Loe raamatut: «Ричард Длинные Руки – король»
© Орловский Г.Ю., 2013
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2013
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
Христианская нравственность скроена на вырост. К сожалению, люди перестали расти.
Феликс Хвалибуг
Часть первая
Глава 1
Красная каменистая земля сухо треснула. В щель выплеснулась, озарив все вокруг пурпуром, огненная река. С грохотом, сотрясшим землю, ударилась о выросшую со дна скалу, часть расплавленной земли даже попыталась взобраться на этот злой камень, но остальная масса магмы благоразумно раздвоилась на два потока.
Внизу горит и плавится, я с дрожью увидел, как огненная река уплотнилась, стала похожа на огненную тень, даже на силуэт человека, распростертого на земле.
Еще через несколько мгновений я уже отчетливо рассмотрел распростертого на выжженной земле огненного человека, огромного, как башня. Он поднялся медленно, соблюдая статус гиганта, багровый, с оранжевым огнем на сгибах локтей, шеи и коленей, неспешно и величаво повернулся на месте.
Сполохи адского огня продолжали играть на заостренном лице Сатаны, когда он неспешно оторвал от гиганта взор и повернул голову в мою сторону.
— Какой же он вложил потенциал…
— Какой? — спросил я.
Он коротко усмехнулся.
— Я вообще-то не об этом гиганте. О человеке… Столько всего в него вложено, что даже это вот существо из огня и металла копирует его, само того не замечая, хотя жалких, по его мнению, людишек ненавидит и стремится всех растоптать и уничтожить.
— Лучше пусть сидит здесь, — сказал я хмуро. — Не знаю как, но если выберется наверх, все равно уничтожим. Земля принадлежит человеку!.. Если даже преисподнюю почистили малость…
— Все не так просто, — сказал он задумчиво. — Разве вы еще не поняли, сэр Ричард? Под Храмом вовсе не преисподняя. Так, одна или несколько семей нефилимов, спрятавшихся некогда от потопа. В отличие от обнаглевшего человека, эти приняли угрозу потопа всерьез. Как вы знаете, большинство нефилимов сказали самоуверенно, что поднимутся на самые высокие горы, где вода не достанет, но кому, как не Создателю, который творил этот мир, знать высоту гор? Он запланировал потоп на семь ярдов выше самой высокой горы, помня о том, что рост самых высоких из нефилимов не превышает шести. Однако же некоторые нефилимы не стали карабкаться в горы, а предпочли уйти в пещеры поглубже и наглухо замуровали себя от поверхности, чтобы к ним не проникла вода.
Гигант медленно побрел по огненному озеру, магма ему до колена, но иногда проваливался почти до пояса.
Я спросил, не отрывая от него устрашенного взгляда:
— На одну из таких пещер мы и наткнулись?
— Верно, — подтвердил Сатана. — Нефилимы продолжали размножаться… в пределах пещер, конечно. Рыбы тут хватает, кроме того, убивают друг друга и съедают. Что так смотрите? Это же не им был дан запрет есть себе подобных. Раньше, между прочим, люди тоже не отказывались поедать друг друга! Самое лакомое мясо. Если вы называете себя демократом, то чего морщитесь?
— Демократия, — огрызнулся я, — еще не самое дно. Демократия — это варварство на самом высоком уровне! Усложнено культурой. Это раньше мир был предельно прост. Усложняться начал потом.
Гигант, постепенно удаляясь, темнел, с его раскаленного все еще багрового тела ссыпается темная окалина, наконец скрылся в поднимающемся дыму и вздымающихся гейзерах, а расплавленная магма продолжает растекаться неспешно и в то же время неостановимо.
— Верно, — согласился Сатана, — человек начал все усложнять. И что надо, и что не надо.
— А вы постарались этому помешать!
Он поморщился.
— Сэр Ричард, я уже в который раз напоминаю, в Библию стоило бы заглянуть хотя бы одним глазком!
— Я читал внимательно, — огрызнулся я.
— Да? Ну и где там сказано, что я или другие ангелы были против создания человека?.. Найдите!..
