Tasuta

Гаргантюа и Пантагрюэль

Tekst
40
Arvustused
iOSAndroidWindows Phone
Kuhu peaksime rakenduse lingi saatma?
Ärge sulgege akent, kuni olete sisestanud mobiilseadmesse saadetud koodi
Proovi uuestiLink saadetud

Autoriõiguse omaniku taotlusel ei saa seda raamatut failina alla laadida.

Sellegipoolest saate seda raamatut lugeda meie mobiilirakendusest (isegi ilma internetiühenduseta) ja LitResi veebielehel.

Märgi loetuks
Гаргантюа и Пантагрюэль
Tekst
Гаргантюа и Пантагрюэль
E-raamat
1,16
Lisateave
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

ГЛАВА XI. Как Пантагрюэль доказывает непозволительность гадания: на костях

Когда Панург предложил вместо гадания на поэтах погадать на костях, Пантагрюэль ответил, что такое гадание постыдно и богомерзко. Отец его Гаргантюа сжег шрифт проклятой книги: «Passe-temps des dez» («Времяпрепровождение с помощью костей»). Не лучше этого гадания и другое – на косточках «талес».

Тем не менее друзья выбросили кости, взяв их из Панургова кошелька, который был ими битком набит: Выпали очки: 5, 6, 5. Посмотрели на шестнадцатую страницу Вергилия; прежде чем прочесть ее, еще поболтали о том, что Панург обыграет свою жену в первую же ночь шестнадцать раз, – в чем, впрочем, Пантагрюэль не сомневался.

ГЛАВА XII. Как Пантагрюэль расследует, гадая по Виргилию, каков будет брак Панурга

Первый выкинутый костями стих Виргилия: «Nec deus hune mensa, dea пес dignata cubili est», то есть: «Он не был достоин сидеть за столом бога, я не имел места на ложе богини», был истолкован Пантагрюэлем в том смысле, что жена Панурга будет развратницей, а он сам – рогоносцем. Богиня, по мнению его, это – девственница Минерва; бог – Юпитер-громовержец.

ГЛАВА XIII. Как Пантагрюэль советует Панургу гадать о том, будет ли его брак счастливым или нет, по снам

Пантагрюэль советует Панургу обратиться еще к одному способу узнать будущее, – к снам. И объясняет значение снов следующим образом.

Когда ребенок вымыт и накормлен, он спит глубоким сном, и кормилица может уйти на время, так как ее присутствие не является необходимым. Так и наша душа, когда тело спит и до пробуждения ни в чем не нуждается, – отлетает на свою родину, то есть на небо. Там она приобщается к созерцанию не только прошедшего, но и будущего, и по возвращении на землю сообщает об этом через телесные органы друзьям. Это и называется предсказанием или пророчеством.

– Правда, что она передает их не с такой точностью, как видела, чему препятствует несовершенство и хрупкость телесных чувств, подобно тому как луна, получая свет от солнца, не передает нам его столь ясным и чистым, столь ярким и пламенным, как она его получила. Поэтому-то необходимы для толкования снов мудрые, разумные и искусные в толкованиях «онирокриты» и «онирополы», как их называли древние греки. Вот почему Гераклит говорил, что сны ничего перед нами не раскрывают, а равно ничего от нас и не утаивают. Они посылаются нам только как знамение и указание на грядущие события, на то счастье или те беды, что ожидают нас самих, или на чужое счастье или несчастье.

И священное писание и светские истории удостоверяют тысячи случаев, происшедших согласно снам как самого сновидца, так и другого лица.

«Жители Атлантики и острова Фасоса, одного из Цикладских островов, лишены этого преимущества, так как у них никто никогда не видит снов. Так было и с Клеоном Давлийским, Фрасимедом, а в наши дни с ученым Вилланованом, французом, которые никогда не видали снов.

«Итак, завтра в тот час, когда веселая розоперстая Аврора прогонит ночную тьму, – поглубже засните. Но только освободите себя от всяких человеческих склонностей: любви, ненависти, надежды и страха. Как некогда великий прорицатель Протей, превращаясь в огонь, в воду, в тигра, в дракона и принимая другие странные личины, не мог предсказывать будущее: для этого было необходимо, чтобы он был восстановлен в своем собственном первоначальном виде; так и человек не может воспринять божество и получить дар прорицания, если наиболее божественная часть его, то есть разум и дух[187], не будет находиться в полном мире и спокойствии и будет занята и отвлечена страстями и внешними чувствами».

