями гордящееся нерушимой преданностью своим идеалам, стало играть на две стороны?

Верить в предательство своих не хотелось. Слишком горький привкус оно несло. И как минимум означало сбой в цепочке проверок сотрудников напитком правды. А как максимум… Крах идеологии, на которой держалось их братство.

Невозможный, нереальный вариант. В перспективе ведущий не то что к беспорядкам – к гражданской войне в Эйоланде.

Но если поверить в него хотя бы на минуту, то можно предположить и другой невероятный вариант – что Алекс нашёл себе союзника среди Абрафо.

Барсица открыла сохранённую в планшете электронную таблицу, ввела пароли и посмотрела, кто из Барцу присматривает за районом Лахотэ.

В Лахотэ проживало примерно семнадцать тысяч тери. В Эйоланде вёлся обязательный учёт населения, так как исходя из него выдавалось социальное обеспечение – пища, витамины для беременных и кормящих, медикаменты, а также предметы необходимости для детёнышей. Тем не менее, всегда оставалось некоторое количество тери, не состоявшее на учёте и не получавшее помощи от властей. Большая их часть и образовывала основу преступного мира в мегаполисе.

В социальной карте Лахотэ числилось 13652 взрослых тери и 3469 детёнышей возрастом до десяти лет. Число тери без социального чипа оценивалось примерно в двести особей. Из последних в организованных бандах не состоял… никто. После разрушительной деятельности Алекса старых банд в квартале не осталось, а их оставшиеся в живых члены не спешили с организацией новых.

Понять их можно – они боялись как Алекса, воспоминания о котором были ещё слишком свежи, так и Абрафо, всегда висевшем над ними постоянной угрозой. Кого они боялись больше – неизвестно. В случае с Абрафо, если их жизненные прегрешения оказывались сравнительно мелкими, у них имелся шанс выкрутиться, хотя бы ценой испытательного срока. С Алексом, подумала Лика, шансы у них отсутствовали в принципе.

Леопард останавливался в череде убийств только для добычи информации. Так как напиток правды ему было взять неоткуда, то его разговоры, бывало, затягивались.

В любом случае, население Лахотэ было сравнительно небольшим, а потому кварталу полагался только один Барцу.

Планшет услужливо пискнул и вывел на экран нужное досье.

Мирс Джеро. Служит пять лет. Родился и воспитывался в полной семье. В Академию поступил сразу после школы. Семейный, есть детёныш двух лет. Характеризуется инициативным работником, дважды получал благодарность и премии. Год назад попал в засаду, был захвачен вместе с семьёй, но сумел выбраться, получив лишь лёгкое ранение. Жена и сын не пострадали. Соответственно, имеет боевой опыт – всё же убил не менее полутора десятков бандитов. Но, не ожесточился. Местным населением уважаем.

Начальство Мирса подало ходатайство к назначению его руководителем 39-го отделения Барцу. Сам ягуар, понятное дело, ещё не в курсе своего грядущего повышения. Ходатайство уже удовлетворено, на данный момент проводятся последние проверки, а также различные вертикальные и горизонтальные перемещения других служащих.

Служба в Абрафо, как правило, носит пожизненный характер, но ротация имеется. Пенсия и смерть, как естественная, так и насильственная. Смерть, увы, не редкая.

Через две недели Мирса вызовут на внеочередную проверку с напитком правды и, после анализа беседы, будет принято окончательное решение о его переводе.

Если только до проверки Лика сама не накопает нечто такое, благодаря чему Мирс Джеро останется простым участковым до самой пенсии.

Судя по записи в файле и схемам на стене, Алекс начал зачистку банд в Лахотэ на следующий день после засады на Мирса. Совпадение? Возможно.

Вот только слишком многое в последнее время становилось возможным.

Барсица выключила планшет и взглянула на лежащую в кресле Тою.

Тоя Багенге. Дочь генерала Роя Багенге. Глава Абрафо. Подполковник, несмотря на свою молодость.

У леопардессы вся родословная была связана с Абрафо. Более двадцати поколений её предков создавали полицейский аппарат и восстанавливали послевоенную жизнь. За пятнадцать лет службы Тоя продвинулась от низов карьерной лестницы до самого её верха не красивые пятна на шкуре. К занимаемому креслу её готовили с самого рождения.

Рой Багенге имел чертовски глубокий горизонт планирования.

Правда, сейчас генерал больше всего на свете желал внуков. Смена приоритетов? Нет – всё тот же горизонт планирования. С точки зрения генерала пора было готовить следующую смену.

Отец Тои хоть и сохранил ясный ум, но давно перешёл за черту пенсионного возраста. Главнокомандующему армией Эйоланда уже перевалило за седьмой десяток – не многие тери вообще доживают до подобного возраста, а Рой пока даже ходил сам, хоть и опираясь на трость. Сколько он ещё протянет на своём посту – год, два? Смирившись с тем, что у него родилась только одна дочь, он подготовил себе приёмника из своих, из Юда. После ухода генерал, естественно, ещё на несколько лет останется в роли консультанта, но его реальная власть снизится.