Я буркнул:
— А что там сказано?
— Мы хотели, — сказал он раздельно, словно вколачивал в доску длинные и толстые гвозди, — чтобы созданный мир Творец отдал нам, высшим существам. А не тому дикому и неприглядному существу… уж простите, но Адам был вообще…
— Дикарем, — согласился я. — Тем достойнее путь, который он проделал! А под вашей властью этот мир остался бы тем же диким местом с одним-единственным пятнышком ухоженного сада… Адам же заселил его своим потомством, преобразовал и до сих пор преобразовывает, стремясь всю землю превратить в тот сад, который потерял!
Мне почудилось неясное шевеление в расщелине красной стены напротив, я начал всматриваться, Сигизмунду пора бы уже вернуться, а рядом Сатана произнес мягко:
— Вы будете удивлены, сэр Ричард…
— Ну-ну?
— Однако же ангелы, — сказал он, — созданные как всего лишь вестники Его Божественной воли, постепенно тоже начали развиваться. Не все, конечно, но та часть, кто взбунтовался!
— Вы сами говорили, — напомнил я, — это случилось под влиянием людей. Даже взбунтовались потому, что увидели пример бунта. И потому сперва Адама с Евой пинком под зад из рая, потом вас… хотя да, вы дрались отчаянно, вселенную трясло, как медведь грушу! И вот теперь мы и вы — изгнанники. Но мы взрослеем быстрее, у нас же смена поколений, старая кожа слезает, а новая всегда лучше и крепче. Мы наконец-то поняли, что Творец был в чем-то прав… а вот вы еще в старых заблуждениях. Может быть, пора признать?
Он отшатнулся.
— Что?.. Да никогда…
— Адам и Ева, — напомнил я, — тоже так говорили, когда их с позором выталкивали в шею из рая. Но их дети, как и должно быть, оказались умнее родителей. Не сразу, конечно, а через много поколений. И поняли, что да, надо было их праотцов… А вы… не пора ли выходить из подполья?
Он ответил отчетливо и с холодком:
— Сэр Ричард, вы заблуждаетесь. Это дело принципа. Дело чести. К тому же мы в какой-то мере уже доказали свою правоту!
— Ого! Как?
— Те ангелы, — сказал он, — что взбунтовались, тоже развиваются. Правда, не так стремительно, как человек… но Господь был уверен, что бессмертные вообще к развитию не способны!
— Откуда знаете, — возразил я, — в чем Он был уверен?.. Человек тоже в конце концов станет бессмертным, но развиваться не перестанет, у него за плечами та-а-акое!.. Возможно, ангелы не в состоянии были развиваться потому, что не было необходимости?.. Этим толчком стало сотворение человека?
Он посмотрел с интересом, задумался.
— Хотите сказать, изначальной целью Творца было развитие именно ангелов? Для этого и создал человека?.. Соблазнительная мысль…
— Я не так сказал, — возразил я нервно. — Это был бы слишком сложный путь, а Творец, как все гении, предпочитает простые и ясные пути…
— А что для Творца миллионы лет? — спросил он.
— Хорошо, — сказал я, — пусть даже так. Но пока ангелы разовьются, человек к тому времени обгонит их, как заяц черепаху, и придет к Творцу в огненном теле, бессмертный и всемогущий…
Загрохотало, огненный фонтан расплавленной магмы, чуть изменив направление, с шипением дотянулся до стены. Красное пятно размером с деревенскую площадь начало вытягиваться вниз, быстро застывая.
В самом низу образовался массивный валик с направленными вниз багровыми каменными сосульками, похожими на гигантские коровьи дойки.
Я сказал нервно:
— Ну слава… гм… хотя мой напарник Сигизмунд огорчится, что это еще не ад, но я рад.
Он ухмыльнулся.
— Тем более вы и с Вельзевулом нашли какие-то точки соприкосновения? К взаимной выгоде?
Он бросил взгляд на мой меч. Тот в ножнах, но в рукояти мрачно горит багровым огнем крупный ограненный рубин в форме пирамидки со срезанной вершиной. Для людей рубин и рубин, пусть редкой окраски, очень зловещей, но любой с той стороны узнает этот знак власти.