– Мне бы хотелось этого, – сказал Панург. – Но как надо сегодня поужинать: побольше или поменьше? Я спрашиваю об этом не без причины. Потому что – если я обильно и вкусно не поужинаю – сон мой ничего не стоит. Всю ночь мне лезут в голову разные бредни, такие же пустые, как и мой желудок.

– Вовсе не ужинать, – отвечал Пантагрюэль, – было бы лучше всего, принимая во внимание вашу дородность и привычки. Амфиарай, древний прорицатель, требовал от тех, кто получал его предсказания во сне, весь тот день ничего не есть, а вина не пить три предыдущих дня. Но мы к такой суровой и крайней диете прибегать не будем.

«Я хотя и считаю, что человеку объевшемуся и опившемуся трудно получить какое-нибудь знамение из области духа, но во всяком случае не разделяю мнения тех, кто полагает, что путем продолжительного и упорного поста можно скорее достичь созерцания вещей небесных.

«Достаточно вспомнить, как отец мой Гаргантюа (чье имя произношу я с почтением) говаривал часто, что писания отшельников-постников столь же бледны, вялы и постны, как были худы их тела, когда они сочиняли. Трудно допустить, чтобы дух оставался здоровым и ясным, когда истощено тело, – имея в виду, что, по утверждению философов и медиков, духи животных сил вздымаются, рождаются и действуют в нас благодаря артериальной крови, которая очищается, утончается и совершенствуется, проходя через удивительную сетку, которая лежит под желудочками мозга.

«В пример приведем некоего философа, который считал, что в одиночестве и вдали от толпы ему будет удобнее сочинять, размышлять и комментировать, а между тем всякий раз вокруг него лаяли собаки, выли волки, рыкали львы, ржали лошади, ревели слоны, шипели змеи кричали ослы, трещали цикады, ворковали горлицы. И это ему мешало больше, чем мешал бы шум на ярмарке в Фонтенэ или в Ниор, – потому что тело его чувствовало голод, а для того, чтобы заглушить его желудок урчит, в глазах темнеет и жилы высасывают субстанцию из мясистых частей тела и тянут вниз блуждающий дух, который пренебрегает своим кормильцем и хозяином, то есть телом. Подобно тому как птица, прикрепленная у ловчего к руке, пытается взлететь на воздух, но тотчас же, благодаря бечевке, вынуждена снизиться вновь.

«Тут кстати будет сослаться на авторитет Гомера, отца всякой философии, который говорит, что греки только тогда, а не раньше, прекратили свой плач по Патрокле, великом друге Ахилла, когда голод дал себя знать, и желудки их отказались снабжать их слезами. Ибо в телах, изнуренных долгим постом, не остается чем плакать и откуда брать слезы. Золотая середина всегда похвальна; а потому и в этом случае придерживайтесь ее.

«Не ешьте на ужин ни бобов, ни зайца, ни другого мяса, ни полипов, ни капусты, ни какой-либо другой еды, которая могла бы смутить и расстроить духов ваших животных сил. Потому что, как зеркало не может представить образов стоящих перед ним предметов, если поверхность его затуманена от дыхания или от дурной погоды, так и дух не воспринимает во сне предзнаменований, если тело обеспокоено и смущено испарением и дымом ранее съеденных кушаний, по причине симпатии, неразрывной между телом и духом.

«Вы съедите несколько хороших груш: крустумийских и бергамотов, яблок с коротким черенком, турских слив и вишен из моего сада. Вам тогда нечего будет бояться, что ваши сны будут сомнительными или обманчивыми и подозрительными, – как утверждали иные перипатетики[188] относительно осенних снов, будто они носят такой характер оттого, что люди тогда больше питаются плодами, чем в другое время года. А древние пророки и поэты мистически поучают нас тому, что пустые и обманчивые сны лежат на земле, прикрытые опавшими листьями, потому что осенью листья опадают с деревьев. Естественное брожение, столь обильное в свежих плодах, которое путем испарения с легкостью передается животным частям, уже давно прекратилось.

