Tsitaadid raamatust «Певица Жозефина, или Мышиный народ»
Устав от всего, что было, и с усталостью ожидая того, что будет...
- А о ком же нам думать, как не о себе? Кто тут ещё есть?
когда к нам иногда стали заходить люди, они морщились от самых
незначительных вещей, например от того, как наша керосиновая лампочка висит
над столом. А где же ей еще висеть, как не над столом, но им это казалось
невыносимым.
И поход этот, вероятно, никому не нужен, и день, вероятно, будет потерян, и все надежды, наверно, напрасны.
ведь все
люди сожалели о том, что они наделали: когда такое уважаемое семейство вдруг
совершенно исключают из жизни в Деревне, каждый от этого что-то теряет, но
они считали, что, отрекаясь от нас, они только выполняют свой долг, мы на их
месте поступили бы точно так же.
Он ведь уже начинал понемногу осваиваться с аппаратом власти, уже учился играть на этом тонком, настроенном на вечное равновесие инструменте. В сущности, все искусство заключалось в том, чтобы, ничего не делая, заставить аппарат работать самому, а именно — понудить его к работе одной только неустранимой силой своей земной тяжести, своего бездеятельного, но неотступного присутствия.)
Как собака, — сказал он так, как будто этому позору суждено было пережить его.
Человек в своем неведении действует смелей, а потому я охотно останусь при своем неведении.
... этот грандиозный организм - всегда находится, так сказать, в неустойчивом равновесии, и, если ты на своем месте самовольно что-то нарушишь, ты можешь у себя же из-под ног выбить почву и свалиться в пропасть, а грандиозный организм сам восстановит это небольшое нарушение за счет чего-то другого - ведь все связано между собой - и останется неизменным, если только не станет, что вполне вероятно, еще замкнутее, еще строже, еще бдительнее и грознее.
..Она крепче обхватила его шею, хотела что-то сказать, но не смогла, и, так как стул стоял у самой кровати, они оба, покачнувшись, перекатились туда. Они лежали вместе,но уже не в той одержимости, что прошлой ночью. Чего-то искала она, и чего-то искал он, бешено, с искаженными лицами, вжимая головы в грудь друг друга, но их объятия, их вскидывающиеся тела не приносили им забвения, еще больше напоминая, что их долг - искать; и как собаки неистово роются в земле, так, зарывались они в тела друг друга и беспомощно, разочарованно, чтобы извлечь хоть последний остаток радости, пробегали языками друг другу по лицу.И тогда снова вошли служанки."Гляди, как они тут разлеглись!" - сказала одна и прикрыла их из жалости платком.