— Временное сотрудничество, — буркнул я. — Вынужденное!
— Боюсь, — проговорил он со странной интонацией, — ад вам еще предстоит…
— Я точно туда попаду?
— Точно там побываете, — уточнил он. — Не знаю, какая нелегкая туда понесет, но побываете, вижу это смутно, хотя и отчетливо, как вы любите говорить.
Я тяжело вздохнул.
— Как жаль, что у вас нет реальной колдовской мощи! Как бы она пригодилась для борьбы с Маркусом!
— Я идеолог, — напомнил он. — Моя мощь во влиянии на людей. Идеология мощнее любых армий… Но в нашем случае, сэр Ричард, я тоже за то, чтобы в этот раз Маркус уничтожил человечество.
Я охнул.
— Но вам-то какая выгода?
— Творец, — сказал он с недоброй ухмылкой, — вложил в тело Адама несколько странную душу. Или душу со странностями, так точнее. Человек всегда почему-то полагает, что на тонущем корабле все погибнут, а он выплывет. Да еще и соберет на берегу выброшенные волнами сундуки с золотыми монетами. Отправляясь на новые земли, он всегда уверен, что там и трава гуще, и ручьи чище, и воды в озерах не видать, столько там рыбы. Паники среди людей нет не только потому, что покорны Создателю, а еще в каждом есть страстная надежда, что уцелеет именно он, выберется наверх, а там… это же его земля от горизонта и до горизонта! В развалинах замков нагребет золота, драгоценностей…
— Да какие драгоценности, — прервал я, — и развалин не останется.
— Вы не массовый человек, — укорил он. — Тем вы интереснее и, главное, перспективнее.
Из расщелины, совсем не той, откуда я ждал, показался Сигизмунд, бледный и хватающийся за стены, доспехи безобразно смяты, белокурые волосы окрашены кровью.
— До свидания, сэр, — сказал я.
Он ухмыльнулся.
— Ваш напарник меня не увидит. У него настолько цельная душа, в ней для меня места просто нет. К тому же могу, если хотите, приостановить время.
— Не хочу, — буркнул я. — Мало ли что потом потребуете за то, что мне вообще-то и не надо.
Сигизмунд приблизился, я видел в его глазах вопрос, что-то в моей позе показалось странным, но спросил только:
— Куда теперь, сэр Ричард?
— Вперед, мимо и дальше, — ответил я. — Но пока лучше обратно. Мы свое дело сделали. Кто может лучше, пусть делает.
Сатана хмыкнул, я сделал вид, что теперь и я его не вижу. Он понимающе улыбнулся, отступил в каменную стену с отпечатком древнего хвоща, не оставив там даже силуэта, хотя было бы здорово.
Сигизмунд попытался поднять меч, лезвие все выщерблено, как только не переломилось, но не сумел поднять такую тяжесть.
Я быстро ухватил его ладонями за впалые щеки и сразу ощутил, насколько он изможден и растерял все силы.
— Сэр Ричард…
— Молчи, — велел я, — мой запас паладинской мощи выше твоей. Сейчас тебе полегчает.
Он тряхнул головой, сбрасывая мои ладони.
— Спасибо, уже лучше. А вам надо поберечь силы, у нас долгий подъем. Разрешите, я пойду впереди?
— Давай, — сказал я. — Молодым у нас везде дорога.
Он ухитрился держать обнаженный меч наготове, когда двинулся в обратный путь. Я свой оставил в ножнах, тяжело вот так в руке, когда нужно хвататься за камни, взбираясь выше и выше, не оставаться же нам здесь, хотя обоих вообще-то сердобольные монахи, если говорить честно, принесли в жертву.
И хотя от ада удаляемся, но мне все жарче, кровь бьет в голову раскаленными волнами, только Сигизмунд не думает останавливаться, прет по почти отвесной стене, как таракан, даже по сторонам не смотрит, куда ему оглядываться на меня, бывшего сюзерена, уверен, мне так же легко и просто.