«Выпьете также прекрасной воды из моего источника».

– Условия ваши, – сказал Панург, – для меня тяжеловаты. Но все-таки я соглашаюсь на них. Это стоит того; но я требую раннего завтрака, сразу после сновидений. А затем поручаю себя двум Гомеровым вратам, Морфею, Ицелону, Фантазусу и Фобетору. Если они помогут мне в моем деле, я воздвигну им веселый алтарь, весь из тонкого пуха. Если бы я в Лаконии посетил храм Ино и постоял там между изображениями Этила и Таламэса, – вся сложность моего положения, наверно, разрешилась бы в чудесных и радостных сновидениях.

Затем он спросил у Пантагрюэля:

– А не хорошо ли будет положить под подушку несколько лавровых ветвей?

– Не нужно, – отвечал Пантагрюэль, – это суеверие, и то, что об этом писали Серапион Аскалонит, Антифон, Филохор, Артемон и Фульгенций Планкиад, – было шарлатанством. То же самое приходится сказать и о левом плече крокодила и хамелеона, не к чести старика Демокрита. Да и о бактрианском камне «Добромере». И про рог Аммона: так эфиопы называют один драгоценный камень с золотым отливом, по форме в роде бараньего рога, как рог у Юпитера Аммонского. Они утверждают, что сны людей, носящих такой камень, непогрешимо истинны, как божественный оракул. А вот, к случаю, что пишут Гомер и Вергилий о двух вратах к сновидениям, про которые вы вспомнили. Одни врата из слоновой кости, и через них входят сны смутные, недостоверные и обманчивые, – так как через слоновую кость, как бы вы ее ни утончали, ничего нельзя видеть – плотность и непрозрачность ее мешают проникновению духов зрения и восприятию видимых предметов. Другие врата – роговые; через них проходят сны верные, истинные и непреложные, так как через рог, благодаря его прозрачности, все предметы различаются вполне точно.

– Вы хотите этим сказать, – сказал брат Жан, – что сновидения господ рогоносцев – каким будет и Панург (с помощью бога и своей жены) – всегда верны и не обманчивы?…

 

ГЛАВА XIV. Сон Панурга и его истолкование

К семи часам утра на следующий день Панург явился к Пантагрюэлю. В комнате находились Эпистемон, брат Жан, Понократ, Эвдемон, Карпалим и другие. Когда пришел Панург, Пантагрюэль сказал им:

– Вот и наш сновидец!

– Это слово, – сказал Эпистемон, – когда-то дорого стоило сыновьям Иакова и дорого было продано.

Тогда заговорил Панург:

– А со мною было то же, что со сновидцем Гильо. Мне столько снилось, но я не понял ничего, кроме того, что, по моим сновидениям, у меня есть жена, молодая, любезная и совершенной красоты, которая обращается со мной нежно и ласково, как с балованным младенцем. Никогда не было человека счастливее и радостнее меня. Она меня ласкала, щекотала, чесала, щупала, целовала, обнимала – и в шутку приставляла ко лбу пару маленьких хорошеньких рогов. Я, дурачась, убеждал ее, что она должна поместить их мне под глаза, чтобы лучше видеть, куда ее бодать, и чтобы Момус не нашел в них чего-нибудь незаконченного и требующего исправления, как он сделал это в расположении бычьих рогов. Моя дурочка, несмотря на мои увещания, втыкала их еще выше. При этом мне совсем не было больно, – случай, достойный удивления. Немного спустя мне показалось, что я – уж не знаю, каким чудом – превратился в тамбурин, а она – в сову. Тут мой сон прервался и я проснулся и вскочил – сердитый, угнетенный и негодующий.

«Ну, вот целое блюдо снов; угощайтесь и толкуйте, как понимаете. Карпалим, пойдем завтракать!»