Потерять же для своего родословного древа влияние ещё и в Абрафо он позволить себе не мог.

Тем не менее, Лика знала – в случае смерти или иных обстоятельств, которые не позволят Тое Багенге управлять Абрафо, именно она станет первым кандидатом на её кресло.

Барсица, выросшая в интернате и никогда не знавшая ни родителей, ни детства, стала правой рукой Тои, главным её помощником, заместителем и близким тери. И тоже не за красивые глаза. Её особый талант – способность разыскать кого угодно и где угодно, в пределах Эйоланда. Не существовало никого, кто знал бы город лучше её.

Собственно, её должность так и называлась – Правая рука. Или проще – Правый.

Сбежав из детского дома в пять лет, она ещё десять самостоятельно ухитрялась выживать на улицах, безо всякого социального обеспечения. За это время её не съели, не продали на опыты и органы, не сделали проституткой. И она не примкнула ни к одной из многочисленных банд.

А потом вдруг поступила на службу в Абрафо, где, отличившись в нескольких делах, оказалась под пристальным вниманием руководства.

Закончив обязательные два года Академии, являвшимися, по сути, фильтрационными воротами для желающих работать в Абрафо, Лика в должности младшего оперативника попала в уголовный отдел. Её подразделение носило второй порядковый номер, занималось делами срочного приоритета и имело репутацию самого скверного для службы. Сотрудники второго появлялись в Управлении крайне редко, а выходными пользовались ещё реже. Самая высокая смертность и самый большой расход патронов тоже висели над ними злой кармой.

Первым её серьёзным самостоятельным делом оказалось расследование исчезновений нескольких самок школьного возраста, похищенных на улице.

Барсица мыслила масштабно. Понимая, что школьницы, скорее всего, попали в один из малоизвестных простым смертным борделей, она уговорила начальство провести широкомасштабную операцию по ликвидации притонов в подземных коммуникациях Эйоланда.

На разработку плана операции ушли сутки и провели её в течение следующей ночи. В ней был задействован весь личный состав управления Абрафо, что сделало её самой громкой за последние три десятилетия.

Школьниц, живых и почти невредимых, в итоге нашли – там, где Лика и предполагала. Организованная преступность города сильно поредела и потеряла свои позиции. Счёт арестованным шёл на тысячи. Судейскому аппарату понадобилось более полугода на рассмотрение дел, а крематорий всё это время едва справлялся с нагрузкой – в Эйоланде с преступниками разговор всегда оставался коротким.

Удачно проведённая операция снизила накал ненависти к Абрафо в глазах общественности, уставшей от насилия на улицах и уже не так остро воспринимающей деятельность полиции как попирание собственных свобод.

После громкого дела о поджигателе из квартала Харофу, Лику Камо перевели непосредственно в управление, где сперва она работала в аналитическом отделе, помогая составлять карты подземных коммуникаций Эйоланда для очередной крупной операции, а потом занималась консультациями по работе в самых опасных кварталах города.

Через два года Лика вернулась к себе во второе подразделение уже в роли его руководителя.

По характеру службы Лике приходилось немало контактировать с Тоей. К тому времени, как барсица стала руководить своим подразделением, Тоя уже четыре года командовала подразделением борьбы с организованной преступностью. Между ними быстро завязалась близкая дружба.

На первый взгляд леопардесса и барсица совершенно не походили друг на друга.

Лика Камо – исключительно практичная, быстрая в решениях и выхватывании пистолетов, в течение нескольких лет заслужила известность суровой воительницы. На неё старались равняться коллеги, ей подражали, она стала кумиром для всех, кто работал на улицах. Её фотографии и рисунки возможно было встретить едва ли не во всех тумбочках и планшетах – и не только в Управлении и у служащих Барцу, но и среди гражданских лиц.

Тоя Багенге – мечтательное создание, обожавшее искусство и грезившее об идеальном самце, который будет её обожать и боготворить. Она стала другим символом Управления – политика нового поколения, более гуманного, нежели предыдущие. Её оружием служили в первую очередь мозги, а не лапы с когтями и автоматом.

На деле всё обстояло намного иначе.

Лика отнюдь не являлась столь циничной и жестокой, как то казалось стороннему наблюдателю. Её модель поведения представляла собой лишь защитную маску, приобретённую в процессе выживания на улицах. Убей сам, иначе будешь убит – принцип, который она уяснила очень быстро, отправив на тот свет свою первую жертву, попытавшуюся сотворить нечто нехорошее с маленькой барсицей. Что именно – она узнать не успела.

Но запомнила сам смысл.