Я подтягивался, хрипел, ну почему у меня такая тяжелая задница, мышцы с виду толстые, а когда вот так все наверх и наверх, уже вопят и просят пощады. Неужели человек больше создан для войны, чем для ползания по скалам…
Сатана возник рядом так неожиданно, что я едва не разжал пальцы. Он кивнул в спину Сигизмунда.
— Он хорош. А вы что, и с падшими ангелами хотели бы сразиться?
Я прохрипел замученно:
— С какой стати? Они мне что, в суп плюнули? Или я смахиваю на драчливого барана, которому и повод не нужен? Их бунтарскость меня не колышет, я уже выдавливаю себя из этого возраста, хотя, конечно, пока слабо… Как почему, сопротивляюсь потому что! Вяло, но весьма активно. Во всяком случае, падшие ангелы пока что не в сфере моих гуманных интересов. Может быть, когда-нибудь, если все пойдет путем и делать будет ну совсем нечего, займусь и улучшением пенитенциарной системы, в народе ее зовут просто пенитарной, но не щас…
Он уточнил с интересом:
— Все же придете с мечом?
— Зачем? Их война — не моя война. Да и не знаю я объективно, что там было на самом деле.
Он спросил весело:
— А Святое Писание?..
Я взобрался на выступ, дальше дорога вверх чуточку получше, ответил с рассудительным достоинством:
— Мне бы еще и Антисвятое… Я же теперь правлю целым королевством… правда, еще и в глаза его не видел, но как бы правлю, да еще мудро и справедливо!.. То есть не просто парняга Рич, а государь, мудрый и объективный, все свое отдаст, чужого щепки не возьмет… Да-да, это обо мне, не надо эту ухмылочку!.. И вообще, сэр Сатана, я не бестелесный, как вы!
— Упрек принял, — ответил он с ухмылкой. — Исчезаю. Но не скажу, что так уж надолго.
Исчез так моментально, что я не успел заметить перехода. Стиснув челюсти, я прибавил шаг, стараясь догнать неутомимого Сигизмунда. Вообще-то ответил Сатане, не покривив душой, мне в самом деле кажется не совсем честным судить только со слов одной из сторон, не дав другой даже пискнуть в свою защиту и оправдание.
Но все равно падшие ангелы пока отпадают. Если не полезут сами, останусь в нейтралитете. У меня своих проблем выше крыши, чтоб еще богословские диспуты разбирать.
Сигизмунд поднимался наверх, как мне показалось, по меньшей мере год, а то и все сто лет, а мы всползли на высоту Эвереста, наконец он замедлил шаг и сказал достаточно бодрым голосом:
— Вот она!
Я взобрался к нему наверх, ноги как будто из горячей воды, череп заполнен расплавленным свинцом.
— Где, — спросил хрипло, — ты ее видишь…
— Да вон же она, — сказал он с изумлением.
Я усиленно заморгал, сгоняя пелену из пота и пыли, протер глаза. Стены справа и слева гранитно мрачные, картинно угловатые, а та, что приближается спереди, ровная, как бронированное стекло, хотя от нее веет той же, если не большей, несокрушимостью.
— С этой стороны совсем не фиолетовая, — пробормотал я. — Или это у меня в глазах уже все фиолетово… Давай переведем дух… А то вдруг они там дожидаются.
Он ответил серьезно:
— Да, вы правы, сэр Ричард. Не стоит им показывать, что мы устали.
Он бодро сел на обломок скалы, но вид у него все равно такой, что готов подпрыгнуть, как грассхоппер какой-нибудь, только скажи.
Я прислонился к стене, сесть страшновато, вдруг не смогу встать, сказал слабым голосом:
— Хотя вряд ли ждут.
Он кивнул.
— Понимаю.
— И ничего? — спросил я. — Нас отправили, чтобы мы, перед тем как погибнуть, перебили как можно больше демонов. Что мы и сделали успешно. Но почему-то не погибли… Как думаешь, почему?
Он прислушался, быстро встал.