– Я так понимаю, – сказал Пантагрюэль, – если только имею некоторое понятие в искусстве отгадывания снов, – что ваша жена не приставит вам, так сказать, настоящих, снаружи заметных рогов ко лбу, какие носят сатиры. Но она не будет хранить по отношению к вам супружеской верности, будет отдаваться другим, и сделает вас рогатым. Артемидор, как я уже сказал, дает ясное толкование по этому пункту. Точно так же вы никогда не превратитесь в тамбурин сами, но она вас будет бить, как бьют тамбурин на свадьбах.

И она не станет настоящей совой, но она вас будет обкрадывать, как свойственно совам. Вы видите, что ваш сон вполне совпал с гаданием по Вергилию: вы будете рогаты, вас будут бить и обирать.

Тогда брат Жан воскликнул:

– Ей-богу, он говорит правду: будешь ты, добрый человек, рогат, уверяю тебя – с прекрасными рогами.

Ха-ха-ха! Учитель наш рогатый! Храни тебя бог, скажи нам что-нибудь в поучение, а я пойду по приходу со сбором.

– Наоборот, – сказал Панург. – Сон мой предсказывает, что мой брак будет полон счастья, как рог изобилия. Вы говорите, что будут рога сатира. «Amen, amen, fiat, fiatur, ad differentiam papae»[189]. Значит, я буду неутомим и стараться вовсю, как сатиры: вещь, которой все желают, и лишь немногие получают от небес. Следовательно, я никогда не буду рогоносцем. Ибо такой недостаток у мужа есть необходимая и единственная причина того, что ему наставляют рога. Что заставляет бездельников просить милостыню? То, что дома им нечем наполнить свой мешок. Что заставляет волка выходить из леса? Недостаток в пище. Что заставляет женщину развратничать? Понимаете сами!

«Спрашиваю у господ ученых, у господ президентов, советников, адвокатов, прокуроров и у других толкователей почтенной статьи «О холоде и голоде».

«Кажется, – извините, если я ошибся, вы заблуждаетесь, когда толкуете рога в смысле рогоносца. Диана носит на голове рога в виде красивого полумесяца: что же она – рогата? Как же, черт возьми, она может быть рогата, если она никогда не была замужем! Пожалуйста, выражайтесь правильнее, – а то она с вами сделает то же, что некогда с Актеоном! Добрый Вакх носит рога, Пан, Юпитер Аммонский – и столько других. Что же они – рогоносцы? Юнона, по-вашему, – распутница? А ведь по фигуре «Металепсис»[190] следовало бы вывести такое заключение.

«Ведь при наличии отца и матери назвать ребенка «подкидышем» или «ублюдком» – это то же, что молча и прилично назвать его отца рогоносцем, а мать распутницей. Скажем лучше: рога, что приставила мне во сне жена, – рога изобилия и всяких благ. Уверяю вас.

«Вдобавок я буду весел, как тамбурин на свадьбе, – вечно звенеть, вечно шуметь, всегда жужжать, всегда п… Верьте, что это мое счастье. Моя жена будет чистенькой и миленькой, как маленькая совушка. А кто этому не верит, пусть убирается к черту».

– Я отмечаю, – сказал Пантагрюэль, – последний пункт того, что вы сказали, и сравниваю его с первым: сначала вы были упоены своим сном, а под конец проснулись, внезапно вскочив, в сердцах и в негодовании и угнетении.

– Конечно, – сказал Панург, – ведь я же не ел ничего!

– Все пойдет к худу, я предвижу. Узнайте же за верное, что когда просыпаются внезапно, в негодовании и гневе, – то сон означает или предсказывает какое-нибудь зло. Означает зло, то есть болезнь злокачественную, скрытую, коварную, заразительную, таящуюся в недрах тела; она, благодаря сну, который, согласно медицинским опытам, всегда усиливает действие пищеварения, начинает проявляться и подниматься к поверхности тела. Благодаря этому неприятному движению ваш покой нарушается, и чувствительность ваша предупреждается к принятию мер. Как говорится в пословице: это все равно, что раздразнить осу или разбудить спящую кошку. Или странное пробуждение предвещает зло. Это значит, что когда душа находится в состоянии предвещающего сна, то пробуждение предупреждает о том, что вам предназначено и готовится какое-нибудь несчастье, которое в скором времени обнаружится в своем Действии.