Ей тоже грезился симпатичный самец. Защитить себя она могла и сама. Но хотелось, чтобы кто-то любил. Обнимал и гладил, нашёптывая ласковые слова.

Она обожала природу – ручьи и листья деревьев, свежую траву и снующих по ней жуков. Редкие часы отдыха она проводила именно там – наблюдая и восхищаясь тем, чего были лишены миллионы жителей города, даже не представлявшие, каких красот они никогда не увидят за свою жизнь.

И она их жалела, с горечью проклиная свой дар и не понимая, почему он достался именно ей.

Тоя Багенге, кроме умения держать кисточку и карандаш, весьма хорошо умела держать пистолет. И пользоваться им. Она много участвовала в разработке социальных проектов, направленных на благоустройство жизни граждан Эйоланда, но также легко нажимала и на курок.

Иные картины на стенах её кабинета заставляли вздрагивать даже опытных оперативников Абрафо.

Разум леопардессы всегда оставался холодным и быстрым – словно горная река, которую, впрочем, она никогда не видела. Ближайший от Эйоланда хребет находился в полутора тысячах километрах на север.

Ей хотелось влюбиться до безумия. Но одновременно она боялась зависимости от любви.

Ей нравились решительные тери, уже имевшие кровь на лапах, умеющие убивать. Изредка, в минуты бессилия перед голодом по ласке, она отправлялась в ночной клуб и в полумраке, разбавленном кислотной музыкой и наркотическими видениями, легко находила себе партнёров. Тех, кто считал себя крутыми, познавшими вкус убийства и насилия, готовыми на всё и, как им казалось, не боявшимися ничего и никого.

А после ночи любви ей нравилось убивать наутро и их, приставив пистолет к голове и взглянув в удивлённые глаза, отражающие последний в своей жизни свет.

А потому Тоя никогда не искала партнёра среди коллег. Потому что боялась полюбить, несмотря на все свои грёзы. Боялась, что способна причинить боль любимому, и что на самом деле уже давно перестала отличаться от тех, кого сама убивала на улицах.

Таким образом, Лика и Тоя были всё же похожи. И близость друг к другу не давала им разувериться в окружающем мире, плыть по течению и предоставлять свою жизнь случаю и обстоятельствам. Они считали своим долгом служить городу. Служить, несмотря на свою не безгрешность и не безгрешность его жителей – которых, так или иначе, считали своими подопечными.

После полугода службы Лики в должности начальника второго подразделения, Тою Багенге перевели в святая святых – кабинет руководства Абрафо, на должность Левого. Ещё через три месяца ей пришлось пересесть на соседнее кресло и начать самой править полицейской системой мегаполиса. На освободившееся место Правого она без колебаний назначила свою близкую подругу.

Барсица одновременно с должностью получила почти абсолютную свободу в противодействии организованной преступности. Подготовив проект реформирования Барцу и запустив его – он стал очень удачным, подняв её престиж ещё выше – она сделала ставку на техническое оснащение всех подразделений Абрафо. Благодаря ей воплотили в жизнь давно разработанный проект Ти-Лэев – летательных аппаратов военно-полицейского назначения, оснащённых живым мозгом гепарда в качестве источника управления и обладающих полной автономностью.

Но всё же основным коньком Тои оставался поиск других тери. Её талант только совершенствовался – за сутки-двое она находила любого, на кого имелись хоть какие-то улики. Находила и приводила, если разыскиваемый страдал привязанностью к жизни. Либо приносила голову – если её хозяин оказывался несговорчив.

Её способность искать других дала трещину всего дважды. И оба случая стали сильной головной болью Эйоланда.

Первым в городе объявился Читемо – серийный маньяк убийца. Раз в два-три месяца он ночью нападал на больницы или квартиры с многодетными семьями, оставляя после себя множество трупов. Читемо избегал нападать на взрослых самцов, но в случае необходимости убивал и их.

За двенадцать известных эпизодов нападений они не смогли установить ничего, что помогло бы обезвредить убийцу. Читемо убивал своих жертв спящими, в дома проникал незаметно. Орудием убийства служил короткий изогнутый нож, которым он перерезал горло.

Тщательное обследование мест преступлений не позволило определить даже принадлежность Читемо к тому или иному виду проживающих в городе тери. Не удалось найти ни единой шерстинки или отпечатка лапы, которая хотя бы задала ориентир поисков. Абсолютно ни одной улики в делах не существовало до сих пор.

Убийцу в Абрафо прозвали Читемо, что означало «острый нож». Прозвище просочилось в прессу и быстро стало известно жителям города.

А спустя полгода после первого эпизода с Читемо так же неизвестно откуда в Эйоланд пришёл Алекс Багенге. Пришёл, словно пожар или чума, пожирая жизни обретавших на самом дне.

Он не скрывал кто он. Не скрывал своего имени. Места убийств были полны его следов.