— Сэр Ричард… мне кажется, снизу кто-то взбирается по стене. Когти стучат, слышите?
У меня только грохот крови в ушах, спросил слабо:
— Точно по нашим следам?
— Да, — ответил он, — однако, сэр Ричард, вы не правы в своих подозрениях! Святая стена защищает только от демонов и людей. А мы, паладины, сможем пройти, как сквозь дым от ладана.
Я усомнился.
— В самом деле?
— Надо верить, — воскликнул он пламенно. — И с верой в Господа и молитвой на устах… Пойдемте, сэр!
— Давай, — ответил я с сомнением. — Я за тобой. Если пройдешь…
Глава 2
Блестящая стена выглядит отвратительной, словно на нее долго дышал дракон, оплавляя камень, пока не добился вот такой блестящей, но непрозрачной стеклянности.
Сигизмунд подошел быстро, протянул руку. Я с изумлением увидел, как пальцы начали погружаться в эту подфиолеченную поверхность.
За кистью довольно быстро исчезло предплечье, а когда Сигизмунд вдвинулся плечом, я собрался с силами и с сильно бьющимся сердцем отклеился от стены.
Не оглядываясь, он сказал тяжело:
— Тру… дно… Однако… можно…
— Здорово, — откликнулся я. — Ты вообще ого.
Мои вытянутые вперед пальцы ощутили сопротивление чуть раньше, чем по телу пробежала волна острой боли. Я торопливо отдернул руку, постоял пару мгновений, стиснул челюсти и попробовал снова пощупать эту странную стену.
От кончиков пальцев остро и с такой силой ударило болью, что я вскрикнул, словно демократ, а не суровый рыцарь, умеющий превозмогать боль и даже шутить, когда по живому зашивают рану.
До того, как отдернул руку, успел ощутить, что там в самом деле преграда, такая же твердая и прочная, как самая лучшая сталь, совершенно материальная, к тому же снабженная нематериальной защитой, в которую мне никак не войти.
Сигизмунд исчез в ней уже почти весь, медленно втянулась, преодолевая сопротивление, нога, а я тупо смотрел, как исчезает сапог, словно погружается во вставшее дыбом вязкое болото.
Мелькнула стертая подошва, а по моему телу разлился смертный холод. Еще раз попытался протянуть руку, но пальцы задрожали в таком ужасе, что отдернул, будто снова ударило острой болью. Плоть помнит, как оттуда бьет по всем нервам и перекрывает мне дорогу, нисколько не обращая внимания на мою стальную волю, что вовсе, как оказывается, не стальная и даже не воля, а так, что-то интеллигентное.
Через минуту и сам услышал, даже шум крови в ушах не мешает, скрип когтей по камню. Нечто поднимается из бездны, когти, должно быть, острые и огромные, чтобы тащить такой, судя по надсадному скрипу, вес.
Я прислушался и сообразил, что либо зверь похож на тысяченожку, либо снизу по стене поднимается целая стая.
Сцепив челюсти, я протащился вдоль фиолетовой стены. Там, где обрывается, идет гранит, почти такой же, как и сталь, только более тугоплавкий. Я пощупал, током не бьет, попытался вспомнить ту пещеру, из которой аббат и остальные святые отцы напутствовали нас на подвиг, отправляя в дорогу в один конец…
Скрип когтей по камню все ближе и все быстрее, торопливее, словно демоны учуяли живое существо в своих владениях.
— Да пошли вы все, — прошипел я зло, повернул на пальце кольцо Хиксаны и начал втискиваться в камень.
Когда оставалось втянуть только голову, сделал гипервентиляцию, насыщая ткани кислородом, закрыл рот и начал страшный путь в темноте и без ориентиров, где даже гравитация подводит, а камень настолько плотный и вязкий, что протискиваюсь, как мелкий жучок через загустевающий сосновый сок.