«Примеры: сон и внезапное пробуждение Гекубы. Или сон супруги Орфея, Эвридики. Обе они, по рассказу Энния, вскочили от сна в ужасе; Потом, действительно, Гекуба увидала собственными глазами смерть своего мужа Приама и своих детей и гибель своей родины. Эвридика же вскоре после сна умерла тяжелой смертью. Или – Эней, увидев во сне, что разговаривает с покойным Гектором, вскочил, внезапно проснувшись. И в эту самую ночь Троя была разорена и сожжена. В другой раз он же видел во сне своих богов-покровителей и пенатов. Он проснулся в ужасе, и в тот же день ему пришлось перенести ужасную бурю на море. Турн, понуждаемый во сне фантастическим видением адской фурии начать войну против Энея, вскочил в негодовании, внезапно проснувшись: и потом он был убит, испытав многие мучения, тем же Энеем.

«И тысячи других снов. Раз я завел речь об Энее, так вспомните что Фабий Пиктор говорит, как он никогда не предпринимал ничего и вообще с ним ничего не случалось такого, чего бы он предварительно не узнал или не предвидел, благодаря сонным откровениям.

«В этих примерах нет ничего противоречащего разуму, потому что сон и покой суть дары и особые благодеяния богов, как утверждают философы и свидетельствует поэт, говорящий:

 
Когда на утомленных жизнию людей
Нисходит сон, сей дар небес…[191]
 

«Такой дар не может приводить к негодованию и гневу без того, чтобы великое несчастье не предвещалось им. Иначе покой не был бы покоем, а дар – даром.

«Допустим, что за обильным столом сидит какой-нибудь отец семейства с хорошим аппетитом, и вдруг, в начале трапезы, он вскакивает в испуге. Не знающий причины этого очень бы изумился. Но в чем же дело? А он слышит, как где-то вдалеке слуги кричат: «Пожар!», или служанки кричат: «Разбой!», или дети кричат: «Убийцы!»

«Конечно, надо бросить обед, бежать, чтобы помочь и навести порядок. В самом деле, я припоминаю, что каббалисты и масореты, истолкователи священного писания, рассказывая, что часто ангелы сатаны принимают личины ангелов света, указывают способ, каким можно доподлинно узнать истину: какие ангелы появляются. Разница между этими видами ангельских сил, по их словам, заключается в том, что доброжелательный ангел-утешитель появляется к человеку сначала в грозном виде, а потом дает ему утешение и оставляет его довольным и радостным. Между тем как злой ангел-соблазнитель сначала радует человека, а под конец оставляет его расстроенным, разгневанным и смущенным».

ГЛАВА XV. Извинение Панурга и изложение монастырской каббалы по вопросу о солонине

– Бог хранит от зла, – сказал Панург, – того, кто хорошо видит и ничего не слышит. Вас я, например, хорошо вижу, но вовсе не слышу вашего голоса и не знаю, что вы говорите. У голодного брюха нет слуха. Ей-богу, я зареву от голодного бешенства. Это после такой непосильной работы! Тот будет похитрее магистра Муши, кто еще раз сумеет меня в этом году заставить видеть сны. Как, черт возьми! Не ужинать? К дьяволу! Пойдем, брат Жан, пойдем завтракать! Когда я вовремя позавтракаю и желудок мой очищен и выкачан, то в случае нужды и необходимости я, пожалуй, обойдусь без обеда. Но не ужинать! К дьяволу! Это ошибка, это извращение природы! Природа создала людей для того, чтобы упражнять свои силы, работать и заниматься каждому своими делами, а чтобы это удобнее было делать, она снабдила нас свечами, то есть веселым и радостным солнечным светом. А вечером она у нас отнимает свет, молча говоря этим: «Вы, дети, – хорошие люди. Будет вам работать! Подходит ночь: надо прекращать работу и подкрепиться хорошим хлебом, хорошим вином, хорошими яствами, а затем немного повеселиться, лечь и уснуть, чтобы наутро встать свежими и работоспособными, как накануне».

«Отлично понимал это и тот славный папа, что первый установил посты. Он приказал поститься только до девятого часа, – остаток дня был предоставлен для свободного насыщения.