Вот только поймать его тоже не удавалось.

Алекс Багенге охотился на Читемо – так он утверждал. Он неутомимо рыскал по самым опасным местам Эйоланда, оставляя за собой разорванные тела тери и горы стреляных гильз. Редкая неделя обходилась без новостей о небольшом леопарде, создавшем себе репутацию ужаса ещё большего, чем Читемо. Возможно, даже большего, чем само Абрафо.

Наверное, Алекс добивался именного этого.

А потом, возгордившись собственной неуязвимостью, он пригласил главу Абрафо, Тою Багенге, в ресторан, где говорил с ней о живописи и рассказывал о других мирах.

После чего и был арестован прямо на месте. Чрезвычайно обидевшись, что ему не позволили заплатить за ужин.

Интересно, прикинула Лика – правда ли он влюбился в Тою? Тоя – весьма красива, и многие пытались строить ей глазки. Надо сказать, что не будь Алекс безумным убийцей, у него имелись бы все шансы. Тоя опасалась заводить отношения с коллегами – не смотря на все своднические усилия Роя, а Алекс, даже учитывая небольшие для леопарда размеры, оказался удивительно смазлив. И не глуп.

Барсица, которой в отличие от Тои глазки никто не строил – все боялись, улыбнулась. Несмотря на разные виды, Алекс внешне её привлекал и возбуждал.

Она вновь бросила взгляд на лежащую неподвижно подругу, погруженную в короткий восстанавливающий сон.

Тоя и Лика. Лика Камо и Тоя Багенге. Про них больше всего слагалось городских легенд. Молва приписывала им самые разные подвиги, злодейства и пороки.

Они не совершали ни одного, ни другого, не обладали и третьим.

В отличие от Тои, Лика верила в другие миры, хотя и не совсем в такие, о которых рассказывал Алекс. Впрочем, это была даже не вера – она знала об их существовании.

Но она не верила Алексу.

***

Тоя Багенге пребывала в полунаркотическом сне, ввергнутая в него мощными стимуляторами.

Как и всякий поверхностный сон, ещё и сдобренный химией, он наполнял её видениями.

Как и всякий поверхностный сон, для стороннего наблюдателя он казался коротким. Для погруженного в него время текло иначе – от мимолётных секунд до пугающей перспективы вечности.

Видения постепенно проникали и в её нормальные сны, когда она ложилась спать в узкой клетушке, служившей ей спальней – в крохотной же серой квартирке, втиснутой в одно из зданий квартала Абрафо. Вызванные воздействием таблеток, лично для неё изготавливаемых в лаборатории ведомства, видения постепенно становились всё реальнее, грозя однажды затопить полностью и превратить сладкие минуты отдыха в ещё одну жизнь, проходящую параллельно первой.

И, возможно, не менее опасной.

На сей раз ей снилась пустыня. Бесконечное пространство горячего песка, в котором она стояла на коленях и всматривалась в марево горизонта, на проступавшие сквозь него величественные горы.

Почувствовав резь в глазах, но так и не рассмотрев толком ничего в дымке, она поднялась и обнаружила себя на обочине старой дороги. Постояв на ней, она направилась в сторону гор, ступая лапами по растрескавшейся красной земле.

Солнце быстро раскалило её жилетку, и она скинула её, оставшись лишь в чёрных уставных бриджах. Подумала, не скинуть ли и их, но не решилась.

Пейзаж не менялся. Горы не приближались, предпочитая держаться на удалении, красная пустыня тоже оставалась прежней. Лишь цепочка следов в тонком слое песка говорила об уже пройденном пути.

Оглянувшись, Тоя остановилась, присела и вгляделась в следы. Затем запустила руку в один из отпечатков, зачерпнула пыль и медленно ссыпала обратно. Пригляделась снова.

Ничего. Ничего, кроме разве что единственного факта – отпечатки немного различались по глубине и валику вытесненной из отпечатка пыли.

Другими словами, они выглядели по-настоящему.

Тоя вновь зачерпнула песок и понюхала его. Тот донёс еле слышимые запахи жжёной резины, машинного масла и неизвестной ей гари, слегка горьковатой и липкой, оставляющей в носу свой след ещё на некоторое время после выдоха.

Она поднялась и вновь двинулась вдоль дороги, вдоль отпечатков незнакомых ей шин и вдоль незнакомых и странных запахов.

Через полчаса поднялся лёгкий ветер, впрочем, не давший никакого облегчения от зноя – так как не принёс ни капли прохлады. Он лишь игриво щекотал морду твёрдыми песчинками и нашёптывал в уши одному ему известные слова.

Возможно, он мог рассказать ей новости иных пространств и миров, предупредить об опасности, посоветовать приют, поговорить о музыке, поэзии или даже политике. Возможно, он мог ещё больше.