Воздух кончился слишком быстро, с минуту еще могу держаться, когда грудь вздымается еще сама по себе, требуя кислорода, а его нет и нет, и волевым усилием держишь, если лежишь на спине на удобной кровати, да еще и руки за голову, чтобы не давить на грудь. А когда выныриваешь со дна озера, то продержишься вполовину меньше, а если вот так прешь через камень, стараясь еще и не уйти вниз, то укорачивается еще вдвое…
Я чувствовал в черепе и во всем теле жар, хрипел, но ощутилось впереди некое свободное пространство, я ломанулся туда из последних сил, упал на пол, почти не чувствуя, как ударился лицом, разбив нос, а только жадно хватая раскрытой пастью воздух.
С минуту лежал, наслаждаясь только дыханием, где-то неподалеку раздаются знакомые голоса, я узнал писклявый тенор отца Велизариуса, двух других не припоминаю, а четвертый… ну да, это Сигизмунд уверяет их, что сэр Ричард идет следом, нужно дождаться, помочь, протянуть руку навстречу, стена оказалась почему-то плотнее, чем ожидалось.
Я провел ладонью по лицу, кровь из разбитого носа сочиться перестала сразу и уже засохла, осталось только неприятное послевкусие падения вниз лицом.
Выпрямившись и с трудом сделав лицо веселым и беспечным, словно спускался вниз ловить красивых бабочек, те предпочитают жаркие места, я вышел из-за скалы, поддерживающей гранитный в живописных выступах свод.
— Привет!.. А вы что здесь делаете?
Священник и двое монахов вздрогнули, словно я за их спинами внезапно и со смаком ударил в литавры.
Сигизмунд закричал в радостном удивлении:
— А как вы там очутились?
— Сбился, — пояснил я. — С дороги. В этой защитной стене вот такие короеды, представляешь?.. Я пока их давил, где-то неловко повернулся и нечаянно пошел вдоль. Я вообще человек мирный и редко иду поперек. А когда сообразил, что пора бы и выйти, то зашел уже далеко и убил слишком многих, как у нас часто и получается в делах, жизни и поступках, из-за чего каемся и уходим в монастыри, как вот поступили эти вот грешные и даже очень грешные души…
Монахи переглянулись, оба пожилые, умудренные, а отец Велизариус проговорил с сомнением опытного строителя святых стен:
— Но там же защита вроде бы уже заканчивается…
Сигизмунд воскликнул в детском изумлении:
— Стена разве толстая?.. Ах, сэр Ричард, это вы все так шутите? Я все никак не привыкну.
— Или это я худой, — сказал я, — и очень стройный… Впрочем, детали неважны. Эти мальчики нас ждали?
Монахи молча и как-то суроволице поклонились.
— Аббат, — сообщил отец Велизариус, — велел дежурить, если почувствуем вдруг ваше присутствие на той стороне.
— И немедленно открыть, — добавил один из монахов.
— Ворота?
— Хотя бы калитку, если можно так выразиться.
— Аббат здесь вас не видит, — заверил я, — можете выражаться вовсю, отведите душу. Я промолчу, а Сигизмунд вообще вас не поймет, у него душа с крылышками.
Отец Велизариус продолжал бледным голосом:
— Однако, как же… я же сам ставил эту стену… Правда, не один, но у нас все согласованно.
— Хорошо, — сказал я бодро, властно и решительно, чтобы не дать им рассусоливать на опасную тему, как я мог сбиться в стене толщиной в палец и почему вышел предположительно из гранитного массива далеко в стороне, — возвращаемся к настоятелю и докладаем об успешном завершении операции по принуждению соседа к миру!
Сигизмунд заулыбался, уже свежий, как огурчик прямо с грядки, сделал шаг, оглянулся.
— Идем?
Я посмотрел строго на монахов:
— Готовы? Или нужно собрать струмент?.. Нет? Тогда пошлите, а еще лучше — пойдемте, нельзя здесь спать. Монахам является всякое, а в таком месте, глядишь, и Санегерийя по старой памяти восхочет пошалить…
Один спросил с недоумением:
— А это кто?
— Святые люди, — сказал я с чувством, — как же вы мне все нравитесь! Отец Велизариус, а вы мне нравитесь особо! Не по-особенному, а как бы сверх обычного в духовном смысле.