«В прежнее время мало кто обедал, как монахи и каноники. Да у них и нет другого занятия: каждый день у них праздник, и они старательно соблюдают монастырскую поговорку: «de missa ad mensam» (от обедни к обеду). Только, пожалуй, они своего аббата не станут ждать, не садясь за стол; вот сидя за столом, они его подождут, сколько ему угодно, – но не иначе и не в другом положении.

«Все люди ужинают, кроме разве каких-нибудь мечтателей-сновидцев. Потому-то ужин и называется «coene», то есть нечто всеобщее. Ты знаешь это прекрасно, брат Жан. Ну, пойдем, дружок, черт побери, пойдем! Желудок мой урчит от голода как собака. Бросим же ему в пасть побольше супа, чтобы усмирить его, по примеру Сивиллы в отношении Цербера.

«Ты любишь овощные похлебки, а мне больше нравятся с лавровым листом, с прибавкой даже куска земледельца, в девятый час просоленного».

– Я тебя понимаю, – отвечал брат Жан, – ты извлек эту метафору из монастырского котла. Земледельцем называешь ты быка, что пашет или пахал. Просолить в девятый час – это значит: проварить вполне. Наши добрые духовные отцы, руководясь известным древним каббалистическим установлением – не писанным, но передававшимся из уст в уста, – в мое время, встав к заутрени, прежде чем войти в церковь, делали известные знаменательные приготовления. Плевали в плевательницы, блевали в блевательницы, мечтали в мечтательницы, мочились в писсуары. Все для того, чтобы не принести чего-нибудь нечистого с собой на богослужение. Совершив это, благочестиво входили в священную часовню (так называли они на своем жаргоне монастырскую кухню) и благочестиво заботились, чтобы тогда же был поставлен на огонь бычок для завтрака братьев господа нашего. Они сами под котлом частенько разводили огонь. А так как на заутрене читается девять часов, то они поднимались утром раньше, а следовательно, вместе с числом часов увеличивались аппетит и жажда больше, чем если бы на заутрене читался только один или три часа. Чем раньше вставали, как говорит каббала, тем раньше и бык ставился на огонь; чем дольше он там стоит, тем больше варится; чем больше варится, тем становится нежнее, легче для зубов, для нёба вкуснее, тем менее отяготителен для желудка и тем питательнее для добрых монахов.

 

«А это и было единственной целью и первейшей задачей основателей монастыря, принимая в соображение, что они вовсе не едят для того чтобы жить, а живут для того, чтобы есть, и только для того и живут в этом мире. Пойдем же, Панург!»

– Теперь, – сказал Панург, – понял я тебя. Вот она в чем каббала.

Ну, проценты твои ростовщические я прощаю тебе; довольствуюсь одними издержками, после того как ты так изложил нам любопытную главу кулинарной монастырской каббалы. Идем, Карпалим! Брат Жан, мой друг, идем! А вам, господа, всяких благ. Я довольно повидал снов, чтобы выпить. Идем!

Не успел кончить Панург, как Эпистемон громко воскликнул:

– Самое обыкновенное дело у людей – это понимать, предвидеть, знать и предсказывать чужую беду. Но как редко бывает, когда предвидят, узнают, предсказывают и понимают собственную беду! Эзоп очень остроумно изобразил это в своих притчах, говоря, что каждый человек, рождаясь в этот мир, несет на шее суму, в одном кармане которой, висящем спереди, наложены всякие чужие ошибки и беды, которые всегда на виду; а в заднем кармане находятся собственные наши ошибки и несчастья, которых никому не видно, кроме тех, к кому небо особенно благоволит.

187«Nous» и «Mens» сказано у Раблэ.
188Философы Аристотелевой школы, ведшие свои занятия прохаживаясь.
189«Аминь, аминь, да будет так, в отличие от папы!» Первые слова составляют формулу, употребляемую в католическом богослужении. Слово «fiatur» – испорченная латынь: «да сбудется». «В отличие от папы», – прибавлено Панургом для издевательства.
190Фигура «остатка» или «исключения».
191Стихи 268–269 из II песни «Энеиды». Раблэ приводит их в рифмованном французском переводе.