Сигизмунд, оглядываясь в нетерпении, пошел вперед, а это значит, увы, снова вверх.
Монахи наверху, каким-то образом узнав о нашем возвращении, хлынули навстречу, перехватили на полпути. Кто-то из них один, оставшийся неузнанным, или же группа сумела объединить усилия, но я не успел опомниться, как голова чуть-чуть закружилась, мгновенная потеря ориентации, и мы все оказались в главном зале Храма.
Я жадно вдохнул холодный воздух, чистый и без примеси дыма и чада горящей земли, огляделся. Ясный солнечный свет бьет в высокие арочные окна, вижу высокие стены с каменными изваяниями святых, толстые колонны в три ряда, поддерживающие бесконечно далекий свод…
— Господи, — сказал я счастливо, — мы дома.
Отец Велизариус подтвердил:
— Дома. Вы очень хорошо сказали, брат паладин. Вы наконец-то дома.
Рядом с ним я увидел лица брата Жака, отца Муассака, Ромуальда, Мальбраха и, конечно же, приора Кроссбрина.
Все смотрят в радостном изумлении и с такими благостно-счастливыми лицами, что я крякнул и смолчал.
Отец Велизариус сказал ликующе:
— Пойдемте к аббату! Это великое событие.
Аббат тоже узнал о нас раньше, чем мы ввалились в приемную, сам вышел навстречу, обнял Сигизмунда, а потом меня сухими кузнечиковыми лапками перекрестил и сказал с чувством:
— Господь услышал наши молитвы! Братья, заходите, располагайтесь, послушаем рассказ наших подвижников.
Рассказывать пришлось мне, хотя я пытался перепихнуть эту честь на Сигизмунда. Однако священники сочли, что он в своей восторженности и любви к Христу будет неточен, многое наверняка не заметил, а что заметил, оценит неправильно. А вот я, человек черствый, ну, спасибо, многое рассажу такого, что они сами могли не знать или не заметить.
— Стена, — сказал я, — воздвигнутая с помощью святых молитв сильнейших чудотворцев монастыря и Храма… теперь это я вижу воочию, пока что держится.
Аббат спросил слабым голосом:
— И насколько прочна? На ваш взгляд?
Я вспомнил, как одно прикосновение к ней едва не вывернуло наизнанку, сказал поспешно:
— Для всех нечистых душ непроходима! Абсолютно!.. А так вообще-то весьма хлипкая.
Он взглянул на меня остро и зачем-то уточнил:
— А сломать ее с той стороны…
Я покачал головой.
— Мы с Сигизмундом неплохо проредили ряды наиболее воинственных демонов. А те, что простые рудокопатели или таскатели руды, — нам неопасны.
— Значит, — сказал отец Ансельм, — какое-то время у нас еще есть.
— А за это время, — добавил отец Ромуальд, — кое-что закончить успеем. Хорошо, брат паладин…
Я продолжил быстро:
— Простите, что напоминаю, но они знают о нас больше, чем мы думаем. У нас цель — спасти мир от зла, а у них все проще — прорваться к нам и всех уничтожить. Потому мы ими не интересуемся, отгородившись святой стеной, а они интересуются нами еще как! И собирают о нас все, что могут собрать.
Отец Кроссбрин буркнул:
— Много они могут насобирать!
— Много, — ответил я. — Даже из рая в ад могут быть перебежчики!
Наступило мертвое молчание, все перестали даже шевелиться, ожидая объяснения.
Аббат сказал устало:
— Я о таком не слышал.
— Здесь не из рая, — поправил я сам себя, — но этот Храм для меня почти что рай, настолько свят и чист.
Кроссбрин сказал с неприязнью:
— От нас тоже никто не перебегал!
— Точно? — спросил я. — А те два монаха, что решили померяться силой с демонами и прошли на ту сторону?
Аббат проговорил с настороженностью:
— Полагаю, оба погибли. Естественно, нанеся врагу рода человеческого большой урон. И души их теперь в раю.
— Я бы не назвал то место раем, — ответил я. — Хотя там и весьма тепло. Очень даже тепло! Так тепло, что рай уже и не совсем рай… К сожалению, по доброй или недоброй воле, однако оба тогда остались в том не совсем райском месте, хоть там и тепло. И зимы не бывает, надо же… Оба живые. Не знаю, насколько здоровые, но телами да, весьма даже.
Наступило короткое молчание, в кабинете повеяло холодом. Может быть, это и тайна, но двое из самых сильных монахов однажды отправились за стену и там исчезли, не подав о себе вестей.
Когда спустя дни отправили целую группу на их спасение, вооруженную до зубов, из той группы вернулся только один, приполз обгорелый и умирающий, успел сообщить, что те сверхмогучие братья не погибли, а перешли на сторону Зла.
Это было так дико и невероятно, но поверить пришлось, потому отцы Храма в страхе запечатали вход самыми крепкими святыми молитвами, а потом с каждым годом укрепляли как этот вход, так и стены на всех нижних этажах.
Отец Ромуальд наконец сказал резко:
— Не может такого быть!
Я повернулся к священнику, у которого манеры викинга лезут из всех щелей.
— Почему?
— Оба знают многие из наших тайн, — проговорил он, щеки на глазах побледнели и ввалились, подчеркивая выступающие скулы. — Это было бы крахом многих наших… Брат Александро к тому же помогал отцу Кроссбрину усиливать святую защиту стены… Он знает о ней слишком много.
Отец Кроссбрин поджал губы, глаза из-под нависших бровей метнули молнию.
— Знаете ли, — проговорил он сухо, — брат паладин наговорил слишком много невероятного. Тем более брат Сигизмунд, которому мы верим свято, подтвердить не может.
— Сигизмунд был без сознания, — пояснил я. — Временно. Но весьма.
— Тем более!
Они заговорили между собой, я ощутил нарастающий гнев, опять все утопает в бессмысленных дискуссиях.
— Отец Кроссбрин, — сказал я медленно и сквозь зубы, — а могу ли я поинтересоваться…
Он ответил враждебно:
— Сделайте милость.
— Если я правильно понял того черного монаха, — сказал я, — брата Александро… так его зовут?.. он был, если верить его поганым словам, вашим ближайшим и доверенным помощником?
Он отрезал с неприязнью:
— Всего пару месяцев! И что?
— Да так, — ответил я. — Он говорил про какой-то камень в стене.
Он насторожился, сказал резко:
— Что вы плетете? При чем тут камень?
— Если его вытащить, — пояснил я, — а то слишком уж расшатался… можно в нише что-нибудь поискать… Сейчас попытаюсь вспомнить, где этот камень, по словам черного монаха. И что там спрятано…
Его лицо разом побелело, он почти прошипел:
— Умолкните! Это не имеет никакого отношения к разбираемому делу.
— Точно, — согласился я, — это я так просто. Поэтическая метафора. Есть во мне такое возвышенное. А вы точно стихов в вашей очень далекой молодости не писали?.. Может быть, стеснялись и прятали от глаз старших братьев?.. За камнем в стене?
— Брат паладин…
Я прервал:
— Как я понял, вы хотели сказать, что верите моим словам истово и безоговорочно, но скромность вам мешает признать это открыто и вот так у всех на виду?
Аббат, отцы Ромуальд, Мальбрах, Ансельм и все остальные смотрели на Кроссбрина с недоумением, а он, тяжело вздохнув, произнес сломленным голосом:
— Да, после тщательного размышления я пришел к выводу, что брат паладин говорит правду. С той стороны нашу защиту ломали бывшие наши братья Александро и Серекд, некогда продавшие души дьяволу. К счастью, брат паладин каким-то образом сумел их…
— Обезвредить, — подсказал я.
— Да, обезвредить, — согласился он с неохотой. — Надеюсь, навечно. Так что наш Храм в безопасности.
Отец Ромуальд покачал головой, лицо его оставалось озабоченным.
— Вряд ли. Вы это знаете, отец Кроссбрин.
